Гольденберг М.: другие произведения.

Дикари

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 12/10/2007.
  • © Copyright Гольденберг М. (kolumb_1492@yahoo.com)
  • Обновлено: 10/10/2007. 10k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я понимал, что мог прожить совсем иную жизнь. На что дед заметил, что именно такая жизнь и была мне уготована, и ничего страшного не произошло. Ведь я не могу отказаться от уже прожитых лет. Даже от одного своего счастливого года жизни. От своей памяти. Жизнь продолжается. Мальчишка превратился в мужчину.
    •   
      киносценарий
      
      В тот год я приехал на Таити. Я бы никогда не решился, но "дикий Варгос", который умер у меня на глазах, когда ему взрывом выворотило кишки и оторвало ногу, говорил, что это единственное место в мире, где можно забыться. Когда в тридцать лет ты хочешь забыться, это значит, что ты впервые устал от крови, от огня, от оружия, без которого жить не мог, от этих дорог и адреналина в крови. Это значит, что ты дошел до той точки, когда количество твоих потерь стало настолько великим, что следующим мог стать уже только ты сам.
      
      Я не смог его спасти, я сам поймал тогда пулю и еле отбился от кубинцев, исполнявших в Африке "интернациональный долг".
      Потом за мной и остальными прилетел "москит".
      В наемники я попал из-за своей привычки кидать ножи. А кидал я их, как кидают мяч в сетку или стреляют по тарелочкам. В тот день я пришел к Ирэн на гулянку, и не успел переступить порог, как меня мощно и смачно обматерил Питер, американский журналист и пьяница, упомянув мою мать. Если я чем и дорожил в свои двадцать два, то этого я никогда и никому, нигде не прощал. Матери я не помнил. Только на фотографии, и только из рассказов деда. Они погибли в Алжире во время нападения берберов, где-то в середине сороковых.
       Рука сама взяла первый предмет с подноса и метнула на голос, не глядя. Это была вилка, но летела она по четкой и злой траектории, в шею, под самое яблочко. Я даже лица не видел, я видел эту шею и этот самый кадык, куда моей кистью метнулась моя ненависть.
      Вилка еще летела, а я понял, что убил, и, крутанувшись, выбежал из квартиры. Как я завел машину, как я несся по ночной трассе из ле-Сабля в Париж, совсем не помню. Зайдя на Ферри к себе на 15-й этаж, глянул на ещё ночной город и позвонил Натали, маминой знакомой, которая помогала мне содержать квартиру в мое отсутствие, и сообщил, что я надолго уезжаю.
      Утром я был уже в бюро. Эту контору мне показал когда-то мой дед, когда я был совсем мальчишкой. Месье Поль уже там не работал, там сидел плотный Ришар, который спросил, что я хочу? Я ответил, что хочу как можно скорее уехать. Он не стал задавать много вопросов.
      *
      Когда человеку двадцать два и он уезжает навсегда, за его спиной вырастает пустыня. У меня оборвались все связи, с моим последним звонком из аэропорта на десять лет. Я позднее пробовал представить и не мог представить, как бы я прожил эти десять лет, если бы я остался.
      *
      К концу десятого года службы меня нашел дед. Генерал сказал, что пора думать о сыновьях, о семье и привыкать к мирной действительности. Мирная действительность была от меня так же далека, как Марс. Все эти годы я был "солдатом удачи" и иногда не знал, доживу ли до заката. А порою не знал, увижу ли рассвет. И я совсем не вспоминал о Сорбонне. Если я что-то и вспоминал, так это длинные музыкальные пальцы моего деда, который совсем перестал играть на рояле.
      *
      Я уехал на Таити. Острова, открытые европейцами в шестнадцатом веке, лежат за 18 000 километров от Европы. Тихо, спокойно, правда, эту благость портят туристы. Мне захотелось посетить все 115 островков. Я строил наполеоновские планы, но, осев в одном месте, никуда не двинулся. Я поселился в небольшом бунгало.
      
      Я поселился на Муреа. Я искал уединенное место и нашел его рядом с небольшой лагуной. Если Вам кто-то будет рассказывать, что, побывав на войне, он вернулся без потерь, не верьте. По ночам я вздрагивал со сна всем телом и просыпался оттого, что видел перед глазами яркую вспышку взрыва. Потом я долго лежал с открытыми глазами и ближе к утру проваливался в сон. Я приехал, чтобы забыться, а война приехала вслед за мной. В то время я уже был офицером и после ранения долго лежал в госпитале. Мне говорили, что мне очень повезло. Через неделю, по дороге домой, я увидел сидящую на валуне девушку. Это был мой валун, мой кусок скалы. Я подошел и остановился сзади. Она обернулась.
      - Меня зовут Маая. Бабушка послала меня убрать у тебя в доме, но у тебя относительно чисто, вот только холодильник пустой. Тебе нравится питаться в ресторане на набережной? Зачем? Я могу тебе неплохо готовить. Тебе понравится.
      Варгос рассказывал, что особой экзотикой для местных девочек было желание родить белого ребенка. Это их всегда очень удивляло, и они к ним очень трепетно относились. Но сейчас я об этом не думал. Передо мною сидела очень красивая девушка, из тех, что мне давно и не снились.
      - Меня зовут Марк. Я рад, что ты будешь мне помогать по дому. Если ты не против, пошли домой. Мы шли по берегу и мягкие, ласковые волны полудня и влажный ветер океана кидались под ноги. Никогда в моей жизни у меня не было такого ощущения спокойствия.
      
      Вечером мы сидели на веранде в гамаке и слушали, как поют полинезийские цикады, шумит океан и как играет на "трубах дьявола" ветер. Потом мы купались в лагуне, и я спросил: - Маая, скажи, чего ты хочешь больше всего на свете? Она подняла на меня свои глаза и сказала, чуть помедлив: - Чтобы ты был счастлив со мною. Чтобы ты никогда не забывал обо мне.
      Она не сказала, что хочет быть любимой. Она сказала, что хочет, чтобы я был счастлив с нею. Она мне настолько доверяла, что все остальное не имело для неё никакого значения.
      Мы ещё долго сидели на улице, слушая её звуки, и позднее я на руках унес её на свой диван.
      - А почему бабушка послала ко мне тебя, а не какую-то другую твою сестру?
      - Бабушка сказала, что по веснам это мое время, и этот мужчина на берегу мой.
      - Так и сказала? А откуда она это знала?
      - Бабушка много чего знает. Она помнит по рассказам наши танцы, которые были на берегу ещё до появления здесь первых миссионеров. Те пришли и сказали, что нельзя ходить голыми, и заставили всех одеться, и объясняли, что надо прикрыть стыд. А у нас так ходили только замужние женщины. А мужчины танцевали с копьями на берегу, и мы жили в гармонии с природой.
      Я подумал, что появление пуритански воспитанного белого человека, "который нес свое бремя", было самым большим потрясением для жителей этих островов. Он появился здесь, как какая-то чума или холера, и нарушил покой аборигенов.
      Никогда мне ещё не было так легко и тепло. От запахов её шелкового тела я терял голову. Она говорила, что у меня, несмотря на "эти шрамы", нежная кожа. Мне же она казалась пропахшей жаром ада и копотью пожаров. Я никогда так не улыбался и не смеялся, и мне ещё не дарили таких радостных улыбок по утрам и таких ласковых прикосновений. Я стал засыпать без сновидений. А когда я вздрагивал со сна, её рука ложилась мне на грудь и начинала гладить старый шрам. Я носил охапками цветы в нашу комнату, и мне хотелось, чтобы так было всегда. А потом я заметил, как стал потихоньку округляться её животик, и, подумав, что скоро стану отцом, ужасно этому обрадовался. И сказал ей, что мой дед будет несказанно счастлив услышав эту весть. Мы решили, что когда ребенок родится, мы обязательно поедем в Париж.
      Сеси родилась в феврале. Вначале я боялся брать её на руки, до того она казалась хрупкой, потом стал качать её в люльке, наподобие той, что была в детстве у меня в поместье деда и валялась там где-то на чердаке. А потом мне понравилось её купать. Я написал об этом деду, что у него светлокожая правнучка и шоколадного цвета внучка-невестка. Дед попросил, чтобы мы не тянули с приездом.
      
      Мы решились уехать через год, в мае. Я боялся, как ребенок перенесет полет. Но через два дня после прилета заболела Маая. Старый врач, друг деда, который когда-то присматривал за мной, определил у неё какую - то тропическую инфекцию. Я положил её в госпиталь. Она проболела чуть больше года и ни о чем не просила. Иногда я приносил к ней Сесиль, и она держала её на руках. Потом мне запретили это делать. А я понимал, что если бы я ее не увез с острова, то все бы с нею было в порядке. Что я как собственник, нарушил какое-то природное равновесие, и теперь мне придется пройти через период потерь, которые я не в силах исправить.
      
      После её смерти прошло полтора года. Сесиль было три года. Дед купил ей ослика. А я был занят работой в небольшой фирме. Однажды я столкнулся с Ирэн. На руке у неё было кольцо замужней женщины. Мы обрадовались друг другу, как будто расстались только вчера. Она спросила меня, куда я тогда сбежал, и ко мне нельзя было дозвониться. Я ожидал, что она мне сейчас поведает, как вилка попала Питеру в горло. Но она сказала, что хоть Питер и был ужасно пьян, он поднял руку, и вилка воткнулась в неё. Было много крови и визга, Питер сразу протрезвел, и все не сразу заметили, что меня нет. Питер погиб спустя пять лет, поехав работать в Афганистан.
      
      Вечером я приехал к деду. Мы сидели и разговаривали. Я понимал, что мог прожить совсем иную жизнь. На что дед заметил, что именно такая жизнь и была мне уготована, и ничего страшного не произошло. Ведь я не могу отказаться от уже прожитых лет. Даже от одного своего счастливого года жизни. От своей памяти. Жизнь продолжается. Мальчишка превратился в мужчину. И вообще, не лучше ли пойти вместе с дочкой в зоопарк?
      
      25 сентября 2007 года
      10 октября 2007 года.
      
  • Комментарии: 2, последний от 12/10/2007.
  • © Copyright Гольденберг М. (kolumb_1492@yahoo.com)
  • Обновлено: 10/10/2007. 10k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка