Черновой набросок дороги.Гл16
Сервер "Заграница":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ПРИЗЕМЛЕНИЕ В АФИНАХ
Уж я там не знаю, в самом ли деле, кто-то в горних высях сочиняет перипетии наших судеб или они сами по себе плетутся, в Греции считалось, что их плетут специальные олимпийские чиновницы - парки, но думается, что все попытки понять их логическую последовательность и движение к заранее определенной цели бессмысленны и бесполезны. По крайней мере, тот, кто эту цель и эту последовательность определил, со мной не поделился, и видимо правильно сделал: ну сами подумайте, как можно жить в нашем, житейском представлении о жизни, зная, что вот они, твои рельсы, здесь расставлены станции, а конечная остановка за тем бугорком? Нет, жизнь только и остается жизнью, если она полна неожиданностей, о которых даже не скажешь с уверенностью, приятные ли они или совсем наоборот.
Вообразите, например, что у вас двое сыновей и две очаровательные внучки, которые - дылды такие! - забыв, что вес каждой уже давно перевалил за двадцать килограмм, при встрече с вами повисают на вашей дряхлеющей шее (Не спешите, это еще не точка) и вдруг, как будто вы персонаж из аргентинского сериала, на вашу голову сваливается Дина и предъявляет вам свои ДНК! В этом случае, если вы ищете философский подход к пониманию, то лучше всего китайско-конфуцианский, то есть отбросьте примитивные "хорошо" и "плохо". С одной стороны, только ее вам и не хватало, а с другой - это же дочь. Ваша, так сказать, плоть и кровь. Нет слов, Маша таки тот еще фрукт, и она таки замутила воду в корыте вашей жизни, но не выплескивать же ребенка (Ребенок!) вместе с мутной водой.
- Интересный поворот! - почти восхищенно сказала моя соседка по аэровоздушному креслу. - Судя по вашему виду, я вообще не подумала бы, что у вас такие взрослые дети и внуки. Сколько вам может быть лет? Нет, лучше не отвечайте, я все равно не поверю, что вам так много. Но вы же счастливый человек! А может у вас еще пара детишек в Чили или в Новой Гвинее, а вы даже не знаете, и вдруг они тоже нагрянут к папочке.
- Не издевайтесь. Не для того я вам это рассказал, чтобы вы глумились...
- О чем вы говорите? Мне бы ваши заботы! Что бы вы говорили, если бы оказались в моей шкуре?
Должен признаться, что я при этих словах автоматически посмотрел на обширный треугольник ее "шкуры", плотоядно подмигнувший мне из разреза ее платья. Я и вам тоже не скажу, сколько мне лет, причем, не потому что кокетничаю, а потому что и сам толком не знаю, сколько мне на самом деле. Тот возраст, о котором мы с вами одновременно подумали, у меня еще не наступил - это все, что я могу сказать, и давайте к этой теме не возвращаться. Гораздо важнее поговорить о том, что женщины почему-то специально шьют летние платья таким образом, чтобы в уголочке можно было видеть ложбинку между двумя грудями, куда даже самый воспитанный и исполнительный по отношению к десятой заповеди мужчина с размаху мысленно ныряет и начинает барахтаться, пытаясь освободиться, потому что у него уже взрослые внучки, и это же ужасно, что они могут догадаться.
- У вас, по крайности, есть дом и работа, постоянная прописка в стране, которую вы сами себе выбрали, сыновья и внуки, которые навещают отца и дедушку. У вас устроенная жизнь. Вас не захотела Аня? А вы уверены, что это не к лучшему для вас обоих? Вас обидела Маша? Так она себя еще больше обидела. Потом вы жили с этой ненормальной - как ее зовут? Роза? Ну, и черт с ней. Я уверена, что у вас и сейчас есть бабы. И не одна. Чем плохо? Радуйтесь всему, что у вас есть. А у меня так вообще ничего и никого. Так что делать? Открыть эту дверь и выпрыгнуть? А вдруг в море вода холодная.
Вообще-то ей было лет сорок пять или около пятидесяти, но начищенные до солнечного сияния зубы, полные губы и звонко смеющиеся глаза так шарахнулись в мою сторону, что я по слабости моего характера, чуть не ударился затылком о стекло иллюминатора.
Неужели возрастные границы в наш век так резко сдвинулись в сторону финиша, что эта по идее уже стареющая женщина все еще... Все еще - что? По крайней мере, моя мать, в ее годы была сильно поседевшей старушкой, и на ее лице было столько морщинок, что по ним можно было читать все цоресы ее незавидной жизни.
В молодости мама была очень красивой. С оставшихся мне на память фотографий меня удивляют ее огромные глаза с длиннющими ресницами и смеющийся рот, полный крепких зубов, готовых вцепиться во все радости жизни. Вы их видели, эти радости? Так же, как я видел ее зубы, растерянные на косогорах ее борьбы за то, чтобы, если не наесться, так хотя бы меня накормить. В коммунальной квартире с одним туалетом на восемь семей. С работой плюс подработки и выезды на общественные повинности...
И это я вам рассказываю? Как будто вы это сами не проходили.
Я даже слышу ваши возражения, что умудрялись же они, и не хуже, чем я сейчас, накрывать столы с фаршированной рыбой, салатом-оливье, кисло-сладким жаркое и тортом с белоснежным кремом к заключительному чаю. И поднимали такие оптимистические тосты, что сейчас и слов таких нет: растеряли к чертовой матери все хорошие слова. А сложив стол и вернув соседям стулья, вальсировали в комнате 14 квадратных метров минус диван-кровать, шкаф с подписными изданиями и мой велосипед. Таки вальсировали! А что вы думаете? И потом еще всей компанией втискивались в общую кухню, чтобы не столько помочь маме помыть посуду, сколько мешать ей работать и что-нибудь разбить при этом. "На счастье". Чтоб у арабских террористов было такое счастье!
- По вашему лицу не скажешь, что вы несчастливы, - сказал я и сразу понял, что позволил себе бестактность. Нет, я не психолог и не физиономист. И мои глаза дальше ее притягательной плоти ничего не видят, хотя там, внутри, у нее наверняка есть еще многофункциональное сердце, а не насос для перекачки артериально-венозной жидкости.
- А вы и не говорите. Кто вас просит говорить то, чего не знаете?
- Вам худо? - догадался я.
- Еще как!
- У нас еще много времени до посадки. Мы с вами в одной группе.
- Нет, Миша, я не в группе. Я сама по себе и лечу, сама не зная куда и зачем, и один Бог на небе знает, что меня ждет завтра или через неделю.
- Вы не израильтянка?
- Нет, Миша, чистокровная русская. Хотела стать израильтянкой. Ничего не вышло. Выгнали меня, Миша, из вашей страны.
- Я начинаю понимать.
- Ну, и слава Богу, что начинаете. А то я думала, вы так и не начнете. Тяжелая у меня, Миша, жизнь.
Вот, значит, как!
Я много раз слышал об этой категории "репатриантов". Подделывают документы, заключают фиктивные браки - только бы вырваться и прорваться в Израиль. Многие возмущаются, и для этого есть причины. В конце концов, это наше, национальное предприятие и проблем тут без этой публики хватает. А с другой стороны, если отставить в сторону общие проблемы и подумаешь о конкретной Ане, у которой тяжелая жизнь...
- Да, но почему именно за наш счет?! - громко возмутился мой сосед по центру абсорбции Осип Шенкнер (Вы его еще помните?), когда мы при встрече заговорили на эту болезненную для нас всех тему. - Пусть бы спасались себе в Австралии, где много кенгуру. В Венесуэле хорошая природа и полно нефти. Можно спасаться на Кубе, которую мы столько лет кормили. Почему именно в Израиле, среди евреев, которым они, если не забыли еще, в троллейбусах кричали: убирайтесь в свой Израиль?
Мы иногда встречаемся с Осипом, когда я иду на работу в одну сторону, а он - навстречу. Всякий раз спрашиваю его о Вене. Обычно он отвечает так: "А черт его знает, этого идиота, как он там поживает. Говорит, что хорошо. Как эти двое могут поживать? Они же, ну, абсолютно не подходят друг другу. Ну, не совместимы. Ну, против природы ж не попрешь. Ты что, сам не понимаешь?"
Если я не понимаю, так я, по крайней мере, не делаю вид, что понимаю, а Осип тоже не понимает, но считает себя а гройсе хахоме, то есть специалистом. Иногда мне кажется, что он не только хам, но еще и дурак. Такие сочетания среди нашего еврейского брата тоже случаются. Не все Эйнштейны и Ойстрахи. Уверяю вас.
- Вы хотите рассказать? - наклонился я к ней.
- Не то, чтобы... Но у вас есть дети, внуки, друзья, группа. А у меня...
- Ни мужа, ни детей?
- Двое детей у меня. Сын уже семейный. В Сумгаите он. А может уже и не в Сумгаите. Не знаю. Мы потеряли друг друга. Вообще-то он не писал, а я не знала, куда писать и где искать. Может уже и не в Сумгатите. А дочку я у мамы оставила. В Горловке.
- Вы там жили?
- Ну, само собой. Мой отец был шахтером. Было время, когда шахтеры хорошо зарабатывали. А папаша был хороший мужик. Не пьющий. Среди шахтеров таких и не встретишь. А мой батя только по праздникам или в воскресенье рюмку, бывало, выпьет, утрется рукавом и смеется: Ну вот, я уже бухой. Сейчас жену и детей гонять вокруг хаты буду. Это наш сосед такой был. Как напьется, так всю свою ватагу на улицу выгонит и с топором за ними гоняется. У него кто-то раз спросил: Зачем топор? Так он объяснил, что топор для страху. В этой, говорит, стране, ежели без страху, так люди знашь чего натворить могут? Мой отец ему говорит: так вы ж, сволочи, от страху еще хуже вытворяете. А это, говорит, другое дело. Вы что-нибудь поняли?
- Так ведь и я тоже из России, - ответил я.
- И как, вы думаете, умер отец? Не догадаетесь. По пьянке.
- Так он же не пил.
- В том-то и беда. Уж лучше пил бы. А то на шахте была авария и погиб его лучший друг. Вместе воевали. Вместе их ранило и они потом в госпитале лежали. Вместе домой вернулись. И тут такое дело. Ну, были, как положено, поминки, и батя мой лишнего выпил. Я думаю, не больше стакана самогонки и выпил. Другой бы и не заметил. А этого развезло и он поплелся домой. И по дороге упал в снег. Так тот сосед, что с топором, по доброте сердешной на трактор его поперек положил и повез домой. А сам-то ведь был в дрезину. Он же тоже на поминках был. Короче, этот идиот со своим трактором с деревянного моста в речку навернулся и оба вместе с трактором ушли под лед. Вы видели такое? Трактор весной вытащили, а куда их унесло - одному Богу известно. Даже хоронить было нечего. Мы с мамой сами тогда напились, как свиньи, и до утра папины песни пели. Он очень песни любил. Всякие, Русские, украинские, фронтовые. Всякие песни пел. И безо всякой пьянки. А умер по пьянке. Такие вот дела.
- А дальше что?
- Я к тому времени пединститут закончила и в школе работала. Историю преподавала. Вы не думайте, я с высшим образованием. И семья у меня уже была. Муж в школе завхозом работал. Сын у нас был. Тот, что в Сумгаит потом уехал. Хотя теперь кто ж его знает, где он. Может уже и не в Сумгаите. Но только, вы ж сами знаете, какие времена настали.
- Так куда ж ваш муж задевался?
- Куда, куда? Скурвился мой муж. Так у нас говорят. Вы, небось, и слова такого не знаете.
Я знал такое слово. Случайно.
- Когда жрать стало в Горловке нечего, потому как с нашей зарплаты нам курам на пшено не хватало, так он подался в бизнес. А какой в нашем городе может быть бизнес? Обыкновенное дело: водка, карты и бабы. Вокруг этого все и крутится. Киоски, базар и всякое такое. Так они с одной киоскершей повадились за товаром в Прибалтику ездить. Раз поехали, другой раз поехали, ну и - иди свищи, где они теперь с этой лярвой бизнес крутят. Только мы с мамой и Вовкой - это мой сын - втроем остались. Правда не надолго. Вовка себе богатенькую девку нашел. То есть богатенькая не она а отец ее, но ушел он к ним, и вместе с тестем они через год всем гуртом в Сумгаит уехали. Что они там хорошего в Сумгаите том нашли? - не знаю.
- А дочка откуда взялась?
- Откуда дочка? От дурости моей эта дочка - Господи прости! Она девочка славненькая. Беленькая. Вроде меня.
- Ну, так не с неба ж она свалилась.
- Вот именно, что не с неба. Завела я себе любовника. Не молодой уже. Вроде вас, наверное. Семейный. Он автомобильный бизнес имеет. Мастерская по ремонту и заправочная станция. Вместе. А жена у него хиленькая, не то, что я. Ничего хорошего в этом мужике нет, но он нам с мамой очень помог. Всем, чем мог, помогал. А мне, понятное дело, помог дочку, Леночку мою, выродить. Так мы и жили. Мы с мамой его полмужем называли. Он так привык, что сам, бывало, с порога кричит: Эй, девки, полмужа пришел. Налетай. Тут кое-что есть. Леночка его очень полюбила.
- Ну, что поделаешь? Наверное, и так можно.
- Можно-то можно, но сами знаете, какие они, эти порядки капиталистические. Я думаю, нашей стране эти порядки лучше было не заводить. Наши мужики этот ваш капитализм все одно без пьянки и мордобоя не понимают. Как историк вам говорю, что капитализм не для нашего народа. Нам сталинский режим был в самый раз. Короче говоря, весь его бизнес сгорел.
- Как так?
- Ну, как горят бензоколонки вместе с мастерскими и с домом хозяина? И вместе с его женой, которая одна была дома и, наверное, встать не успела с кровати, как все было в огне. Никогда не видели, как горят бинесы, и дома с больными женами, у которых постельный режим? Мы с мамой за упокой души этой несчастной женщины напились и всю ночь папины песни пели. От тоски.
- А он? Полумуж ваш.
- Он? Известное дело - в тюряге. Не пытайтесь ничего понять. Вы русской души никогда не поймете. Скорее я вашу, еврейскую, пойму, чем вы русскую. Он же знал, кто поджег. Что бы сделали вы на его месте? Подали бы в суд? Гиблое дело. Он же сделал проще и подпалил их бизнес. Их там два брата. Магазин запчастей и еще чего-то держали. Так он их тоже подпалил. Чтоб знали. Теперь все трое сидят. В одном лагере. Это у них теперь бизнесом называется.
- Ну, и что же было дальше?
- У меня такая жизнь, что чем дальше, тем смешнее. Не то, что у Вас. Дочка выискалась, так у вас сразу трагедия по Шекспиру. А у нас никаких трагедий. Жить надо дальше. А дальше мне один из ваших предложил секс-бизнесом заняться.
- Час от часу не легче! Проституткой что ли стать?
- Ну, не совсем проституткой, но... Словом, ему нужен был надежный агент на вашей стороне. В Израиле значит. Отсюда товар отправляют, там принимают. В бизнесе разные роли нужны. Что мне было делать, если Ленку с мамой кормить как-то нужно? Почему он решил, что у меня это дело пойдет, не знаю, но пока суд да дело, кое-какие подъемные дал и все еврейские документы справил. Вроде бы мой еврейский муж там, а я тут, и в Израиле у нас с ним сын, в армии служит, а здесь я с моей еврейской мамой, которую я в глаза не видела, оставалась, и мама вроде как недавно померла, царствие ей небесное. Словом, легенда, как у шпиона из ЦРУ. Мне было наплевать.
- И чем кончилось?
- Чем кончилось? А тем, что я этим бизнесом два года занималась, пока меня одна ваша сучка из МВД не вычислила. Все получилось из-за одной нестыковки. У сына, который вроде бы мой сын, записано в документах, что его мать Рина, а я по моим еврейским документам Сима. Кому-то это было надо, Сима я или Рима? И понеслось.
Но на самом-то деле она Аня.
Приказали застегнуть ремни. Самолет шел на посадку.
Связаться с программистом сайта
