Аннотация: Это несколько затянутое повествование, в деталях и подробностях...
Но я так редко бывал с отцом наедине...40 лет, как его нет...
НА РЫБАЛКЕ
Широкий, более километра разлив реки. Где-то посередине узкой косой белеет чудный песчаный пляж, омываемый голубовато-серыми потокамитечения. Легкий утренний туман прозрачным покрывалом стелется над тихой гладью. Одинокая чайка с утра пораньше нырнула в чистую воду, увидев в прозрачных струях плывущую рыбу, свой вкусный завтрак. Солнце еще полностью не вышло, и его красноватый огненный шар наполовину скрыт за водной далью. Всё постепенно пробуждается после короткой летней ночи. В голубой выси над заливными лугами трепещет жаворонок, хрипло пробуя свой голосок - зовет подружку... Хорошо и спокойно в природе...
Два человека стоят по колено в воде, подвернув повыше штанины. Они увлечены. Им некогда. Напряженный взгляд пристально следит за поплавком. Вот он дернулся, нырнул. Теперь надо во время подсечь и извлечь из речной глубины пойманную рыбу. С резким свистом вылетает леска с пустым крючком на конце. Опять - сорвалась. Рослый мальчик и молодой мужчина только переглянулись. Рыбалка любит тишину. Из-за пояса брюк достал баночку, извлек живого червяка и насадил на крючок.
Тихий свист забрасываемой удочки. Тишина. Штиль и гладь. И только легко покачивается поплавок. Подросток смотрит на мужчину. Его взгляд, который никто не видит, оттаивает, теплеет, излучая любовь...
Еще на Казанке, где мы были в тот незабываемый день с отцом, получившим отпуск на сутки из госпиталя, он, видя мои попытки показать, как я "плаваю", сказал мне: "Обязательно научись хорошо плавать. К сожалению, я скоро ухожу на фронт и не смогу тебя этому научить"...
Вода - очень странный химический элемент, состоящий из двух несовместимых газов: водорода и кислорода. Без воды нет жизни на земле. Большая часть земного шара покрыта водой. В нашей традиции вода сравнивается с Торой. Имеются понятия: "живая вода", "живой источник", "наша вода" (На Песах для приготовления мацы). В Израиле существование всего живого и сама жизнь людей связана с водой, которая поступает только от дождей. Поэтому с наступлением осени, после Суккот и до Песаха в молитве мы дважды добавляем просьбу о дожде.
Я бы мог без конца писать о моих чувствах и переживаниях, связанных с морем, которое я люблю до безумия. И это я, выросший так далеко от моря, увидевший его впервые в 17 лет. Видимо, в генах была заложена тяга к Средиземному морю (Ям Тихон), омывающему все западное побережье Эрец Исраэль.
У нас сохранились несколько фотографий на Днепре. На одной из них в напряженной позе стоит отец с удочкой. Видимо, рыба "клюет", и он собирается ее подсечь, чтобы через миг та заполыхала живым серебром, отражая солнечные лучи, отбрасывая отблески на речную гладь, обдаваемую брызгами трепещущего тела пойманной рыбины.
Я редко бывал с отцом на реке. Чаще мои воспоминания связаны с матерью, которая любила и хорошо умела плавать. Мать - на Казанке, на Волге, на Днепре, на Тивериадском озере, на Средиземном море, на Красном море под Эйлатом. Мне казалось, что отец боится реки, хотя он умел неплохо плавать.
Мы решили с ним пойти на рыбалку. Готовились несколько дней: на огороде и в навозных кучах накопали живых червей, которых содержали в железной банке из-под консервов; намочили гороха; напарили пшеничных зерен и еще прихватили буханку хлеба. Все было готово для насадки, наживки и приманки рыбы. Удочки смастерили сами, заготовив длинные удилища, лески, крючки, грузила. Все это делалось основательно и с любовью. Отец и в этом деле был мастером. Он даже соорудил одну удочку с "живцом" и вращающейся катушкой для наматывания лески.
Наступило долгожданное раннее утро. Сумерки неуютно сереют в легком предутреннем тумане. Мы еще окончательно не проснулись. Довольно прохладно. Идем, насупившись, молчаливо неся все рыболовные снасти. Улицы пустынны, только одинокие бродячие собаки пересекают путь. Мы шагаем рядом, и отец изредка оглядывается на меня, бросая редкое слово-вопрос. Прошли всю Карла Маркса, свернули на Советскую. Спустившись возле старого парка с обрывистого берега к Днепру, пошли вверх по течению реки в поисках безлюдного места. Над Днепром висел легкий туман, дымкой застилавший горизонт над заливными лугами противоположного берега, сливавшийся с темной полоской дальнего леса. Утренняя жизнь начинала пробуждаться. Первые, еще розовые лучи раннего восхода струнами сказочной арфы заиграли в туманной дымке, переливаясь теплыми отсветами в зеркале реки. Какие-то пичужки щебетали и весело пиликали, бегая по берегу реки, и одинокие речные чайки начинали свой рыболовный промысел, тихо паря над поверхностью плавно текущей воды.
Мы закатали штанины брюк и быстрым шагом пошли по песчаной кромке, изредка заходя в воду, чтобы через заливчик сократить путь. Снаряжение, запасы пищи и питья, подстилка оттягивали наши плечи, затрудняя движение...
Но вот мы уже у цели. Сложили все пожитки на берегу повыше, чтобы не захлестнуло волнами, накатываемыми полуденным ветром. Приготовили удочки и насадки, сделали "садки" для еще не пойманной рыбы, привязав к крепкому шпагату по спичке, чтобы рыба не соскочила в воду, и уселись перекусить. Нам было очень хорошо. Еще молодой мужчина 34-х лет, правда, столько переживший в войну, и его 12-тилетний первенец. Круто сваренные яички, посыпанные крупной солью, кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом, головки очищенного лука. Ах, как вкусна еда на свежем воздухе на просторе безбрежной глади реки!
Как мы рыбачили, сколько и чего поймали - малоинтересно. Самое главное, что мы целый день были вдвоем с отцом. Ведь так редко выпадало нам пообщаться. Отец постоянно был в заботах о содержании немалой семьи, неприятностях, что постоянно подстерегали его, а я был углублен в свой замкнутый внутренний, такой сложный и нелегкий, мир формирующегося подростка трудных послевоенных лет. Этот день не забыть. Мы были вдвоем. Голубые с легкими облачками небеса, простор реки, рыбачий азарт, легкий прохладный речной ветерок. Купание в теплых днепровских волнах с последующей "просушкой" на горячем сахарно-желтом песке под раскаленными лучами солнца. Все это создавало необычную идиллию. Да еще с отцом.
Кажется, мы все-таки наловили немало рыб и рыбешек, так как мать потом нажарила для всей семьи полную большую сковородку.
Мы говорили обо всем и ни о чем. Мне важен был звук родного голоса, близость, рыбалка на равных, мужское общение, ведь дома я имел дело только с женщинами. Большой и маленький мужчина на реке.
Уже не помню, о чем мы говорили. Но на одном из "перекуров", когда усталые сидели и уничтожали запасы провизии, отец начал рассказ:
-Каждый должен уметь плавать. Так написано в наших святых книгах. Меня, к сожалению, отец не смог этому обучить. Пришлось учиться самостоятельно. Я всегда ждал рождения сына, чтобы с радостью выполнить эту обязанность. Но судьба распорядилась иначе. Когда я мог тебя учить, то был на фронте. По возвращению с войны ты уже умел плавать, и мне досталось только постараться доучить тебя правильному стилю. Помнишь? А сейчас ты плаваешь лучше меня. Я смотрю на тебя в воде: ну просто как дельфин...
Умение плавать не раз спасало мне жизнь на фронте. Один случай был на Днестре. Особенно запомнился другой эпизод. Мы должны были форсировать Одер. Со своей ротой пехоты я должен был занять противоположный берег на высотке и держать оборону, пока другие части будут переправляться. Уже потом соорудили понтонные мосты. А мы должны были перебираться вплавь. Даже завалявшейся лодчонки не было у нас. Кое-как соорудили небольшой плотик, на который взгромоздили станковый пулемет с патронными коробками, часть нашего стрелкового оружия, и еще до рассвета стали переправляться прямо в обмундировании вплавь. Намокшая солдатская форма мешала движениям, сапоги, наполненные водой, тянули вниз. Хорошо, что я умел плавать. Остальным было не сладко. Особенно помню одного ловкого узбека из роты разведчиков, который вообще не умел плавать. Он прицепился к плотику и направлял его с оружием к противоположному берегу. Плыли тихо, без единого всплеска. Когда уже стали приближаться к противоположному берегу, уже немного рассвело. Немцы нас засекли и открыли перекрестный пулеметный и автоматный огонь по нашей группе. Правда, огонь вели издали. Пули бороздили гладь реки, фонтанчиками разрезая поверхность. Со страху узбек отпустил край плота и стал тонуть. Я подплыл к нему. Не дал ему схватиться за мои руки, это был бы конец обоим, а заставил осторожно двумя руками держаться за плечи сзади. Мы медленно продвигались вперед, стараясь догнать плот, уносимый течением, ведь там было почти все наше вооружение...
Внезапно солдат за моей спиной тихо охнул и стал погружаться в глубину. Как щипцами он схватил мои плечи вместе с гимнастеркой. И вдруг я почувствовал острую боль в ноге. Что делать? Он не отвечает, руки судорожно вцепились в мои плечи, мы оба идем ко дну. На офицерском поясе у меня висела кобура с пистолетом, а с другой стороны боевой нож в ножнах. Нечеловеческим усилием мне удалось освободить свою плоть из его цепких клещей. Я нырнул, достал нож и пытался отрезать, зажатую в его руках гимнастерку. Это не удалось. Почувствовал, что приходит конец. Еле успел вынырнуть, чтобы набрать воздуха. Еще раз нырнул, последними усилиями выбрался из гимнастерки (особенно трудно было освободить руки из рукавов) и на последнем дыхании пробкой выскочил из воды. Ах, как прекрасен был первый вдох-глоток свежего воздуха! Нож у меня выпал, узбека не было видно, а плотик удалился на порядочное расстояние. Сильная боль в ноге заставила меня оглянуться, и я увидел вокруг красное пятно, расходящееся по воде. Понял, что ранен. Видно, боец своим телом заслонил от автоматной очереди, только одна пуля вошла в ногу.
Я плыл из последних сил, работая руками и здоровой ногой. Боялся погибнуть от кровотечения из раны. Каким-то чудом настиг плот, ухватился за него одной рукой. Второй зажал раненую ногу, хотя это сжатие было настолько болезненным, что я чуть не потерял сознание. Мы были уже почти у берега. Ковыляя на одной ноге, я толкал плот с оружием...
Потом позвал на помощь ранее переплывших бойцов из моей роты. Они вытащили и плот с вооружением, и своего раненого командира. Наложили жгут, перевязали. Дальнейшее я помню плохо, видимо, потерял много крови. Еще успел передать командование ротой одному старшине.
Умение плавать спасло мне жизнь, дало возможность бойцам выстоять с оружием в руках и привело к успеху форсирования Одера. Операция удалась. Меня наградили боевым орденом Красной Звезды...
Я с открытым ртом внимал рассказу отца. Он так редко рассказывал из своей боевой жизни, видимо, боясь проговориться о плене, который был "табу" в нашей семье.