На следующий день, в воскресенье, утром, позвонили в дверь. Марк брился в ванной, и Лиля открыла.
- Марик, это к тебе, - крикнула мужу.
Он выглянул, весь в клочьях пены, с полотенцем на плече.
- Ничего, Марк Осипыч, я подожду, - сказал Саша и застеснялся, глядя на ручеек, покатившийся с его ботинка под коридорный коврик. - Ничего, я здесь постою. Не беспокойтесь.
Собственно никто и не беспокоился, а Марк бросил ему: "Я сейчас" и вернулся в ванную, чтобы закончить водную процедуру.
Лиля попросила Сашу, чтобы снял ботинки, и поставила возле него тапочки без задников.
- Спасибо, не надо, - сказал Саша, переминаясь одновременно ногами, руками и всеми чертами неумытого лица.
- Нет, уж вы, пожалуйста, - настояла Лиля. - У нас паркет. Всего неделя, как натерли.
Нехотя предложила ему стул. Марк в это время вышел из ванной, на ходу натягивая рубашку.
- Чего тебе?
Совсем не в его стиле называть человека на "ты" из-за того только, что тот ступенькой ниже на социальной лестнице, но это существо мужского пола уважения к себе не порождало.
- Есть разговор.
- Ну, говори, если есть.
- Это, извините, ваша жена?
- Да, извиняю, это моя жена. Ее зовут Лиля. Лиля, это Саша, отец мальчика Мити, о котором я тебе рассказывал.
- Понял, - кивнул головой Саша. Так вот, имею желание вам спросить, в присутствии вашей дамы, конечно. Уж вы меня извините, но что вы, извините меня, конечно, затеяли с моей Нюськой? И Митьке тоже голову задурили.
- Что за чушь ты городишь? - возмутился Марк. - Об этом ты собирался со мной говорить?
- Об энтом, об энтом. Не сумлевайтесь. Пришел, штоб обо всем разобраться. Как мужик с мужиком. И в присутствии мадам Лили тоже. Пускай послухает.
- Если ты все сказал, то можешь идти, - твердо сказал Марк и поставил кулак на стол.
- Э-э, нет. Сперва разберемся.
- В чем тут разбираться? Что я, по-твоему, затеял?
- Ну, как же, вчера пришел к Нюське, а она к соседке вышла. Ну, мы с Митькой о том, о сем покалякали, а он мне говорит: теперь Марк Осипыч, говорит, к нам жить переедет, так ты, говорит, к нам больше не приходь. У меня, говорит, теперь Марк Осипыч батьком будет.
Лиля, стоя в проеме двери, теребила штору, что ничего хорошего не предвещало. Марк, глядя на нее, пожал плечами, показывая, что он тут не при чем.
- Но вы не переживайте. Что у вас там с Нюркой было, это ваше с нею дело. Я не в претензии. Тем более, что мы фактически в разводе. Просто, я говорю, что вот так выгнать меня с хаты, так я, извините меня, конечно, не согласный. Правда, мы с нею в разводе, но у меня ж другой хаты нет. Тем более с паркетом, как тут, у вас. Мы ж люди простые. Поэтому...
- Саша, кончай городить хреновину, - оборвал его Марк. - Никто у тебя ничего не отнимает. Ты, наверное, не понимаешь, что твой сын еще ребенок, и его детская головка...
- Что значит: детская головка? Вы вчера с Нюськой и Митькой встречались?
- Ну?
- Не "ну", а отвечай, - перешел он на "ты". - Встречались вчера или нет?
- Ну, да. Мы вчера встретились на улице. Нюся вела ребенка домой, а я возвращался с работы. И мы встретились. Но при чем тут хреновина, которую ты несешь.
- Хреновина, говоришь? Ну, тогда поговорим иначе. Вы встретились, и ты пообещал пацану, что переедешь к ним жить и будешь ему как бы паханом. Правда это или не правда?
- Это чушь собачья.
- Выходит, Митька брешет?
- Пойми, Саша, он не брешет, но он ребенок, и это детская фантазия. Ему плохо в интернате, и он придумал себе, что вроде бы...
- Говоришь: вроде бы?
- Не я говорю, а твой сын.
- Ага, мой сын. А может вы Митьку лучше к себе сюда возьмете? - вдруг сказал он, глядя на Лилю. Тем более, своих детей у вас вроде нет. Ты ж наверно не смог заделать ей ребенка? Мне так и сказали, что вы уже давно женатые, а детёв у вас нету. Так возьмите себе Митьку. Он же ж вас любит, а меня ни во что не ставит, а тебя за пахана считает.
- Что ты городишь?
- Слухай мене внимательно. То шо в тебе с Нюськой было, то ваше дело, и я в это не влазю. Делайте што навгодно, но штоб совсем жить в моем родном доме, так это - извини меня. А лучше так, по хорошому. Я ж хочу, чтоб по-хорошому: возмить себе сюды Митьку, а мы вже с Нюськой як нэбудь.
- Слушай лучше ты, - наконец, сказал ему Марк. - Иди отсюда подальше, пока я тебя с лестницы не спустил.
- Ну, вот. Выходит, вы по-хорошему не понимаете. Вы уж меня звиняйте, Лиля, что я - так, прямо, но факт, что ваш муж давно уже с моей Нюськой встречаются, вроде бы как он же ж Митькин учитель, а она его мать, а Митька, значится, его, как бы за свого отца считает, но мы-то с вами понимаем, какие у них там разговоры. Так пусть возьмет к себе Митьку, и все. В смысле - к вам сюда. Всем будет хорошо, а у Нюськи с вашим повода не будет. У вас буде вроде как сын, и я тоже останусть при своих.
После этого Марк встал и, указав на дверь, коротко попросил Сашу убираться вон, что тот и сделал, но перед уходом еще раз повторил свое предложение и попросил хорошенько обдумать на семейном совете.
- Ну? - сказала Лиля, сосредоточив в этом коротком слове все, что она думала о муже, о Сашином предложении и обо всей бестолковой и ненадежной половине человечества, которая так разительно отличается от другой, прекрасной половины, к которой принадлежат, в частности, они с Нюсей. (Воображаю, с кем ты там спутался!)
- Интересно бы с нею познакомиться, - ехидно сказала она, ясно понимая, что рядом их невозможно представить себе даже на рельсах, после прохода поезда.
Пересказывать дальнейший ход диалога между супругами нет смысла, так как он с легкостью вообразим, и читатель мысленно его уже продолжил и догадался, что атмосферу в доме и семье он не освежил. Более того, предстоящий визит к родителям и обед с фаршированной рыбой были испорчены.
8.
В среду у Марка было подряд три окна. Это очень неудобно, когда у учителя подряд три окна. Некуда себя деть. Все просят завуча таких вещей при составлении расписания уроков не делать, но это не всегда удается.
Марк отправился в ближайшую лавчонку за сигаретами, а при выходе столкнулся с Нюрой.
- Вы не на работе? - сказала она первое, что пришло в голову, а он объяснил, что такое три окна подряд, и как это неудобно.
- А я взяла отгул, - объяснила она. Просто так. Накопилось много отгулов и решила день побездельничать, а заодно постирать. Включила стиральную машину, да вот вспомнила, что в доме нет хлеба, и выскочила в магазин. Подождете минутку?
Марк подождал, и она пригласила его зайти и погреться чайком, что было абсолютно естественно.
9.
В доме было натоплено, и Нюся, отбросив лоскутное одеяло, которое сползло на пол, лежала, головой на закинутых за затылок руках, а Марк, приподнявшись на локте, с восторгом смотрел на это потрясающее произведение фламандского художника Петера Пауля Рубенса. Они с Лилей однажды привезли альбом Рубенса из Эрмитажа, и Марк иногда, когда оставался один, листал его тяжелые страницы и быстро ставил на место, слыша щелчок Лилиного ключа в замке.
Что уж говорить об обильных, как обеды любимой тещи Анны Исааковны, грудях и бедрах Рубенсовских натурщиц, если даже собственного бренного тела Марк так стеснялся, что перед сном спешил спрятать его от нечаянных Лилиных глаз еще в ванной, а, ложась рядом с ней, боялся, как бы она нечаянно не наткнулась на его желание получить причитающуюся ему от жены раз-другой в месяц семейную порцию. Для него самого загадкой было то, как они эти пару раз в месяц все-таки находили друг друга, причем Лиля дважды устроила ему скандал по поводу того, что - она же предупреждала! - по его неосторожности ей пришлось сделать аборт.
После двух абортов минус роды, которые Лиля все время откладывала, попытки все-таки забеременеть ни к чему не приводили, и Лиля уже как-то раз заикнулась, что, очевидно, придется взять чужого ребенка, причем такого, чтобы уже сам немножко себя обслуживал, из детдома, ОДНАКО, повышала она голос, я надеюсь, ты не собираешься предложить мне ТОТ вариант?
Нет, о ТОМ ВАРИАНТЕ речи не было. То было не более, чем Митиной детской фантазией.
... Нюсино гостеприимное, как заросший ромашками луг, пахнущее не лосьоном, а живой природой тело потянулось к нему, и Марк уже готов был ринутся в этот омут немыслимого и неожиданно свалившегося на него тропического ливня наслаждений, но Нюся открыла глаза, посмотрела на часы и сказала:
- Не плохо бы, но ты уже не успеешь. Скажи правду, тебе было хорошо со мной?
Марк догадывался, что мужчина и женщина обычно задают друг другу этот вопрос, но, впервые услышав его от этой женщины, он удивился, так как неуместно было сомневаться в том, что это было чудом.
- Это было чудом, - сказал он ей и поцеловал в грудь.
По дороге в школу он прислушался к анапесту скрипучего снега под ботинками и несколько раз шепотом повторил:
Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Погоди ты, Бога ради,
Научусь когда-нибудь.
...Целовал лишь только в грудь... научусь когда-нибудь.