За эти дни Владик успел съездить с замом отца по общим вопросам, Владимиром Дмитриевичем, в горисполком - надо было срочно решать "квартирный вопрос". Там посопротивлялись, упирая на то, что он в Москве пока не работает. Но после слов зама, что эта проблема уже улажена в Министерстве, согласие на восстановление прописки дали. При этом предупредили, что разрешение действительно только в течение месяца. Необходимо было, не теряя времени, лететь в Находку, увольняться, выписываться и возвращаться.
Ночью звонил Лене. Она предложила написать заявление на увольнение вместо него и через маму попросить Николая Семеновича, буквально на днях собиравшегося уйти в рейс, его подписать:
- Ты когда вылетишь? Не тяни.
- Не бойся, тянуть не буду. Завтра сбегаю в редакцию. Узнаю судьбу рассказа. Потом встречусь с другом - и все! Беги на свой урок! Целую тебя и Пашку. Ждите!
Редакция журнала располагалась там же, где и десять лет назад. Он зашел в приемную Главного редактора:
- Скажите, пожалуйста, как мне узнать судьбу моего рассказа?
Секретарь, симпатичная и явно веселая женщина, так же вежливо ответила вопросом:
- А Вы, молодой человек, не помните, как ваша фамилия?
Владик смутился и представился:
- Извините. Владлен Константинович Козьмичев. Из Находки мы.
Секретарша полистала пухлую картотеку и в тон ответила:
- Не смущайтесь, молодой человек. С некоторыми, кто из Находки к нам прилетает, такое случается. Ночь почти не спят. Волнуются. Вот и забывают фамилию. А рассказик Ваш находится у Альбины Ивановны Никишиной. В комнате номер 13. Не бойтесь, у нас эта цифра счастливая...
Дверь в комнату номер тринадцать выглядела очень солидно. Владик ожидал увидеть за нею такие же апартаменты, как в приемной Главного редактора. Но каково же было его смущение, когда, едва ступив через порог, уперся в стол. Стол и кресло возле него были таких значительных размеров, что почти полностью скрывали пол.
В кресле перед Владиком сидела женщина лет пятидесяти, а может, и старше:
- Добрый день, Альбина Ивановна! Разрешите войти?
- Да ты уже вошел, - вдруг произнесла она низким контральто, - садись. Ты кто?
Владик вдруг понял, что игривый тон с ней неуместен:
- Владлен Козьмичев из Находки. В приемной мне сказали, что мой рассказ "Воспитание по деду Трофиму" лежит у Вас.
- Так вот кто ты! Ты и есть тот самый Козьмичев? Здравствуй! Только почему ты решил, что рассказ твой лежит? Я его на днях прочитала. А тут и ты...
Отложила в сторону какую-то рукопись:
- Слушай, Козьмичев. Это у тебя первый рассказ?
- Не сказал бы , что первый. Четвертый. Первых три отправил в "Дальний Восток".
- В "Дальний Восток"? Зачем так далеко? Ты что, не москвич?
- Вообще-то москвич, но сейчас живу в Находке. А здесь по делам...
- Ты меня, Козьмичев, извини, но какое у тебя образование?
- Незаконченное Щукинское...
- А профессия?
- Три года в театре. В Сибири. Сейчас плаваю. На рефрижераторе.
- Почему же о море не пишешь?
- Почему не пишу? Один из рассказов, что в "Дальнем Востоке", о море. Честно говоря, я думал в Москву рассказы отправить. Но побоялся... А "Дальний Восток" и стихи мои опубликовал.
- Журнал с собой?
- Нет, дома.
- Стихи прочитать можешь?
- Какие разговоры...
Слушала Альбина Ивановна внимательно, глядя ему прямо в глаза:
- Стихи неплохие. Особенно романс. Правда, немного непонятно, почему ты в нем вспоминаешь давно прошедшее время. Ты, вроде, не пожилой и не старик... Но, честно скажу, рассказу они уступают... Я бы еще подумала, прежде чем их публиковать.
Владик не удержался:
- Стихи всегда вызывают споры. Тут, Альбина Ивановна, дело вкуса.
- Ты мне о вкусе не рассказывай. Он у меня профессиональный. Я редактор. А ты, гляжу, парень самостоятельный. Правильно! Себя уважать надо. Но ты извини, не просто себя, а талант. Если оный имеется. Вот рассказ у тебя очень хороший!
Владик улыбнулся.
- Улыбаться будем потом. Значит, так. Я тут кое-что поправила. Посмотри. Если согласен, буду рекомендовать к печати. Время есть?
- Спрашиваете!
Прямо за ее столом он просмотрел правки. Отстаивать было нечего. Принципиально ни одна из них на сюжет не влияла.
- Сказать мне Вам нечего. Разве что поблагодарить за внимание ко мне. Знаете, Альбина Ивановна, впервые я посылал в ваш журнал стихи и рассказ еще в восьмом классе. Не взяли. Мне тогда написал письмо Северинов. Советовал не бросать. Учиться писать. А я в театральное пошел. И только недавно понял, что не писать не могу. Решил поступать в ВГИК, на сценарный. Если успею вернуться в Москву из Находки до окончания приема документов, подам туда ...
Альбина Ивановна отреагировала не сразу:
- Знаешь, Козьмичев. Давать советы - дело неблагодарное. Тем более, когда человека видишь впервые. А еще на основании впечатления от одного рассказа.. Бывает, что кто-то блеснет - и погаснет. Но тебе совет дать рискну. По стихам твоим и по рассказу видно - тебе надо в Литературный. ВГИК - не твое. Сценарии, если душа будет лежать, всегда написать сможешь. А вот наоборот - сказать трудно. Я думаю так. Опубликует твои рассказы "Дальний Восток", дай почитать. Может быть, мы их перепечатаем. Естественно, с правкой. Тогда и в Литературный можно будет пытаться. Тебе сколько лет? Двадцать семь будет?! Для будущего писателя - самый раз. Уже и жизнь знаешь, и написал кое-что. Решать, конечно, тебе. Но ты послушай старуху. Через меня тысячи начинающих прошли... Скольким я дала подобный совет? Одному, двум? Договорились? Рассказ постараюсь протолкнуть побыстрее. Будь здоров, Козьмичев. Помни о нашем разговоре.
Из комнаты номер тринадцать Владик вышел в состоянии эйфории. Но не такой, когда женился на Лене. И не такой, в какой его привело рождения Павлика. Тогда это было безмятежное, заполнявшее все его существо ощущение счастья. Чувство, что он испытывал сейчас, бывает лишь у спортсмена, поставившего рекорд, или у начинающего парашютиста, совершившего первый в жизни прыжок и готового хоть сейчас вновь подняться в небо и выпрыгнуть навстречу земле.
Домой он вернулся в спокойной уверенности, что первый прыжок совершен удачно и не остается ничего другого, как продолжить свой путь в литературу. Желание встречаться с Виталиком вдруг пропало. Позвонил ему на работу, сослался на изменившиеся обстоятельства, сказал, что вскоре вообще возвращается жить в Москву, и пообещал, что первым, кому позвонит, будет он.
Уже поздним вечером, когда отец вернулся домой, рассказал ему и Маргарите Михайловне о своем посещении редакции, разговоре с Альбиной Ивановной и о рассказе, который будет напечатан в журнале. По отцу, подготовленному к этому предыдущим разговором, было видно, что эта новость ему приятна. Маргарита Михайловна обрадовалась за него и сказала, что еще, когда он учился в театральном, чувствовала, что актерство не для него. А потом вдруг сказала:
- Ты вроде бы раньше и стихи писал. А сейчас пишешь?
Владик не хотел об этом говорить, но ничего не поделаешь:
- Пишу. Правда, не часто.
- Может, что-нибудь прочитаешь. Я стихи очень люблю.
Владик прочитал романс. Маргарита Михайловна, прежде оживленная, притихла:
- Прямо девятнадцатый век... А музыка к нему есть?
- Настоящей - нет. Откуда ей в Находке взяться? Так, сам придумал аккомпанемент на гитаре.
Отец, до этого момента молчавший, вдруг продолжил их предыдущий разговор:
-Ну, хорошо. Переедете сюда, что делать собираешься? Восстанавливаться в театральном ты не хочешь. Продолжать учебу хочешь. Значит, придется работать и учиться. Тебе помочь с работой будет проще. А вот с работой для твоей жены посложнее будет. Теперь по поводу твоей учебы. Слушал я тебя и думал. Может быть, права эта редакторша... Раз уж у тебя что-то получается и стремление к этому есть, так лучше пытаться поступить в Литературный. Правда, спроси меня, как можно человека научить профессии писателя или поэта - не отвечу. Но что с меня возьмешь? Я технарь, инженер... Лучше скажи, как жена к твоему писательству относится.
- Как? У нас здесь полное взаимопонимание. Правда, за ошибки мне крепко от нее достается. Но она ведь литератор! Иркутский университет кончала.
Чере пару дней утром он улетел во Владивосток. Спать не хотелось. Пока можно было, разглядывал в иллюминатор Землю. Потом размышлял над тем, что произошло в эти дни.
Да, предстоящее возвращение в Москву - это здорово. Радость Лены понятна. Переехать жить в Москву, да еще в свою квартиру... Кто от такой возможности откажется? Однако что-то его смущало... Получается, что отец за долголетнюю прохладу в их отношениях откупается квартирой. Может быть... Но если так полагать, то и я хорош... Вернешь в Москву, отдашь квартиру - буду с тобой дружить. Ничего себе поворот! А может, лучше так не думать? Понять его можно. Наверняка, решение просить министра оставить квартиру сыну далось ему нелегко. Если мысль об откупе квартирой пришла в мою голову, то почему такая же мысль не могла прийти и ему? Значит, все он понимает... Да и в нем ли одном была причина охлаждения их отношений? Письма почти не писал. Даже с праздниками поздравлять забывал. Хорошо еще, что день рождения его не забыл... Не известил его о своем отъезде из Касинска. А потом сомневался, извещать ли о свадьбе. Так что молчи, Козьмичев. Не ребенок! Должен был и сам многое понимать. И нечего голову себе морочить. У тебя у самого уже сын. О нем лучше подумай. А вот дед подумал...
Этот внутренний диалог продолжался долго. Но в какую бы сторону он ни разворачивался, результат оставался прежним. Видать, прав был дед Трофим в его рассказе о нем: "Слушай, внучок. Мой у тебя характер. Трудно с ним тебе будет. Но не изменяй себе. Не ходи по людям. Ненадежная это дорожка. Слететь с нее легко. Подняться будет трудно".
События в Находке завертелись с такой же скоростью, как на днях в Москве. Заявление Николай Семенович, хотя подписал, но только после долгого и не очень приятного разговора с сестрой. Не устраивало его и то, что Владик не пришел к нему сам. И то, что это увольнение стало полной неожиданностью и потребует срочного поиска замены его на судне. В итоге он заявил Анне Семеновне, что Владик делает большую ошибку:
- Здесь он человек, а в Москве будет никем. Там таких, как он, пруд пруди. И все в первые хотят! И тебя мне жалко. Выдернули они тебя из Касинска, а теперь бросают. Нехорошо! Ленка как ко всему этому относится?
- Ну как ты думаешь? Тем более, что там их ждет квартира. Павлик уже большой. Устроят в садик. Не могу, Коля, я их отговаривать. У них вся жизнь впереди. Ты хоть и злишься, но ведь понимаешь, Находка - не Москва... Владик учиться хочет. Не век же ему холодильщиком оставаться. А я здесь не одна. Ты здесь. Семья твоя здесь. Не пропаду. Уедут, на работу устроюсь. И вообще, мне у моря жить нравится. Не то, что у нас в Сибири. А из Касинска я сама уехала. Из-за внука. Не злись. Ты для нас много доброго сделал. Спасибо тебе! Хороший у меня братик! Родители наши там все видят.
Разговор с сестрой сильно повлиял на Николая Семеновича. Владик и Лена почувствовали это, когда пришли к нему домой попрощаться. Хотя времени было крайне мало, просидели они у них целый вечер. Павлик увлеченно играл со своей старшей сестрой и ничем не мешал. Владик подробно рассказывал о своей поездке в Москву и о неожиданном повороте в их жизни.
- Теперь все понятно. - Подытожил Николай Семенович. - Только где ты там себе работу найдешь? Хотя... холодильщики везде нужны. С тобой-то проще будет,- обратился н к Лене. Но Аня говорила, что ты, Владик, учиться собираешься. На кого?
- Дядя Коля, он у меня скромник. Потому не все о себе рассказал. Ты, наверное, знаешь, что его стихи в журнале "Дальний Восток" напечатали. Но он ведь еще и рассказы пишет. Три мы туда же послали. И в Москве его рассказ скоро выйдет. Ему в редакции сказали и очень хвалили за него. Мы вообще мечтаем, чтобы он писателем стал. Хотели поступать на журналистику в Свердловске, но в связи с переездом придется годик повременить. Устроиться надо.
- Вот тебе и раз, - отреагировал Николай Семенович, - у меня на судне писатель плавает, а я ничего не знаю!
Он явно лукавил. О стихах Владика ему сказал секретарь партбюро, знавший все тайны членов команды.
- Ну и парня ты, племянница, отхватила!
- Отхватила, дядя Коля, отхватила! Теперь вот еще учить его придется. Так что это вторая причина, почему мы в Москву перебираемся. Там и МГУ, и Литературный. Но мы решили поступать в Литературный. Ему и в редакции то же самое посоветовали.
- Дела-а-а! Так я еще родственником известного писателя стану...Так и буду потом представляться: родственник известного писателя Козьмичева, капитан рефрижератора...
- Николай, не ерничай, - отреагировала его жена.
- Таня, я не ерничаю. Никогда не знаешь, с кем тебя жизнь сведет. Я ребятам самого доброго желаю.
Спустя день, как раз перед выходом "Циклона" в море, Владик получил расчет и еще успел сбегать и попрощаться с командой. Секретарь партбюро, подойдя к нему сам, протянул руку:
- Знаю от капитана. Уходишь ты. А зря. Ты у меня первым кандидатом в партию бы был.
У Владика в голове молнией пронесся ответ:
- "Другой найдется, благонравный,
Низкопоклонник и делец..."
Но вовремя остановился. Все равно Леонтьичу сарказма автора "Горя от ума" не понять. Спустился в холодильное отделение, где он провел столько времени. Зашел в рубку. Попрощался с теми, кто был в это время на палубе. Прошелся от юта до бака. Постоял. Корпус "Циклона" уже подрагивал от прогреваемых двигателей. Все! Надо было сходить на причал.
Стоял. Смотрел, как ребята снимают швартовые. Помахал им. Заработали главные двигатели. Корма начала медленно отходить от причала и разворачивать нос к океану. Стало грустно. С уходом "Циклона" заканчивался еще один, самый важный этап его жизни, а над горизонтом уже выступали очертания нового.
Лене пришлось отрабатывать положенные две недели. Коллеги, когда узнали, куда она уезжает, не находили слов. Вернее, находили. Но чаще всего слова зависти. Правда, некоторые ей даже сочувствовали. Еще бы, коренной сибирячке и провинциалке предстояло найти свое место в столице! Были даже такие, кто отреагировал на это событие, заявив, что в Москву их и калачом не заманишь. Лена не спорила, хотя на душе было неспокойно. Она и сама понимала, что их жизни предстоят коренные изменения. За себя она не боялась. Ее больше тревожила судьба их настроя на писательское будущее Владика. В наличии у него писательского дара она не сомневалась. Но хватит ли этого, чтобы пробиться в Москве? Да, его рассказ там приняли. Тогда почему до сих пор нет ни слуха, ни духа о тех рассказах, что уже полгода назад были отправлены в "Дальний Восток"? Так ничего об их судьбе они до отъезда и не узнали.
В Москву приехали вовремя. Было воскресенье. С вокзала Владик позвонил в квартиру. Ответил незнакомый мужской, акающий по-московски, голос. Владик удивился, повесил трубку и перезвонил:
- Это квартира Козьмичева?
-Да. А что?
- Вы кто?
- Мы тут ремонтом занимаемся. А ты не сын Константина Васильевича? Из Находки?
- Да. Я с семьей тут, на вокзале.
- Правильно! Он наказал, что сын должен вот-вот приехать. Давай, гони сюда!
Москва их встретила июльской грозой, ливнем. Но им повезло. Павлик, сидевший у него на руках, испугался раскатов, расплакался, и какой-то рыскающий по площади в поисках выгодного пассажира таксист посадил их в машину.
Начиналась их московская жизнь. И начиналась с открытой в их квартиру двери - там шел ремонт. Работали двое мужчин:
- С приездом Вас, - обратился к ним старший.
Владик узнал его по голосу.
- Вы не пугайтесь! Ты позвони по этому номеру. Они на даче. Константин Васильевич за вами шофера пришлет. Дальше не знаю. Знаю только, что ремонт мы закончим через пару дней. Но газ и электричество пока отключены. А у вас малыш. Его кормить и полоскать в ванной надо...
Трубку на даче взяла Маргарита Михайловна:
- Как здорово, что вы приехали! А Константина Васильевича срочно на работу вызвали. Сейчас я ему перезвоню. Там хоть сидеть есть на чем?
- Да ничего страшного...
Через несколько минут она перезвонила и сообщила, что за ними вышла машина:
- Владик, все чемоданы с собой не тащите. Возьмите только то, что надо для малыша. Мужчины, что квартиру в порядок приводят, наши старые знакомые. Не беспокойтесь!
Чемоданы перенесли в почти уже готовую комнату. Старший, представившийся Петром, видимо, почувствовал необходимость их успокоить:
- Вы не волнуйтесь! Езжайте, все будет хорошо!
Пока машина шла по московским улицам, Владик сидел спокойно, комментируя их названия и наиболее интересные места. И лишь в районе Люберцов спросил у шофера:
- А дача где расположена? Я смотрю, что вроде бы мы в направлении к Луховицам едем.
- Так оно и есть. От дачи Константина Васильевича до Луховиц всего ничего. Сейчас до Оки доедем, а там и дача.
- Я в Луховицах, можно сказать, полжизни провел. Там дед и бабушка похоронены. Надо будет съездить.
- Подброшу. Но лучше завтра. Я после обеда точно буду свободен. Ты только Константину Романовичу об этом скажи.
- Ну, вот. Приехали. Вон Вас встречают...
У ворот стояла Маргарита Михайловна с детьми:
- Как здорово! Вот Вы и дома...
Владик представил ей Лену. Павлик, уже выбравшийся из машины, действовал самостоятельно.
- Я Павлик. А у вас здесь море есть? У меня папа моряк. Ему море нужно?
- Конечно, ответила Маргарита Михайловна. Оно тут недалеко. Завтра увидишь. А это твои сестричка и братик. Ребята, что со своим братиком не здороваетесь?
Но войти на территорию дачного поселка сразу было нельзя. На воротах стоял сержант внутренних войск.
- Ничего себе! - Подумал Владик.- Куда мы попали?
- Они с нами, -сказала Маргарита Михайловна. - Это сын Козьмичева с семьей.
Сержант козырнул и открыл турникет. Шли по красивой аллее, окруженной смешанным лесом, аромат которого кружил голову. Дача представляла собой бревенчатый одноэтажный дом, разделенный на две половины. Внешне он выглядел неказисто. Зато внутри совсем иначе. Это были настоящие двухкомнатная и трехкомнатная квартиры, полностью обставленные. Как сказала Маргарита Михайловна, в нем можно жить круглый год. Был газ, газовый отопительный котел, вода, ванная и вообще все удобства:
- Эта половина для Вас. Устраивайтесь. Сейчас я воду для ванной нагрею. А потом поужинаем все вместе.
К вечеру, когда они сидели за столом на веранде, подъехал Константин Васильевич. Обнял Владика, поцеловал Лену:
- Видел я твое фото. Скажу тебе, Владька, сибирячка-то твоя - красавица! Правда, Рита? Не пойму только, кто из вас артист? Не спорь, Лена! Мне виднее. Так, где мой внук? Ведите меня к нему...
Долго стоял возле спящего Павлика:
- Вот всю жизнь с этим железяками вожусь. Полетела - и сердце от радости заходится. А оказывается, внука увидеть, это не просто радость, это счастье... Давайте за него и его родителей выпьем! Пусть понемногу, но выпьем.
Потом, когда уже и выпили, и наговорились, Константин Васильевич объявил:
- Значит так. Мне к семи на работу Ты, Владик, со мной. Поедешь с замом прописку оформлять. Обратно тебя привезут.
- Слушай, отец, а можно мы потом с Леной до Луховиц доедем? На кладбище хочу побывать.
- Хорошо, я шоферу скажу.
На территорию института его, даже с отцом, не пропустили. Пришлось подождать в проходной, пока туда не пришел заместитель по общим вопросам Владимир Дмитриевич. Все дело было в той самой выданной в Мосгорисполкоме бумажке. Вместе с очередью вся процедура заняла с полчаса. Спросил, как теперь прописать жену и сына. Сказали, что никаких проблем. Надо только его и ее заявления, паспорт жены и метрики сына. На машине зама доехали до института. Только тогда он обратил внимание, что на проходной висела вывеска, на которой было написано "Конструкторское бюро легкого машиностроения". Тогда он вспомнил слова отца про железяки, которые летают, и понял окончательно - отец занимается какими-то ракетами. Вскоре из ворот выехала отцовская "Волга", и его окликнул шофер Юра:
- Козьмичев! Тебя машина ждет!
Владик сел в машину, поздоровались:
- Значит так. На все про все у нас с тобой два часа. Потом мне директора везти. Так что летим!
- Вот и отец это словечко любит.
- Какое?
- Полетела, летит... Значит, вы легкое машиностроение...
- Легкое-то легкое! Но дело не в весе, а в его полете, - глубокомысленно изрек Юра.
Машина действительно летела. Долетели до дачи. Взяли Лену и помчались в Луховицы. Дорогу к кладбищу не искали. Владик, хотя и был здесь в последний раз почти десять лет назад, помнил ее отлично. Возле ворот, у единственной там старушки, купили цветы. Правда, могилки деда и бабушки нашли не сразу. Они так заросли травой, что с дорожки между рядами стали едва видными. Скамеечка между ними, что красил он сам, сохранилась, но под дождями и снегом облезла. Они положили цветы, пучком травы смахнули со скамейки пыль и сели. Было видно, что никто за могилками не смотрит. Все надо было приводить в порядок.
Владик сначала сидел молча, а потом вдруг на него нахлынула такая тоска, что он всхлипнул. Лена, хотя услышала и увидела, не стала ничего говорить и лишь обняла его за плечи. А он все всхлипывал, тер глаза рукавом и думал, что даже на могиле мамы так не плакал. Только потом, когда уже возвращались к машине, он осознал причину такого странного поведения. Мама умерла, когда ему было всего тринадцать, бабушка, спустя три года, а дед дожил до девятнадцатилетия своего внука. И не просто дожил, а оставил в его душе такой след, который во многом определял его жизнь. Было горько осознавать, что со смертью деда он потерял такого понимающего его друга, какого у него не было вплоть до встречи с Леной. Этими размышлениями он поделился с ней уже в машине. Вернуться на кладбище для наведения порядка решили при первой же возможности.
Теперь надо было прописать Лену и заняться поиском работы. Для начала дали в Находку телеграмму с их московским адресом. И совсем не ожидали, что буквально через пару дней, когда они уже перебрались в свою квартиру, от Анны Семеновны пришла ответная телеграмма:
- Прислали журнал с рассказами. Поздравляю и целую. Ваша мама.
Это уже было серьезно, так как до окончания приема произведений на творческий конкурс в Литературный институт оставалась целая неделя. Можно было попытаться. Но где в Москве можно купить "Дальний Восток"? Отложили на денек-другой поход в паспортный стол, и Владик рванул к Альбине Ивановне. Она не только порадовалась за него, но подсказала, что, если зайти в Ленинку и убедительно попросить, то они могут под залог паспорта дать журнал домой. Снять копии она поможет. Владик так и сделал. Правда, в библиотеке его хорошо "помурыжили", поскольку журналы на руки не выдавали. Но, видимо, он был так убедителен и так душевно поведал о своей проблеме, что ему пошли навстречу. В редакцию идти было поздно. А утром первым делом помчался к Альбине Ивановне. Она была на месте. Стремительно прочитав рассказы, сделала вывод, что с ними вполне можно попытаться пройти творческий конкурс. Правда, добавила, что настоящий разбор она устроит ему попозже. Стихи свои не давай. Их и мало, да и мнение мое о них ты знаешь. Позвонила куда-то. Дала адрес:
- Скажешь, что от меня. Трех копий тебе хватит. Но с обложками и содержанием. Бери такси и давай! А я тебе пока справку оформлю о том, что мы приняли твой рассказ к печати. Нашла его в своих ящиках:
- Вот твой черновик. С него тоже сними три копии. Потом ко мне.
Все было, как она и обещала. Владик заплатил небольшие деньги. Поехал в библиотеку и сдал журнал. Вернулся за обещанной справкой. Теперь можно было ехать в приемную комиссию Литературного.
Поехали туда наутро. Втроем. На такси. Ехали в приподнятом настроении. Но в приемной комиссии их "огорошили". Молодая красивая женщина бесстрастно известила:
- Работы на конкурс уже не принимаем. Перебор!
Первой пришла в себя Лена:
- И когда прекратили?
- Три дня назад.
- Так что, теперь ему придется терять целый год?
- А вы уверены, что его тексты бы прошли?
- Уверена! У него есть напечатанные рассказы. В журнале "Дальний Восток". И еще один уже принят в печать! Ты что молчишь, автор? Покажи!
- Ну, покажите, - снизошла красавица. - Посмотрела на копии из "Дальнего Востока".- И правда!
- А вот справка из журнала, что еще один рассказ принят к печати...
Красавица посмотрела на справку:
- Ничего себе! В "Литературный мир"?! - и сняла трубку телефона. - Георгий Степанович, извините, это Маша Зеленова беспокоит. Тут передо мной стоит молодой человек. Принес тексты на конкурс. Нет, не рукописи. Они уже опубликованы. Где? В "Литературном мире. А один еще там же скоро выйдет. Даже справка оттуда есть. Что с ним делать? Мы ведь уже прием прекратили. - Выслушала, что ей говорил неведомый Георгий Степанович. - Да, справка подписана самим Знаменским... Хорошо, Георгий Степанович.
- Значит так. Поднимись на второй этаж. Комната 33. Сходи один, а защитница твоя с сыном пусть здесь посидят.
Комната 33 была кабинетом декана факультета литературного творчества профессора Крайнева Георгия Степановича.
- Здравствуйте, Георгий Степанович! Это обо мне речь шла.
- Проходи, запоздавший. Ты всегда опаздываешь или только к нам? Садись! Покажи, что принес.
Первым делом взял в руки справку:
- И как тебе ее удалось получить? Кто у твоего рассказа редактор?
- Альбина Ивановна.
- Альбина Ивановна?? Знакомы, знакомы. И чем ты ее охмурил?
- Вот этим рассказом.
- Посиди пока. Я почитаю.
- Можно я схожу жену предупрежу: Она у меня с сыном в приемной комиссии сидит.
- Отчего ж не сходить, сходи...
Когда он вернулся, Георгий Степанович уже дочитывал рассказ. С минуту подумал:
- Права, права старуха. У нее халтурщики и графоманы не проходят. Если уж взяла, значит, заслуживаешь. Я бы, на мой вкус, кое-что поправил, но тоже взял бы. Ты молодец. Посмотрим, а что у тебя еще в загашнике? О, "Дальний Восток"! Что тебя туда занесло? Ладно, об этом позже.
Рассказы прочел быстро. Где-то улыбался, где-то хмурился и тер подбородок:
- Честно хочешь? Рассказы так себе. И опять на мой вкус. Морской полон штампов, хотя написан гладко. Про мальчишек лучше. Видать, вкусы наши с Женей, это главред "Востока", несколько расходятся. Знаю я его. Учился у меня. Но все равно ты молодец. Хорошо начинаешь. Язык у тебя хороший. Пишешь грамотно. В "Литературный мир" не всякому дано попасть. Меня там впервые напечатали лет в тридцать пять...
Что же мне с тобой делать, дорогой? Отменить приказ ректора о прекращении приема рукописей я не могу. То, что ты бы его прошел, ясно. Сходил бы к ректору, так он уже в отпуске. Ты мне о себе расскажи. Мне понять надо, откуда ты такой взялся.
- Вообще, я москвич. Закончил три курса театрального. Потом дали бессрочный отпуск. Виноват сам. Пострадал за свою любовь к эпиграммам.
- Надеюсь, не политического характера.
- Нет. На ректора.
- Чем же он тебе не угодил? Можешь прочитать?
- А надо?
- Надо, дорогой! Любопытно. В первый раз вижу студента, кто на своего Ректора эпиграммой пошел... Не бойся, зачти.
Когда б пристало мне,
Терзаясь под Луной,
Картину сотворить не ради славы,
б рисовал ее не с Бога, а с Захавы!
- Да ты еще и поэт? А что в этой эпиграммке крамольного? Хороша" Я бы, наоборот, гордился. Что-то ты, братец, не договариваешь. За одно за это я бы студента не отчислил. Значит, еще что-то было... Ладно, не хочешь, не говори. Да и не в этом наше дело. А после Щуки чем занимался?
- Уехал в Сибирь. Три года работал в театре. Потом три года в Находке. Плавал. Неделю назад вернулся домой. С женой и сыном. Из-за переезда и не успел с конкурсными текстами.
-Ясно. Вот я что предлагаю. Расставаться с тобой я не хочу. Но и разрешить участвовать в конкурсе не в моих силах. Сделаем так. Поступать к нам будешь через год. Дальше. Видно, что учить азам тебя не надо. Так как у тебя незаконченное высшее, да еще и гуманитарное, зачтем, что будет можно. Если постараешься, то на первом курсе можно будет сдать за первый и второй. Этот год походишь ко мне на семинар. На третий курс. Ребята там интересные. За это время еще напишешь. Подумай, с женой посоветуйся. Решишься на такой вариант - в начале сентября жду.
- Спасибо Вам, профессор! Подумаю.
-Э-э-э-э, да ты, я смотрю, разочарован. Не стоит, друг мой. Есть такая мудрость великого китайца Лао-Цзы: "Путь длиною в тысячу ли начинается с первого шага". А ты этот шаг сделал. Ты ведь уже не юный графоман, а автор напечатанных произведений.
Лена восприняла рассказ о встрече с профессором с некоторым разочарованием и даже недоумением. Как не разочароваться, когда их мечта о поступлении в Литературный институт уже в этом году рухнула. Хорошо бы еще так! Недоумение вызвала довольно резкая и нелицеприятная оценка первых рассказов. Но спокойно проанализировав произошедшее, она поняла, что ушат холодной воды, вылитый на их головы Георгием Степановичем, был необходим. Значит, она была права, когда несколько критически отнеслась к первым произведениям Владика. Пусть и не на сто процентов, но права! Из Владика может получиться настоящий писатель.
Зато до сентября у них оказалось много свободного времени. Первым делом они завершили вопрос с пропиской Лены. Теперь надо было искать работу. Для Владика оказалось проще. Позвонил отец и сказал, что приедет в ближайшее воскресенье. Так оно и было. Константин Васильевич приехал один, сказал, что времени у него немного. Поиграл с внуком и предложил выслушать его предложение:
- Для Владьки есть работа. Так как он холодильщик, я договорился директором нашего смежного завода взять его в цех криогенных испытаний изделий. Каких, не скажу! Однако есть одно "но". Для этого нужен допуск. На его получение уйдет примерно месяц. Это время вам надо будет на что-то жить. У Вас деньги есть?
- Конечно, есть! Не беспокойся!
- Будут нужны, помогу. По поводу Лены переговорю кое с кем. Но ты должна, - обратился он к ней, - поискать и сама. В твоей сфере прямых связей у меня нет. Ну, что вы по этому поводу думаете?
- Спасибо тебе. Одни тебе хлопоты от нас. Предложение, конечно, заманчивое. Но получу ли я допуск? Ты ведь помнишь, как я вылетел из Щуки. Да и из театра я ушел, как бы сказать, не совсем по своему желанию. Потом расскажу.
- Ох, и сын у меня! Куда ни кинь - всюду клином торчит... Что с тобой делать?
- Нет, в театре ничего такого не было. Просто я отказался играть одну роль...
- Какую роль?
- Ты с дивана не упадешь?
- Не люблю, когда со мной говорят вопросами и загадками!
- Отказался играть роль Ленина...
- Подожди. Кого? Ленина?
- Да, самого Владимира Ильича. В юбилейном спектакле... к его столетию.
- Час от часу не легче... Почему??? - А дальше пошло то, о чем он думал еще в Касинске, размышляя о том, возвращаться ли в Москву. - Впрочем, все правильно. Узнаю наследие деда Трофима... Воспитал он тебя... Почему отказался?
- Потому, что роль не по мне. Главреж же посчитал, что если я рыжий, то могу эту роль сыграть. Здесь мы с ним и не сошлись. - Он не мог и не хотел рассказывать о том вещем сне, в котором к нему явился дед. Отец бы этого просто не понял.- Вот и подал заявление по собственному желанию.
- А в трудовой что записано:
- Отказ от исполнения должностных обязанностей. И все!
- Значит так! Для работы в машзале криогена нужен допуск всего лишь по форме три. Это скорее формальность. Я кое с кем об этом переговорю. Поэтому завтра за тобой приедет Юра и отвезет на завод. Напишешь заявление о приеме на работу. Потом езжайте на дачу. Нечего Павлика в городе держать. Да, а что с институтом? Только коротко, уже спешу.
- Если коротко, то рассказы понравились. Но поступать придется на будущий год. Не успели подать рассказы на творческий конкурс. В следующий раз расскажу подробности.
- Хорошо!
Так неожиданно у Владика образовался целый месяц свободного времени. Можно было заняться устройством Павлика в садик. Конечно, из-за Павлика хотелось, что бы поближе к дому. Но в садиках, расположенных в округе, свободных мест не было. Правда, в одном, узнав, что Лена школьный преподаватель, ей предложили пойти к ним воспитателем и таким образом получить место для сына. После долгих поисков и переговоров они поняли, что Лене либо придется соглашаться с таким предложением, либо сидеть с сыном дома. В итоге, как им этого ни не хотелось, пришлось обращаться за помощью. И в результате какого-то сложного обмена, осуществленного между отцовским институтом и Районо, место для Павлика нашлось.
В поиске работы для Лены повторилась история с садиком. Лена объездила все школы в округе. Ставок преподавателей русского языка и литературы не было. Они уже начали отчаиваться - перспектива жить на одну зарплату никак не радовала, когда Маргарита Михайловна поинтересовалась, нашли ли они Лене работу. Услышав, что нет, предложила свою помощь. Встретилась с директором школы, где до этого учились Аленка и Витя, и предложила ей взять на работу невестку Константина Васильевича Козьмичева. Это был сильный ход. Директор все поняла. Наличие родственницы директора такого богатого учреждения обеспечивало сохранение прерывающихся из-за перевода его детей в другую школу необходимых шефских связей. О подноготной этого трудоустройства Маргарита Михайловна умолчала. Узнай об этом Константин Васильевич, был бы весьма неприятный разговор. А Владику и Лене знать об этом было вовсе не обязательно.
Лена съездила в школу. Встретилась с директором. На вид ей было где-то около сорока. Высокая, и из-за этого немного сутулая, она возвышалась над Леной даже сидя за столом. Представилась она Ангелиной Аркадьевной. Говорила сухими и короткими фразами, что Лене сразу не понравилось:
- Да, я про Вас от Маргариты Михайловны знаю. Так Вы филолог? Что закончили? Университет, это хорошо. В принципе, мне филолог нужен. Но есть кое-какие проблемы. Если Вы согласны подождать, я их улажу. Встретимся числа двадцатого августа. Тогда и напишете заявление.
Разговор оставил несколько странное впечатление своей неконкретностью. Но так как выхода не было, Лена согласилась подождать.
Теперь у них было действительно свободное время - радовала возможность жить на даче, наслаждаться чудесным лесным воздухом, любоваться окрестностями и Окой. Это был рай для Павлика! Целыми днями он общался и играл с Аленкой и Витей. Лена же с головой окуналась в их жизнь и неожиданно обнаружила, что у Аленки есть проблемы с русским языком. Это уже была ее стихия.
Владик пытался восстановить свои прежние связи. Но даже встреча с Виталиком оказалась не такой, какой он ее себе представлял. Еще бы! Ведь прошло почти десять лет... А вот увидеться с бывшими сокурсниками пока не удалось. Те, кому посчастливилось попасть в московские театры, в большинстве своем были на гастролях. Подумал, а не съездить в училище? Но передумал. Не захотелось бередить душу.