Если вы пытаетесь привести своих родителей на свой персональный суд чести, который вам кажется самым, что ни на есть, праведным, то будьте готовы к тому, что и вы тоже в один ненастный день усядетесь на скамью подсудимых,в зале суда своих детей и внуков. Возможно, это случится, когда вашим будет мир иной, но от этого скамья не станет ни мягче, ни комфортнее. Я подумал об этом непозволительно поздно и в описываемое в этих главах время поступал в полном несоответствии с теми советами, которые даю вам сейчас.
... Едва мы успели распаковать чемоданы, как нас пригласили в мисрад. Этим словом называют контору, управление, канцелярию, министерство и т.д. Директор на отличном американском английском объяснил, что он директор (менахель), что его фамилия Герцог (Нет, не президент Израиля. Того нет в живых, и того звали Хаим Герцог, а этот президенту даже не родственник, и его зовут Беньямином.) На его вопросы, отодвинув меня, отвечала Роза, а Алеша (Абрам) подсказывал матери правильные английские слова. Менахеля очень интересовало, как мы себя чувствуем, не очень ли устали в дороге, из каких мы мест и как нам нравится Израиль.
Роза сказала, что пока ей все нравится, но почему везде набросано так много бумажек и полиэтиленовых кульков. (Она говорила "почему" без вопросительного знака. Она порицала. В самом деле, разве нельзя было подмести к ее приезду?) Я вспомнил при этом гирлянды прозрачных мешочков, которые мы прикрепляли прищепками к бельевой веревочке на балконе для просушки и для последующего использования, после чего вспомнил кандидатов наук, подметавших улицы нашего города.
... Пройдет еще лет десять и постаревшие кандидаты, к этому времени уже профессора, за неимением другой работы будут наниматься в Израиле в подметальщики улиц...
Беньямин Герцог улыбался и качал головой, выражая согласие и понимание Розиной гражданской позиции, тем более, что он уже давно заметил органическую потребность олим меРуссия к критике всего и вся вплоть до желания всех разогнать и все переустроить. Пройдет еще двадцать лет и новая волна олим ме-Руссия громко заявит, что ее улица намерена все и вся взять "под свой контроль". А они еще удивляются, что позапрошлое поколение этих олим меРуссия в семнадцатом году устроило им в России полную перестройку их неблагоустроенной империи! Еще, если не ошибаюсь, Витте (Хотя, может быть, и не Витте) предлагал выдворить наших недалеких предков в Палестину...
Потом пришел директор (менахэль) ульпана, или, иначе говоря, курсов ускоренного иврита, распределил нас по группам и пожелал нам успеха на иврите, причем мы на удивление быстро запоминали эти первые слова абсолютно незнакомого языка. Языка, который, по сути, должен был быть нашим родным.
Мой отец его знал. Он мог читать, писать и говорить на идише и на иврите. Попробовал бы он дома говорить НЕ на идише! Это было категорически запрещено.
Так было сто лет тому назад, но до сих пор слышу обвинения в злостном национализме, которым со всех сторон осыпают моего деда, о гибели которого я написал пару слов в предыдущей главе. Как он смел, живя в Российской империи запрещать детям говорить на великом и могучем? А вот так и смел. Он почему-то не хотел, чтобы его дети уплыли в чужой этнос и стали частью народа-притеснителя. Русский язык нужен был для общения с окружением. Подобно тому, как французский необходим был в те годы дипломатам для общения с дипломатами других стран. Теперь для этой цели используется английский.
Впрочем, на русском мои родители получили среднее образование. Отец учился в коммерческом училище, а мама в гимназии. Это было похоже на то, как нынешние российские богатеи посылают своих отпрысков учиться в Оксфорд и Гарвард. По-английски.
Многие ставят знак равенства между языком и нацией, тогда ответ на вопрос: кто ты? - более чем прост: если мой родной язык эстонский, то, следовательно, я эстонец.
С евреями сложнее. Ашкеназы сотни лет говорили на идише, сефарды - на ладино, таты - по-татски, а что объединяло всех? - Тора, которая была в центре колоссальной культуры, однажды данного Закона, жесткой Традиции, и все это было связано ивритом в один большой сноп еврейства. Итого, два родных языка, а третий (иногда и четвертый) - язык внешнего общения. Но в семью его не допускали.
В "интеллигентных" еврейских семьях Петербурга и Москвы, порвавших с культурой и традицией штетла, было иначе. Эти обрусели задолго до того, как власть от них этого потребовала. Их потомки со мной сегодня не согласятся, но в этом нет ничего удивительного: по всем другим вопросам евреи тоже друг с другом не согласны, и в тот день, когда мы все - не дай Бог! - согласимся друг с другом, в Израиле к власти придет компартия. И тогда нам останется надежда только на Мессию.
Наблюдая за происходящим сейчас, в начале XXIвека, в который я тоже случайно угодил, подумал, что английский такой мощной волной вторгается в российскую жизнь, что можно представить себе русского мальчишку, который, придя домой, обратится к папе по-английски. По инерции. Впрочем, это можно наблюдать в русских эмигрантских семьях в Бруклине. Папа запросто может шлепком по губам потребовать, чтобы в доме английского языка не было. Ради сохранения чистоты. Чего? Вот именно. Того самого. Родного.
На другой день мы все, кроме детей Изи, сидели в комнатах ульпана, на стульях с прикрепленными к правой поручне полочками и вникали в буквы и слова родного языка.
Изя - с полным сознанием необходимости этого этапа на пути своего становления в новой стране, где без иврита никуда, а с ивритом есть шанс твердо стать на ноги. Роза - с глубоким чувством тревоги от погружения в чуждую ей недоразвитую азиатскую культуру на фоне дурно подметенных дорожек ульпана.
У меня же было странное ощущение, будто я не выучивал, а вспоминал давно забытое.
Мы забыли, кто мы. Все, что нам осталось от всего нашего, аутентично-традиционного, от мамэ-лошн (идиша), от Талмуд-Тойры, от образа жизни позапрошлого поколения, это раздражение по поводу того, что нас причисляют к людям боле низкого сорта. Обвиняя при этом в том, что мы умны, хитры, талантливы, изворотливы, не от мира сего, но своего не упустим.
"Зачем тебе это?" - удивился мой папа, когда я попросил хотя бы показать мне, как устроены мои родные языки.
Конечно же, думал я, во всем виновата эта мерзопакостная власть, которая все разрушала, а если создавала, то чтобы спустя годы стало ясно, что этого создавать не следовало. Почему именно в Российской империи выросла эта, самая уродливая в истории, конструкция - пусть они сами разбираются, но они отняли у нас оба родных языка и навязали русский, против которого я, в принципе, ничего не имею, но при условии, что он иностранный, а не родной. При всем моем уважении ко всем, от Ломоносова до Швыдкого.
Но родители, у которых вкус штетловской жизни еще оставался во рту и которые между собой еще говорили на идиш - как они могли ни крошки с этого стола не оставить сыну?
Именно так: все сами съели, крошки аккуратно смели в совочек и - в мусорное ведро. А меня оставили безъязыким. Снавязанным мне в качестве якобы родного русского языка.
А ведь отец и иврит знал. И не плохо.
То есть, ему, конечно, не пришло бы в голову, что я, его сын, окажусь в Израиле. Уж очень прочны были стены лагеря и достаточно глянуть на насупленные брови вертухая на вышке, чтоб о пересечении границы не думать.
Но все таки... Так вот сегодня я думаю, что этого "а все таки..." я не должен был себе позволять. Все хотят, как лучше, и мы не должны строго судить родителей.