Огромный Бьюик подрулил к паркингу как раз вовремя. Ещё были свободные места. В пересменку это всегда проблема. Сегодня была очередь Алекса везти компанию на работу. Вместе с Юрием и Леонидом они снимали квартиры в одном большом шестнадцатиэтажном доме , стоящем на пригорке между парком и кладбищами: итальянским и еврейским. Основное населёние дома составляли преимущественно эмигранты со всего света. Политика приёма новых жильцов была крайне либеральной, что позволяло владельцам поднимать цены до небес. Большинство обитателей нигде не работало и имело возможность приятного времяпровождения. Три лифта в доме были как заняты и у дверей стояла очередь. Пришлось потратить минут десять на преодоление барьера к паркингу. Но сейчас компания выходила из машины и направлялась в раздевалку. Миновав кучкующихся возле явно нетипичного для Канады грязного туалета вьетнамцев коллеги "отбили карточки" и вошли в прокуренную раздевалку.
Три больших стола уже были облеплены работниками первой смены, готовящимися к сверхурочным. Обитатели первого стала шриланкийцы мирно и степенно беседовали на тамильском. Казалось трудновоспроизводимая музыка согласных букв тихо лилась оттуда. В то же время русская речь обильно удобренная матом буквально сотрясала стены. Сегодня как всегда беседой , а вернее сольным выступлением руководил маленький щуплый Борис. Его высокий фальцет заглушал все отальные голоса.
"Русское" население фабрики представляло собой пёстрый и взрывоопасный конгломерат. Поднятые волнами горбачёвской перестройки осколки некогда могущественной империи тихо прибивались к канадскому берегу , находя тихую заводь типа "русской" мебельной фабрики. Здесь были представлены почти все социальные слои и географические зоны бывшей "империи зла": бывшие военные и милиционеры, профессора и инженеры, рабочие и торговые работники, музыканты и режиссёры из Москвы и Питера, Украины и Молдавии, Сибири и Средней Азии, Латвии и Азербаджана.
Однако в стенах предприятия все они получали одинаковые звания: чернорабочие-иммигранты под руководством дольше работавших вьетнамцев, шриланкийцев и, хуже всего, иранцев. Борис был самым первым "русским" на фабрике чем очень гордился и не преминал рассказывать об особых отношениях с хозяином и возможности покровительства. В отличие от остальных обитателей пристанища он не представлял себя заместителем прокурора или министра а довольно красочно описывал свою настоящую биографию. Послевоенный Тирасполь, бедная еврейская семья. Затем три года тюрьмы в молодые годы и рабочая специальность. Борис становится столяром. Однако советская зарплата вряд ли могла прокормить нормальную семью. Не став жаловаться на судьбу, как большинство обладателей советских дипломов, он находит себе великолепную нишу для блюдечка с золотой каёмочкой - мастерская в психбольнице. Даже самая буйная фантазия не могла представить, чтобы психи могли выпускать мебель по спецзаказам. А усиленная охрана забесплатно фильтровала ревизоров и налоговых инспекторов. Однако психическая деятельность в конце концов закончилась и Борис оказался среди первых продуктов перестройки, прибитых к канадскому берегу. Приехав по так называемой родственной иммиграции, не сулящей пособий, он был первым из этой волны взят на работу, причём в отличие от других - по специальности. Хозяин - сам советский эмигрант - быстро понял, что новая волна таких родственно-спонсированных и готовых работать за гроши может дать хорошую прибыль. Незнание языка и законов - тоже товар, способный приносить прибыли. А для управления этой массой изнутри совково-стукаческим методом и понадобился Борис.
Большинство пыталось найти его благосклоноость для перевода на более лёгкий и лучше оплачиваемый участок упаковки. Перешедшие туда становились его холуями и собутыльниками.
Неотъемлимой частью политмайсовой работы Бориса были беседы на отвлеченные темы с подчёркиванием своей осведомлённости и превосходства над остальными по любой тематике: от иммиграции до геникологии. Иногда это принимало гротескные формы, хотя большинство и соглашалось с ним. Многолетний советский опыт приучил людей к конформизму. Находилось мало желающих спорить с Борисом и вообще вступать в дискуссии и его речи уподоблялись выступлениям секретаря на партсобрании.
Сегодня темой обсуждения был выбран футбол. Недавно закончившийся чемпионат мира разогрел страсти в "нефутбольной" Канаде. А демонстрации итальянских тифози на улицах Торонто дал старт выступлению. Компания вошла в комнату как раз в тот момент, когда Борис вошёл в раж в своих описаниях советского футбола.
Вот ты, - кричал Борис обращаясь к Леониду, - ты из Днепропетровска. Как может такое быть, чтобы ваш "Днепр" был чемпионом страны, а поля в городе нормального не было? Что это за город такой? Судей купили!
Борис явно хотел растоптать Леонида и следующим этапом возвеличить свой Тирасполь. Кроме того пытался в очередной раз показать свою осведомлённость. Он цитировал спортивного комментатора Перетурина, прикомандированного к днепропетровской команде к удовольствию москвичей. Раздался гик холуёв, но Леонид , к удивлению остальных спокойно ответил.
Возможно в Тирасполе местный стадион пригоден для выгула скота, но в Днепропетровске футбольное поле отвечает олимпийским стандартам. А игры с иностранными командами проводились на чужих полях, потому-что Днепропетровск - закрытый город.
Вы послушайте, что он говорит, - завизжал Борис,- Перетурин не знает, центральное телевидение - не знает, а он - знает.
Ну, допустим, ЦТ всё знает, и когда коммунизм построят, и продукты в магазин завезут.
Это у вас в Днепропетровске были проблемы с продуктами. У нас этой проблемы не было, -рассвирипел Борис.
Его поучения на этот раз явно не удались. К счастью прозвенел звонок и все побежали на рабочие места. Леонид впервые почувствовал в этих стенах чувство удовлетворения.