Мошкович Ицхак: другие произведения.

Страна Ахзария 1-3

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 17/11/2015.
  • © Copyright Мошкович Ицхак (moitshak@hotmail.com)
  • Обновлено: 28/01/2007. 66k. Статистика.
  • Повесть: Израиль
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первые три главы повести. Продолжение последует

  •   
      
      
       СТРАНА АХЗАРИЯ
       Повесть
      
       ГЛАВА ПЕРВАЯ
      1.
       - Кто ты и откуда? - спросили меня, но не сразу, не в тот момент, когда я в полном изнеможении свалился с лошади, у двери какой-то харчевни, а после того, как накормили и дали, как следует, выспаться. И слава Всевышнему, так как в другом месте могли бы и пристрелить, не задавая никаких вопросов.
       Я только тогда начал понемногу приходить в себя, когда, проспав чуть ли ни сутки, уже сидел за столом, на просторной террасе харчевни, и передо мной опять дымилась миска с едой. Оглянувшись, я увидел нескольких деревенского вида бородачей, бородатого харчевника за стойкой и огромного, лохматого пса, жарко дышавшего в мою сторону. Все, включая пса, внимательно разглядывали пришельца.
       В убранстве террасы доминировал "стиль рустик": мебель, стойка, парапет террасы.
       - Кто ты и откуда? - повторил сидевший напротив бородач.
       - Где я? - вместо ответа спросил я.
       - Здесь, - сказал бородач и рукой описал перед собой дугу.
      
       Я посмотрел на его руку, всю в буграх и морщинах, каких не бывает ни на руках людей интеллектуальных профессий, ни на руках офицеров президентской гвардии, а потом повернулся в ту сторону, где в огромной пиале, между гор с белыми пятнами снега на вершинах, разместился странный какой-то город, похожий на свадебный пирог с концентрически расположенными круглыми улицами и радиально расходящимися дорогами, одна из которых спускалась к озеру.
       - Где мой конь? - спросил я.
       - Видишь, вон там, у озера, пасется табун? Там и твой конь. Не волнуйся: он в хорошей компании.
       В верхней части города, там, где пучок радиальных улиц образовал круглую площадь, стояло многоугольное здание ярко-оранжевого цвета.
       - Это Дом собраний, - объяснил бородач. - Так ты не скажешь нам, кто ты и откуда? Если человек так спешит, что чуть не загнал до смерти коня, то либо он боится куда-то опоздать, либо за ним гонятся.
       - Как называется этот город? - спросил я.
       - Никак. Просто - Город. Названия нужны, чтобы что-нибудь одно отличить от чего-то другого, а наш город у нас один, и других у нас нет. Зачем ему название?
       - А ты? У тебя есть имя?
       - Меня зовут Зерах. Я здешний алькальд.
       - Значит, ты главный в этом городе?
       - Да, жители Города захотели, чтобы я был их алькальдом. Поэтому я пришел поговорить с тобой. Мы не причиним тебе зла и, если придется, постараемся защитить тебя от твоих врагов, потому что таков наш обычай, но мы должны знать, кто твои враги и с чем ты прибыл.
       Я не знал, что ему сказать, потому что все забыл. Я помнил только, что меня, кажется, зовут Барэль, но, почему, в самом деле, сломя голову примчался сюда, почему гнал и чуть не загнал коня, и что было прежде? - этого я не помнил.
       - Если можно, я скажу вам позже, когда все вспомню.
       На террасу по внутренней лесенке поднялась девушка с большой глиняной бутылью в руках.
       - Только, пожалуйста, на Кинору не пялься, - шутя сказал мне алькальд. - Меня с тобой и так, скорее всего, ожидают неприятности, так не ищи их хотя бы среди ее женихов,
       Легко ему сказать "не засматривайся", если в присутствии этой девушки смотреть на что бы то ни было другое было просто невозможно. Кроме того, у меня было такое впечатление, что я ее где-то уже видел. Хотелось встать, подойти и спросить, как она поживает. Но я этого по многим причинам не сделал. Вместо этого я сосредоточил все свое внимание на еде и на кружке золотистого напитка, похожего на пиво.
       Я успел заметить, что в этом городе не принято было бриться, но молодого бородача от старого все-таки можно было отличить. Подошел бородатый парень и положил руку на плечо алькальда.
       - Это что за человек? - спросил.
       - Сам хотел бы узнать, но он говорит, что не помнит.
       - Как может человек забыть, кто он? Врет, наверное.
       - Прежде, чем не верить человеку, сперва проверь: может быть, он говорит правду.
       В этом их городе все не так, как у людей, подумал я, так как люди из моих мест сказали бы обратное. А то, что сказал алькальд, сочли бы глупостью.
       - Ты прав, отец. Это прекрасное правило, но все равно, надо бы выяснить, кто он. Многие люди приносят с собой неприятности.
       Глядя на них, я вычерпывал из миски вкусные кусочки телятины, и последнее, что мне хотелось, это причинить им неудобства, не говоря уже о неприятностях. Но я действительно ничего не помнил.
      
       Стук копыт, как шаги людей, бывает лениво равнодушным или озабоченным, веселым или печальным, а иногда... На этот раз он был угрожающим, и это почувствовали все, сидевшие на террасе.
       - Справа от стойки есть дверь. Видишь? Пройди туда. На всякий случай, - сказал алькальд.
       Голоса всадников я услышал уже из-за двери.
       - Здесь вчера или на днях не видели человека на черной лошади? Блондин, в черной шляпе и в синем камзоле? - хрипло прокричал один из них.
       Услышав этот голос, я что-то начал вспоминать. Во всяком случае, подумал, что человек с таким голосом сперва стреляет, а уже потом спрашивает, кем был убитый им человек.
       - Кто-нибудь видел здесь такого человека? - громко спросил Зэрах и, помолчав, заключил:
       - Никто такого человека не видел.
       - А пистолеты надо спрятать, - спокойно сказал сын Зераха. - У нас есть точно такие же.
       - Однако врать не советую, - сказал хриплый.
       - Угрожать тоже не советую, - закончил диалог сын Зераха.
       - Эй, там Лили! - крикнул один из всадников. - Лили, почему ты здесь?
       - Эту девушку зовут не Лили. Ты ошибся, - сказал Зерах.
       - Как это не Лили, если это Лили, - продолжали настаивать всадники, но сын Зэраха крикнул:
       - Говорят вам, что здесь нет Лили, и точка. Кончайте болтать.
       Всадники ускакали, и я опять вышел на террасу, а Зэрах сказал:
       - Точно утверждать не могу, но похоже на то, что ты из Ахзарии.
       - Точно, из Ахзарии. Вы не могли бы рассказать подробнее об Ахзарии, чтобы я вспомнил? А эта девушка в самом деле не Лили?
       Зэрах помолчал, потом сказал:
       - Это не Лили, а Ахзария - плохое место, и там живут нехорошие люди.
       - Вы меня прогоните?
       - Нет, - нерешительно ответил он. - Не прогоним. Мы не можем тебя прогнать, чужестранец. У нас нет такого обычая, чтобы прогонять чужестранца из-за того, что он приехал из плохого места. Даже если в Ахзарии есть только один хороший человек, случайно именно им можешь оказаться ты. Мы обычаев не нарушаем.
       Я с благодарностью посмотрел на человека из народа, у которого принято кормить и защищать чужестранца, даже если он из страны, где живут плохие люди.
       - А может, его нарочно подослали, - предположил сын Зэраха.
       - Все может быть, - медленно сказал Зэрах. - Но запомни, Круг: прежде, чем подозревать, проверь, не напрасны ли твои подозрения. Ну, что ты еще вспомнил, чужестранец?
       - Помню, что удрал от этих людей. Кажется, они хотели меня убить. Они убили меня.
       - Они тебя убили, после чего ты от них удрал? - переспросил один из бородачей, и все засмеялись.
       Они могли смеяться сколько угодно, но я ясно помнил, что меня убили, после чего я прыгнул на коня и ускакал, а спустя несколько дней добрался до города под названием Город.
       Зэрах поднял указательный палец и сказал:
       - Если плохие люди кого-нибудь убивают, то, не обязательно, но возможно, что это был хороший человек.
       - Но этот даже не ранен, - сказал один из бородачей.
       - Это верно. Ты даже не ранен.
       - Я не знаю, как это получилось, - сказал я и попросил дать мне время, чтобы все прояснить.
       - А нам нужно посоветоваться, - предложил Зерах. - Ты можешь пока пройтись по Городу. Кто знает? Может быть, ты останешься у нас, и нужно будет тебя к чему-нибудь пристроить. Что ты умеешь делать? Хотя, ладно, поговорим об этом потом.
       - Нехорошо, чтобы он один ходил по городу, - возразил Круг.
       - А кто же с ним пойдет, если вы все мне нужны сейчас здесь?
       - Я пойду, - предложила Кинора.
       - Только этого не хватало! - возмутился Круг.
       - Чего ты испугался? - возразил я. - Неужели я обижу эту девушку?
       - Он прав, - согласился Зэрах. - Ему ни к чему обижать Кинору. Пусть идет.
      
       И мы пошли с Кинорой по улицам, то огруглым, то извилистым, то прямым, заглядывая во дворы, здороваясь со встречными и объясняя каждому, что я чужеземец, который забыл, кто он и откуда.
       Это был удивительный город, в котором начисто отсутствовала какая бы то ни было архитектура, потому что - что такое архитектура? Это, например, когда кто-нибудь из дерева или, еще лучше, из камня выпилит листья аканфа и пристроит их для красоты на столб, а другие начинают делать то же самое, и появляется "стиль". Архитектуры без стиля не бывает. В Городе все дома были разными. Никто не копировал соседа. Каждый строил на своем участке, сообразуясь только со своим удобством, и на своей земле выращивал то, что нужно было его семье, и для обмена на то, что не выращивал сам.
       В тот момент, когда мы раскланивались с очередными встретившимися нам горожанами, а Кинора объясняла, кто я такой и откуда свалился, где-то вдали раздался сильный взрыв. Я вздрогнул от неожиданности.
       - Что это? Война?
       - Нет, - успокоила меня Кинора. - Это взрывают скалы.
       - Зачем?
       - Чтобы расширить площадь полей. Треть площади, на которой мы живем, сажаем овощи и злаки и пасем скот, отвоевана у гор.
       - Другие отвоевывают землю у соседей, а вы, значит, у скал!
       - Да, это так.
       Мы присели на скамейку под развесистым деревом неизвестной мне породы, я впервые за время прогулки осмелился посмотреть ей прямо, в глаза, и вздрогнул от неожиданности: это были глаза моей возлюбленной Лили. Прежде я был уверен, что второй такой пары глаз нет во всем мире, но глаза Киноры были точь в точь такие же, как у Лили. Как будто одна девушка одолжила их у другой, чтобы выйти с ними на прогулку. И в этих глазах я вдруг все увидел и вспомнил. Даже не столько вспомнил, сколько увидел. Как будто картинки моей жизни быстро-быстро побежали в ее глазах, и сразу все открылось.
      
       2.
       Я родился и вырос в стране, под названием Ахзария. Это довольно далеко отсюда, и, если вы никогда там не были, то считайте, что вам повезло: спустя много лет я понял, что эта страна была не самым уютным местом на земле. Просто так вышло, что, кроме Ахзарии, я в описываемый период моей жизни больше нигде никогда не был, и поэтому всегда думал, что весь мир устроен и выглядит примерно так же, как Ахзария, но не имеет наших красок, особенно зелени, и нашего блеска, да к тому же там, по ту сторону гор, все гораздо хуже, и нет настоящего света, птицы не умеют петь красивыми голосами, а все люди, которым не посчастливилось жить в Ахзарии, только и мечтают о том, чтобы нас тут не было, и исключительно из зависти делают все, чтобы мы исчезли, и все стремятся завладеть тем, чем мы владеем.
       Страна ради общего блага управлялась одним человеком, который присвоил себе псевдоним: Ахзар, и жители страны считали это очень удобным, а человека очень дорогим их сердцам. Тем более, что сами мы назывались ахзарцами. Он Ахзар, а мы ахзарцы. А страна - Ахзария. Народ видел Ахзара один раз в год, когда, в день национального праздника основания государства, великий вождь выставлял себя на показ на балконе президентского дворца Ахзарона и произносил несколько фраз, которые записывались и впоследствии заучивались на память в школе. Вообще-то Ахзарьянский холм был украшен двумя дворцами, старым, где никто не жил и мы, мальчишки, играли в его обшарпанных залах в сыщиков-разбойников, и новым, в котором жил и трудился на благо ахзарского народа мудрейший вождь. А перед двумя дворцами-замками была огромная площадь, причем, многих булыжников не хватало, и во время кавалерийского парада многие лошади спотыкались, а всадники падали и разбивали себе носы.
       Нам с моим братом Ахэлем, считайте, что повезло родиться в семье высокопоставленного чиновника, допущенного к Самому, и поэтому мы жили в большом доме, у подножия Ахзарьянского холма. Оба мы с детства дружили с Лили, о которой я упомянул выше, а сейчас могу только добавить, что все остальное у этой девушки было так же красиво, как глаза. Если после этого я скажу, что мы были влюблены друг в друга, то это все равно, что ничего не сказать, и остается только добавить, что у нас это было на всю жизнь.
       - Я поговорю со своим отцом о нашей женитьбе, - сказал я однажды Лили.
       Легко сказать "поговорю с отцом", если я видел его не намного чаще, чем господина Ахзара. Мой отец был огромным орангутангом со взглядом, способным сбить вас с ног, раньше чем вы успеете открыть рот, чтобы тихим голосом заявить, что вы собираетесь жениться на девушке, которую полюбили. Отец только услышал имя "Лили", как тут же сжал кулак и сказал: "НЕТ!". Его левый глаз слегка прижмурился, а правый сверкнул голубым огнем.
       - Объясни ему! - бросил матери и пошел к выходу.
       - Сынок, откажись от этого намерения, - почти шепотом покорно сказала моя тихая мама и вытерла нос уголком большой черной косынки, под которой она всю свою жизнь прятала страх маленького мышонка, брошенного злыми детьми в железный ящик, и из ящика нет выхода, а те еще ногами колотят по железу...
       - Сынок, ой, сынок, пожалуйста...
       - Но объясни, что случилось?
       - Не могу ничего объяснить. Если не откажешься, они могут тебя убить. Это все, что я знаю, и я боюсь за тебя.
       - Кто? Почему? Мы любим друг друга.
       Она так беспомощно обхватила меня и потянула к себе, как будто хотела запихнуть всего своего сыночка под кофту, вместе с синим камзолом и шпорами на ботинках, только бы никто меня не нашел.
       Я ничего не понял, но у нас с Ахэлем был один хороший приятель, который независимо от наших родителей отвел меня в сторону и очень тихо сказал то же самое.
       - Вам с Лили не надо...
       - Как так?
       - Ее потребовал для себя Сам.
       - Что за чепуха! Как такое может быть? У Ахзара есть жена, и он уже старый. Да и откуда ты знаешь?
       - Знаю. Слышал.
       Приятеля звали Малэх, и его отец тоже служил в Ахзароне. Должно быть, его отец с кем-то об этом говорил, а он, Малэх, случайно подслушал.
       - Что будешь делать? - спросил меня мой брат.
       - Не знаю. Но без Лили я не могу.
      
       Мы с братом сидели на скамейке и обсуждали мою проблему. Эти зеленые скамейки недавно поставили на нашей улице, и глашатай на главной площади сказал по этому поводу, что скамейки показывают всем жителям Ахзарии, какую заботу проявляет о нас правительство Вождя. Вообще, в Ахзарии почти все было зеленым. В том числе лица людей. У одних от голода, а у других от злости. В любом случае, иметь зеленые щеки считалось признаком особой преданности власти, и некоторые специально подкрашивались, причем краску делали из листьев специально выращиваемого для этой цели дерева. В Храме, о котором я Вам как-нибудь при случае еще расскажу проповедник объяснял, что это дерево впервые вырастил сам Азарх, и тому, кто к нему прикасается или выращивает во дворе такое же из его семян, гарантирован успех в жизни.
       Подошла Лиля и села между нами. Когда мы были втроем, она всегда старалась сидеть или стоять между нами. Может быть, так ей казалось, что у нее защита с двух сторон. Или по другой причине.
       - Ну, что, ты говорил с отцом? - спросила она меня.
       Я соврал, что нет еще, чтобы не пришлось втянуть ее в этот тяжелый разговор. Мимо прошли двое в зеленых плащах внакидку. Этот оттенок зеленого цвета на одежде означал принадлежность к силовым структурам, а красный жетон справа от воротника указывал на то, что они из личной охраны. Отойдя, оба остановились, посмотрели в нашу сторону, поговорили и пошли дальше. Честно говоря, мне стало не по себе.
       Подошел Малэх. Мы последнее время часто встречались с ним. Собирались организовать совместное дело по ремонту экипажей.
       - Есть разговор. Ты очень занят?
       Я был рад случаю, чтобы избежать продолжения разговора с Лили.
       - Нет, я не занят. Пойдем, поговорим.
       Все мы с детства привыкли самые лучшие игры устраивать в Старом замке. Там же было много мест, где можно было уединиться для серьезного разговора. По правде говоря, мы с Лили часто находили укромные уголки в Старом замке, так часто, что привыкли к обществу летучих мышей, которых там было полно, и они нас совсем не боялись, а мы приносили им кое-какой еды. А еще там было два больших помещения с бассейнами. В них уже давно не наливали воду и по дну прыгали рыжие земляные жабы. Возможно, когда-то в одном из бассейнов плескались мужчины, а в другом женщины. Не знаю, потому что в замке давно уже, кроме летучих мышей и жаб, никто не жил. В одном из этих купальных залов была галерея с каменными скамьями, и там, на уровне глаз, мы, мальчишки, проковыряли в стене дырку. Это нужно было для игры в сыщиков.
       Мы с Малэхом поднялись на галерею и долго, до поздна, обсуждали наши каретные дела, когда в соседнем зале послышались шаги и голоса людей. Малэх посмотрел в дыру и шепнул мне: "Там Ахэль и те двое, в зеленом.
       Нельзя сказать, что я сразу понял, что происходит и что еще может произойти, но спустя буквально несколько минут никаких вопросов не осталось, потому что эти два подонка начали бить Ахэля своими знаменитыми дубинками, которые они всегда имели при себе, под плащами, и все знали, как они забивали людей до смерти. Ахэль закричал, но я не слышал, чтобы он крикнул, что он не тот, за кого они его принимают.
       Я рванулся к лестнице, но Малэх догнал и упал прямо на меня, так что мы оба скатились по ступеням.
       - Ты туда не пойдешь, - прохрипел он мне на ухо. - Это уже не поможет.
       - Я не могу. Они бьют его вместо меня. Они думают, что он, это я. Они могут убить моего брата.
       - Если ты скажешь им, кто ты, у них не будет другого выхода, и они убьют вас обоих, чтобы не оставлять свидетеля, а пока он один - кто знает? - может, они только изобьют его, но - не насмерть.
       Он был прав, но от его правоты я только растерялся и опять побежал наверх, к дырке.
       В верхней части залов, под потолком, были длинные окна. Взошла луна, и свет падал широким пятном на брата и этих двоих в зеленом. Ахэль сидел, прислонившись спиной к стене, а они по очереди наносили удары. Один ударил его дубинкой снизу по подбородку, его голова взметнулась, и, когда я увидел лицо брата, я почувствовал, как мое лицо заливает кровью. Упершись ладонями в стену, я продолжал смотреть и при каждом ударе чувствовал боль в том месте, куда ударяла дубинка. Мы оба кричали, Ахэль и я, но палачи в зеленом, моего крика от крика Ахэля не отличали, и, кроме того, я уже теперь понимаю, что в залах было гулкое эхо, и отличить крики от отзвуков никто не мог бы. Малэх ничего этого не понимал, но, чтобы я не кричал, затолкал мне в рот конец своего шарфа.
       Я упал и, не в силах выдернуть шарф, катался по полу галереи, пока не ударился головой о камень скамьи и после этого отключился, и уже ничего не помнил.
       Ночью, когда все стихло, Малэх взвалил меня на спину и отнес в нашу конюшню, которая была рядом. Потом он пошел искать помощь, потому что я был без сознания.
       О дальнейшем можно только догадываться. Видимо я в какой-то момент пришел в себя, оседлал коня и помчался, не разбирая дороги. От Ахзарии до Города несколько дней, может быть неделя, пути по трудно проходимой дороге. Где-то же я останавливался на отдых и находил еду и питье. Иначе не доехал бы. Как бы-то ни было, но, когда я прискакал в Город, я в первые часы ничего не помнил, и, если бы не глаза Киноры, то не знаю, как вернулась бы ко мне память.
      
       3.
       Прибежал мальчишка и сказал, что нас с Кинорой зовут в Оранжевый дом. Это был единственный в городе дом, который имел архитектуру, в том смысле, что его кровля поддерживалась сильными, как руки богов, ветками деревьев, и окна тоже были обрамлены ветками. Если бы мне предложили дать этому архитектурному стилю название, то я сказал бы, что это Лесной стиль. Разные оттенки оранжевого придавали зданию вид теплого, но не пылающего очага. А вход был украшен искусно вырезанной из дерева головой оленя.
       В круглой, освещенной вмонтированным в крышу окном, комнате, на плетеных стульях, сидели те же бородачи, которых я видел на террасе харчевни. Должно быть, совет старейшин.
       Кинору попросили подождать внизу, а меня усадили на один из стульев.
       - Барэль, мы тут долго совещались и должны сообщить тебе некоторые вещи, которые могут тебе показаться неприятными. Нам трудно поверить, что ты так таки ничего и не помнишь, - сказал Зэрах.
       - Но я все вспомнил и готов ответить на все ваши вопросы, - возразил я.
       - Вот как?
       Им это показалось странным, но все равно я рассказал им то, что вспомнил и ответил на все их вопросы.
       - Это меняет дело, но ты тоже должен понять, почему мы боимся поверить, что ты приехал с добрыми намерениями.
       - Но ведь я же...
       Зэрах жестом руки остановил меня.
       - Мы тебя выслушали, а теперь ты выслушай нас. Ты приехал из города, который все мы, на сотни дистанций вокруг, -( он широким жестом показал, как это много, сотни дистанций) - на сотни дистанций - понимаешь? - называем Городом Ядовитой зелени.
       Он молча смотрел на меня, видимо, ожидая возражений, а у меня их не было.
       - Зелень, это хорошо, это жизнь и ее дает нам Солнце, но в твоем городе ядовитая зелень, и поэтому мы так называем твой город. Ты спросишь: почему? Объясняю. Потому что мы живем вот чем (Он показал мне большие, коричневые чаши своих ладоней), а твой город грабежом. Половина нашей земли отобрана у бесплодных скал, а три четверти вашей - у соседей. Вы сами не живете, как люди и другим жить не даете. У вас не зелень, а зеленая краска, которой вы закрашиваете кровь на своих руках. Вы промышляете грабежом, но у вас нет еды для детей. Ты обиделся?
       Я покачал головой, показывая, что ничего обидного в его словах не вижу. Хотя прежде таких вещей о своем городе не слышал и не могу сказать, чтобы это было мне приятно.
       - Возможно, ты об этом не слышал или не помнишь, потому что для ваших это обычное дело, но пятнадцать лет тому назад ваши люди ворвались в наш Город. Они жгли и разрушали, насиловали и отбирали добро. Мой отец тогда был алькальдом Города. Он спросил у начальника Вашей конницы...
       - Что он спросил?
       - Никто не знает, что именно. Мало ли какой вопрос может задать грабителю тот, кого грабят? Не это важно. Важен ответ. Начальник сидел на коне, а мой отец стоял перед ним со своим вопросом. Вместо ответа этот здоровенный бандит взмахнул мечом и отрубил голову моему отцу.
       Страшное предчувствие так сдавило меня со всех сторон, что, мне показалось, вот-вот меня расплющит.
       - Они угнали с собой двадцать мужчин, потому что им нужны были погонщики мулов, на которых они нагрузили награбленное. Эти люди не вернулись. У Киноры была сестра. Они были близнецами, и им было три года. Не понимаю, зачем им понадобился трехлетний ребенок. Не понимаю, зачем они взяли ее с собой.
       - Зачем они, вообще, приходили? - сказал один из бородачей. - После этого они стали жить лучше?
       - Как звали этого кавалериста? Того, что убил вашего отца,- тихо спросил я Зэраха.
       - Его звали Волдмар.
       Я медленно встал и поочереди посмотрел в лицо каждого из этих людей.
       - Если его звали Волдмаром, то вы обязаны убить меня.
       - Мы не собираемся убивать ни тебя, ни...
       - Но меня вы убить обязаны, потому, что вашего отца убил мой отец. Его зовут Вольдмар.
       Они все долго молчали, а я стоял перед ними и не убрал голову в плечи даже, когда увидел, что Круг держит в руке длинный нож. Видимо, этой штукой они тут рубят колосья, стебли и ветки растений и дрова для каминов, а сейчас этот парень совершит то, что должен совершить. Он обязан отрубить мне голову этой штукой, а я не смею возражать.
       - Сядь, Барэль, и послушай, что я тебе скажу. Оружие нужно для защиты, а мужчины обязаны защищать свои дома и семьи. Защищаясь, приходится убивать. Убить безоружного - это может сделать только волк, та и то, когда голоден. То, что сделал твой отец и все ваши, не имеет ни объяснения, ни оправдания. Их наказание - их убогая жизнь. Наша вина в том, что мы это допустили. Мы должны были подготовиться к драке. Я должен был убить твоего отца, прежде чем он вошел в город. Значит, по-твоему, и меня тоже следует убить?
       - Меня учили другому.
       - Знаю. А ты знай, что двенадцать городов поднялись, чтобы призвать твою Ахзарию к порядку. Наш Город тринадцатый. Завтра утром мы выступаем. Если хочешь, останься здесь и дождись нашего возвращения.
      
       5.
       Я не остался, но и в бою тоже не участвовал. Когда наш отряд вошел в Ахзарию, все было уже кончено. Двенадцать городов послали свои отряды и разорили логово, в котором я родился и вырос. Слишком неравны были силы, и Ахзария пала.
       С мостовых еще не были убраны мертвые солдаты в зеленых плащах, а на холме шел дым с крыши Зеленого дворца.
       Мы с Зэрахом и Кругом вошли в дом моих родителей. Волдмар сидел на тяжелом стуле, привязанный веревкой к его спинке. Его охраняли трое бойцов в крестьянских куртках и широкополых шляпах, какие носят люди, привыкшие работать на солнце. В руках бойцов были длинные тесаки, которыми они обычно рубят колосья, стебли, ветки и дрова.
       Когда отец увидел меня, чугунные ядра его глаз гулко ударили меня в грудь, и я пошатнулся.
       - Предатель! - прорычал он сквозь зубы. - Убью своими руками!
       Мама сидела в стороне, возле стены. Она была вся в черном. Траур по Ахэлю?
       Почему траур? Разве она всю жизнь не носила такую же самую одежду? Интересно, когда она была грудным ребенком, какого цвета были ее пеленки?
       Только ее руки с длинными пальцами и голубым узором жил белели на черном саване, покрывавшем колени моей мамы. Такими руками Господь обычно оделяет людей, рожденных, чтобы быть музыкантами. Наверняка ей никто ни разу не сказал, что у нее руки пианистки.
       Сколько лет может быть моей старушке? На самом деле, не больше сорока пяти.
       - Волдмар, ты убил моего отца. Неужели ты готов убить и своего сына? - спросил Зэрах, наклонившись, чтобы видеть глаза Волдмара.
       - Он уже давно убил нас с Ахэлем, - сказал я.
       - Я твой отец и убить предателя должен я сам. И я это сделаю, можешь быть уверен.
       - Он твой отец и поэтому должен тебя убить, - повторил Зэрах, чтобы запомнить эти великие слова и повторить их в нужном случае, как образец парадокса из города ядовитой зелени. А ты, Барэль, ты можешь убить своего отца, который, если мы его развяжем, готов поднять на тебя меч?
       Я промолчал, потому что подумал: да, мог бы, но понимал, что Зэрах ждет от меня другого. Зэрах тоже понял, почему я промолчал.
       - Выходит, мы все тут можем убить друг друга. А кто же продолжит жизнь? - сказал Зэрах, и я вздрогнул от неожиданности. - Если все звери убьют друг друга, и то же самое сделают все птицы и рыбы, если все растения, вместо того, чтобы пить солнечный свет, ветер и дождь, выпьют соки своих соседей, то ты представляешь, какой станет Земля?
      
      
      Глава вторая.
      
      1.
      С самого моего раннего детства всевозможные стаи, стада и толпы вызывают во мне ощущение тошноты, смешанной со страхом. Стая ворон, это красиво, но мрачно. Стая волков, это зловеще и опасно. Стадо коров, это пыльно, тупо и угрюмо. Толпа людей, это все, что сказано о воронах, волках и коровах одновременно.
      В прежние времена на Большой Ахзарианской площади люди не собирались, а являлись на нее по вызову. Вызывали не всех, но быть вызванным считалось очень почетным. Многие прикрепляли бумажки с вызовом на площадь к груди, чтобы позавидовали не вызванные соседи. В назначенный час под звук трубы, который Главный Горнист страны по имени Разха, как святой водой, окроплял площадь, на помост, стоявший возле главного флагштока нации, поднимался Главный Глашатай. На всякий случай в стране кормилось два глашатая, потому что все может случиться, а отсутствие в стране глашатая, даже временное, означало бы полную катастрофу. Два помощника развертывали и держали с двух сторон на шнурах перед глашатаем большущий лист бумаги, а он громовым голосом зачитывал то, что Ахзару угодно было сказать или сообщить городу и стране. Сообщения были длинными, к концу чтения Глашатай и Держуны (Так этих официальных лиц приказано было называть) покрывались потом, а я, как, вероятно, и другие, забывал, о чем шла речь вначале, тем более, что запоминать с первого раза было не обязательно: все равно мы потом в школе учили весь текст по частям на память.
      Мама, Ахэль и я на площадь не выходили, так как на ту же площадь выходили окна нашего дома, и мы имели привилегию слушать Глашатая без отрыва от своего подоконника.
      Но все это осталось позади, и после свержения Великого Ахзара, старые порядки были отменены, Разха организовал развлекательную труппу, которая стала веселить публику, в том числе на привычном ему государственном Помосте, а по совместительству и на полставки Главный Горнист работал главным горнистом и вторым помощником укротителя медведей в цирке, Держуны же, которые, кроме, как крепко держать, ничего не умели, были приняты на работу в суд, один прокурором, а другой адвокатом. Один теперь именуется Держпрокурором, а другой Держадвокатом. Главный Толмач, который в городском управлении сделался главным толмачом, объяснил, что название этих должностей происходит от слова Держава, что означает "государство", но в увеличительном смысле. Поэтому страну теперь называют не Великая Ахзария, как это было прежде, а Великая Держава, Ахзарианскую площадь переименовали в Великодержавную и так дальше, держунами же автоматически стали все мы, граждане Державы, и к этому трудно было привыкнуть. Кроме того, это внесло некоторую терминологическую несогласованность и путаницу.
      - Ты меня разыгрываешь? - покосился на меня Круг, который с женой Кинорой приехал ко мне в гости, и мы, сидя у окна, потягивали из миниатюрных кружечек славную мамину наливку.
      - Почему ты решил, что это розыгрыш? Просто рассказываю, что у нас тут происходит.
      - Но такого не может быть. Как вы все позволяете...
      - А никто у нас и не спрашивает.
      - Не понимаю. У нас, в Городе, такого не бывает. Ни одно решение не проходит, пока отец не убедится, что граждане с этим согласны.
      - Может быть это потому, что вас не так много и легче производить опросы?
      - Возможно. И так у вас во всем?
      - В общем-то да.
      - Потому что вас много?
      - Я думаю - да.
      - Ну, так разделитесь, и пусть каждая группа живет по-своему, но...
      - Что ты хотел сказать?
      - По-людски.
      
      Окно нашего дома, возле которого мы с Кругом пили наливку, как уже сказано, выходило на ту самую Великодержавную площадь, и на ней как раз сейчас собирался народ.
      - Что это будет? - спросил Круг.
      - Собираются объявить приговор тем, кого судили. Нашим бывшим правителям, Ахзару и одиннадцати членам его Ахзарута.
      - Твоему отцу тоже?..
      - Да, но ты же знаешь, что...
      - Ты думаешь, он тогда, в самом деле, мог бы тебя?.. - осторожно спросил Круг.
      - Я думаю - да, - твердо сказал я.
      - Своими руками?
      - Скорее всего, приказал бы другим. Он уже давно своими руками даже шнурков на обуви не завязывал.
      - Его могут?..
      - Могут, - спокойно сказал я. - Понимаю, как это тебя удивляет. Думаешь, мне приятно в этом признаваться? Но мы в этой стране так привыкли к смертям, что смерть для нас не более, чем один из неприятных эпизодов жизни. Когда у нас кем-то очень не довольны, то говорят, что его за его выходку или поступок надо бы поставить к столбу.
      - Так у вас казнят?
      - Ну, да. Ставят к столбу и стреляют в лоб.
      - Но твой отец...
      - Да, мой отец. С тех пор, как его увели, мама стала другой. У нее округлилось и порозовело лицо. Мы часто разговариваем, и она спрашивает о том, что происходит в мире. Я рассказываю ей о Городе, и она удивляется: почему у нас не так, как у них? А Волдмар не был ни мужем, ни отцом, он был Великим Ахзарархом.
      - И он мог бы приказать своим людям тебя убить?
      - Возможно. Однажды уже приказал, но они не справились с задачей. Они перепутали меня с братом. Не уверен, что все было именно так, но в этой стране все возможно. Здесь никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
      - Тогда чуть не убили твоего брата?
      - Ты знаешь?
      - Знаю. Хотя должны были убить тебя. Но мне трудно поверить, что они это сделали по приказу Волдмара. Вы же его сыновья.
      - Я могу только предполагать, но однажды, когда мы еще были детьми и сделали что-то недозволенное... Не помню точно, что именно, но Волдмар рассвирепел и крепко побил нас обоих. Мама попыталась его урезонить, так знаешь, что он ей сказал? Я, он сказал, их породил, но, если они пойдут против меня, то я их убью.
      - Такое не пришло бы в голову даже дикому зверю.
      - Он не зверь. Он ахзарарх, - сказал я.
      Круг как-то странно посмотрел на меня.
      
      2.
      Площадь быстро загустевала народом. Людей не созывали, и можно было не являться, но очень многие так хотели увидеть своими глазами, как все это будет происходить, что устья вливавшихся в Великодержавную площадь улиц были недостаточно широки для пропуска такой массы народа.
      Нам с Кругом с третьего этажа огромного Волдмаровского дома все было хорошо и в подробностях видно.
      Круг заметил страх на лицах рассаживавшихся прямо на булыжной мостовой людей.
      - Чего они боятся? - спросил он.
      - Им теперь нечего бояться, но такова сила привычки. Когда соприкасаешься с властью, то это страшно, когда власть прикасается к тебе, то это ужас, но нет ничего страшнее неопределенности. Поэтому у нас, в Ахзарии...
      - Теперь твоя страна называется иначе.
      - Да, ты прав. Тоже привычка. В Державе люди предпочитают своими глазами видеть то, что происходит и то, что их ожидает. Тем более, что у нас самые важные решения и самые судьбоносные события бывают покрыты тайной. А это страшнее страшного. Так, по крайней мере, всегда было.
      
      Подошел, опираясь на палку, Ахэль. Похоже на то, что эта палка до конца жизни останется при нем и частью его самого, вся в сучках и трещинках, искусно покрытых золотистым лаком. Его рука и лицо были в шрамах, и могло показаться, что он весь из того же материала, что палка, на которую он опирался.
      Он сел рядом, поставил палку между колен, и положил на нее искореженные кисти рук. Его молчание накрыло нас с Кругом, как тот капюшон, что надевают на приговоренного к повешению.
      
      Когда вся площадь заполнилась людом, и устья улиц тоже, и сотни людей расселись на крышах окружавших Великодержавную площадь домов, со стороны дворца, временно превращенного в тюрьму для Ахзара и Ахзарархов и местом работы суда, прокуратуры, адвокатуры и прочей братии, скрипящей перьями по бумаге, из широко распахнутых железных ворот стали медленно выезжать телеги с большими железными клетками на них. Телег было двенадцать, по числу осужденных пока еще неизвестно к чему именно, и каждую телегу тащила за собой широкогрудая ломовая лошадь, накрытая темно-зеленой попоной. Зрелище было довольно таки торжественным, хотя и унылым. Ему недоставало того блеска, который свергнутая власть умела, не считаясь с расходами, придавать своим зрелищам и церемониям.
      
      По другую от нашего дома сторону площади был большой дом с арочными окнами и широким балконом. Фасад дома был желтым, а на балконе стояло кресло с высокой спинкой, и считалось, что на этот балкон время от времени выходил и садился, чтобы показаться людям сам Архахзар. Это был Тот, кто основал Ахзарию и написал ее Великий Закон, по которому он, Архахзар объявлялся законным Правителем и Учителем народа. Что касается Ахзара, то он назначался Архахзаром, мог быть при надобности заменен и занимался делами управления, поощрения и наказания. Правда, этого ни разу не случалось, и нами все время правил один и тот же Ахзар.
      - Ты много раз видел Архахзара? - спросил Круг.
      - Я бы не сказал, - уклончиво ответил я.
      - Вообще, ты его когда-нибудь видел? - настаивал Круг.
      - Его никто никогда не видел, - мрачно произнес Ахэль и положил подбородок на сложенные на палке одна на другую ладони, демонстрируя, таким образом, нежелание продолжать разговор на эту тему.
      Иногда все-таки видели, но не его, а похожего на гномика из сказки, карлика, с бородой до пояса, в шапочке и камзольчике с золочеными пуговицами, величиной каждая с куриное яйцо. Он взбирался на стул и, сложив руки на груди, серьезно смотрел на происходящее внизу.
      - Так может быть он и есть тот, кого вы называете Архахзаром?
      Ахэль медленно повернул голову в сторону Круга, а я пожал плечами:
      - Вон там, на холме, над речным портом, ты видишь статую Архахзарха? Он потомок легендарного Бигора, победившего кровожадного Басура и с которого пошел род людей этой земли. Архахзар же великий реформатор и основатель Ахзарии. Как он может быть карликом?
      Круг почесал бороду и нехотя согласился, что карлик не может быть Архахзаром.
      - Этот карлик служит при Архахзаре и передает от него послания. В письменном виде, - объяснил Ахэль и опять вернул подбородок на прежнее место.
      
      Подводы, одна за другой, подползали к помосту со стороны дворца и четверо держунов богатырского сложения поднимали клетки вместе с содержимым и ставили их на помост. В каждой на табурете сидело по одному ахзарху, и среди них мы с братом увидели нашего отца.
      Под стрелами тысяч обращенных в его сторону глаз Волдмар сгорбился, как-то весь скорежился, и лицо его стало серым. Вместо зеленой мантии на нем, как и на других ахзархах, были обыкновенные куртки, как будто они были какими-нибудь каменщиками или мусорщиками. Это выглядело кощунственно.
      Наконец, выставили самого Ахзара. В отличие от других, Ахзар смотрел на толпу прямо и вызывающе, и я впервые заметил, что его глаза сверкали зеленым светом, а его лицо казалось каменным, как будто было не лицом живого человека, а маской, снятой с той статуи Архахзара, что высилась над речным портом. При виде этого лица все сидевшие на площади привстали и нечаянно оказались на коленях.
      - Они стоят перед ним на коленях! - не то удивленно, не то возмущенно воскликнул Круг.
      Действительно, народ стоял перед ним на коленях.
      - Но ведь народ его сверг! Они же его свергли! Я сам присутствовал. Это была революция. Все плясали, празднуя свободу. Как они могут? - продолжал Круг и, вертя головой, пытался заглянуть то в мое лицо, то в лицо Ахэля.
      - Выходит, мы такие, - тихо сказала мама.
      Оказывается, они с Кинорой давно уже стояли позади наших стульев. Мы с Кругом вскочили и усадили их рядом с Ахэлем.
      - А где Лили? - спросил я.
      - Сестра сказала, что это зрелище не для нее. Она предпочитает по этому случаю спечь большой пирог с яблоками.
      
      На переднем краю Помоста была поставлена трибуна, по форме напоминавшая пень или, скорее даже, плаху, на которой в старые, варварские времена преступникам публично отрубали головы, причем вертикальная трещина была похожа на сток для крови, которым обычно снабжалась такая плаха. Это выглядело довольно зловеще и я даже предположил, что пень для этой цели притащили из исторического музея.
      На Помост по приставной лесенке поднялся очень толстый человек в пиджаке, который не сходился на его круглом животе и, положив на плаху большую тетрадь, открыл ее и посмотрел на собравшихся на площади. Заметно было, что он очень близорук и мало кого различает в толпе. В подтверждение он достал из верхнего кармана очки в проволочной оправе и веревочками привязал их к ушам. Это выглядело забавно, все засмеялить и опять уселись на камни. Он был из ученых и его мало кто знал. У нас, вообще, ученые люди были не в почете.
      - А это еще что за чучело? - засмеялась Кинора.
      - Это Ректор, - объяснил я.
      - Ректор чего?
      - Просто Ректор. Он самый образованный человек в стране и может ответить на все вопросы. Если кому-нибудь что-нибудь не понятно...
      - ... то у него есть любой ответ на любой вопрос, - смеясь, закончила мою фразу Кинора.
      Даже Ахэль хохотнул, отчего его палка потеряла равновесие, и он чуть было не клюнул носом каменный подоконник.
      
      Кресло на балконе Зеленого дома было пустым. Я несколько раз смотрел в ту сторону, и уверен, что оно все время пустовало. Но в какой-то момент, повернув голову в ту сторону, я увидел, что на нем сидит девушка в платье желтого цвета.
      - Какие у нее глаза! - прошептал Ахэль.
      - Ты когда-нибудь видел эту девицу? - спросил я.
      - Кажется, да, но не помню, где и когда. Вообще, такая может только присниться. Скорее всего, я видел ее во сне.
      
      Ректор тоже посмотрел в сторону балкона и улыбнулся то ли солнечно-желтой девушке, то ли в ответ толпе и, то ли от ректорской улыбки, то ли от того, что в этот самый момент из-за облаков выглянуло Солнце, все хором вздохнули и напряжение, до этого накрывавшее головы, как густая, холодная и дурно пахнущая сеть, вдруг растаяло и ручейками стекло в боковые канавы.
      - Дорогие соотечественники! - громко сказал Ректор. - Правящий совет...
      Он слегка запнулся, возможно, потому что никто пока что не знал толком, кто управляет страной и что в стране существует Правящий совет, а он не привык оставлять необъясненных неясностей.
      ... Временный Правящий совет, который мы тут составили из уважаемых граждан страны, а также назначенный нами верховный судья поручили мне огласить принятое нами решение... которое потом, когда я кончу читать, вы утвердите...
      Он посмотрел на толпу.
      - ... или не утвердите.
      Толпа опять вздохнула, но по-другому, как вздыхает человек, который не может понять, чего от него хотят. В самом деле, чего от него хочет Правящий совет? Чтобы утвердили то, что скажет Ректор, или чтобы не утвердили то, что он скажет? А что будет, если половина поймет так, а другая - иначе?
      Ректор попытался читать, но, поколебавшись, закрыл тетрадь и сказал так:
      - Будет лучше, если я объясню вам своими словами. Чтобы всем было понятно. Так вот, первым делом мы должны покончить с кровавым режимом.
      Не поворачиваясь, он сделал полукруг рукой позади спины, указывая на сидящих в клетках угрюмых ахзархов, отчего одна пуговица на его рубашке отлетела, и в образовавшейся прорехе на солнышке проблеснул розоватый и гладкий живот Ректора. В тишине было слышно, как кто-то засмеялся.
      - Наш Правящий совет будет временным правительством, так как кто-то же должен управлять страной, пока мы не создадим полновесную власть Державной республики. Согласны ли вы с таким решением? Кто согласен, пусть поднимет руку.
      Люди посмотрели друг на друга, но, увидев поднятые руки соседей, успокоились.
      - В стране провозглашается свобода слова. Это значит, что отныне каждый имеет право сказать или написать то, что считает нужным.
      Кто-то, сидевший на крыше, сложив ладони рупором, выкрикнул тонким голосом:
      - А на заборе тоже?
      - На заборе нельзя, - объяснил Ректор, - потому что забор покрашен, а краска дорого стоит.
      Все засмеялись.
      - Закрытая "Государственная газета" откроется вновь под названием "Наша газета".
      - Через месяц мы все вместе выберем Главный коллегиум из тридцати пяти человек. Эти люди будут управлять страной.
      - Почему тридцать пять? Почему не больше? - крикнул кто-то, на этой раз, как мне показалось, с нашей крыши.
      - В нашей стране тридцать пять районов. От каждого района по одному.
      - О-о-о! - пронеслось по толпе.
      Не понятно, они за или против. В нашей стране, когда некто согласен, то обычно говорит: Угу.
      - Что касается этих, - сказал Ректор, указывая на сидящих в клетках, то суд приговаривает их к смерти через расстрел.
      Стало тихо.
      - Если вы согласны, то пусть каждый поднимет правую руку.
      Ни одна рука не поднялась. Стало тише, чем бывает при полнейшей тишине. Легенда гласит, что так тихо было лишь однажды, и это случилось накануне того, как небо упало на землю.
      
      ... Кстати, историю о том, как однажды небо упало на землю, нам с Ахэлем по секрету от отца рассказала наша бедная мама. С тех по, как Архахзар (потомок Бигора) основал Ахзарию и были запрещены все религиозные предрассудки, была, помимо прочих, строго запрещена также история о том, как однажды, бог страшно рассердился на наш народ за грехи и неповиновение старшим, ударил чем-то тяжелым по девяти столбам, подпиравши небо, оно с грохотом опрокинулось на землю и, будучи круглым, покатилось далеко-далеко. Хорошо еще, что по форме небо похоже на котел, в котором пекут кукурузные лепешки, и поэтому, описав большой круг, вернулось на прежнее место, а бог, смягчившись и передумав, что с богами случается гораздо чаще, чем это кажется на первый взгляд, опять поставил его на столбы. Будь небо плоским, то откатилось бы так далеко, что мы до сих пор сидели бы в темноте и даже без звезд. Ректор же, будучи человеком ученым, предложил научную теорию, по которой небо и Земля шарообразны, причем, Земной шар вращается внутри шарообразного но полого неба, а небо тоже вращается, но в обратном направлении, что в соответствии с космодинамическим законом обеспечивает системе стабильность. Жрецы ужасно рассердились на него за это, и за свою кощунственную теорию он был отлучен от Храма, к которому и до этого никогда не принадлежал, а поскольку сам Храм был закрыт, то жрецы действовали подпольно и подпольно же отлучили Ректора...
      
      - Какая тишина! - сказал Ахэль и, глядя на маму, улыбнулся. - Неужели сейчас небо опять грохнется на землю?
      Видно, не зря Лили всегда говорила об Анхэле, что он глазлив, потому что в это самое мгновение раздался сильный взрыв, я успел заметить, как Ректор, подобно горному орлу, раскинул в сторону руки и полетел в зрительный зал, а железные клетки вместе с начинкой - в противоположную сторону, после чего всю площадь заволокло пылью и дымом.
      Впрочем, еще одну вещь я успел заметить: на том балконе в кресле Архахзара сидела не солнечная девушка, а карлик.
      
      
      Глава третья
      
      1.
      Только на третий день после описанного выше происшествия из первого номера бывшей "Народной", а теперь "Государственной газеты" держуны столицы узнали, что число задавленных и затоптанных во время панического бегства с Великодержавной площади приблизилось к двадцати семи, не считая тех безнадежных, которых спасти вряд ли удастся. Число искалеченных подсчитывается. Ректор отделался разбитием носа и очков, которые (в смысле: очки) все равно уже никуда не годились, причем, в виду особой ценности оказываемых ректором Державе услуг, оная обязалась купить ему новые окуляры в позолоченной оправе и выделить мула с соответствующей сбруей и двухколесным экипажем для доставки Ректора от его дома до места работы и обратно. Бывшему диктатору размозжило череп, и мозги пришлось лопатой отдирать от мостовой, после чего их дальнейшее использование диктатором признано нецелесообразным, и Великого Ахзара где-то погребли. В числе бывших ахзарархов имеются убитые и раненые. Судьба бывшего ахзарарха Волдмара остается под вопросом, так как тело найдено не было.
      Эти сведения поступили лишь три дня спустя, а в самый момент катастрофы и после того, как пыль осела, дым был унесен набежавшим ветерком, а вопли поутихли, понять, само собой, ничего было невозможно. Втянув головы и шеи из оконного проема в комнату, братья увидели, что голова их несчастной мамы откинулась назад и вбок, а руки повисли по обе стороны ее щупленького тельца. Пока мы с Ахэлем оставались в шоковом состоянии, Круг подхватил женщину и бегом понес ее в спальню с криком: "Доктора!", причем, сообразительная служанка, пока он кричал, уже мчалась по улице к доктору Аптекману, и таки успела раньше, чем его, то есть Аптекмана, потащили спасать раненых.
      Доктор сначала сказал "Ай-ай-ай" и покачал головой, но потом все-таки накапал какой-то вонючки в полстакана воды и влил ей в рот.
      - Ну, как, доктор? - спросили мы с Ахэлем.
      Доктор некоторое время молча всматривался в наши лица, а меня даже зачем-то подвел к окну и заглянул в глаза, после чего зачем-то в уши, и медленно произнес:
      - Как доктор? Как раз доктор хорошо. Мама хуже, но... нужно жить.
      - Что вы увидели в моих ушах?
      - Не все люди способны слышать, когда им говорят, что нужно жить. У вас есть эта способность. Слава Богу!
      - Как она?
      - Ну, что вам сказать? Проглотила таблетку.
      - Видим, что проглотила. Что будет?
      - Жить будет. Я надеюсь.
      И добавил:
      - Если этого захотят ее близкие.
      - Но, доктор... - попробовал возразить я.
      - Лично вы этого захотите.
      - Вы это обнаружили внутри моего уха?
      - Вот именно. Но у вас в семье есть кто-то, кто этого не очень желает.
      - Кто? - спросил Ахэль.
      - Которому наплевать на вас всех, - добавил доктор, пожал правым плечом, накинул свою знаменитую на весь город разлетайку и вышел, объяснив, что там, в ночи, его ждут более серьезные пациенты.
      Мы все не отходили от мамы. Она не приходила в сознание.
      Около полуночи распахнулась дверь и в ее проем, опираясь руками о косяки, вписался Волдмар. Его форменная ахзарарховская четырехуголка была измята, два угла вовсе оторваны, а оставшееся сооружение двумя рогами уставилось на нас, как будто мы были тореадорами. Глаза Волдмара были полуприкрыты красными от недосыпа и треволнений веками.
      Ахэль, держа палку за верхний конец, изготовился к защите.
      - Я не пришел драться, - хрипло произнес Волдмар.
      - Тогда зачем ты пришел? - спросил я его.
      - Что ты еще умеешь, кроме как драться? - добавил Ахель.
      - Это мой дом.
      - Был твоим, - сказал Ахэль.
      - Я ваш отец.
      - Ты не был им раньше, а теперь уже поздно, не научишься, - сказал я.
      - Но вы же не убьете отца? Я вас породил.
      - Почему бы не убить? - спросил Ахэль. - Ты нас породил, а мы тебя убьем. Нормально.
      - Мертвый отец предпочтительнее отца-убийцы, - философски заметил я.
      - Вы этого не сделаете, - сказал Круг и почесал бороду. В трудных ситуациях он всегда чесал бороду. - Даже если очень захотите, у вас не получится.
      - Верно, - согласился я, - мы этого не сделаем.
      - Что касается меня, то я бы, пожалуй,... - сказал Ахэль и показал палкой на Волдмара.
      - Помахай палкой, помахай. Это помогает, - усмехнулся Круг.
      - Ты защищаешь Волдмара? - удивился я.
      - Ну, а как же? Он же отрубил голову моему деду, так почему бы мне его не защитить?
      Почесав бороду, он добавил:
      - Я защищаю вас.
      Однажды Кинора сказала, что у мужа на подбородке живет особая блоха. Стоит чему-то случиться, как она его кусает, и он чешет укушенное место.
      - Твоя жена умирает, - показал я Волдмару на кровать.
      - Я сам чуть не умер, и еще не известно...
      - Ты можешь, хотя бы один раз подумать не только о себе? - спросил Ахэль. - Чего будет стоить твоя жизнь, если мамы не станет? Подумай об этом.
      - Попробую подумать и об этом тоже, - неожиданно согласился он, приблизился и подержал руку жены в ладони. Она застонала, как от боли.
      - Пробуй, но не руками, - попросил Ахэль.
      Потом Волдмар подошел к Кругу. Круг брезгливо поднялся с кресла и отошел, а Волдмар медленно и тяжело скрипя пружинами, втиснул между подлокотниками свое бычье тело. Старое кресло, в котором по вечерам любила сидеть у окна мама, жалобно хрустнуло
      - Я... - начал он, но правый подлокотник подломился и он едва удержался, чтобы не грохнуться на пол.
      Его лицо всеми своими чертами изобразило беспокойство. Как будто он силился вспомнить то, что хотел сказать.
      - Что ты хотел сказать? - не выдержал я.
      Он внимательно посмотрел на меня и медленно выговорил то, что ему трудно было выдавить из себя:
      - Я спрячусь на чердаке. Не выдайте меня.
      - С какой еще такой стати? Я начальник безопасности и не арестую самого опасного в стране человека?
      - Этот человек твой отец, - очень медленно проговорил он.
      - Безопасность страны важнее.
      - Я не угрожаю безопасности страны. Послушай...
      - Слушаю.
      - Я всю жизнь заботился о безопасности Ахзарии.
      - Видели мы, о чем ты заботился... Ладно, иди на свой чердак. Подумаем. Хотя, если по совести, я обязан тебя арестовать.
      - Может, ты бы лучше спрятался в подвале? - предложил я.
      - Нет, - сказал он. - На чердаке. Там есть окно. А в подвале сыро.
      Он слишком привык всегда, каждый день, видеть перед собой Площадь. Причем, сверху. Это давало ощущение власти над пространством.
      
      2.
      Круг и Кинора уехали домой, в Город, а Лили поехала с ними. Захотела побывать на родине, встретиться с родственниками, которых, по сути, совсем не знала.
      Мы с Малэхом целыми днями были заняты в каретной мастерской. Ахэлю во Дворце поручили руководство отделом внутренней безопасности. За неимением лучших помещений, он устроил свою канцелярию в нашем доме. Мама пришла в себя, все время сидела у окна, выходящего на площадь и думала. Волдмар молча лежал на тюфяке, служившим ему матрацем, временами зарываясь в большую овчинную шкуру, которую мы ему отнесли наверх. А то еще замерзнет.
      
      У нас был слуга по имени Шурат, такой старый, что никто уже не помнил, сколько ему лет, и всякий мог сказать: сколько знаю себя, столько же знаю и Шурата, а Шурат ни о ком во всем городе такое бы не сказал. В нашей стране, вообще-то, не было принято жить так долго. Так вот Шурат относил ему еду, питье и бидон с водой для умывания. Впрочем, Волдмар и прежде не часто умывался, а в его чердачной жизни он и вовсе никакой надобности в умывании не видел. Мы с Ахэлем, по крайней мере, были рады, что он сидит тихо и никого не трогает.
      Оказалось, что Ректор уже давно, еще в суровые времена, которые вошло в обычай называть ахзарианскими, сочинил текст первой в истории нашей страны конституции, и этот текст был опубликован в специальном приложении к газете, которая в ее обновленном виде называлась "Державный вестник". Вся страна, точнее сказать, то ее меньшинство, которое умело складывать буквы в слова, зачитывалось конституцией Державы, как будто это был текст послания Пророка с обещанием рая на земле, Кто-то подсчитал, что в ее тексте слово "свобода" было повторено ровно 35 раз, по числу административных районов страны, которым предстояло выбрать в Собрание мудрецов по одному депутату от каждого района. Кто-то пошутил: "Так где же мы возьмем 35 мудрецов?", а второй добавил: "Эти 35 дармоедов разделят между собой все наши свободы, и нам достанется пшик на сковородке, по одному пшику на каждый район".
      По пути на работу я иногда встречал каких-то странных типов в желтых плащах.
      - Что тебя удивляет? Это те же подонки, что во времена Ахзара ходили в зеленых, - объяснил мне мой друг Малэх. - Я слышал, что их зеленые плащи были на желтой подкладке, и они их просто вывернули наизнанку. Очень экономно.
      - Ишь ты, какие предусмотрительные! - удивился я, но, поскольку мой брат был начальником департамента внутренней безопасности, то я не мог не знать, что его люди носили что попало.
      Вообще, желтый цвет становился доминирующим. Стихийно. В "Вестнике" написали, что желтый, это цвет Солнца, любви, добра и свободы. Из окна мне видно было, как эти, в желтых плащах, крутились возле дома напротив.
      - Почему ты не разместишь свой департамент безопасности в доме Архахзара, тем более, что самого Архахзара не существует в природе, а, возможно, никогда и не было, а дом есть? - спросил я брата.
      - В доме живет Карлик и его племянница. Это их дом - ответил Ахэль. - Собственность - дело святое.
      
      Пришло письмо от Лили:
      "Дорогой Барэль! - написала мне она. - У меня все в порядке. Я очень хорошо провожу время в Городе. Познакомилась с родственниками. Они все хорошие люди. И вообще, тут так хорошо, что даже не хочется возвращаться в Державу. Может лучше будет, если ты сам приедешь сюда?"
      Я ответил, что как ей такое могло прийти в голову, что Держава - наша родина, что в трудную минуту мы обязаны - и всякое такое. А кроме того, у меня же здесь успешный бизнес, а что я буду делать в Городе, я вас спрашиваю?
      
      3.
      Иногда Волдмар заходил навестить жену. Когда я однажды, проходя мимо приоткрытой двери в мамину спальню, услышал его голос, то заподозрил нехорошее, но, прежде чем войти, прислушался.
      - Ты бы помылся, Волик, - услышал я слабый мамин голосок.
      - Ну, что ты такое придумала? - отвечал он ей. - Разве ты не знаешь, что у людей от мытья такие тяжелые болезни бывают, что ни один врач не вылечит.
      - Это не так, - возражала мама. - Чистые люди гораздо меньше болеют.
      - Ну, как же меньше, если, вот ты, к примеру, каждый день моешься, а вот... сама посмотри... ведь болеешь. А я не моюсь, а все равно здоровый. Если бы ты не мылась, то тоже... как я. Мне ж тебя все ж таки жалко. Ты выздоравливай. А? Ну, правда...
      Я не поверил ушам и заглянул в комнату, чтобы убедиться, что это он.
      Таки он.
      4.
      О ночных исчезновениях Волдмара с чердака мы с Ахэлем узнали совершенно случайно: признался Шурат, которому его хозяин строго настрого запретил об этом заикаться. Бедный старик растерялся. Видя великого человека на чердаке, закутанного в пыльную овечью шкуру, он чувствовал, что привычный ему мир стабильных иерархий рушится, и непонятно, кто теперь главный, кого слушаться и от кого может влететь на старости лет. Когда Ахэль, который постепенно входил во вкус работ по наведению порядка и обеспечению безопасности столицы и страны, почувствовал беспокойство в глазах верного слуги и спросил, в чем дело и что происходит, тот ответил, что все в порядке, и тогда даже я, у которого такого острого обоняния не было, взял старика за ворот и слегка потянул вверх:
      - Все в порядке или ты говоришь, что все в порядке?
      - Все в порядке, - повторил Шурат и кашлянул.
      - Все в порядке или все в полном порядке? - настаивал Ахэль.
      Этого оказалось достаточно, и Шурат признался, что по ночам Волдмар спускается с чердака по задней винтовой лестнице, пробирается в подвал и возвращается только под утро.
      - Поэтому он целыми днями спит, - объяснил старик.
      - Ин-те-рес-но! - сказал Ахэль. - И что же папа делает по ночам в подвале?
      - А он ничего там не делает, - ответил Шурат и внимательно посмотрел на кончики своих башмаков.
      - То есть?
      - Из подвала он тоже исчезает.
      - Да ну? - переспросил Ахэль и по тону вопроса я понял, что, по крайней мере, один специалист по вопросам внутренней безопасности у нашей народной Державы уже есть.
      
      Оказывается, в подвале нашего родного дома, в самом углу, прикрытый черт знает каким ветхим барахлом, был откидной люк, открыв который, вы попадали на каменную площадку, и с нее начиналась лестница, открывавшая ход в подземное царство, описанное и преувеличенное во множестве легенд, но которое видели лишь немногие, посвященные в зеленые тайны Ахзарии. Нужно было быть такими наивными детьми, как мы с Ахэлем, чтобы не подумать, что дом самого Волдмара не имел прямой коммуникации с этим таинственным миром, где скрывались все тайны зеленых плащей, черных масок и прочей ахзаровской мерзости. Ахэль еще только начинал постигать тайны этих подземных, подпольных и, я не побоюсь это сказать, подсознательных лабиринтов, а я предпочитал заниматься ремонтом карет, бричек, линеек, арб, возов, двуколок, вплоть до детских игрушек на шнурочках и прочей транспортной движимости, вместо того, чтобы копаться в грязи уходящей эпохи.
      - Ну-ну! - только и мог сказать Ахэль.
       Наверху, в его канцелярии, в ожидании распоряжений начальника сидели два его охранника, он их позвал, и вчетвером, с факелами в руках и пистолетами в карманах своих простонародных курток мы спустились в довольно просторный коридор, который, как можно догадаться, первым делом вывел нас к лестнице, ведущей наверх. Судя по направлению движения и пройденному расстоянию, мы оказались как раз под старым замком. Вот именно, тем самым.
      Мы осторожно поднялись, и Ахэль тихонько приподнял люк. Внутри было тихо и темно. Это был тот самый зал, из которого мы с моим другом Малэхом через дырочку в стене наблюдали, как зеленые плащи избивали моего брата.
      Меня слегка стошнило от этого воспоминания, но я тут же направился к наблюдательному пункту, тем более, что оттуда пробивался свет. В соседней комнате шесть человек, сидя на каменных сиденьях кубической формы, склонились над большим листом бумаги и при свете керосинового фонаря, изучали какой-то план или чертеж - черт их знает, что они там изучали, и все бы ничего, если бы одним из них не был наш отец Волдмар.
      Ахэль тут же выдал нам диспозицию и оперативную схему операции, тем более, что расположение помещений старого замка мы с ним знали не хуже содержимого собственных карманов. Комната, где были эти шестеро, соединялась с другими двумя противоположно расположенными дверьми. Мы одновременно ворвались с двух сторон, не оставляя злоумышленникам пути для бегства.
      - Вы арестованы! - официально объявил Анхэль.
      Шестеро отскочили к стене и выдернули из-за поясов длинные, не понаслышке знакомые нам ахзаровские ножи с характерным изгибом острого кончика. (Однажды мы с Ахэлем попытались таким ножом открыть банку с маминым вареньем, кончик отломался, а мы не избежали воспитательной отцовской оплеухи, от которой оба дня три не могли повернуть голову.)
      Мы показали четыре ствола. Технический прогресс был, как это всегда бывает в истории человечества, на нашей стороне. Схватка исключалась.
      И в этот момент тот, что держал в руках керосиновый фонарь, бросил его на середину комнаты. Фонарь разлетелся, ударившись о край одного из каменных кубов, на которых шестеро до этого сидели, и в один миг вся середина комнаты превратилась в костер. Мы от неожиданности прижались к стенам...
      Все продолжалось буквально несколько секунд, а когда огонь осел и только отдельные лужицы еще догорали на полу, мы увидели, что, кроме нас, четверых, в комнате больше никого не было, ни Волдмара, ни его приятелей, ни бумажного листа, который они так внимательно изучали.
      
  • Комментарии: 2, последний от 17/11/2015.
  • © Copyright Мошкович Ицхак (moitshak@hotmail.com)
  • Обновлено: 28/01/2007. 66k. Статистика.
  • Повесть: Израиль
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка