От Лили пришло целых два письма, главным образом о трудностях устройства, о том, что Германия прекрасная страна, но не для них, потому что у немцев все не так, как у нас, культуры практически никакой, а люди, язык, и всевозможные порядки нормальному человеку не понять, что нет ничего лучше родной страны и родного города, и что, вообще, она не знает, как ей быть, и чем все это кончится.
Марк тоже не очень-то знал, как ему быть. Новая жизнь была такой бурной и интересной, как будто он тоже, как Лиля, переехал в другую страну, и ему тоже, как Лиле, жилось бы лучше, если бы сперва выдали инструкцию о том, как этой новой жизнью пользоваться.
Однажды на одной из центральных улиц ему бросилась в глаза яркая вывеска: "Кафе Галушка", и он засмеялся, потому что словосочетание было нелепым, но рядом с "Долгосрочные заказы минутка" и "Выпей с нами" это звучало не так уж и плохо. К таким чудесам приходится привыкать, потому что мы, хоть и в другой стране, но все таки дома, а не в Германии и жаловаться не на кого.
Возле широкой стеклянной двери стояла Нюся в белом платье и красном чепчике. Фартучек был тоже красным с большой желтой галушкой, похожей на медузу, посредине. Нюся увидела Марка и позвала.
- Ты работаешь в этом кафе? - спросил, как будто и так не понятно было, что она из этого заведения.
- Это наше с Вадиком предприятие, объяснила Нюся. Заходи, накормим тебя пельменями.
- Видишь ли, - помялся Марк, - я не так богат, чтобы есть пельмени в ресторанах. Сама знаешь, сколько теперь учителя получают.
- Это нам понятно, но ты все равно заходи. С мужем тебя познакомлю.
Войдя, Марк был удивлен убранством и чистотой заведения и чуть не упал, заглядевшись на великолепную люстру. Подумал, что в это украшение вложены сумасшедшие деньги.
Прямо перед ним за столиком сидел Саша и, не глядя по сторонам, шустро расправлялся с пельменями.
- Как, ты опять с ним?
- С кем, с Сашкой? Ну, как ты мог подумать? Я же тебе сказала, что мой муж - Вадик.
Она этого не говорила, но не важно. Вадик стоял за мраморным прилавком, был по-модному небрит, но зато в белой рубашке, белом пиджаке и с красной бабочкой под вторым подбородком. Посреди бабочки ярко сияла золотистая галушка.
- Садись, Марик, я принесу тебе пельмени.
- Нет, нет, спасибо. Как раз мучного и мясного я избегаю.
- Ну, поешь салатик. У нас фирменный, с крабами.
- С крабами? Нет, все равно спасибо. Скажи, ты всех своих ... мужчин тут прикармливаешь.
- Перестань. Или ты - о Сашке? Ну, не могу же я отказать в куске хлеба этому ублюдку. Кто ж его еще накормит? Без меня он бы давно уже подох.
Марк вспомнил, что ему об этом однажды сказал Митя.
- Иди, Марик, сядь за этим столом, в уголочке. Сейчас должен Митя прийти, вместе покушаете. Я вам по стопочке налью.
К столику, где Марк жевал политые постным маслом овощи, они подошли одновременно, Надя со стороны кухни, а Митя со стороны входной двери.
- Ты опять его кормишь, - строго сказал он матери, не здороваясь.
- Кого?
- Сашку.
- Сядь, - приказала она Мите. - Оставь в покое отца. Он ничего плохого тебе не делает.
При этих словах Марк посмотрел по сторонам и увидел, что Саша сидит в противоположном углу и громкими шлепками посылает в рот одну ложку борща за другой.
- Он дармоед.
- Почему ты так об этом говоришь?
- Почему? Потому, что он ест даром. Человек, который ест даром - это дармоед. Я правильно сказал, а, Маркосич?
- Марк Осипыч, скажите хоть вы пару слов Мите. Ну, чего он к отцу прицепился.
- Мы с Митей поговорим у меня дома. С глазу на глаз. Согласен?
- Я хочу говорить сейчас. Выгони его отсюда. Если не выгонишь, то уйду я.
Не дожидаясь ответа, Митя пошел к столику, за которым сидел его отец. Нюся поспешила за ним.
- Положи ложку, - сказал он Саше. - Положи, пока я не вылил этот борщ тебе на голову. А ты, мать, гони его отсюда. Или уйду я. Или он, или я.
- Митя, ну что ты, ну, не надо так, - плаксиво проговорил Саша, и струйка борща потекла по его подбородку и по байковой, в клетку и всю в грязных пятнах, рубашке.
- Нюся молча стояла рядом, не зная, как быть.
Марк быстро подошел к ним.
- Митя, лежачего не бьют.
- Это он-то лежачий? - ответил Митя. - Да если бы он был лежачим, то я бы слова не сказал. Но он же ползучий. Не верите? Спросите у мамки. А лучше - у него самого. Ну, расскажи Маркосичу, как ты на прошлой неделе в кассу заполз. Вон в ту. Ты бы хоть Владика постыдился, гад. Он же вкалывает.
- Все равно: лежачего не бьют, - настаивал на этой народной мудрости Марк.
17.
Потом Марк и Нюся долго сидели в кладовой, на ящике из-под макарон, и она объясняла ему, что с Митькой нет никакого сладу. Правда устроился в хорошую фирму, но начал пить, и это может все испортить. Водка никогда ничего не производит, а только все портит. Особенно людей.
- Марик, ты единственный на свете человек, который может удержать Митьку от того, чтобы и он, как Сашка, в бомжи не скатился. Кстати, ты знаешь, что Сашка уже не работает? Нигде. Когда я уволилась, его сразу же выгнали. Пока я там была, я за него просила, а теперь он стал труболетом. И ходит следом за Митькой. Куда Митька, туда и он. Ни о чем не просит. Просто ходит. Куда Митька, туда он. У Митьки была девочка одна. Симпатичная такая, и имела на него влияние. Что этот идиот этой девке наговорил - ума не приложу, но Митьку она бросила. Представляешь? После этого Митька напился, кому-то морду набил, и я его потом из милиции вызволяла. Ну, скажи, что делать?
Марк понятия не имел, чем он мог помочь. По всему видно было, что Митька, как в детстве, хотел стать волком. Бывают, подумал он, такие люди: в них ничего волчьего ни по наследству, ни благоприобретенного нет, но что-то - иди пойми, что именно, - толкает их в магазин, где продают волчьи шкуры и маски с желтыми клыками.
- А может, начать лучше с Сашки и добиться, чтобы оставил парня в покое? - предложил Марк в полной уверенности, что это невыполнимо. В такой же ситуации, но при участии других персонажей, может быть, и выполнимо, но с Сашкой не пройдет. Поэтому он поправился: - Хотя, с другой стороны, ведь он же ему отец.
- Какой там Сашка ему отец? Чем бы он сделал сына, хотела бы я знать? А если бы ухитрился и сделал, то посмотри на них обоих и скажи: от него мог бы родиться такой вот Митька?
- Так Сашка ему не отец?
- А я что тебе сказала? Обещай, что никому не скажешь. Прежде всего, Митьке. Если Митька еще узнает, что Сашка ему никакой не отец, он его убьет. Право слово, убьет.
- Тогда объясни мне хотя бы, на кой черт тебе этот труболет, и почему ты с ним еще возишься?
Марк никогда, ни разу в жизни, не пользовался выражениями типа "на кой черт". Странно, что он его употребил. Хотя это произошло очень естественно. Он даже удивился. Как будто он случайно переступил порог чужой квартиры и оказалось, что в этой квартире тоже можно жить.
- Это сложное дело. Когда я забеременела, жив еще был мой отец. Ну, что тебе сказать? - Отец был строгий мужик. Я боялась его, как огня. Если бы он узнал, не знаю, что б он со мной сделал. Тогда этот чмурик подвернулся. Я ему все честно сказала. Тем более, что Митькин отец был женат, и о нем не могло быть и речи. Нет, не скажи, Сашка тогда был мужик справный. Работал в ОБХСС. Он как раз был у нас с проверкой. И пристал ко мне. Я его не обманывала. Честно все сказала, как есть. А он все одно: я, говорит, тебя люблю, и ребенка твово тож любить буду. Ну, что было делать? Я согласилась. Только ты смотри, никому не говори об этом. А то Митька его и правда прибьет.
- По-моему, наоборот. Выходит, что Сашка благородный человек.
- Да все так и есть. Он же ж безобидный, как этот котенок. Если б не водка. А тут еще Митька тоже. В смысле - пить начинает. Водка, это страшное дело. Ты знаешь, а мой Владик совсем не пьет. У него почка больная. Доктор сказал, если выпьет, конец ему будет. Одну почку у него уже вырезали. А теперь, когда только одна осталась, так для него пить - страшное дело.
- Ума не приложу, чем я могу Митьке помочь, - признался Марк.
- Ты учти, что Митька к тебе как к отцу относится. Иногда я про себя так думаю, что зря еще тогда не уговорила тебя, чтоб забрал его к себе.
- Интересно, как бы я мог!
- Ну, теперь-то уже поздно об этом говорить. Только я не вижу на всем свете никого, кто повлиял бы на Митьку. Тот дурень ходит за ним, как собачонка, а Митька бесится. Я уж и так и эдак пыталась Сашку уговорить, чтоб отстал от него. Я говорю, ты-то, дурак, знаешь, какой он тебе сын. Так отстань от Митьки. А Сашка: все одно, он мой сын, и у меня другого нету. Я, говорит, без Митьки никак не могу.