Часам к шести воздух неожиданно наполнился прохладой и его стало легко пить, не обжигаясь, как остывший чай. Мы с Левой вышли на террасу, сели в пластмассовые кресла и некоторое время сидели так, молча, а со стороны моря и прибрежного шоссе плыли, нестройно переплетаясь и обгоняя друг друга, звуки стихии и звуки цивилизации. Сегодня Лева не был расположен рассказывать мне о людях своего прошлого, а о самом себе он вообще ни разу не говорил.
- Вы знаете, чем больше читаю, тем больше удивляюсь попыткам разных людей, писателей, историков, философов найти закономерности в поступках людей. Так, многие пытаются уловить эти закономерности даже в ходе истории целых народов. А что если бы на таком-то перекрестке такой-то лидер споткнулся или просто раздумал и повел бы народ по другой дороге? Или умер от оспы, и рули управления оказались бы в других руках. В какую сторону покатилось бы колесо истории? Что мы можем об этом знать, если даже поведение людей, которых принято считать маленькими и незначительными, необъяснимы и абсолютно не предсказуемы?
- Что поделаешь? - заметил я. - Видимо, мы все так устроены. Вам никогда не случалось разобрать старый будильник, чтобы убедиться в том, что в обратном порядке его детали у вас уже не складываются, а некоторые шестеренки оказались вообще лишними? Мы так наивны, что думаем, будто бы люди устроены проще этого допотопного будильника. А тем более общество, народ, история... Тут сына своего не поймешь, а мы туда же: общество, народ, история, прошлое, будущее, выбор генерального плана и правильного пути развития...
- Вот-вот, об этом же думаю и я. Редкий случай: два интеллигента, и притом еще еврея, независимо друг от друга пришли к общему мнению. Но я вот еще что хотел сказать. Мы не можем объяснить поступки даже самых близких нам людей, а психология, та и вовсе только делает вид, что она наука. Такое множество сил, векторы которых направлены в самые неожиданные стороны, влияют на нас и на наши поступки, что мы можем только разводить руками, а наши выводы ничего не стоят. Мне кажется - не то, чтобы я был в этом так уж уверен, но мне кажется, - что личность каждого из нас, подобно игре "лего", складывается из случайных деталей, взятых из разных поколений наших предков. Каждый из нас непохож на предыдущих, но если бы мы знали, какими были те, что были до нас, если бы пред нами были ленты жизней достаточно многих предков, нам легче было бы высмотреть и осмыслить собственные черты. Я не уверен, что это применимо к целым народам, но к человеку, возможно, что да. А люди, наоборот, ломают головы над "уроками истории", для понимания которых нужны НИИ небесных, а не земных сфер, между тем, как к урокам жизней собственных предков по прямым линиям безразличны.
- Я с вами согласен. В этом смысл того, что вы мне рассказываете?
- Скорее подсознательный, чем осознанный, - поправил он меня.
- Вы думаете, что жизни и поступки предков могут чему-то научить и помочь в нашей жизни?
- Нет, не думаю. По-моему, важно не учиться на поступках или ошибках предков, а стараться сквозь их поступки разглядеть их внутренние миры, не то, что они делали или вытворяли, а то, какими они были, чтобы найти эти же детали в себе самих, а затем подумать: на что я могу употребить свой багаж, чтобы он принес доход в виде счастья мне и другим. Каждый человек так вступает в жизнь, как будто он первооткрыватель, не изучивший такелажа собственного корабля. Я сам буду строить свой микромир, говорит он себе, но так и не успевает ничего построить, потому что не знает в какую сторону крутится руль и как снимать показания компаса и секстанта. Как стать счастливым, не зная, как ты устроен? А о том, как устроен мир - кто может сказать, что знает?
Мы при этом совсем не говорили о Костике, хотя имели в виду именно его. А Лева обо всем этом говорил, как перед смертью, как будто ему осталось жить день-два, не больше. Какая глупость, если он уже почти выздоровел и завтра-послезавтра я собирался его выписать.
Между прочим, Костик чувствовал себя у нас, как дома, и теща говорила, что "он, как цыганенок": куда его не помести, он тут же осваивается. Не знаю, но мы, во всяком случае, за несколько недель так к нему привыкли, что уже не представляли себе, что однажды он вернется к своему дедушке.
Я любовался Костиком, который смешно барахтался на ковре с нашим эрделем Волком - это же надо было самого добродушного на свете пса назвать Волком! - и думал о том, что этот мальчик весь сложен из множества случайно доставшихся от предков деталек, и как эти детальки притрутся и заработают в нем, когда он вырастет? - хотелось бы верить, что хотя бы Богу это известно.
***
После войны Рита, будучи матерью одиночкой, всеже сумела закончить областной пединститут, чтобы преподавать физику в средней школе. Зарплата учителя в те годы не намного превышала зарплату уборщицы и разве что давала ощущение более высокого социального положения. Что касается повышения зарплаты учителей до уровня начинающего инженера, то ЭТО БУДЕТ В ШЕСТИДЕСЯТОМ ГОДУ, через пару пятилеток после пятидесятого. Без помощи Броунов ей было бы уж совсем не в моготу. Фактически они были одной семьей.
Два Шломо, старший и младший, были религией и смыслом ее жизни. В ее доме на центральной стене, прямо напротив входной двери висел большой портрет Шломо-старшего, а под ним стоял письменный стол и висели полки с книгами Шломо-младшего, который - а виртиге идише кинд мит а идише коп -конечно же, закончил школу с серебряной медалью и подал заявление в политехнический институт с твердым намерением продолжить путь, на который встал Шломо-старший, но был остановлен войной.
Вступительный экзамен, это не только проверка знаний. Для виртиге идише кинд'aэто также проверка на прочность нервов, на силу характера, на готовность к пониманию: ты не дома и тут нужно жить не по твоим, а по их правилам.
Последним был устный по математике. Возможно, его специально придумали и поставили в конце серии экзаменов, чтобы служить последним регулируемым фильтром. Принимающим был очень симпатичный и в высшей степени доброжелательный преподаватель с восточной внешностью. Позади у Шломо были одна "пятерка" и две "четверки". Для преодоления высокого в этом году проходного балла (19) нужна была только "пятерка". Он был готов и правильно ответил на все вопросы.
- Все верно, - сказал экзаменатор, но, чтобы развеять все сомнения и заслужить твердую "пятерку", решите эту простенькую задачку на построение.
Конечно же, Шломо с этой задачкой не справился, Рита с нею тоже не справилась и ходят слухи, что где-то, возможно даже на нашей, а не на другой планете, существует ее решение.
Для мальчишки это было форменной трагедией. Вообще, традиционно еврейский ребенок в те годы был обязан добиться поступления и окончания ВУЗа. Это было не только способом самоутвердиться в обществе, где спокон веков температура отношения к евреям колебалась между точкой замерзания и точкой погромного кипения, но это было делом чести матери и сына. Непоступление означало провал. Именно поэтому, вопреки всем усилиям властей и личной инициативе экзаменаторов, все еврейские мальчишки и девчонки, так или иначе, раньше или позже, с помощью взятки, с использованием связей или упорством а идише коп все-таки поступали и заканчивали, и получали дипломы и затем, наперекор отделам кадров, получали должности и тем самым воочию доказывали, что разговоры об антисемитизме в СССР являлись грязной клеветой буржуазной пропаганды на советский общественный и государственный строй. Советской власти следовало бы каждого из них наградить медалью "За упорство".
Так была процентная норма или не было, были инструкции останавливать Шварцманов, Кацманов и прочих Рабиновичей на подходе или это результат местных инициаторов? - Историки в замешательстве, так как документы пока что не обнаружены, а если нет документов, то, значит, ничего такого и не было.
Не поступившего в ВУЗ немедленно подбирала армия. И понеслось:
"Клоцкер, выше ногу, а не жопу! Клоцкер, тянуть нужно носок, а не не нос - я знаю, что он у тебя длинный. Клоцкер, ты когда-нибудь заправлял койку или тебе это делала мамочка, тудытвоюмать? Клоцкер, что ты уставился на коня? Он через тебя не перепрыгнет. Он ждет, чтобы ты перепрыгнул через него. Ну, почему эти Клоцкеры все такие боягузы? Ну, и мудак же ты, Клоцкер!"
Первое же увольнение в город Шломо употребил на то, чтобы на первые же три рубля, полученные за верную службу, найти в книжном магазине и купить учебник по психологии. Он безуспешно пытался дотянуть носок ноги до кончика своего носа, ровно натянуть одеяло на матрац и перепрыгнуть через гимнастического коня, спокойно относился к неудачам, и всерьез старался понять. Он точно не знал, что именно, но считал, что ответ найдет в науках о функционировании человеческого мозга. Пройдут годы, раньше чем он поймет, что младший сержант Валерий Прянишников тоже человек, причем, хороший, но немножко в другом смысле. Лейтенант Липкин из соседней роты как-то отвел его в сторону и попытался объяснить, что именно потому, что он, Шломо, еврей, он должен всем доказать, что выше всех тянет носок и глубже всех осознает высокий смысл четкого выполнения всех команд. Шломо кивнул головой и продолжил изучение психологии. За три года он изучил целую библиотеку книг по психологии и психиатрии. Он уже давно махнул рукой на гимнастического коня, сказав сержанту: скорее он сам через меня перепрыгнет, и вообще, на фига это кому нужно? Добробы об этом его попросил сам конь. А то - сержант, да к тому еще младший.
В тот день, когда на очередном занятии по физподготовке Шломо в очередной раз, оттолкнувшись от трамплина, с триумфом уселся верхом на коня, вместо того, чтобы изящно приземлиться на противоположной стороне от него, как делали другие, после вечерней поверки к нему подошел Сергей Дутов и тихо сказал:
- Ты это нарочно?
- Что именно? - спросил Шломо.
- Допрыгиваешь только до середины коня. Это уже не смешно.
- Я никого не собираюсь смешить.
- Ты издеваешься.
- Над кем?
- Над Валеркой. Над братвой. Что он тебе плохого сделал?
- Ничего не сделал.
- Так тогда объясни, зачем.
- Что зачем?
- Зачем ты издеваешься над Валеркой?
- Он над всеми нами издевается! - громко предположил Васька Рогозин. - Мы для него шпана. Дай ему в рыло.
- За что? - поинтересовался Шломо.
Кто-то сзади набросил на него одеяло. Шломо где-то слышал, что эта процедура называется "темная" и с воспитательной целью широко используется в трудовых лагерях, колониях для малолетних преступников, школах для трудновоспитуемых и в других исправительных учреждениях. Били не очень сильно, в основном - для порядка и по мягким местам. Правда, сапогами. Больно было только, когда в падении он головой ударился о стойку двухэтажной койки. Сбросив с себя одеяло, он повторил вопрос:
- За что?
- Как за что? Я ж тебе объяснил, - сказал Дутов. - Ты что, тупой?
- За то, что я не перепрыгнул?
- Смотрите: соображает!
Шломо потер рукой ушибленное место и просто сказал:
- Но я не могу перепрыгнуть через эту штуку.
- Как не можешь? Все могут, а ты не можешь? - Упрекнул его Васька Рогозин и предложил опять накинуть на него одеяло.
- Да, погодите вы. Я действительно не могу.
- Побожись.
- Честное слово.
- Глянь! Он и божиться не умеет. Ну и мудак! Что ты вообще умеешь? Ну, скажи: бля буду.
Шломо пожал плечами и повторил сакраментальную формулу.
- Как это ты не можешь прыгнуть? Это ж просто: разбежался, толчок и ты там, - объяснил Сережка.
- Наверное, у меня такие ноги. Неправильные.
- А я, кажется, палец сломал, - пожаловался Сережка. - Из-за этого хренового жида палец сломал. Бля буду! Знать бы, что он такой засранец, так я б об него и пачкаться не стал. Теперь болит, зараза.
Остальные тоже согласились, что зря руки марали и отправились спать, предварительно договорившись с ним, что с него, чтобы не били пачка "Примы" в неделю (Постоянный налог) и все посылки из дому по мере поступления.
Командиру роты настучали, что после отбоя в казарме был балаган, и зачинщиком был рядовой Клоцкер. Капитан велел старшине отвести Клоцкера на губу.
Время, проведенное на гауптвахте, пошло ему на пользу, так как он провел его за чтением. Матери написал, чтобы не слала больше посылок, тем более, что кормят до отвала, Гн доедает то, что дают.
Черт бы их всех забрал! - сказал он вслух, выходя из армии на свободу и так и не перепрыгнув через гимнастического коня. "Если жизнь чему-то учит, то армия так отравляет эту жизнь, что все уроки пропадают зря", записал он в общую тетрадь и с этого дня начал записывать туда мысли и впечатления. Даже материться, и то не научился, не говоря уже о том, чтобы попадать в цель из всемирно известного автомата Калашникова.
Армия была уродливым хождением в бардачное царство кривых зеркал, и для него это путешествие прошло относительно благополучно. Не станет же он возводить в ранг трагедии смехотворный эпизод с "темной"! Лешка Громов, тот повесился на простыне. В умывальном зале.
Лешку нашли на цементном полу с затянутой на шее петлей из полосы, оторванной от простыни. В стороне валялась остальная часть простыни. К чему он ее привязал эту полосу? На что влез, чтобы достать до потолка - 3,5 метра от пола? За месяц до смерти ему устроили темную. Что-то тут не так.
Ванька Косой сам себя застрелил из автомата на посту, возле караульного помещения. Выпустил себе в грудь целую очередь. Матери сообщили, что погиб при выполнении учебного задания.
Однажды Борька Сурис не смог выполнить команду "Подъёёёёёёёёёёёёёёёёёёёмвашумать!" У него во сне произошло сотрясение мозга. Полковой врач предположил, что Борьке приснилось, будто он упал с крыши.
Ничего подобного не случилось со Шломо. "Почему я выжил, несмотря на то, что вокруг были ненависть и жестокость? Не только "дедов" по отношению к "салагам", но "салаг" по отношению к "дедам"тоже. Не важно. Я выжил и не свихнулся, потому что три года играл в поддавки. Кто научил меня этой игре? О школах подвига я знаю, а в какой школе учат выживанию, играя по правилам шашечной игры в поддавки? Какими были игры моих предков, после того как не смогли победить в Бейтаре, а потом двадцать веков выживали и вышли из своих хождений живыми? Живыми - значит победителями. Есть ли другая мера победы?"