В Нидерландах не принято переименовывать улицы. Первоначальные названия обычно сохраняются на века, поэтому их происхождение иногда незнакомо даже самым старым жителям. Например, почти в каждом городе есть Lombardstraat - так называемая Ломбардная улица, в то время как слово "lombard" не найдешь в современном толковом словаре. А ведь когда-то оно, заимствованное из итальянского, входило в состав нидерландского языка, но не понравилось голландцам своим звучанием и те переиначили его в "lommerd". Однако и это слово укоренилось плохо, более привычными стали обозначения pandhuis (залоговый дом) или kredietbank (кредитный банк). В общем, с лексикой как будто ясно, а как с самим явлением? Давно отжило, ушло в историю? Оказывается, нет. Давняя традиция - закладывать вещи - по-прежнему живет, пусть и случается, что в периоды роста экономики ломбарды становятся менее популярными. Но вот наступает спад, кризис, рост цен, и люди снова тянутся в залоговые дома. Даже в богатой и социально благополучной Голландии.
Банк дядюшки Яна
Первые европейские ломбарды появились в итальянской провинции Ломбардия в двенадцатом веке. Но известное своей печальной славой понятие "ростовщичество" существовало еще в библейские времена. Один из авторов Ветхого Завета, основоположник иудаизма Моисей, строго осуждал людей, воспользовавшихся бедственным положением своих ближних, и призывал их к милосердию: "Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, - до захождения солнца, возврати ее" (Исход, глава 22). И еще: "Никто не должен брать в залог верхнего и нижнего жернова; ибо таковой берет в залог душу". (Второзаконие, глава 24). Впоследствии христианская церковь неоднократно взывала ненасытных банкиров к совести, грозила им божьей карой, но это мало помогало - сеть ссудно-залоговых домов быстро расширялась по средневековой Европе.
Голландская церковь - и католическая и протестантская - несмотря на взаимные разногласия, единодушно ненавидели ростовщиков. Причем, если лютеранские пасторы ограничивались увещеваниями и проповедями, то их коллеги-католики с одобрения национального синода 1581 г. беспощадно отлучали от церкви не только владельцев ломбардов, но и простых служащих. Не щадили и их жен: тем разрешали оставаться в пастве только при условии, если они выскажут священнику свое резко негативное отношение к профессии супруга. Служители храмов призывали прихожан в случае нужды обращаться к ним самим, а кредитные дома обходить стороной. Однако церковь предлагала лишь мизерную материальную помощь, в то время как в ломбарде за золотое колье или часы выдавали приличную сумму, хоть и под высокие проценты, доходившие до восьмидесяти в месяц.
Правительство Нидерландов несколько раз вводило ограничения на залоговый процент, но ростовщики продолжали бесчинствовать, обходя все запреты и правила. Тогда власти пошли на другую меру: 25 апреля 1625 года в Амстердаме был открыт государственный кредитный банк, которому предстояло функционировать честно и законно. Его редко именовали ломбардом: к тому времени это слово вызывало недоверие, страх и трепет. Придумали другое название, уютное и домашнее: Банк дядюшки Яна. Так и говорили: "Отнесу Яну". "Ян" принимал прежде всего драгоценные металлы и камни, но не отказывался взять под залог утварь из меди и жести, а то шкаф или комод, отрез ткани и предметы одежды. Нередко случалось, что фабричный рабочий в середине недели относил "дядюшке" свой выходной костюм, а получив в субботу зарплату, снова выкупал его. Не только бедняки, но и богатые купцы шли в ломбарды, и бывало, закладывали целые склады, заполненные товарами.
Как встарь...
В 1676 году в Гааге открылся второй государственный кредитный банк. Однако мелкие заимодавцы не исчезли: люди продолжали носить к ним вещи, ведь не всем было по средствам везти их в столицы. По-прежнему власти принимали законы, регламентирующие деятельность ростовщиков, а те их также успешно игнорировали. Эта ситуация сохранилась и до наших дней. Правда, в 70х годах прошлого века - вследствие роста экономики и общего повышения жизненного уровня - люди стали закладывать вещи все реже. Голландцы, гордящиеся своей бережливостью и благопристойностью, и раньше решались на это лишь в крайнем случае: их удерживали стыд и опасения, что все вокруг узнают об их финансовой несостоятельности. А тут нужда отпала, популярность ломбардов резко уменьшилась и, наверно, они исчезли бы бесследно, если бы в страну в те годы не прибыли многочисленные иммигранты из Суринама, Турции и Марокко. Те быстро стали постоянными клиентами залоговых домов, вовсе не считая это зазорным. А последующие экономические события - рецессия 80х, введение евро в 2002, общее подорожание жизни - привели к тому, что и коренные голландцы скрепя сердце снова потянулись в ломбарды.
Рассказывает директор Гаагского кредитного банка Ян ван дер Хулст (Jan van der Hulst): "Предвижу вопрос: зачем, собственно, закладывать вещи, не проще ли взять ссуду в обычном банке? Суть как раз в том, что не проще. Для получения кредита нужно предоставить справки о доходе, уплате налогов, наличии недвижимости; все эти документы подлежат проверке. У нас же можно получить деньги наличными в течение пятнадцати минут, требуется лишь удостоверение личности во избежание сбыта украденных вещей. А в остальном процедура мало изменилась со времен средневековья. Оценщик определяет размер кредита на основании предполагаемой продажной стоимости закладного предмета на аукционе и выдает клиенту залоговую квитанцию. Предъявив ее и паспорт, тот может выкупить вещи в любой момент в течение полугода, вернув кредит с процентами: 1,33% в месяц. Так, если золотой браслет был оценен в 100 евро, через месяц его можно выкупить за 101 евро и 33 цента, а спустя шесть месяцев уже за 108. Можно перезаложить ценности еще на полгода, но уже под более высокий процент. Не выкупленная в срок вещь выставляется на аукцион. Если мы выручаем за нее сумму выше залога, разницу отдаем клиенту, а если ниже, то сами остаемся в накладе".
Двадцать лет назад Гаагский ломбард перешел на прием лишь ювелирных изделий, а с июля этого года вернулся к старой традиции: "все, что пролезает в дверь". Ян ван дер Хулст: "Принимаем электрическую и электронную аппаратуру: компьютеры, ноутбуки, телевизоры, мобильные телефоны, ДВД-рекордеры, а также музыкальные инструменты, фотокамеры, велосипеды, предметы искусства и многое другое. Оценка этих предметов - процедура трудоемкая, пришлось выделить помещения для их хранения. Мы пошли на это, чтобы защитить наших граждан от засилья частных ломбардов, которые совсем не знают удержу и, пользуясь человеческой бедой, начисляют иной раз 20% в месяц! Но к правосудию их не призовешь, действующий закон о залоговых домах 1910 года давно устарел, а парламент все никак не соберется принять новый".
Мы тоже люди
Мои первые попытки договориться с сотрудниками частных ломбардов об интервью заканчивались ничем. Слова "для журнала" сразу вызывали отторжение, хотя добавление "русскоязычного" несколько смягчало непреклонность моих собеседников. Но потом они все, как сговорившись, начинали задавать вопросы: "Какой тираж, где продается? ... В Голландии тоже?!" И тут оказывалось, что у них совсем нет времени, даже получаса не найдется. Похоже, есть что скрывать... Но неожиданно в лейденском ломбарде со мной согласились поговорить. Правда, чтобы предупредить отказ, я сразу пообещала: "О процентах ничего спрашивать не буду. Только о клиентах и отношениях с ними".
И вот, разыскав нужный адрес, я стою перед магазином с вывеской Used Products, т.е. "Комиссионные товары". Что ж, это и есть ломбард? "Нет, вам нужно к другому входу, с заднего двора", - объясняют мне у кассы. Обхожу дом и вижу то же название Used Products, только буквы поменьше. Внутри, в маленькой приемной, висит список принимаемых предметов, практически такой же, как в Гаагском кредитном доме. Меня встречает хозяин, он же приемщик и оценщик, Ричард Вос (Richard Vos). Ему около тридцати, на настоящей должности шесть лет. "Магазины нашей фирмы, - рассказывает он, - есть во многих городах, они работают по принципу обычных секонд-хендов и почти все имеют отделение ломбарда. Невыкупленные товары мы выставляем на продажу, поэтому и берем под залог только то, что можем реально сбыть".
"Как вы определяете стоимость залогового предмета?" - интересуюсь я. Ричард: "Драгоценные металлы - на вес, с остальным больше возни. Обычно ищу в интернете, сколько стоит такая или подобная вещь. Учитываю износ, не только физический, но и моральный, когда речь идет об устаревшей электронике. Вот недавно принесли новые, даже не распакованные наушники, приобретенные три года назад за 40 евро. Сейчас цена им 20. А клиент получил 5". Я удивляюсь: "Неужели имеет смысл приходить ради такого пустяка? Ах, очевидно, он алкоголик, и ради бутылки..." "Да нет, - отвечает Ричард, - хотя и такое бывает. У того парня кончились деньги на мобильнике, а ему надо было срочно куда-то позвонить. Кстати, он принес не только наушники, а еще какую-то мелкую аппаратуру. Меньше, чем на 20 евро мы не принимаем, иначе не окупаются даже административные расходы".
Я спрашиваю: "Что за люди приходят к вам?" Ричард: "Большинство моих клиентов не умеют обращаться с деньгами. Живут от зарплаты до зарплаты или чаще от пособия до пособия. В конце месяца остаются без цента, ну и несут мне мобильник или двд-плеер. Потом выкупают, а через месяц - по новой. Таких, пожалуй, 90 из 100. А остальных приводят вынужденные и непредвиденные обстоятельства, например, расходы, связанные с расторжением брака. Или человек потерял работу: зарплату больше не получает, а на оформление пособия нужно несколько недель. Один раз приехал грузовик с шикарной мебелью, светильниками, компьютерами: целая обстановка солидной конторы. Ее хозяин разорился, а его сын, который с матерью жил в Африке, серьезно заболел - были необходимы деньги на операцию. Я не мог принять все, взял только часть, но денег хватило, и мальчика, к счастью, удалось спасти".
"Рассказывают ли посетители, какая нужда их привела?" "Конечно! Многих из них я знаю уже годы. Если кто-то из таких не приходит за залогом в срок, не спешу выставить его на продажу, а жду несколько дней. Другие заходят чуть ли не ежедневно: боятся, что дорогие им вещи, например, фамильные украшения, похитили или продали раньше времени. Просят показать, все ли в порядке. Что ж, иду навстречу. Думаете, такое возможно в Амстердамском или Гаагском государственных ломбардах - там в день проходит по несколько сотен клиентов, контакт чисто деловой. А они еще представляют нас монстрами... Естественно, мы берем проценты, не работать же себе в убыток... ". О цифрах я, как было договорено заранее, не спрашиваю".
Прощаюсь и выхожу на улицу. Вижу там высокого пожилого человека с чемоданчиком, я заметила его уже раньше, из окна, во время разговора с Ричардом. Мужчина, несмотря на мелкий дождь, прогуливался туда-сюда, то и дело поглядывая на дверь ломбарда. Ждал моего ухода? А может, не решался зайти, ведь для многих голландцев, особенно, немолодых, посещение залогового дома - по-прежнему нелегкий шаг. Да и кепку он надвинул на самые глаза, думает, наверно, что так его никто не узнает... Я ободряюще кивнула незнакомцу, тот неловко улыбнулся в ответ и наконец шагнул за порог. Не сомневаюсь, что он найдет у Ричарда теплый прием. А останется ли доволен в финансовом плане, неизвестно. Ведь эта сторона деятельности лейденского ломбарда так и осталась для меня загадкой.