Под вечер отряд вернулся на трех подводах.С утра у них не было ни лошадей, ни подвод.
Разгрузились, перетащили поклажу в схрон, достали бутыль самогона, выдернули из горлышка кочан, разлили по кружкам, а Таня разнесла еду в разнокалиберных мисках. Сама присела в сторонке. Папа, бывало, в сходной, но без самогона и без краденых гусей ситуации шутил: "Когда у джигитов серьезный разговор, место женщины - на кухне", и гости, которые нередко собирались в их комнате, смеялись над толстым животом главбуха-джигита.
Сидя на пенечке, Таня слышала обрывки фраз, не в сотоянии уловить связи слов, пересыпаемых липкойматерной галькой, и только по вспомогательным сочетаниям типа "а я его", "а он как", "ут-так по харе" или "будь спок, он уже не встанет" можно было составить смутное представление о характере операции. У одного из бородачей голова была перевязана тряпкой.
Не заметила, как заснула. Разбудил ее Лёш. Даже не разбудил, а взял на руки и понес в глубину леса. Когда поняла, что будет дальше, сил не было не только сопротивляться, но даже возразить.
Лёш бросил под куст какую-то фуфайку, что ли, уложил ее и чем-то укрыл.
- Ты не бойся. Я ничего тебе не сделаю. Так надо. А то хуже будет. Утром объясню.
Проснулась она поздно. На поляне происходил всеобщий опохмелпод хлеб с салом и соленые огурцы, которые горстями черпали вместе с рассолом из бочки. Разговаривали тихо и попарно.
- Эй, девка, як тебе там звать? Принеси воды. Живо!
Это крикнул парень, сидевший на пне, на котором она сидела накануне. У парня открыт был только один глаз, и она про себя назвала его Циклопом по имени античного персонажа, о котором читала лет сто тому назад. А может вчера.
- Сам сходишь, - сказала она и даже оглянулась: может это не она, а кто-то другой сказал это "сам сходишь". Не может быть, чтобы она это сказала.
- Шо?! - удивился парень и вскочил, отчего половина его стакана расплескалась. - Ты что, о-ела?
- Нэ чипай дивку, - спокойно сказал сидевший поблизости Борода. - Нэхай видпочинэ. Сам прынесэш.
- Шо? - продолжил Циклоп и добавил неописуемое. - Я ее принял, я ее кормлю, а ей трудно мне, красному партизану... Та я ж йий...
- Ты ей - ничего, - сказал Лёш. - Сказали тобе, шоб не чипал, так не чипай.
- Шо?! - настаивал на своем Циклоп. - Все против меня?
Подошел командир и одним тычком отбросил Циклопа метра на три.
- А ты, - сказал он Тане, - возьми ведра и мигом за водой. И чтоб тихо было.
Циклоп поднялся, вытирая разбитый нос. Лёш взял пару ведер, а третье протянул Тане:
- Пошли.
По дороге Лёш объяснял особенности порядков в отряде.
- Ты хорошая девочка, и не хочу, чтобы тебя обижали. Поэтому держись возле меня. Особенно ночью и когда пьянка. И ни с кем не пререкайся.
- Особенно с Ваней?
- Забудь, шо его так звать.
- А как его звать?
- Товарыш командир. Тольки так.
- Командир чего?
- Как чего? Отряда.
- Вы по правде партизаны?
- А ты, что подумала?
- Ну, вроде банды. Людей грабите.
- Ну, вабще-то мы партизаны.
- Только - что?
- Ну, мы же сражаемся. Значится, народ должон подсоблять. Помогать. Поддерживать.
- И как? Поддерживает?
- А хто как. Есть таки, шо за немцев. Так мы их тож стрелям. В расход, значит.
- Сколько тебе лет?
- А тебе зачем? Ну, двадцать один. Зачем спросила?
- Просто так.А Ваня уже старый?
- Забудь про Ваню, я тобе сказал. Говори: товарыш командир. Он вот так всех держит.
Лёш показал кулак и, выронив ведро, споткнулся о него и упал. Они оба засмеялись.
- А что, ваш командир уркаган?
- С чего ты взяла?
- Я так подумала.
- Нет, он вообще-то инженер и партейный. Когда немцы пришли, удрать не вспел и решил собрать отряд. Никто ему не приказывал, сам так решил и собрал братву. Но только они все из уркачей. Он проект нашего схрона сперва на бумаге нарисовал. А братва инструменты достала.
- Как достала?
- Ну, знамо дело, по деревням посбирала.
- А ты?
- Я командира раньше-ть знал.
- А ружья?
- А, ну это отбили. Сперва у полицаев отнимали. Они ж дураки. Драться не вмеют.
- А командир, тот умеет?
- А! Так он жеж был чемпион области по боксу. Он любого урку мигом уложить.
- Лёш, почему они все ругаются? Что ни слово, то ругательное.
- Жисть, она такая. Ругательная.
- Ты тоже ругаешься?
- Бывать и такое.
- Ты другой.
- Будь все времь при мне. При мне тибе нихто не тронит.
- Они тебя боятся?
- Не то штоб, но есть причина.
- Какая?
- Не надо тибе знать.
- А то что будет?
- Состаришься, вот что будет.
Они подошли к болоту, набрали воды, разулись и опустили ноги в прохладную ряску.
- Лёш, а где теперь всамделишная война?
Он показал на восток.
- Там, далеко ишшо. Но скоро будет тут.
- Как скоро?
- Скоро. Красные ужо Харьков прошли. Теперь наступают дальше, в смысле: в нашу сторону идут.
- Откуда ты знаешь?
- Люди сказали. У нас никакой связи нету. Мы -как бы тебе объяснить? - сами по себе. Поняла?
- Нет, не поняла. Но я тебе верю.
- Почему ты мне веришь?
- Когда кто врет, так это ж видно.
Они опять обулись, подняли ведра и пошли.
Когда приближались к стану, Лёш внезапно остановился и рукой показал вниз. Таня поставила ведра и села, он тоже.
В глубине леса, слева и справа, было какое-то движение. Кто-то довольно громко сказал - именно так: не спросил, а сказал: "Чы чуеш ты мэнэ батьку". Ему ответили: "Чую, сынку, чую".
- Странно, - прошептал Лёш. - Очень странно.
Некоторое время было тихо, потом вдруг, лавиной, истошные крики десятков или сотен глоток. Потом несколько выстрелов.
Лёш тихонько оттащил ведра в кусты, приложив палец ко рту, велел молчать, и они оба спрятались в зарослях.
- Что происходит? - прошептала она в Лёшино ухо.
- А черт его знает, - шепотом ответил он. - Думаю так, шо ничего хорошего там не происходит. Надо ждать.
- Это немцы?
- Какие там немцы? Все гутарють по-русски. Ты шо, не слышишь? Та тут немцев близко ниде нема. Каки там немцы? Та мы без немцев сами один другого перебьем.
Они так долго сидели, слушая и пытаясь понять происходящую там возню. Слов невозможно было разобрать, а спустя некоторое время мимо них, в сторону болота пробежали двое, и Лёш успел понять, что они были из их отряда. Шум продолжался, но уже не такой сильный, и не было истошных криков, и уже давно перевалило за полдень, и начинало вечереть, а они все сидели в ожидании, чем все закончится.
Потом они услышали скрип колес и хруст веток под копытами, а когда обоз удалился, стало совсем тихо.
- Таня, ты сиди тут тихонько, а я попробую подобраться поближей, - предложил Лёш, но она прижалась к нему и стала просить, чтобы не оставлял ее одну в лесу.
Самое страшное - быть одной и не знать, что происходит и чего можно ждать за каждым стуком сердца.
- Господи, ну ладно уже меня, дурака, но для чего ж дитенка-то этого мучить? - сказал неизвестно кому Лёш, и похоже на то, что никто его так и не услышал, а вместо ответа раздался выстрел, после чего опять стало тихо.
Они еще немного подождали, после чего Лёш предложил вдвоем подобраться поближе, и они выполнили этот маневр, а когда были уже совсем близко и между листвой увидели поляну, то Таня вдруг закричала:
- Так это же наш Тарас!
- Цыть, - только и успел сказать Лёш, как она уже была там.
- Тарас, Тарас, Тарасик!
Он сидел на том самом пне, на котором... Ну, конечно, это был Тарас, а напротив него на ящике сидел товарищ командир. И вокруг них был сплошной беспорядок и в стороне лежал и смотрел в небо парень, которого она утром назвала Циклопом.