Столь масштабных командировок не было у меня. На карту смотришь - дух захватывает. И вот я c руководителем проекта направляемся в Забайкалье.
Суббота весенняя. А/э Домодедово. Вылет в 17.45 на добротном А-320.
хх
От тебя убежал я прочь...
Маршрут труден, но интересен;
Из дня улетаю в ночь,
Слушая БГ песни.
За окном бесконечность черноты, расчерченная яркими гирляндами огоньков - редкими населёнными пунктами. Между ними сотни километров - ничего нет.
Затерянный среди бескрайней мглы россыпью огней явился Екатеринбург (бывший Свердловск - названный в честь Я.М. Свердлова (преступника, чьи руки по локоть в крови, льющейся благодаря его людоедской деятельности: председатель ВЦИК, участие в разгоне Учредительного собрания, расстреле царской семьи, расказачивании и т.д.; благо, сдох в Москве 16 марта 1919 г., простудившись на митинге в Орле). А сколь ещё бед мог натворить! В 1991 году городу возвращено прежнее название.
Рейс U6-293
За окном чернота и жалкие наделы -
Гетто: леса, поля и домишки...
Душат здесь душу и тело,
Здесь ты всё время лишний.
15 марта
Мы - лангольеры, съедающие время. Разница с Москвой два часа. Дико переутомлены и не можем уснуть, развлекая себя историями.
В 20.00 садимся в Екатеринбурге. Ночь. В полупустом аэропорту 'Кольцово' - тёмные люди (это о них писали наши классики), повсеместное 'чёканье'; дикие цены.
Транзитно переждали 1,5 часа.
Вылет из Екатеринбурга в 23.40
До Читы 5 часов лёту.
Бездна тьмы вокруг безмерна. Раздают второй ужин. С ним - отрицание кулинарии - сом с макаронами. От него пахнет тиной, от них несёт Армией.
Прикорнули на час. Проснувшись, был поражён зрелищем: за правым крылом - ярится оловом луна, по курсу - встаёт солнце. Мозговорот.
М-Е-Ч
Время - взбитая постель,
Самолётами гонится прочь.
Мы впрыгнули на карусель -
Утро, день, вечер, ночь!
Приземление в 7.50. Разница между Москвой и Читой доросла до 6 часов. И 6500 километров.
В аэропорту 'Чита' обстановка - не по себе от такой! Мы как две белых вороны. Таксисты, 'менты' и публика - фору нашим вокзальным дадут. Тревожно. А Саша - давай сфотографируемся возле аэровокзала...
-Ноги уносить надо!
Взяли 'лихача'.
Чита произвела гнетущее впечатление. Город-барак. А представления о Москве здесь 10-15 летней давности: 'на зелени спите', 'в магазинах доллары платите'. Мы опровергали. Таксист 'бил' нас далее: у нас баба - 200 рублей, водки - полно. Я начал хвататься за голову. Время здесь замерло и тухнет.
280 км до Ясногорска! А 'маршрутка' только вечером.. Утро воскресенья 'мажет' город. Мы ошалело топчемся у автокасс. Ожидаемо подходит таксист, заламывая 3500 руб. Мы долго торговались, но резоны 'лихача' взяли верх. Он оказался добрым дядькой, с которым всю дорогу мило общались. Даже на 'Форексе' играет.
История края - интересна и величественна.
Казачьи места. Летом - обильно ягодами, грибами; дичь и зверьё есть.
Красиво - неописуемо. Хребты, сопки, мелколесье. Речушками перерезано, скованными сейчас льдом. Пространства - ошарашивающие. Здесь легко теряются народы. Леса - то берёза верх берёт, то сосны. Часто они вместе. Берёзки - удивительно светлы. Везде плешины пожаров - 'Горельник' всё спишет, а лес - в Китай.
Через сотню километров - царство бурятов. Названия - Могойтуй, Ушарбай, Ага...
Сельская жизнь. Много коров (лохматых будто в свитерах), как в Индии свободно гуляющих везде и забирающихся на сопки. Убежали!
Выходим покурить, наслаждаясь видами. Солнечно и тепло, но ветрено, и как-то серо и покинуто. Мехдвор колхоза похож на брошенный отступающей армией обоз...
Отрог за отрогом вертели мы спирали. Им не было конца. Масштабно! Снег, сопки, степь. Посёлки, да дацаны. В последних, как сказал таксист, мудрые ламы, поддерживают телепатическую связь с Тибетом. О чём? - допытывается Саша.
Только 'маяки' - кафе. Лакомимся 'бузами' (похожими на 'хинкали', но вкуснее и без верхушки никчёмной) - везде их называют 'позо', и следуем далее.
Километр, за километром. Десятками нанизываем. Дорога такая, что можно не доехать. Что и произошло позже. Наслаждаясь искрящимся настом и видами, мы забыли о коварстве природы. И сами ошиблись - в п. Степь сделали тот же самый неправильный выбор, что и наши пращуры (между Западом и Востоком).
Суровый снег
Нам оставался один перевал... Дорога не сразу кончилась - коварно. Поскребя днищем, влезли в спрессованный как пенопласт снег, отказавшийся нас пропускать далее.
Метрах в пятнадцати внизу по склону между хребтами - 'семёрка', по чьим следам мы ехали. Надеялись на них...
Вышли из машины, и двинулись к ним.
-Слава Богу! - ожили двое, взмокшие и извалявшиеся в снегу. - Впятером, вытащим!
Мы могли бы развернуться и, доплатив таксисту, попробовать по другой дороге. Но он уже устал, а в их глазах я прочитал мольбу.
Впряглись помогать несчастным. Но им - без мазы! Ни вперёд, ни назад. Троса нет. Лопатой рыли, кидали камни, несли 'жигулёнка' на руках, до пердежа толкали, а продвижения практически не было. Метр-два. Колёса резали снег, и авто садилось на днище.
Такой снег может свернуть лишь гусеничный трактор с куном - резать и отваливать в стороны.
Прошёл час. Промокли и замёрзли ноги, в перчатках скрючились руки. Я думал, что избавился от этой фигни в Армии, вспомнив полигон Доупов, где на учениях долбил сапёрной лопаткой замёрзший коктейль из песка, камней и травы. И с ужасом намеревался порвать майку на портянки и вложить в ботинки стельки, что оказалось не просто.
Мы застряли прочно, и я понял, как здесь трудно жить людям.
-Сибиряки, - выдавил взомлевший водила 'семёрки', - нинзя. Они и войну вытянули... Я четыре часа назад отправил в город жену и мать. Мать в военной части служит. Выручат...
У них ведь - ничего. Угостили сигаретой. Дали телефон: позвонил в милицию, другу. Вызвали 'Уазик'.
Мы предложили - позвоним спасателям! Деньги заплатим!
-Чаво? - не поняли они и сплюнули.
Ещё час прошёл. Местные остервенело выкарабкивались, кляня природу, свою долю и судьбу. Как это по-русски! Я едва не заплакал. От умиления. Настоящие люди живут в суровом краю. А что делать?!
Хозяин 'семёрки' оттаял: 'я ведь то же москвич, но, как война началась, вывезла отца мать сюда; и с тех пор - ни туда, ни сюда...'. Бросить машину - нельзя, разберут. А он пять лет на неё копил.
Нам пешком идти было ещё далеко, и оставить их совесть не позволяла. Мы уж изрядно устали и были мокры по колено - в своих туфлях и кроссовках. А вокруг - следы волков. Пора спасаться!
Пока день - нужно идти. И ГРЭС видно. Спустились по склону, проверив возможность проезда: далее - торосы снега казались вовсе непреодолимыми.
И тут увидели спасителя - от Ясногорска к нам пробивался военный 'Камаз' с 'прапором' во главе, что делало затею безнадёжной...
Оставив водителя 'семерки' отгребать ещё один жалкий метр (его напарник - настоящий 'чёрный человек' - благодаря, получив 'стольник', исчез - времени у него нет, а для пропитания нужно кирпич добывать из брошенного неподалёку дома), пошли им на встречу - отговорить. Шли и ужасались тому что его ждёт. Тяжесть заносов увеличивалась крутизной подъёма. Ему ещё 700 метров! Не пробиться. С другой стороны сопки нужно тянуть 'жигуля'.
Пока 'Камаз' немощно барахтался, ползя и отступая, дошли. Таких прапоров я в Армии насмотрелся - дубина кривозубая.
-Не пройти. Послушайся дедушку ЦГВ. Нас - добрось до города, а сам - вытяни 'жигуля' с другой стороны...
Прапорщик не поверил. И продолжил. Не далеко и заехал, завязнув по кабину. Чем кончилось? Как у нас в стране - чёрт его знает...
Мы двигались по насту, а Саша в летних кроссовках комично падал на льду. Метров через сто вышли на 'Ниву', которую откапывал мужичок.
-Не проедешь! - кивнули на Камаза - Есть же другой путь...
Он махнул рукой.
Упрямые люди!
Тем временем мы выбрались на относительно чистую дорогу, где нас подобрал вызванный по 'мобильнику' на помощь главный инженер объекта. Он был на джипе 'Мицубиси', его палец украшал огромный золотой перстень с пауком в паутине. Улыбнулся золотозубо, нашим приключениям, выпаленным при посадке.
-Едем. Едем...
История, скорее всего, кончилась так: в Камазе кончился бензин, к нему прислали другой, но уже с солдатами и они разгребали вручную. У нас берут в лоб!
Безнадёга...
Страх и ненависть в Ясногорске
Ясногорск. Несколько десятков многоэтажных домов; ряд лавчонок, вещевой рынок, полный дряни.
Схватило горло, но аптеки не нашли - здесь не болеют, сразу умирают. И время - отползло лет на десять назад.
Устроившись в гостинице (помпезно-деревенский кирпичный барак) и передохнув, вышли в город. Поужинать.
Нам, уже привыкшим к относительному комфорту, покажется странным, что в городе негде поесть. Вообще. Так, на вопрос встречному - где можно поужинать, он ответил с глухой злобой:
-Да нигде! С бабой некуда сходить!
Солнце ещё не зашло...
И ужас открыл перед нами двери. Чтобы избежать нервного коллапса я всё время твердил про себя - бля, бля, бля... Среди заплёванных весной улиц и обшарпанных домов, явно исторгающих тоску и распад, роились люди, явно угрожающие нам. Пока взглядами.
Два всего кафе: одно закрыто (ревизия!), в другом, пахнущем жареным луком и кислятиной, колготились красные рожи, сразу же обратившиеся к нам. Минут пятнадцать нам тут жизни! И везти нас будет некуда, да и некому. Даже такси здесь - 'Мираж'.
-Чего потеряли, ребята? - прикушенная сигарета ворочалась в его рту.
-Ничего...!
И ходу.
Так быть не должно! Я многое видел и многое знаю. Но чтобы вот так погибал от удушливого Зла город - нет. Мрачные, кривые лица (со шрамами); размалёванные девицы (со следами побоев); щербатые стены и глаукома оконных стёкол, конфетти мусора и засранные дворы, с огрызками исковерканных детских площадок. Пустые магазины с унылыми продавщицами. 24-х часовые 'питейные' ларьки, заполненные мерзким ядевом и многочисленным палёным пойлом. Словно лепестки встречались дети, как их было жаль, растущих здесь... Дети куда-то уныло брели...
-Бля... твердил я про себя, пока Саша рассказывал аналогичные истории по свою работу в Сегеже.
Ужасу мы не дали войти. В ларьке купили 'Доширак'. Бац - парень (нашей наружности) - третий в городе, - шепнул я Саше. Вошедший заказал: 2 мороженых, 'хинкали', три пакетика растворимого кофе, шоколадку, большой пакет манки и три презерватива 'Гусарские'. Чтобы не покупать манку, нужно думать о 'Гусарских'. Пошёл, опустив плечи к замусоренному подъезду...
А мы - к себе. В нашем 'недо-люксе' - есть душевая кабина, но нет горячей воды, зато - тихо, тепло и светло. Саша смотрит ТВ, я пишу. Улицы мертвеют. Тьма окутывает город. Безвозвратно. До утра.
Завтра - на ГРЭС.
16 марта
Крошечная ГРЭС, отверженною прилепилась к окраине города. Небо было ясным и голубым, ярко светило солнце.
Грани света и тьмы
Милые, добрые люди по-восточному гостеприимны. У многих, правда, на лицах явный отпечаток - их бабушек любили буряты (или не любили - по любви такое не получается). Встречаются симпатичные лица, но преждевременные морщины испортили их, оставив лишь тень.
Решив дела, шлялись по городу. В совершенно пустом вокзале купили билеты до Забайкальска. Нашли и две аптеки. В городе всё есть - супермаркет, отделение милиции и храм, закрытый в связи с понедельником (у Бога должны быть выходные).
Саша оказался прекрасным человеком (особенно учёбой в военной академии), интересным спутником и нумизматом, теперь собирающим 10 рублёвые 'юбилейные' монетки. Втянул и меня. Мы заходили в магазины и спрашивали монетки. Их было много. В одном магазинчике взяли аж 205 штук, взвесив и рассчитав, что 1200 рублей тянут на 1 кг. Везде спрашивали. И их стали прятать от нас (москвичи что-то замышляют...), неудомённо вопрошая - зачем они вам? Отвечали - секта. Процедили повторные - теперь сами будем ими расплачиваться - взорвав мозг аборигенам окончательно.
Город ожил понедельником, но хромал и кашлял. Тысяч пять жителей. По краям - частный сектор: покосившиеся мрачные хибары и огрызки сараев. За больницей на окраине - на склоне сопки - кладбище. Со всех сторон его видно - помни! Школа есть.
Пообедали во вчерашне закрытом кафе - впервые за три дня. Отпустило. Жизнь наладилась.
Саша подрывался на турники, а я всё фотографировал - похожи мы были на 'пидарков', и местные кепки и меховые шапки сумрачно следили за нами.
На лотке у магазина продавали всякую-всячину, и моё внимание привлекли, видимо, самодельные конфеты-закрутки. Я бы попробовал, но сколь они минули рук!
-Конфеты? - осведомился я.
-Не-ет. Сера.
Я прямо вздрогнул.
-Видать, не местные...
-Далеко нет.
Мы, счастливые лишь тем, что живём в другом мире. Здесь даже не представляют, что такое Москва.
Люди вокруг. Но непривычно мало. Машины пугающе редки.
Люди - непривычно нам зажаты. Встречают враждебно. Идут на контакт тяжело, со скрипом. Эх, видно - пообщайся с ними и поживи в городе неделю - можно будет их выправить.
Здесь привыкли жить быстро. Дети детей.
И, главное, кроме работы на ГРЭС - заниматься нечем. Пьют или 'торчат'.
**
Если это всё узнает наш шеф-монтажник, которому быть здесь полгода - следить за строительством: либо руки на себя наложит или уволится.
**
Поезд отходит в 2-30 ночи. Что ждёт нас в Забайкальске? Договорились: нам заказали гостиницу и будут встречать у вокзала.
17 марта
Провалились в сон, из которого вывел телефонный звонок. Стоим. Одни уж остались в вагоне. 7-30 утра. Выглянули в окно. Вокруг привычный уже антураж. Мела пурга. Мы в Забайкальске.
Приехали в построенную китайцами гостиницу 'Империя'. Весьма неплохо, но 'мочёненько'. В соседнем номере при открытых дверях идёт разнузданная оргия дальнобойщиков...
Умылись. Пора по делам.
Сермяжный бизнес
Убого в этом ПГТ. Единственная главная улица, в стороне от которой - 'тьма тараканья'. Вокруг посёлка степь, сопки, заброшенные оборонительные позиции и пустые глазницы дотов, сглаженные временем противотанковые рвы. Халабуды многочисленных китайских СТО. Мусор, разлетающийся по городу полиэтиленовыми пакетами, чьи причудливые фрагменты повисают везде.
Если бы не Китай, с нашей стороны до сих пор было бы как при 'царе-горохе', когда поселок назывался 'Отпор'. Воюем! Жить некогда!
Всё живет торговлей с Поднебесной. Им везём кругляк и нефть, оттуда - ширпотреб, который 'комолы' - наши местные жители за 1000 рублей таскают по 30 кг через границу.
Увы. Мы не взяли загранпаспорта, имея которые можно было махнуть в Манчжурию. Запросто!
С той - маньчжурской стороны - небоскрёбы, красота, зелень, свет; нашей - тьма, грязь, хибары... Строятся конечно, но замерло сейчас скелетами зданий. А как всегда планов было...!
20 лет люди ждут перемен, которые приходят скудно и почти не заметны. Люди иссякают желаниями и истерзаны 'почему'. Всех коверкает злобная никчёмная власть. И соседям нас не за что благодарить: приведённый благодаря СССР к власти Мао по рецептам 'большого брата' уничтожил десятки миллионов китайцев.
В магазинах обильно пойлом на всякие случаи: водка 'Коленвал', '75-й регион', 'Кирпич', 'Под пелемешки' и т.п.; есть и китайская - пластиковые фляжки: не бьётся и в руке играет.
Вечерами, говорят, пошаливают людишки.
Здесь явно нечего делать. Едем в Читу.
**
Пришли к поезду. С китайской стороны - яркий и нарочитый погранпереход. А нам туда, где не горят фонари.
Кочевники в душе - в кайф путешествовать. Поезд 'Даурия' светящейся гусеницей пронзает холодную ночь, нас мотает словно на корабле: то на левый борт заложит, то на правый. Колёса напевают извечную песню - ту-ду-ту-ду-ту-ду-ту-ду. От спутницы - товарного кассира на ст. Забайкальск всё про Читу узнали. Теперь мы к ней готовы.
Неотвратимо и споро засыпаем. Сны - степные: быстрые и неуловимые.
18 марта
Утро было недобрым.
-Просыпайтесь! Просыпайтиесь! - истошно и строго кричала проводница. А почему не - 8-е купе подъём!?
Не с первого раза, конечно, но операция 'Кочерыжка' - покупка у неё подстаканника (в коллекцию руководства) - удалась. Люди тут тугие.
Багульник весною украсит окружающее, а пока за окном в серой морозной мгле виднелись привычные уже сопки, редкие домишки, будто заблудившиеся огоньки. И название станции, мимо которой проезжали было соответствующим - 'Глубокая падь'.
...до Читы оставалось полчаса ходу...
Солнце - всему голова
Чита показалась другой, чем в первый раз. Ярко залита солнцем. В центре помпезно-советская и обшарпанная, по окраинам - барачно-сермяжная. Неуютная. Правильно нарезанная. Ей всего-то около 200 лет. Лучшее здание - Дом офицеров, раздёрганный на кафе и магазинчики. 29-го здесь ждут Боярского.
Гостиница 'Даурия' - словно награда за все наши скитания. От хорошей еды на завтрак даже живот разболелся. 'Джакузи' приняли, оставив после каждой помывки жёлтый налёт с ладонь шириной. Растащило. Разомлели.
Занялись делами.
Пошли в город, пахнущий весной. Но мешает холод, держащий снег на улицах и отъявленный ветер-разбойник, обметавший уж губы до корок.
Посещаем краеведческий музей, где нам искренне рады. Века, нанизанные бусинками крохотных комнаток с экспозициями, проходили мимо нас. От мамонтов до сего дня. Всё оставило свой след. Вот, буряты в чуме, за ними - казаки, каторжане императорской России в забое, православные священники и шаманы, каким-то неведомым образом очутившиеся здесь евреи; рабы 'светлого будущего', окончившегося заброшенным БАМом.
Следы оставляем и мы.
Гражданская война - скудно представлена. А для меня - знакома. Здесь всё напоминает о Красной чуме. Поэтому в центре Читы - напротив штаба СибВО - мутантово-гигантский Ленин. Как плевок в лицо миллионам жертв и костыль для нынешней власти.
**
На окраине города помпезный памятник 'Борцам за советскую власть в Забайкалье': красногвардейцам и партизанам, в боях защитившим советскую власть. Сколь у неё было и времени и ресурсов! А кончилось - пшиком. Коту под хвост улетели десятки миллионов жизней!
Красная чума
Никто и никогда добровольно не поддерживал Красных людоедов, и вольные и зажиточные, богатые сырьём 'медвежьи углы' России - Сибирь и Восток, сразу стали базой сопротивления большевизму. Жили здесь неплохо:трудились старательные крестьяне и мастеровые, богатели купцы, обеспечивая потребности российского экспорта: золото, пушнина, нефть. Всего вдоволь! Но катилась уничтожающая всё волна - Красная чума, попросту - большевики грабили и убивали, их беспредел удивил даже 'бывалых'.
Однако Сибирь находилась далеко от Москвы, и несогласные здесь смогли организоваться в более благоприятных условиях - в январе-феврале 1918 года Оренбургские и Забайкальские казаки восстали первыми.
Атаман Забайкальского казачьего войска Григорий Михайлович Семёнов ('агент японского милитаризма' по-советски) - (читал его записки: всё ясно - кто, если бы не он?) зачастую авантюрным путём, но сумел сплотить антибольшевистские силы из уссурийского и забайкальского казачеств; избрал, после многих разочарований и поражений (март 1918 г. от войск Лазо) базу в Маньчжурии, положившись на активную поддержку японцев. Деньги брал: и не только у Японии, давшей 4,5 миллиона рублей (с 12.18 по 02.20 гг. - 21 110 000 иен по данным японского парламента), а и Франции - более 4 миллионов, Англии - 500 000, САСШ... Но как слаба была помощь! Ведь кроме угрозы от большевиков, здесь была своя специфика: враждебность китайцев, стремившихся занять КВЖД и вытеснить русских из Забайкалья и Маньчжурии; каппелевцы, беженцы, бандиты, 'зелёные', партизаны; собственный сепаратизм и стремление к независимости, дошедшие до объявления Колчаком Семёнова в измене, едва не дошло до вооружённого столкновения. Так, контролируя центр Читинской области, Семёнов устроил 'пробку' на пути грузов, выбить которую неоднократно пыталась НРА - армия Дальневосточной республики (ДВР образована 06.04.20 г.) - ленинского буферного образования между японцами и РСФСР на Дальнем Востоке.
Не смотря на яростную борьбу и многочисленные жертвы, Сибирь пала в кровавые руки. Уже на исходе, 4 января 1920 г. Колчак передал генерал-лейтенанту атаману Семёнову 'всю полноту верховной власти на территории Российской Восточной Окраины', что укрепило позиции атамана, враждовавшего с частью офицерства и чиновников - он их вынужденно грабил. Как и не забывал уничтожать Красное стерво. Да, часто жестоко, но с волками жить по-волчьи выть. Это отчётливо у М.Г. Дроздовского: 'Сердце молчи, закаляйся, воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признаётся и уважается только один закон - око за око, а я скажу: два ока за око, все зубы за зуб'.
У Семёнова к 20.01.20 г. - 7200 штыков, 8800 сабель, через месяц - 4500 шт., 1900 с.; в сентябре его силы выросли до 20 000 бойцов, 175 орудий, 9-11 бронепоездов. И что они могли сделать? Сосредоточив подавляющие силы, Красная Армия и как её часть - войска ДВР в октябре 1920 г. вытеснила войска атамана за границу, где в конце ноября их остатки были разоружены китайцами. Белые - военнослужащие и гражданские лица осели в Харбине, сделав его столицей 'Белого востока', а атаман проскочил в Приморье и продолжил борьбу. Там ещё держалась Приамурская Земская рать, поздней осенью 1922 г. под началом М.К. Дитерихса насчитывалось от 9 до 10 тыс. бойцов. Что это перед миллионами красноармейцев?! Раздавили и их.
Война на Дальнем Востоке завершилась в октябре 1922-го: интервенты ушли, Белые, кто смог - в Маньчжурию и Китай, в ноябре прекратила существование Дальневосточная Республика. Морские экспедиции РККА в 1922-23 годах разгромили ещё оставшихся 'Белых' на Камчатке и Охотском побережье.
Осевшие в Маньчжурии казаки и белогвардейцы оружия, тем не менее, не сложили, действовали немногочисленные партизанские отряды, и Трёхречье в свою очередь подверглось нападению - карательная экспедиция Красной Армии осенью в 1929 г. нанесла им большой урон, вырезали целыми поселениями.
Все последующие годы антикоммунисты в Маньчжоу-Го - а их было не так уж и мало, ждали начала выступления Японии против Советского Союза, вели работу, сплачивались, имелись организации, люди и средства, но японцам было не войны с СССР. Все в 1945-м были разгромлены, арестованы, сосланы... Сам Семёнов (60 летний дед) вкупе с другими казачьими генералами в 1946 году повешен в Москве.
И вот мы смотрим на ужасающий советский рай. Прошлое и настоящее всегда вместе!
19 марта
Акклиматизация оживила нас. Проспались.
Читландия
Край доселе дикий. Издревле каторжанный. Такой тут винегрет получился!
На улицах впечатляющий коктейль старого и нового: мертвечины советской, новых элитных домов и одно-двухэтажных избушек с лабазами (весьма милых), дающих представление о 'старой Чите' - милом провинциальном городишке.
Теперь мы нашли музей 'декабристов'. Он в деревянной церкви - самом старом (за 300 лет) - здании города. Отсюда город пошёл. 'Церквей - как грязи, а музеев - мало', - сказала администратор.
Намолено в ней. Так и дышится.
Понимаю декабристов, после Петербурга оказавшихся здесь... Немного их сюда попало, но - благодатно - они стали миссионерами и проповедниками. Время дало им возможность доказать то, за что боролись. Их путь - проторенный, повторили сотни тысяч несчастных - жертв советской системы, питавшейся нескончаемым террором: 20-е, 30-е, 40-е, 50-е... Конвейер ужаса никогда не останавливался.
Распад во всём: изречения Маркса и Ленина - облезли и облупились...
Шапки против кепок
Здесь - иные люди. Девушки повально на высоких каблуках с пугающей безвкусицей в одежде. Мужчины - смесь бурятско-каторжанная в высоченных (гренадёрских) шапках с оттягом завязанных и пышных огромных кепках.
Тут, собственно, всегда так было: буряты, каторжане, ссыльные, поселенцы... Уголь добывали, да золото.
Зоны вокруг. Люди - сидевшие, собирающиеся только или охраняющие их составляют большинство населения. Военные - 'сапоги' добавляют.
Над всем флёр зековский. В походках, взглядах, поведении. Мы делаем маникюр. 'Косяк' - могут 'запетушить' на улице... Я ещё и впервые в жизни - маску омолаживающую для лица, с полным комплектом процедур, включая и массаж...
И в Российской империи - ссыльных 'на поселение и житье' насчитывалось сотни тысяч, десятки тысяч каторжан. Попадавшие на каторгу, 1850-е гг.: контрабанда (евреи), грабежи (горцы), конокрадство (цыгане), поджоги, детоубийство (женщины), растлители, кровосмесители ('старики'), тяжкие преступления - мещане и солдаты. Нормы питания, сутки, 1850-е гг.: хлеб - 1,6 кг., крупа - 100 гр., мясо - 400 гр. в будни и 300 в прочее время, соль - 42 гр., на приварок - щи, зелень, овощи зарабатывали артелью, кормовые от государства - 5 коп. Вот, по 1912 г. 'обыкновенная порция': хлеб - 1 кг., крупа - 170 гр., мясо - 100 гр. в будни и 120 в праздники и воскресенья, сало - 28 гр., соль - 28 гр., 1 р. 25 коп. на приварок. Теперь - иначе. Всё!
На дворе опять 'вчера'.
хх
Живу я будто бы во сне...
И это мне приятно!
Я на верху и я на дне
Я был и я - обратно...
'Позы' и люди
'Позные' - наши прежние пельменные, какими они были лет тридцать назад. В них - вкусно и дёшево. Уютно. 'Бухлёр' (похлёбка) - может убить. И хороша составом и питательна - необычайно. Мяса не щадят. 1 'поза' - 20-25 рублей. Три - осилить уже трудно. Такие бы нам в Москву - лиха бы не знали!
Чай постоянно пьют - с молоком, мёдом, маслом. Природа заставляет.
Кухня, за исключением 'как бы китайской' - вполне дружелюбна: не остра и качественна.
Сумеречное время
Ночь позвала нас в путь.
Я так и полагал, а вся сермяжная Россия - живёт этим. Если это можно жизнью назвать.
Похоже, тут все 'торчат'. Зашли в универмаг 'Арбат' и срисовываю: на взводе многие парни. Один, характерный, к кассе - 'Мальборо' мне, 'Мальборо' мне, 'Мальборо' мне... Аж подпрыгивает.
Печать вырождения на всём. Злобные продавщицы. Угрюмые кассиры.
За стеклом
Это был второй стрип-клуб, что посетили. Вчера были в 'Zажигалке' (сеть или скорее секта клубов по Сибири в десятке городов, как в Красноярске) - уставшие, на излёте привыкания. В комплексе 'Панама' кроме боулинга было и казино, где вяло, скучно и неумело просаживали деньги.
Девицы были некрасивы, вульгарны, назойливы и прочь-прочь... Веселили себя сами, клички всем придавая: 'робот', 'такелажница', 'кач', 'чебурашка', 'стальные руки', 'дворник', 'пятиклассница', 'рельса', 'хуторянка'... И они - с претензиями...! Лишённые чувства ритма. Выступающие - словно на Олимпиаде. А музыкальное сопровождение: от похабного исполнения детских песен до 'Земля в иллюминаторе'. Меня начало тошнить.
Они, сменяясь, постоянно подходили и канючили - Ну, давай 'приват', ну, давай 'приват'. Глаза их были мертвы. Какой тут 'приват'!?
Слава Богу, посетителей было с десяток, и они оставили нас в покое, расползясь. А уже и угар пошёл знакомый: без трусиков, группами. Но куража не было.
Допили бутылку вина, на которую всё время покушались стриптизёрши.
-Пора!
Вышли, буквально одурев.
Саша порывался продолжать, но, таксист, охладил его пыл...
Нас, правда, затем типично одолевали звонками в номер, предлагая 'радость и счастье' по 1800 рублей в час...
**
В 'Распутине' - благороднее. Мы были первыми и пока единственными, наслаждаясь искренним вниманием (особенно администратора - 'аккулито' (прикус у неё...!), и нас поселили в супер-кабинку - без стекла (выбито), зато - мы знаем...
И персонажи были куснее. Но, не то. Они - всегда отбывают номер. Не более.
Черепашка я - но под Милен Фармер - не высидишь. И исполняла - кличка 'паризьён'. Я подорвался с кресла, пластая тело. Кабинка стала моей вселенной. Все взоры обратились на меня. Тут так не делают, а и рады что есть такие, как мы.
хх
Мы - только здесь и сейчас,
И нас нигде нет более.
Давай же беречь каждый час,
Себя в нём не неволя!
**
Мы всегда вразнобой. Фатум такой. Планида. Нам достаётся лучшее, но... Право, и худшего не очень хочется. Посему - черепашкой хожу. Голову высунешь, впитываешь, а далее - ни-ни. Ты, любимая, всегда, везде, во всём. Я счастлив этим.
Работёнка у провинциальных стриптизёрш - та ещё: 300-600 рублей за ночь. А остальное: 'приваты-прихваты' - 50% от добытого. Учитывая публику - мало. Очень мало.
Пока мы были одни, я, прикрываясь Сашей, исследовал жизнь клуба изнутри, прячась в углах соседних кабинок, куда приходили свободные от танцев стриптизёрши, наблюдая за выступлениями 'товарок'. Устав, шёл к стойке, и болтал с 'аккулито'. Брал чай и возвращался к Саше.
Задали стиль и темп - 'сотенки' подбрасывая и заправляя. Странно, и это - не типично. Они же - ничего не знают. Но, нужно отдать должное, знать - хотят!
К нам прибыло - подселился в соседней кабинке некто. Амбал. Бац, набравшись пойла, соскочил и, ступив на подиум, к нам сунулся. Опомнился, и обратно отошёл. Может, потанцевать хотел...? А я обломался, погрузившись в воспоминания.
Тебе всегда напомнить могут. 'Маяки' - везде. О ней.
**
Программа в 'Распутине' закончилась в два. Чая напили на 500 рублей. 1000 отдали за вход.