Вы ненавистник пролетариата,-
гордо сказала женщина.
- Да, я не люблю пролетариата,
- печально согласился Филипп Филиппович.
Михаил Булгаков. Собачье сердце.
А меня вот недавно обвинили в том, что я не люблю одного из известных израильских политиков. Прямо так и бросили в лицо это чудовищное обвинение. В первый момент у меня и руки опустились. Никогда до этого не думал, что мои публикации могут навести некоторых читателей на столь убийственное обвинение. И стало мне обидно. А ведь поводов к такому упреку, казалось бы, было вполне достаточно и раньше.
Предвижу искреннее возмущение некоторых. О какой любви к политикам вообще, а тем более в нашей стране может идти речь, когда почти вся нация негодует по поводу деятельности их нынешней генерации. Соглашусь с тем, что негодует. Но беру на себя смелость утверждать, что немалую роль в провалах нашей нынешней политической элиты сыграла наша неумеренная любвеобильность. И не только в отношениях между противоположными полами, но и в нашем отношении к политикам.
Поэтому должен сразу заявить - вы не ошиблись, господа! Действительно, я не люблю политиков. Прежде всего - политиков-мужчин. Это противно моему существу. Я даже не люблю политиков, представительниц прекрасного пола, пусть они по внешности не уступают Элизабет Тейлор в пору ее расцвета. И тех, и других я воспринимаю как представителей одной из профессиональных групп. То есть тех граждан, которые, в абсолютном большинстве случаев, преследуя свои, частные интересы пытаются, как они утверждают, искренне служить обществу.
Надо сказать, что у меня с этой братией нормальные деловые отношения. Я плачу им зарплату из своих налогов. Они, мои наемные работники, в меру своих сил и способностей регулируют мои взаимоотношения с государством и его институтами. Словом, работают, как все нормальные граждане. За что мне их любить? Не любим же мы водителя автобуса, парикмахера, продавца... Но мы платим им деньги и считаем себя правыми, когда требуем от них добросовестного выполнения своих профессиональных обязанностей. Конечно, кто-то из обслуживающих мои потребности или защищающих мои интересы может мне нравиться больше или меньше. Причем преобладает в этой оценке рациональное. Вот именно - нравится, и не более! В этом, собственно говоря, и кроется проблема.
В общественном сознании, и не только в нашей экзальтированной стране, уже дав-но произошла подмена одного понятия другим. И что самое интересное. Понятие любовь, отождествляемое с чистым, незапятнанным никаким корыстным интересом чувством, не-заметно для многих из нас, было перенесено на личность политического деятеля и политического лидера. Однако в этом явлении есть нечто такое, что заставляет сомневаться в соответствии понятия "любовь к политику" нашему рациональному времени.
Вообще-то корни проникновения любви в политику уходят настолько глубоко, что о них можно говорить очень серьезно и долго. Но по отношению к столь малому объему, как статья, это неуместно. Конспективно же по этому поводу можно сказать следующее.
Корни эти можно увидеть еще в эпоху древнего мира, в демократической жизни греческих государств-полисов, что об этом писал еще Платон, да и в истории наших далеких предков можно увидеть примеры искренней любви к тем, кто, согласно современной терминологии, был их политическим лидерам. На первый взгляд, все вроде бы так. Только говорить о политике и политиках тех далеких времен с точки зрения наших дней можно лишь с большой натяжкой. Так что если и были тогда проявления народного обожания некоторых "политиков", проходящие по разделу "любовь", то уж ни в какое сравнение с современностью они не идут.
На самом деле, зачатки этого иррационального чувства можно проследить, начиная со времени раннего средневековья, с еще сохраняющимся обожествлением личности героя, рыцаря, князя, феодала, короля... Это была эпоха зарождения государственности и гражданского общества в европейских странах. Эпоха становления политики как самостоятельной сферы человеческой деятельности.
В эти времена, когда еще не было политической идеологии, политика тесно переплеталась с войной всех со всеми. Военные герои неизбежно становились героями толпы, их обожествляли, превозносили Правда, потом некоторых и казнили, но это потом. А по-ка герой войны-политики незаметно становился героем народных сердец, обретал притя-гательную силу и вызывал не просто восторги масс.
Громадную роль в этих процессах играла церковь. В отношения героя и толпы активно вмешивалась религии с ее абсолютно иррациональной любовью и верой в святость и заступничество воинов-политиков. А отсюда был всего лишь один шаг до превращения этих героев в объект любви... И шаг этот был сделан тогда, когда возникает слой, кото-рый в дальнейшем, и особенно с укреплением государств, появлением политических партий, парламентов, превращается в группу профессиональных политиков. Но это произойдет лишь в конце восемнадцатого, девятнадцатом веке.
Надо сказать, что общность политиков-профессионалов оказалась на редкость находчивой в поиске средств, дающих ей возможность не только добиваться власти, но и успешно ею пользоваться. В качестве одной из основных приманок она стала использовать многие приемы из арсенала, которым пользуются джентльмены для завоевания сер-дец прекрасных дам. Главный из них - заверение в глубокой и бескорыстной любви. Как опытные сердцееды они прекрасно понимали, что наивная дама не может не ответить вза-имностью. И дама, то бишь электорат, стала отвечать. Не всегда эти чувства были взаимными. Но, в конце концов, настойчивость наиболее удачливых соискателей политических должностей и народных сердец делала свое дело. Их взаимоотношения, по большому счету, стали измеряться по шкале "люблю - не люблю".
Конечно, в ходе политической истории содержание ее трансформировалось, двигалось то в сторону большей иррациональности, т.е. чувственности, то в сторону усиления приоритета разумного, и даже рационального. В разных странах это происходило по-разному. Да и предмет народной любви размещался в них на пространстве от демократии до крайних форм тоталитаризма: коммунизма и фашизма. В результате расхожее выражение "любовь зла, полюбишь и козла" перешло из сферы обыденного в политическую - стало активно употребляться и в оценке взаимоотношений народа и политиков.
Народ, т.е. электорат, может полюбить и политика-демократа, и политика-автократа. Все зависит от исторической обстановки. Особенно ярко эта потребность проявляется во времена общественной нестабильности и политического хаоса, в том числе и в условиях демократии. Но насколько может быть неподдельна эта любовь, настолько искренней может стать ее противоположность. И надо признать, очень часто способствует такой конвертации чувства любви демократия. Да, та самая демократия, которая раскрепостила возможности проявления самых позитивных социальных качеств человека и гражданина. Ведь именно она, и только она дает гражданам широкие, ограниченные лишь правовыми установлениями, возможности выражения своих чувств по отношению к политике и политикам.
Здесь самое время, вслед за философами, сказать, что вообще-то любовь двух индивидов, а уж тем более рассматриваемое нами понятие любви в его отношении к политикам, есть явление не только чувственное, но в большей степени социальное. Да, в его реальном существовании много психологического но, в конечном счете, как и любое социальное явление, вообще, оно содержит существенный пласт рационализма. Это с одной стороны. С другой же - представляет собой одну из форм демократических общественных отношений. Или, точнее, взаимоотношений электората и профессиональных политиков, определяемых термином общественное признание.
В этих отношениях любовь вынуждена отойти на задний план и уступить свое ме-сто выборам. В том обществе, где роль любви в механизме общественного признания намного менее весома, где определяющим фактором выбора отдельного политика или политической партии является разумное, рациональное поведение граждан, можно рассчитывать на политическую стабильность. В этом обществе неизбежно устанавливается солидаристская система политических ценностей, настроенная на политическую толерантность и консенсусность. Конечно,многое здесь определяется характером государства, политической системы, принятым обществом законодательством. И еще, что немаловажно -особенностями национальной ментальности и культуры.
Поэтому, как это ни горько признавать, в израильском обществе сформировался особый тип политической культуры. По большому счету, наша политическая культура и ее система ценностей не смогли более чем за полвека сформировать действенный меха-низм общественного признания результативности политической и государственной дея-тельности. Рациональный механизм с общественным ограничением роли в нем моральных оценок и приоритетом рационального, как этого требует современная демократия, в на-шей стране все еще находится на стадии становления.
Понятно, что по меркам историческим, наша политическая культура еще не успела дозреть до уровня, характерного для стран, олицетворяющих демократию. Немалую роль в торможении этого процесса сыграла наша государственная религия с ее приоритетом моральных ценностей и оценок. Во многом именно поэтому мы на протяжении всей истории нашей государственности размашисто колеблемся в своем отношении к политикам и политическим деятелям - в диапазоне от абсолютной любви до столь же абсолютной не-нависти. И то, что эта особенность нашей политической культуры в итоге укрепилась в качестве свойства нашей ментальности - непреложный факт.
Народная любовь к политикам в условиях демократии, тем более в ее парламентарной форме, лишь обезоруживает их, ибо усугубляет сущностное свойство и судьбу всех тех, кто вступил на стезю профессиональной политической деятельности - трагичность.
Любовь снимает дистанцию между обществом и политиками, столь необходимую для нормального политического взаимодействия. Следовательно, любовь к политику не только аполитична, но даже антиполитична. Она, в конечном счете, не только усиливает ощущение финитности его профессионального пути, но заставляет политика истерично биться за обретение той всеобщей любви, которая одна, как ему кажется, может удержать от его падения в забытье...
Воистину, "от любви до ненависти - один шаг". И мы с упорством, достойным лучшего применения, делаем не один такой шаг, а множество. Шагов, подтачивающих наше государство и всю политическую систему.
Мне кажется, что проблема, поднятая в предлагаемой статье, особенно актуальна в свете предстоящих выборов. Ведь три-четыре ведущих партии настолько близки по своим идеологическим предвыборным заявкам, что выбор между ними скорее будет не столько рациональным, сколько иррациональным, основанным на той самой, мало чем обоснованной любви к их лидерам.