Наконец - Владивосток! Дыхание океана почувствовалось сразу. Весенний пронизывающий ветер нес ощутимую влажность. На перрон из поезда высыпала людская масса, в которой, наверное, каждый второй был военным моряком. Пока шли через вокзал и ехали в автобусе, казалось, что Владика просто призвали во флот.
Наутро с Лешей поехали в грузовой порт, он на Владика подействовал оглушающе. Немного штормило. Суда, стоящие вдоль причала, казались исполинами. Промозглый ветер и волны раскачивали их. Скрежетали якорные цепи. Он вдруг поймал себя на том, что, проходя мимо кораблей, невольно ускорял шаг. Впервые в жизни почувствовал себя букашкой в сравнении с увиденным. В душу вкралось сомнение в правильности выбранного пути. Выдержит ли, справится ли...
У очередного судна, на корме которого красовалась надпись "Аскольд", Леша остановился:
- Пришли!
Махина черного борта закрывала собой все пространство. Слегка раскачивались и поскрипывали стрелы грузовых лебедок. Поскольку судно было почти загружено, то подъем по трапу был не очень крутой. Леша пропустил Владика вперед и весело скомандовал:
- Давай, матрос, поднимайся! Вниз не смотреть!
У Владика, вообще-то не считавшего себя трусливым, ноги и руки задрожали, сердце застучало. Трап упруго ходил в унисон с порывами ветра и покачиванием "Аскольда". Стараясь не смотреть вниз и вцепившись в мокрые леера, с подгибающимися ногами он начал первое восхождение по трапу. Слышались смачные шлепки волн между бортом и причалом. Взвивались в воздух и сыпались на лицо соленые и холодные брызги. В конце концов, подталкиваемый Лешей и запыхавшийся не столько от усилий, сколько от волнения, он-таки добрался до палубы. На ней было безлюдно. Потом из какой-то двери вышел матрос. Увидел его и Лешу:
- С приездом, Михалыч, а это с тобой кто? Наши все на борту.
- Привет, Саныч! А парень со мной. Капитан на борту? Мы к нему.
Капитан был на ходовом мостике:
- Ну, вот и старпом! Здравствуй, Алексей Михайлович! С прибытием! Заждался тебя! Как отдохнул? Как семья?
- Спасибо, капитан! Все нормально. Хоть сейчас в рейс! Вот, привел я тебе матроса. Ему до Находки. Может, подбросим парня? Он эти дни отработает. Пойдет?
- Ну, раз ты просишь, то пойдет, только ведь его в судовом списке нет. Погранцы не пропустят.
- Это я беру на себя. Улажу. Ребята знакомые.
- Раз так, смотри! Но я за него не отвечаю.
- Все будет нормально, Дмитрий Петрович. Не переживай. Мы только домой слетаем, вещи возьмем - и обратно. Это мигом!
Миг этот для Владика опять стал испытанием - впереди было хождение по трапу. Но все обошлось. Через пару часов они уже снова были на "Аскольде". Леша сначала отвел его в свою каюту, потом к боцману. Боцман оказался тем самым Санычем, что первым встретил их на палубе:
- Саныч, ты за ним пригляди, а то еще за борт свалится. Он с нами до Находки пойдет, а до отхода побудет у меня в каюте. А пока покорми и с судном познакомь. Если надо, то он тебе чем-нибудь поможет. Так, Влад?
- Нет проблем!
Два дня пролетели незаметно. Боцману он так и не понадобился. Разве только для того, чтобы поводить по судну. К вечеру первого шторм утих. Владик не уходил с палубы до глубокой ночи, все больше очаровываясь морем и жизнью порта, не затихавшей ни днем, ни ночью. Работали громадные портальные краны. Раздавались гудки тепловозов, развозящих вагоны с контейнерами и грузами между стоявшими на погрузке судами. Одни корабли осторожно входили в бухту, другие, отсалютовав прощальными гудками, медленно и плавно удалялись в сторону океана. С наступлением вечера картина стала просто феерической. Заблистали судовые огни и бакены. Засветились прожектора на грузовых кранах. А он все стоял и наслаждался неведомой ему жизнью ночного порта. То, о чем он раньше только читал и что видел в фильмах, оживало и становилось явью.
Несмотря на это, театральная жизнь от себя еще не отпускала. Чем был для него театр? Призванием или ошибкой молодости? Правильно ли он поступил, отказавшись от роли Ленина? Но сколько бы Владик ни терзал себя этими вопросами, ответ напрашивался один: все было правильно. Так же, как были правильными два последних шага - решение жениться на Лене и отъезд в неведомую ему раньше даль. А там посмотрим! Самое главное - у него есть Лена, и скоро они встретятся!
В Находку пришли к полудню третьего дня. Подход к причалу занял около часа. Владик поблагодарил Лешу, попрощался с Санычем и сошел на берег. Он уже чувствовал себя чуть ли не моряком. По трапу шел не торопясь и не вздрагивая. Из порта до города на автобусе добирался недолго. Дальше, чтобы не плутать в поисках дома, где живет брат Анны Семеновны, решил доехать на частнике. Вскоре он уже стоял перед дверью квартиры Николая Семеновича.
Дверь открыла девочка лет двенадцати:
- Вам кого?
- Папа дома?
- Папа, это тебя!
В двери показался мужчина лет на десять старше его и потрясающе похожий на свою сестру:
- Проходи! А я тебя знаю. Ты - Владлен! Мне о тебе Лена телеграмму прислала. Просила встретить и не прогонять. Как добирался? Все нормально?
- Здравствуйте, Николай Семенович! Вы правы. Это я. Владлен Козьмичев. Добрался нормально. От Владивостока на судне дошел. "Аскольд" называется. В порту стоит. Вот, письмо Вам от Анны Семеновны привез!
- Письмо прочитать успею. Ты лучше проходи, умойся. Перекусим немного. Расскажешь, как там моя сестрица и племянница. Ты откуда их знаешь? Я еще сначала удивился, что Аня за какого-то парня просит, а потом подумал, что тут что-то не так. Не будет сестренка за незнакомого просить.
Пришлось рассказать, вплоть до того, что они с Леной решили пожениться.
- Так это же самое главное! С этого бы и начинал! Так ты скоро моим родственником станешь. Здорово! А что тогда ты здесь, а Лена в Касинске? Странно...
- Да ничего странного. Как только жилье и работу найду, тут же ее и вызову. Она уже заявление об увольнении должна была подать.
- А ты кто по специальности? Что-то я не помню, чтобы в Касинске рыбу промышляли. Разве что удочкой. Этим я и сам до мореходки увлекался. Мне кажется, ты что-то не договариваешь.
- Слушай, дочь, что ж мы с тобой гостя разговорами кормим? Давай стол накроем.
За столом уже ничего не оставалось, кроме как поведать обо всем, что привело его сюда, в Находку.
- Ну, ты и даешь!- удивленно и восхищенно отреагировал Николай Семенович. - Отчаянный ты парень! Если б мне это историю кто-то рассказал, не поверил. Отказаться Ленина сыграть?! Тебе же антисоветчину пришить могли!
- Могли, Николай Семенович! Могли! Но, видать, не успели. Уехал я из Касинска. А сюда нам с Леной Анна Семеновна ехать подсказала. Наверняка, она в письме об этом пишет.
- Все ясно. Молодец сестренка! Запрятать тебя подальше решила. Сделаем! Значит, так. О рыбалке забудь. На сейнера я тебя не пущу. Опасное это дело. Да и народец на них не тебе чета. Артисту. Ты не обижайся. Там такая братва собирается... Сам с ними не одну путину провел. Не-е, не пущу! Работать будешь у меня. Я как раз с сейнеров ушел. Капитаном на рефрижератор. Он днями подойти должен. Уже три дня дома сижу. Отдыхаю. Люди мне будут нужны. Жаль, у тебя специальности нет. Но ничего. Подберем что-нибудь.
Квартиру пока искать не будем. У нас три комнаты. Мы с дочкой сейчас вдвоем. Мама наша на курсах повышения квалификации в Хабаровске. Врач она. Вернется через два месяца. На первое время вам с Леной хватит. Дальше видно будет. Теперь так. Сейчас "Жигуль" возьмем. Заскочим в Светкину школу. С директоршей поговорим. Учителя всегда нужны. Вон, у Светки уже два месяца истории нет. Учителя найти не могут. Сейчас позвоним. Узнаем, где она. Директор оказалась на месте. Заехали, дождались ее с урока. Долго не говорили. Она обрадовалась их предложению и только спросила, когда Лена появится в Находке. Теперь уже были веские основания давать телеграмму в Касинск.
Осталось время, чтобы подъехать в контору и зайти в отдел кадров.
В машине Николай Семенович вдруг спросил:
- Ты в театре сколько получал?
- Копейки...
- Ты не темни, сколько?
- 70 р.
- Правда???
- Правда, правда...
- Так этого же на один раз в ресторане одному посидеть не хватит... А жить потом на что?
- Не один я такие деньги получал. Подрабатывали. По району ездили. В колхозах выступали. За это платили неплохо. На праздниках в концертах участвовали. В Новый год и в зимние каникулы лучше платили. В общем и целом от голода не умирали, хотя временами туговато приходилось.
- Тогда я тебя понимаю. Правильно, что из театра сбежал! Не хрен там мужику делать! У нас ты не пропадешь и от голода не опухнешь...
В отделе кадров все оформили быстро. Хотя кадровичка, увидев запись в его трудовой об отказе выполнять трудовые обязанности, отреагировала:
- Николай Семенович, Вы хоть знаете, кого берете? Он ведь и у вас от работы возьмет и откажется. Нужна Вам эта головная боль? Кстати, у него прописка есть?
- Знаю, знаю!. Не откажется. Он парень с головой. С незаконченным высшим. Его бы подучить! Прописки пока нет. Только ведь приехал. Вы дайте ему направление в общагу. Пусть его пропишут, хоть временно. Пока поживет у меня. Потом что-нибудь придумаем.
- Давайте мы его на курсы механиков холодильных установок направим. Хорошая профессия и денежная. Начало учебы через месяц. Учиться шесть месяцев. Хотите, Козьмичев?
Владик о холодильных установках знал только из опыта общения с кухонными холодильниками.
- Николай Семенович, что Вы скажете?
- Что тут говорить! Это нам повезло. Соглашайся!
- Раз так, то я не против! Но я ведь Лену жду. Мне зарабатывать надо. А тут учеба. Стипендия хоть будет?
- Будет, - успокоила его кадровичка. - Половина будущего оклада. Это прилично. Соглашайся, Козьмичев! Я ведь это ради Николая Семеновича делаю. Вообще-то группа уже набрана. Пока месяц на "Циклоне" поработаешь. Поймешь что к чему. Выучишься, вернешься.
Так Владик стал матросом рефрижератора "Циклон". Ему даже показалось, что это произошло не с ним, а с каким-то знакомым парнем. И только тогда, когда приехали домой, он, наконец, отреагировал:
- Круто Вы, Николай Семенович, со мной обошлись! Чувствуется капитанская хватка. Я ведь так ничего толком и не понял. Что я буду делать целый месяц? Палубу драить?
- Не дрейфь, моряк! Все в порядке! За месяц с экипажем и судном познакомишься. Руками многое потрогаешь. От этого только польза будет. Потом учеба начнется. Уезжать никуда не потребуется. Курсовой комбинат ведь здесь. С Леной не расстанешься. На ремонте будем шесть месяцев. Пока не закончишь учебу, в рейс не уйдем. За это время вашу свадьбу сыграем. А пока все! Поесть надо и отдохнуть. Я смотрю, ты вообще ноги едва таскаешь.
- Да. Я эту ночь с палубы уйти не мог. Красота необыкновенная! Все впервые. Это, как новую роль учить. Такое для себя открываешь...
"Циклон" пришел в порт, как и ждали, через двое суток. Николаю Семеновичу позвонили из портовой диспетчерской. Поехали его встречать. "Циклон" шел к причалу с такой скоростью, что Николай Семенович даже заругался:
- Он что, охренел? Причал решил протаранить? Там сейчас капитаном Матвеич. На пенсию он уходит. Вот и лихачит дед напоследок. Утирает носы таким соплякам, как я...
Но все прошло без сучка и задоринки. "Циклон" изящной дугой подплыл к причалу. Дал задний ход и, не бросая якорей, закачался в нескольких метрах от стенки. С палубы кинули бросательные концы. Береговые подцепили их к лебедкам, вытянули швартовые и закрепили на кнехтах.
- Смотри, Влад, какая у меня команда будет! Они тебе и кита пришвартуют без проблем.
Владика вся эта картина, о которой он лишь читал в книжках про морские путешествия и пиратов, привела в состояние благоговения. Так справиться махиной, длина которой была никак не меньше, а может быть, и больше сотни метров! Это уже была настоящая морская романтика!
Владик нашел время сходить в общагу. Показал направление из отдела кадров. Поклялся, что общага нужна ему лишь для прописки и жить в ней он не собирается. Потом в паспортный стол - и стал жителем Находки.
Лена приехала в середине апреля. Встречать ее на автовокзал они поехали втроем. По этому случаю Николай Семенович, уже принявший дела у прежнего капитана, дал Владику три дня на устройство личных дел. Но какие тут могли быть дела! Николай Семенович дневал и ночевал на судне. Светку отпустил к ее лучшей подружке. Два дня, напрочь забыв о просьбе Анны Семеновны и об обещании Владика, они вообще не выходили из дома. И лишь на третий пошли в школу. Директор встретила Лену восторженно и только. Ставки филолога у нее не оказалось. Она пыталась уговорить Лену занять ставку историка. Но Лена категорически отказалась от такого щедрого предложения.
Тем временем с их проживанием у Николая начались проблемы. Он не был против прописать их у себя. Но с курсов уже вернулась его жена Тамара, и Лена с Владиком почувствовали, что они здесь лишние. Да еще оказалось, что квартиру получал не Николай, а она. Надо было срочно решать вопрос с Лениной пропиской и с жильем. Пока сходили в Городской отдел образования. И хотя там тоже обрадовались появлению в городе молодого педагога, предложить Лене работу по специальности не смогли. Правда, клятвенно пообещали, что вопрос с ее трудоустройством будет решен к новому учебному году. А так как до конца этого года оставалось пара месяцев, то посоветовали Лене преподавать в оставшееся время историю в 5-7 классах в той самой школе, где они уже были. Делать было нечего.
К счастью, проблема жилья решилась. Николай нашел им квартиру. Правда, без прописки. Ее им сдал его бессемейный друг, тоже капитан, днями уезжавший в Финляндию на приемку строившегося там балкера. Вернуться он планировал не раньше, чем через три-четыре месяца, а то и позже. Поэтому Тамара пошла навстречу и согласилась прописать Лену. После этого вопрос с ее трудоустройством был решен.
Лена шутила:
- Вот и вляпалась я с тобой в историю...
Но на самом деле она с головой окунулась в забытые с детства походы Александра Македонского, Пунические войны и сражения Спарты с персами... Когда Владик приходил домой, заставляла его выслушивать то, что она будет рассказывать детям.
А Владик постигал трудности и премудрости жизни моряка. "Циклон" стоял у причала судоремонтного завода. Экипаж был занят текущим ремонтом и профилактикой судовых механизмов. Николай Семенович, как и обещал, направил его в подчинение главного механика, а более конкретно, в команду холодильного отделения. Вместе с заводскими рабочими он участвовал в профилактике холодильных компрессоров, монстров, вызывавших у него такой же трепет, как когда-то его вызвал вид впервые увиденных океанских судов. Работа эта была тяжелой, грязной и, как Владику показалось в первое время, малоинтересной.
Весь день приходилось что-то разбирать, смазывать, протирать, снова собирать. К концу второй недели руки его, не привыкшие к машинному маслу, которое после работы приходилось смывать в керосине, стали зудиться. Лена смазывала их вазелином, прикладывала успокаивающие компрессы. Но опытные механики его убедили в том, что это испытание, достающееся всем новичкам, имеет свойство проходить. В итоге так и произошло. Трудновато сначала было и физически, но не особенно долго.
Труднее было другое. Надо было освоить терминологию, понять, что надо и чего не надо опасаться. У него поначалу никак не складывались отношения со всякими гайками и ключами, подносить которые входило в его обязанности. На дню по много раз он слышал:
- Влад, ключи подай... Влад, ветошь тащи...
Беда была в том, что определить на глаз размер гаек он еще не мог, а вот с ключами было сложнее. Поэтому просто брал охапку ключей и по одному подавал напарнику. Когда первый же ключ оказывался нужного размера, все проходило незаметно. Но так случалось далеко не всегда. Слесаря это подметили и не упускали возможности позубоскалить. Вскоре Владик на такие шуточки стал отвечать:
- Владик, тащи ключи на головку цилиндров. Побольше и поменьше. Откручивать будем...
- Ты что, шляпу перед прилавком примеряешь? Мне побольше, а, может, поменьше! Размер знать надо!
А так как в находчивости и в остроумии с ним мало кто мог сравниться, то вскоре от него отступились.
Но время до начала курсов неуклонно сокращалось. Вскоре он получил квалификационное удостоверение, а потом и расчет за месяц работы на "Циклоне". К его и Лениной радости, это были невиданные до этого деньги. Триста с лишним рублей! Лена, с учетом работы на полторы учительской ставки, заработала поменьше - 180. Такого богатства они в руках еще не держали и буквально ошалели. Стали прикидывать, что надо бы приобрести. Но трезвость Лены, как всегда, взяла свое:
- Слушай, Владичка. Пошел уже второй месяц, как мы вместе. Ты жениться на мне когда собираешься? Или ты со своим кораблем жить будешь? А я твоей любовницей?
Владик такого не ожидал:
- Леночка, ты что подумала? Как тебе такое в голову прийти могло? Прости меня, милая! Задолбали меня эти компрессора и холодильники! Да мы завтра же в ЗАГС сходим, заявление подадим!
Так и было сделано. Пока ждали очереди, зашел спор о будущей фамилии Лены. Она хотела остаться Шимановской, мотивируя это тем, что диплом о высшем образовании у нее на фамилию отца. Владик же настаивал, что бы она стала Козьмичевой. В итоге Лена предложила разрешить спор при помощи монетки. Лена выбрала орла. Владику досталась решка. Кидать решили три раза. Победа досталась Лене. Владик пытался оспорить результат этой слепой статистики, но Лена устояла. И осталась Шимановской.
Регистрацию им назначили на 3 августа. Тут же дали телеграмму Анне Семеновне и отцу Владика. Купили обручальные кольца. Опять встал вопрос о жилье. Решили, что ко времени регистрации надо будет его найти. Но ничего не получалось. Как-то Лена разговорилась с одной из коллег по школе. Та свела их со своей родственницей, жившей в Находке еще с послевоенных времен. К этому времени она осталась одна в большой трехкомнатной, сталинских времен, квартире. Хозяйка оказалась дотошной. Первым делом потребовала паспорта. Долго расспрашивала, кто они такие и как оказались в Находке. И так пристально разглядывала Лену, что на это нельзя было не обратить внимание. Только потом до них дошло, что она почувствовала явный диссонанс между ее еврейским лицом, подозрительной фамилией и русской национальностью.
Особо ее насторожило, что они не женаты. И только после того, как увидела загсовский бланк с назначенной датой регистрации, дала согласие. Владик и Лена ликовали! О такой удаче даже не мечталось. Еще бы! Квартира в самом центре. Комната площадью в двадцать метров. Окно с видом на залив. Теперь можно было спокойно ждать августа, приезда Анны Семеновны, регистрации и свадьбы.
И только после этого Владик вспомнил о Сереге, его просьбе и своем обещании выслать ему приглашение для приезда в Находку. Паспортные данные Сереги были в записной книжке. Чтобы не тянуть время, решили оформить два вызова. Один, от имени Лены, на Анну Семеновну, другой на имя Сереги. Так и сделали.
Наступало приморское лето. В его первую половину часто дождило. Над морем стояли туманы. Купаться бывало прохладно. Зато потом наступила курортная благодать. До пляжей было недалеко, и Лена пользовалась этим в полной мере. К августу ее уже нельзя было узнать. С темными волосами, загоревшая чуть ли не дочерна, она стала походить на мулатку, невесть как заброшенную на берега залива Петра Великого. Владик не мог ею налюбоваться. Ему все еще не верилось, что эта обалденная девушка вот-вот станет его законной женой. Даже грусть от того, что ему пришлось расстаться со сценой, ушла на задний план. Сам он купался лишь вечером, после занятий и в выходные. Но и при этом, как говорила Лена, стал выглядеть много лучше, нежели выглядел в Касинске.
В конце июля приехала Анна Семеновна. Ахнула от их роскошного вида. Отругала за то, что они никак не беспокоятся о предстоящей свадьбе, и заявила, что берет дело в свои руки. С хозяйкой квартиры они удивительно быстро нашли общий язык, и та не только любезно предложила, чтобы она пожила это время у них, но и обещала всяческую помощь.
И жизнь завертелась. Лена с Анной Семеновной срочно подгоняли купленное в магазине для новобрачных свадебное платье. Костюм, в котором Владик ходил еще в Касинске, Анна Семеновна забраковала. Пришлось покупать новый. Денег на ресторан она категорически брать отказалась. Владику было заявлено:
- Я всю жизнь копила на свадьбу дочери. И, наконец-то, дождалась! Ты ко мне с такими речами не лезь!
Друзьями они еще не обзавелись. Поэтому регистрация и свадьба были нешумными и душевными. Но без отца Владика. Тот правда, прислал большую телеграмму с поздравлениями не только от себя, но и от жены. И с просьбой разъяснить, почему вдруг Владик оказался в Находке. Присутствовали только Николай Семеныч с семьей и их квартирная хозяйка - Наталья Кирилловна. На следующее после свадьбы утро Николай Семеныч долго катал их на катере. Море, как на заказ, было спокойное и такой глубокой синевы, что оторваться от его вида было невозможно. Спустя несколько дней Анну Семеновну проводили. Только после этого они, наконец, осознали, что в их жизни произошло!
А дальше настали будни. Но какие! У Лены начался учебный год. И как ни странно, в той же самой школе. Она получила полторы ставки. Кроме любимого русского языка и литературы в старших классах, директор уговорила ее вести историю в средних классах. В школе она пропадала с утра до вечера. Тем временем у Владика занятия на курсах подходили к концу. По просьбе Николая Семеновича он после занятий начал работать на "Циклоне". Команда холодильщиков приняла его возвращение благожелательно. Да и он чувствовал себя не в пример увереннее. Чему немало удивлялся.
Гуманитарию по натуре и артисту по призванию, и мысли никогда не допускавшему, что его жизнь может оказаться связанной с техникой, потихоньку начала нравиться нынешняя профессия. Хотя в глубине души таилась мысль о том, что когда-нибудь он вернется в мир искусства. Когда и в каком качестве, предположить было трудно. Тем не менее, сомнения в правильности последнего театрального выступления появлялись все реже. На душе его становилось спокойней и спокойней. Жизнь брала свое.
Где-то в мае месяце Лена сообщила, что у них будет ребенок. И ждать его надо в январе. Удивительно, но сама Лена восприняла все произошедшее в ней со спокойной радостью. Как естественное продолжение того вечера, когда они познакомились на дне рождения ее подружки Светки, театральной костюмерши. Владика же известие о ее беременности ошеломило. Нет, конечно, он прекрасно понимал, что это когда-нибудь случится. Но его радость была такой искренней и неприкрытой, что потом Лена долго плакала от счастья. Она ведь узнала, что беременна, раньше, чем сказала ему. И все эти дни представляла, как это произойдет. Какими словами она ему об этом скажет и какова будет его реакция. Как оказалось, воображение ее подвело.
С этого дня их жизнь стала наполняться не только новым смыслом, но и необходимостью задумываться о будущем. Они понимали, что вообще-то им страшно повезло. И прежде всего с работой. Зато ситуация с жильем вызывала тревогу. Захочет ли квартирная хозяйка сдавать им комнату после рождения ребенка? Не придется ли им искать себе новое жилье? Разговор был неизбежен.
Надо сказать, что при ее добром к ним отношении, в тоне общения иногда проскальзывали такие стальные и жесткие ноты, что они ее немного побаивались. И не без основания. От Лениной коллеги по школе, той, что устроила их к Галине Кирилловне, они уже знали, что живут на квартире у вдовы большого начальника в системе печально известного "Дальстроя". Да и она сама не очень скрывала, что была сотрудником сначала НКВД, а потом МВД. И что пустила она их на квартиру только для того, чтобы не быть одной.
Однако разговор, к их радости, получился. Галина Кирилловна заявила, что ребенок ей не только не помешает, но даже наоборот. Детей и внуков у нее не было. А появление ребенка - это радость. И для родителей, и для нее. Поэтому снимать комнату они могут до тех пор, пока она жива. Или пока они не получат квартиру сами.
Тем временем выход "Циклона" в море приближался. В экипаже стал ходить слух, что они пойдут не на путину, а во Вьетнам. От Владика, которого уже знали как шурина капитана, ждали подтверждения. Хотя Николая Семеновича и его семью он видел не чаще, чем другие, куда будет первый рейс, окончательно выяснилось, когда они с Леной решили их навестить. Тогда Николай Семенович и сказал, что слух о Вьетнаме - правда. Пойдут они в порт Хайфон. Туда повезут замороженное мясо, оттуда - субтропические фрукты. Но когда "Циклон" встал под погрузку, выяснилось, что это была не вся правда...
Происходила погрузка как-то странно. Два трюма действительно загрузили замороженными тушами. И остановились. Потом на борту появились три офицера. Первым делом они занялись осмотром свободного трюма. Что-то там им не понравилось, С судоремонтного завода прислали бригаду монтажников и сварщиков, принявшихся за установку в трюме дополнительных креплений для груза. Экипаж недоумевал. Все стало более или менее ясным, когда к борту подогнали эшелон, охраняемый армейскими часовыми. На причал приехала колонна ЗИЛов с матросами, тут же начавшими вытаскивать из вагонов длинные ящики, которые портальный кран загружал в трюм.
По размеру ящиков стало понятным, что на "Циклон" грузят ракеты. Скорее всего, зенитные. Погрузку ракет закончили за день. Маляры с завода бойко нарисовали на крышках трюмов советские флаги. Для офицеров освободили каюту старшего помощника. Четырех матросов и старшину третьей статьи расселили в каютах экипажа. А у трюма с ракетами поставили часового.
Затем на "Циклоне" появился еще один незнакомец. Он был в гражданском, но явно облечен властью. Вскоре к нему, расположившемуся в каюте капитана, стали вызывать членов экипажа. Разговор был короткий. Каждому предлагалось дать подписку о неразглашении цели рейса и транспортируемом грузе. О мясе в двух трюмах речь не шла. Удовольствия Владику эта процедура не доставила.
Выход был назначен на утро третьего дня. У холодильщиков, как и у всего экипажа, началась обычная трехвахтенная работа. Холостые уже переселились на борт. Семейные, такие, как Владик, пока после вахты уезжали домой. Вскоре ему стало ясно, что надо полностью переселяться на борт.
Настроение от этого испортилось. Особенно у Лены. Еще бы! Едва успели пожениться, как приходится расставаться. Добро бы еще она была одна! Но о себе она уже думала и говорила "мы". И этим "мы" предстояло прожить в ожидании мужа и будущего отца, уходившего на судне в воюющую страну, несколько месяцев. Она уже слышала от жен моряков, побывавших во Вьетнаме, что американцы не очень-то церемонятся с нашими судами: то блокируют боевыми кораблями их проход в Хайфонский порт, то вообще решаются на их обстрел и бомбардировку. Рассказов об опасных для жизни происшествиях в ходе рейсов во Вьетнам было достаточно, чтобы Лене стало страшно.
Владик, конечно, многое о специфике плаванья во Вьетнам уже знал. И все это время молчал. Он испытывал двойственное чувство. Да, он переживал за Лену. Предстоящее плаванье во Вьетнам было его первым, и не чета тому, что он совершил на "Аскольде" по заливу Петра Великого, а плаваньем дальним. Из Тихого в Индийский Океан! В другую страну. За пять тысяч километров! От этого захватывало дух. Как тут останешься бесстрастным? Ведь еще весной представить такое было невозможно... Он даже купил карту и приготовился отмечать на ней маршрут.
Немного успокаивало то, что Лена оставалась не одна. И Галина Кирилловна, и жена Николая Тамара обещали, что на них можно рассчитывать.
Провожать "Циклон" Лена приехала с Галиной Кирилловной. Увы, Владик как раз был на вахте. Потому их прощание, краткое и горячее, с Лениными слезами, заняло буквально десять минут. Вернулся в машинное отделение он хмурый и молчаливый. Молчал, пока напарник, опытный моряк, не сказал:
- Ты, парень, зря убиваешься. Привыкай! Такая наша морская жизнь... А жена твоя молодая никуда не денется! Если с моряком связалась, к прощаниям привыкать придется. Так что делайте поскорее детей. Они ей скучать о тебе не дадут.
- Да в том-то и дело, что мы ребенка ждем...
- Ну и прекрасно! Значит, знаешь дело...
По легкой вибрации корпуса Владик понял, что "Циклон" снимается с якоря. Взлетел по трапу на палубу. Увидел среди провожающих Лену. Послал ей воздушный поцелуй. Получил ответный и, пока "Циклон" отходил от причала и разворачивался носом к океану, все высматривал ее быстро уменьшающуюся фигурку.
Началась его новая жизнь.
У выхода из залива Петра Великого "Циклона" ожидал военный корабль. Было по-осеннему пасмурно и дождливо. Со свободными членами экипажа Владик стоял у фальшборта и впервые в жизни любовался стремительным и грозным силуэтом настоящего боевого корабля.
- Да это ж мой сторожевик! "Властный"! - Вдруг радостно завопил стоявший рядом матрос. - Я на нем почти три года отходил. Вот уж не думал, что встречу. Привет, братии-и-и-шкии!
И начал так приплясывать и размахивать руками, что запросто мог свалиться за борт. "Властный" дал ход и пошел в океан впереди "Циклона".
- Ничего себе,- подумал Владик. - От американцев нас будет охранять? Так они вроде бы с нами не воюют.. .
Первые дни плаванья он чувствовал себя отлично. Но потом началось то, чего боялся. На океанской зыби судно стало медленно и размеренно раскачивать. Появились признаки морской болезни. По советам бывалых коллег он не ел по утрам мясо. Держал в зубах и посасывал спички... Немного помогало. Но самым надежным лекарством оказалась горизонтальная поза, которую он принимал при малейшем проявлении укачивания. Вскоре тошнота и головокружение стали потихоньку уходить. Появилась возможность подумать о том, как жить дальше. По крайней мере, во время рейса.
Тех книг, что захватил с собой, на два месяца явно мало. Судовой библиотечки вообще не было. Заколачивать "козла" почти все свободное время? Это не для него. Можно было играть в шахматы, благо, что в экипаже они были в почете. Но в шахматах, хотя он их и любил, был не силен. Карты? Карты были возможны лишь подпольно. Капитан и старпом преследовали картежников без устали. Заставлять себя писать стихи он не хотел. Стихи у него всегда получались неожиданно. И тогда пришла мысль создать на "Циклоне" художественную самодеятельность. Но как это сделать, если на судне всего-то 31 человек? Десять на вахте, десять отдыхает после вахты, свободны еще с десяток... Сопровождающие не в счет.
Оставалось только одно - быть самодеятельностью в одном лице. Его цепкая актерская память хранила и позволяла читать стихи, свои и чужие, небольшие рассказы, коих он помнил множество. Может быть, давать отрывки из ролей, сыгранных им? А может быть, и чего-нибудь спеть... Хотя считал, что на гитаре играет посредственно.
Решил дело не откладывать и между вахтами поднялся на мостик. Николай Семенович встретил его хотя и приветливо, но без намека на родственность:
- Заходи, Козьмичев, заходи! С чем пришел? Какие проблемы у молодого моряка?
Владик решил подыграть:
- Добрый день, капитан! Спасибо! Не с проблемой, а с предложением в меру своих скромных возможностей помогать ребятам интересно проводить свободное время. Не в карты же играть! Кое-что я умею и знаю. Все-таки я еще недавно артистом был...
- Помню... Хорошая идея. Одобряю. Ты к нашему партийному секретарю подойди. Скажи, что я одобрил. С ним все и обсудите. А ты молодец! Быстро осваиваешься. По жене не скучаешь? У меня с берегом связь скоро будет. Попрошу узнать про Лену. Ну, давай!
А давать и не пришлось. Секретарь судовой парторганизации, состоявшей из четырех человек, стармех Иван Леонтьич, словно ждал, когда Владик придет к нему с таким предложением. И мгновенно понял, что строки о художественной самодеятельности будут украшением его отчета в парткоме флота о постановке коммунистического воспитания экипажа во время выполнения столь трудного и ответственного рейса. Владивостокскому почину была открыта зеленая улица. О чем не преминул сказать, открыв при этом ту великую тайну, что знал уже весь экипаж:
- Ты, Козьмичев, знаешь, куда и зачем мы идем? А идем мы с помощью для наших вьетнамских братьев, сражающихся с заклятым врагом всего прогрессивного человечества - американским империализмом. Ты уж постарайся! Сделай так, чтобы экипаж наш горел духом коммунистической солидарности с борющимся Вьетнамом. И будет тебе благодарность за это... Иди, Козьмичев, думай!
От такой просьбы у Владика даже заныли скулы... Тут-то он понял, во что вляпался. О боже, что ж я наделал? Там был Митрофаныч с Лениным, тут Леонтьич с коммунистическим воспитанием... Это как в сказке: " Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, Лис, подавно уйду..." Но от Леонтьича-то хрен куда уйдешь! Значит, надо думать.
Первая встреча со свободной вахтой пришлась на предвечерние часы. На просторах Японского моря, словно пожелавшего сделать плавание по нему "Циклона" спокойным и приятным, Владик читал своего любимого Маяковского. В угоду Леонтьичу, начал с "Советского паспорта". Потом читал его лирику. Звучавший над палубой артистический баритон Владика вводил слушателей в совершенно незнакомый им мир большого поэта. Никто из них даже не догадывался, что Маяковский, оказывается, и грустил, и влюблялся, и жалел какую-то лошадь. И вообще был человеком вовсе не железной и революционной, а по-настоящему тонкой поэтической души:
Мир
Опять
Цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос -
о женщинах
и о любви.
И еще из его неоконченного, где были такие горькие строки:
Море уходит вспять,
Море уходит спать,
Как говорят, инцидент исперчен -
Любовная лодка разбилась о быт!
С тобой мы в расчете,
И не к чему перечень
Взаимных болей и обид.
От последних слов слушатели еще больше впечатлились. Некоторым, каких на "Циклоне" было немало, они напомнили их собственную неудачную судьбу. Другие вспомнили о своих любимых, оставленных на берегу. Первые минуты, переваривая услышанное, народ молчал. А потом взорвался аплодисментами, звучавшими в унисон с размеренным всплеском волн. Такой чарующей музыки Владику слушать еще не доводилось.
Большинство присутствовавших до этого не знали, что перед ними выступал настоящий артист, переквалифицировавшийся в механика судовых холодильных установок. А когда узнали, то удивлению их не было предела. Вместе с тем оказалось, что многие из этих, внешне ничем не примечательных людей, любят поэзию. И что совсем не исключено, в юности писали стишки. Владика стали просить почитать еще и Маяковского, и Есенина, и Светлова, и Твардовского... Он благодарил и обещал, что постарается. Хотя не всех названных поэтов одинаково любит и помнит. Таких вечеров он дал еще два. Теперь весь экипаж только и говорил о поэзии.
Между тем "Циклон" приближался к Японским островам. Начали встречаться рыболовные японские суда. На траверзе Хоккайдо над "Циклоном" и идущим впереди на небольшом расстоянии "Властным" появился самолет с американским опознавательными знаками. Ветераны морских будней тут же определили его как самолет-разведчик "Орион".
Сопровождающие офицеры засуетились. Тут же убрали часового, охранявшего трюм с ракетами. Но было поздно. Американцы, наверняка, успели заснять и "Циклон", и часового с автоматом возле трюма, и сторожевик.
С той поры каждое утро "Орионы" пролетали на такой высоте, что едва не задевали мачты. Один раз Владику даже удалось разглядеть пилота, помахивающего рукой.
Пролеты прекратились, как только корабли прошли самый южный из японских островов. Сторожевик тут же лег на обратный курс. Прошел совсем близко от "Циклона". Дал прощальный гудок и постепенно исчез в дымке. А "Циклон" уходил все дальше на юг. Остался позади Тайвань. Погода на глазах менялась. Становилось теплее и более влажно. Владик все свободное время проводил на палубе. Народ все настойчивее интересовался, когда будет следующее выступление. Пришлось оно на момент входа в Южно-Китайское море.
Вскоре они уже были невдалеке от берегов Вьетнама, в Тонкинском заливе. И снова, как в Японском море, им об этом напомнили американцы. Не "Орионами", а парой "Фантомов, с оглушающим грохотом пронесшихся со стороны моря. Затем над "Циклоном" завис вертолет.
Капитан запретил свободным от вахты и чересчур любопытным появляться на палубе. В порт Хайфона вошли рано утром.
Вскоре после швартовки Владик вышел на палубу. С нее хорошо просматривалось портовое хозяйство, сплошь в следах от бомбежек и обстрелов.
На причале уже стояли грузовики. Но выгрузка началась лишь по наступлении темноты. И не мяса, а ящиков с ракетами. Разгрузки трюмов с мясом пришлось ждать больше недели.
Уже начинался сезон тропических дождей. С сильными, непривычными для русских грозами и молниями. Но однажды в полдень послышались не раскаты грома, а какие-то гулкие и мощные удары. Все свободные от вахт выскочили на палубу. Вначале Владик даже не сообразил, что это бомбежка. Оказалось, что на город пикируют американские самолёты. Было хорошо видно, что бомбы сбрасываются с небольшой высоты и очень прицельно. Вокруг самолетов можно было увидеть пушистые белые следы разрывов зенитных снарядов. Но не зенитных ракет.
Зачем же мы их тогда через два океана везли? - подумалось Владику. И не только ему. Об этом заговорили все, кто был рядом. Картина, представшая перед ними, была какой-то сюрреалистической и ужасной. Но, слава богу, порт не бомбили.
Сойти на берег, почувствовать твердую землю под ногами удалось лишь один раз. Не сказать, что это принесло ему большую радость. Город был сильно разрушен бомбардировками. Сплошь и рядом возле развалин домов виднелись землянки и бамбуковые хижины, покрытые листьями. Кругом горы битого кирпича и щебня. И все это на фоне пальм, на многих из которых виднелись следы пожара и осколков. Поразило практически полное отсутствие на улицах прохожих. Да и ходить там можно было лишь по узеньким тропинкам. Как по этим улицам проезжали машины? Но проезжали. Словом, все то, о чем он читал или видел в фильмах о войне, предстало вдруг перед его взором такой неожиданной и страшной реальностью, что ему стало не по себе. И еще долго не уходило из памяти. Задумался о страшном парадоксе человеческого мира, в котором одни присваивают себе право убивать других только потому, что у этих других иной взгляд на принципы человеческого существования. Это было далеко от его взглядов и его отношения к людям.
Погрузка тропических фруктов, не успев начаться, закончилась. То ли у вьетнамцев их было просто мало, то ли не была предусмотрена. Последствия недогруза не замедлили сказаться практически сразу после выхода в море. Стоило только усилиться волнению, как ходить по палубе становилось просто опасно. И не только по ней, но и по машинному отделению. Того гляди, хорошо приложишься к механизмам, к лестницам и вообще, ко всему тому, что было на пути. Хорошо еще, что больших штормов не случалось.
Владик опять стал чувствовать проявления морской болезни. Свой вклад вносила сумасшедшая влажность. Настроение от этого становилось все хуже. Стало не до поэтических вечеров. Ни ему, ни экипажу "Циклона". Да и общая усталость сказывалась. Радовали лишь радиотелеграммы от Лены. У нее все было хорошо. Телеграммы от нее помогали жить. Он был нужен, его любили и ждали. После того, как из его жизни ушли сначала бабушка, а потом дед, он впервые за долгие годы почувствовал, что не один на свете.
Присутствие в этом районе американского флота подтверждалось неоднократно. На выходе из Тонкинского залива к "Циклону" со стороны берега подошел американский эсминец. Пересек его курс по крутой дуге, заставив капитана замедлить ход, и ушел в сторону океана. Для чего это было сделано, осталось непонятным. Видимо, для того, чтобы напомнить русским, кто в этих водах хозяин. Уже в районе Филиппинских островов встретился авианосец, сопровождаемый целой эскадрой...
От всего происходящего и обилия впечатлений от жизни океана у Владика шла кругом голова. И хотя все, что с ним происходило, и все, что ему пришлось увидеть и прочувствовать за время рейса, было необычно и интересно, к его окончанию он уже был на грани срыва. От этого бесконечного моря. От качки. От этого беспрерывного шума механизмов. Будучи натурой впечатлительной, рефлексирующей и думающей, он никак не мог забыть ту жуткую реальность, что мельком увидел на земле и в небе Вьетнама. Вспомнились рассказы деда о войне, на которую тот ушел молодым, моложе своего внука, парнем. Только сейчас стало понятнее, чего стоило пройти ее ужасы его поколению. Но как быть с тем, что никоим образом не страдающее от этой войны его государство поставляет одной из воюющих сторон ракеты? И делает это тайком, поскольку понимает, что тем самым подливает масло в жуткий механизм уничтожения людей? А он, Владлен Козьмичев, лично участвует в этом деле. Почему? Кто и за что его заставил? Ведь отказался же от роли Ильича. Хватило бы мужества сейчас? Однозначного ответа на эти вопросы к самому себе у него не было. Видимо, так было угодно судьбе, не давшей ему времени подумать. И это, увы, придется пережить. У него есть Лена и ответственность не только за нее, но и за их будущего ребенка.
Но главное, он сходил с ума от все нарастающего желания ее увидеть. И какая была сумасшедшая радость, когда в числе встречающих "Циклон" он увидел ее тонкую фигурку и развивающиеся от легкого бриза черные волосы, которые она придерживала таким знакомым ему жестом.
С момента выхода в рейс прошло чуть больше двух месяцев.