Застегивая ремни, мы соприкоснулись локтями. Лишенные воображения писатели добавляют при этом: "на какое-то мгновение", не догадываясь, что вопреки всему, что они знают о мгновениях и других отрезках времени, этот отрезок может быть такой же продолжительности, как, скажем, год или жизнь одного, отдельно вырванного из толпы пассажиров человека.
Если вы не поняли предыдущей фразы, то следующая за нею страница ничего вам не скажет, и листайте дальше. Я тоже не очень хорошо понял, но дело в том, что от меня в это "мгновение" никакого понимания и не требовалось.
Дорогие господа, говорю я вам уже не в первый раз, не слишком ли часто мы, пытаясь решить проблемы и задачи или распутать узлы и обстоятельства, полагаемся на то, что, прежде всего, якобы следует ПОНЯТЬ. Вследствие чего задачи остаются не решенными, узлы не распутанными, а радости жизни безнадежно упущенными. Мы то ли не знаем, то ли знали прежде, но забыли, то ли никогда не знали и неспособны узнать, что ПОНИМАНИЕ, это только лишь один из многочисленных механизмов, которых много, и хотелось бы знать, сколько и какие именно, чтобы в нужный момент включить правильный.
- Почему же вы летите в Афины? - спросил я, хотя мое ли это было, в сущности, дело?
- Ой, - сказалаАня. - Долго рассказывать. Бизнес, это, Миша, не для таких, как вы. Тем более такой, как мой. Могу только сказать, что здесь живет одна моя коллега по бизнесу. Собираюсь пока остановиться у нее.
- В публичном доме? - ляпнул я первое, что пришло бы в голову любому человеку моего склада и недотепанности.
Она засмеялась: - Нет, Миша, в обыкновенном, жилом доме, где она снимает квартирку для себя.
Аня достала из сумки и протянула мне карточку с адресом и номером телефона. Я прочел по-английски: "Агентство по конфиденциальным услугам", адрес и номера телефонов.
- Это карточка моей коллеги. Позвоните часов после шести. Подругу зовут Олекса. Попросите Аню.
Дальше, все время, вплоть до момента, когда я должен был дать своей туристической группе проглотить себя, мы молчали, а на прощанье она подала мне руку и повторила:
- Позвоните. Пожалуйста.
Едва устроившись в гостинице, где меня поместили в одном номере с пенсионером Семеном Растрепиным, весельчаком и заводилой лет семидесяти с чем-то, я должен был спешить к лифту и, далее, в вестибюль, а там все уже были готовы к посадке в автобус и ждали только меня с Растрепиным.
- Первым делом мы посетим главную достопримечательность греческой столицы - древний, неувядаемый Парфенон, - весело продекламировал одну из выученных гидовских стандартных фраз наш Боря Слуцкий, любимый русскоязычными пенсионерами экскурсовод по странам Западной Европы.
Получив жизненно необходимую мне информацию о том, что этот архитектурный комплекс был сооружен на Акрополе в середине первого тысячелетия до н.э., а...
- А какая падла учинила здесь этот еврейский погром? - вежливо спросил Сема Растрепин. - Да что я спрашиваю? Конечно нацисты. Они ж тут тоже побывали?
- Нет, - успокоил его Боря, снимая каскетку с надписью "В Афины с любовью". - Именно эти разрушения произвели не германские войска. Это сделали итальянцы.
- Понял, - сказал Сема с ударением на "Я" - Муссолини. Все одно, что Гитлер. Такую красоту порушить!
- Нет, адони, вы меня не поняли. Это произошло в 1687 году, когда венецианские войска осадили этот замечательный город и их артиллерия обстреляла этот храм.
- Что ты говоришь! Вот антисемиты проклятые! Так бы и задушил! - высказал свое историческое видение Сема, показывая руками, как следует душить антисемитов, а я смотрел на то, что осталось после обстрела венецианскими варварами творений Фидия и ко и думал, по сути, почти о том же, что Сема, а именно о европейских музеях, которые в своих залах, отведенных для обломков античной культуры, награбленных пиратами и армиями цивилизованных стран, хранят те куски фриза, отсутствие которых не позволяет мне сейчас получить полное наслаждение от этого чуда.
Как инженер, я подумал о технологии отдирания этих кусков, но потом решил, что скоре всего они просто подбирали то, что упало, когда до джентльменов из Лондона по Парфенону били ядрами синьоры из Венеции. (О, Венеция!) И дальше я уже слушал не столько Борю, сколько по своему мудрые, хотя и хаские, реплики Семы Растрепина.
- Я, конечно же, в этой истории ничего не соображаю, - говорил Сема, стоя одной ногой на все еще не украденной детали Папфенона, а другой на груде мусора, который прежде, возможно был ногой или плечом бессмертной богини. - Но ты вот сам подумай о таком вопросе: эти твои греки или эллины, как ты их называешь, спору ж нет, что они были дикие люди, потому что - разве культурный человек может сам не работать, а только жить за счет бесправного рабского труда? Правильно я говорю? Боря, я человек простой и работал завмагом. Между прочим, я продавал детские игрушки и всякую античную, как ты говоришь, утварь. Так там у меня была Венера. Красивая статуя, но ведь абсолютно без рук. Ну, ты скажи, какая сука... Вы меня, конечно, извиняйте, но я хотел...
- Дядя Сема, можно я продолжу? - вежливо попросил Боря, но Сема поднял белый, как солнечный свет, камень и произнес:
- И ты говоришь, это у них называется культурой? Нашли где-то Фидия - я уверен, что настоящее его имя было Фима, а фамилию ты сам не знаешь, но я уверен, что Рабинович он был, этот Фима, и он им сделал такую красоту из мрамора. Да какой там Пракситель! Про какого Праксителя ты говоришь? Этот Пракситель Фиме камни на своей лошади возил, этот Пракситель. А эти суки...
Борю несколько оттеснили, потому что Сема, который был помесью одессита с кем-то из семейства Райкиных, а что нужно настоящему туристу, что ему,по-вашему, нужно посреди этой их цивилизации? Пракситель с Рафаэлем им нужны, вы думаете? Нет, глоток свежего воздуха, кулечек греческих чипсов в американском Макдональдсе и высказать свое мнение об этих суках европейцах, вот что больше всего нужно нашим туристам. И чтобы ни одна сука со взрывным устройством не забралась в их автобус, вот что им нужно.
- Ну, скажи, Боря, что-нибудь с тех пор изменилось? Зашел как-то в мой магазин зав каким-то отделом обкома. А гройсе пурец! Так он сказал шоферу, чтобы мою Венеру положил к нему, в его "Волгу". Вы не поверите, но я не выдержал. А платить, говорю, кто будет за Венеру? Пушкин, говорю, за Венеру, будет... Так он, этот сучонок, отвел меня в сторону и по матерному мне объясняет...
- Сема, мы вас очень просим. Здесь же дамы, - попробовал вмешаться наш гид.
- А я ему, значится, говорю,: в какую Волгу? Тут у нас не Волга, говорю, а самое синее море. Так я тебя самого... Та шо ты мне говоришь? Никто меня не посадил. На топливный склад они меня посадили, шоб ими в аду печки топили. Ну, так я им топливом занимался. В гробу я эту Венеру вместе с их завотделами видел ... - махнул он рукой и больше не возмущался, а я отошел в сторону и любовался удивительной конструкцией колонн, думал об Иктине, Калликрате, Фидии - обо всех этих человечищах вместе взятых, которые были как искринки в нашей поистине варварской цивилизации. Тут одессит Сема где-то прав, и я буду последний, кто станет ему возражать.
Одни строили, а другие только и знали, что ломать, разрушать, убивать, потому что строит тот, кто умеет строить и в которого Творец вдохнул пару кубосантиметров своей творческой души, а в кого этого не вдохнули, тот находит радость в том, чтобы разрушать и убивать.
- Ты со мной не согласен? - спросил Сема, подходя ко мне.
У него были жесткие, седые усы и голос человека, который привык говорить, как другие рубят дрова: ххххряк! - и полено пополам. Я не ответил.
- Вижу, что не согласен.
- Нет, почему, - прогудел я голосом своего сына Изи. - В некотором смысле.
- Не в некотором, а в любом. Они все только рядиться умеют, Хто во френче, а хто во фраке. Мне все одно. Я простой одессит в пиджаке в полосочку. А они все бандиты и бляди. Кто не блядь, тот бандит, и других не бывает. И других слов я тоже не знаю. От них нужно держаться подальше. Хуч бы даже от греков. Говорят: Венеция, Венеция! А сами по Венере - из пушек.
- Это Афина.
- А мне все одно. Они все бляди.
- Афина была Палладой, а это значит, что она была девственницей. А блядью как раз была Венера.
- Афина? Целка? И ты поверил? Видали мы!
- Перестань, Сема. Ты глупости говоришь.
- Ах, так ты тоже на их стороне? А я думал, что ты из наших.
Чего он ко мне привязался? Я так мечтал побывать на этом холме и соприкоснуться с чудом Парфенона, а Сема все испортил.
В шесть я позвонил из гостиницы. Мне сказали на ломаном английском, одном из тех его вариантов, когда сразу хочется перейти на великий и могучий: "Олекса уехала, и в ближайшие дни не вернется".
- Понятно. А ее подруга? Аня?
- Сейчас узнаю.
Через пару минут подошла Аня.
- Это вы, Миша? Если хотите, мы можем встретиться. Не знаете Афин? Ладно, я подъеду. Напротив вашей гостиницы есть кафе. Не помню, как называется. Там - по-гречески. Но наверху какой-то клоун в колпаке. Вам видно?
Да, там был какой-то клоун.
Зачем мне нужно было с нею встречаться? С этой женщиной из секс-бизнеса. Что между нами общего? Я уже пожилой человек. По меркам прошлого поколения - старик. Старпер, как говорила о таких, как я, Роза. Я и есть старпер. Я не должен был этого делать.
Через час мы сидели в кафе с клоунским колпаком на крыше, и я чувствовал себя давно вышедшим на пенсию Арлекином в обществе отставной Мальвины, которой только что в кабинете дантиста починили зубной протез.