Таня опять увидела себя в сарае. В глубине стояла корова а рядом с нею на низком стульчике сидел папа. Она вспомнила, что такой стульчик был у дяди Хуны, который работал сапожником, а сапожнику нужно сидеть низко, на уровне ног клиентов. Она еще спросила однажды дядю Хуну: а если бы ты шил не сапоги, а шляпы? Тогда ты сидел бы в гамаке, подвешенном к потолку? Так что ли? Дядя Хуна даже не улыбнулся и попросил не болтать глупостей.
Папа сидел на стульчике и доил корову. Такое трудно было себе представить, чтобы главный бухгалтер большой фабрики доил корову, но факт отстается фактом, и Таня спросила:
- Зачем ты этим занимаешься?
Он не услышал, а она, возможно, по ассоциации с коровой, которую он доил, вспомнила, как они с папой, гуляя по зоопарку, увидели, что в соседнем с зебрами загоне стоит рыжая корова и, просунув голову между прутьями, бессовестно ворует еду у зебр, причем, зебры относятся к этому абсолютно безралично.
У Тани тут же возникло, как минимум, два вопроса: во-первых, почему корова таскает траву из чужой кормушки, если точно такая же имеется у нее самой, а, во-вторых, зачем зоопарку корова? Разве такие животные живут в прериях? Папа засмеялся:
- Ты задаешь правильные вопросы. Таскать чужое, между тем как и своего полно - этому корова могла научиться только у людей. Если бы она жила в прериях, то там ей не у кого было бы перенимать дурные привычки, а живя по соседству с людьми, домашние животные - коровы, лошади, собаки и другие... - приобретают человеческие пороки. А зебры видят, что у них этого добра вдоволь, и не реагируют. Если бы они потерлись среди людей, то возмутились бы, набросились бы на корову, и могла бы произойти ссора или даже война.
Видимо, ни о чем другом, кроме войны, папа не мог говорить. Достала его эта война!
- А зачем зоопарку корова? Мы что никогда коров не видели?
- Корову-то мы видели, но часто ли мы видим молочко от нее? А у работников зоопарка есть дети. Вот они и завели себе корову. Я так думаю.
Присмотревшись, она поняла, что это был не папа, а Тарас, который, действительно, доил корову, и слышно было, как струйка молока журчала, погружась в то, что уже натекло в ведро.
- Ты вжэ не спыш? - спросил Тарас. - Ну сидай, дам тоби щось поисты.
Она села, он что-то постелил ей на колени и протянул жестяную кружку с молоком и большой кусок хлеба.
- Ой, Господи, ты так пьеш, нибы зроду нэ пыла. Хиба Нюрка тэбэ нэ годуе?
В Таниной голове все так перемешалось, что она не знала, что ответить. Почему они ушли и оставили ее здесь? Одну. В этом сарае, где согреться можно было только зарывшись поглубже в солому. Хотя, впрочем, был у нее здесь и друг - лохматый и очень добрый пес, который ложился рядом и они всю ночь спали в обнимку. Пес старался не шевелиться, чтобы не разбудить Таню, а она гладила его по спине и он улыбался.
Нюрка приносила псу еду в большой глиняной миске и ставила миску далеко от нее, у самого входа. Пес пробовал немного, видимо, чтобы убедиться, что это съедобно, а потом садился и смотрел на Нюрку. Очевидно ждал, когда та уйдет, после чего тихонько взлаивал и Таня подходила к нему. Он был очень добрым, этот пес, и поэтому никогда не начинал есть, пока не убедится, что она поела, а она тоже старалась не очень нажимать на еду, чтобы не оставить его голодным. В каком-то смысле они были в равном положении.
Однажды Нюрка зачем-то вернулась и увидела, что Таня ест из собачьей миски. Она треснула Таню по затылку.
- Не смий!
- Но я же тоже должна что-то кушать, - сказала Таня и заплакала.
- Вси хочуть жраты, - возразила Нюрка - Ты моих диток бачыла? Ты знаеш, що твойи паразыты у нас всэ пограбувалы? Так що мени тепер робыты? Чим диток годувать? Нэ думала? Так подумай. Нэ тилькы про сэбэ, про мэнэ, про диток, про Фильку подумай.
Филькой она называла собаку.
Она категорически запретила Тане выходить из сарая, чтобы соседи ее не увидели.
- И тэбэ убьють, и мэни достанэться. Нимцив хоч кожэн дэнь и нэма, а всэ одно прыходять. А Лэшка твойи куды забралы? Нэ занеш? От и я нэ знаю. И брат його нэ зна. Злый ходыть. Нэ забувай, йому вбыты людыну лэгшэ, ниж свыснуты.
Она достала из кармана передника кусок хлеба и протянула Тане. Потом оглянулась.
- Чом нэ йисы? Йиж. А якщо нэ хочэш, так витдай. Я дитям однэсу.
Когда она ушла, Таня разделила кусок пополам и половину отдала Фильке.
- Вона тоби йисты нэ давала? - спросил Тарас. - Казала, що нэма? Що дитям йисты нэма чого? Брэхня. Вона просто стерва. Жаднюга така, що свит такойи нэ бачыв. Вона з дытынства така жаднюга.
- Почему вы ушли и меня тут одну бросили?
А что им было делать? Таня после того, что случилось, была в таком состоянии, что взять ее с собой было невозможно. Она вообще ничего не соображала. И Лэшка оставить тоже было невозможно. Они заткунули ему рот куском мешковины, связали руки, веревку привязали к поясу Тараса и ушли, оставив Таню на попечении Нюрки.
По правде, так они сами не знали, куда идти.
Лёш, тот первый сказал, что на восток, к своим не пойдет.
- Тебе-то чего бояться? - спросил Иван Семенович.
Лёш признался, что он дезертир. Когда объявили мобилизацию всех старше 18 лет, он просто не пошел.
- На фига мне эта война? - сказал он. - Пускай сами воюют.
- Ты хоть понимаешь, что говоришь? Вся страна воюет с врагом за правое дело.
- Коко там дело? Како там правое? Из нашего класса половина пацанов драпанули кто куда.
- Врешь ты.
- Бля буду, не вру. Чо я дурней других? Ну, все одно мене забрали. Сказали, под трибунал пошлють. Так я всё одно сбёг.
- Ну, как так можно?
- Как можно? Как можно? А мне не все одно, хто мене застрелить, немецкие или советские? Одна херня. Я жить хочу. Хто не хочет, нехай себе воюить.
- Ну, все таки...
- Иван Семенович, залыште його, - вмешался Тарас. - Бо я й про вас дэщо знаю. Так що нэ трэба. Вам тэж туды нэ стоить иты. Бо вы нэ знаетэ, чом цэ ковпакивци за вамы посылалы. А тэпэрыча воны вбыти. Вы цього щэ нэ забулы? А цэй дурэнь? - ткнул он стволом немецкого карабина в живот Лэшка. - Ну, чого бэнькы на мэнэ вытрищыв? Ты куды встряв? Чы можэ одвэсты тебе до комисарив, щоб тоби розъяснылы, звидкиля ногы ростуть?
Лэшку уже тоже ни к комиссарам, ни к немцам не хотелось.
Что касается Тараса, так он уже сам не знал, как быть. К тому же - сестра. И Таня. И грузовичок ГАЗ-АА за сестриным сараем. Он забросал его ветками на всякий случай. Между прочим, полуторка-то казеная. Хоть и власть чорте какая, но кто знает, как все может повернуться?
Вернуться к схрону они не могли по понятным причинам: люди Ковпака могут предпринять поиски своих, которых они послали за Розенцвайгом. Пришлось вырыть землянку в другом мете.
- Что же будет? - спросила Таня.
- Що будэ? Що будэ? - проворчал Тарас. - Тилькы Бог зна, що будэ. Тикаты всим трэба - цэ мэни звисно. Вопрос: куды?
- Ну, да. Куда тикать?
- Я тоби от що скажу, Танюхо, всим людям, скилькы йих есть на зэмли, трэба кудысь тикать. И нихто нэ зна, куды. Я так думаю, що людям трэба розбигтыся так, чтоб кожна людына була окрэмо вид другых людэй. Нэ можуть люды жыты одын коло одного. Кожный стараеться або вкрасты, або вбыты, або обдурыты. Одын одного. Я так соби думаю, що Бог дывыться на нас и вжэ жалие, что по свиту нас розплодыв. Ну, я тэбэ пытаю: кому, цэ трэба?