С моего балкона открывается роскошный вид на Иудейские горы. Если быть не очень придирчивым, то между арабскими строениями, которых становится все больше, можно разглядеть участки незастроенной земли, а также камни и там и сям разбросанные по склонам оливковые деревья. Нужно не мало воображения, чтобы представить себе стадо овец и Давида с арфой или флейтой конструкции второго тысячелетия до н.э. На фоне неба, вдалеке, видна плоская вершина горы Геродион, где когда-то был дворец Герода. Место рождения еврея Ешу отмечено верхушкой церкви, построенной вон там, на холме на месте, где, как считают, его посетили волхвы-экстрасенсы.
Там, на этих двух горбах - слившиеся воедино враждебные нам Бейт-Лехем и Бейт-Джала, и оттуда в нарушение государственной границы, проходящей по дну глубокой вади, приходят наши враги порыться в мусорном ящике, куда вконец обнищавшие по утверждению Управления национального страхования граждане нашего двора выбрасывают вполне пригодные к использованию вещи: одежду, предметы мебели, электротовары. Религиозный обычай велит не бросать пригодное в мусор, а класть рядом, чтобы любой, будь он хотя бы враг с арабской территории, мог взять и воспользоваться. Но процент соблюдающих обычаи нашего народа граждан так низок, что арабам приходится подпрыгивать и нырять головой вниз, чтобы достать выглядывающую из под кульков с мусором вещь.
Левее нашего двора недавно построена сефардийская синагога, прямо передо мной, в Бейт-Джале христианский монастырь, пять раз в день далеко разносится тоскливый призыв муэдзина к молитве. Под самым моим домом - туннель, из которого на высоченный бетонный мост выныривает шоссе, ведущее к еврейским поселениям, в том числе к поселению, где вот уже восемнадцать лет живет мой сын с семьей, и там родились и выросли его дочери. Старшая в этом году закончила школу и собирается в армию. Младшая еще не ходит и не знает, что, кроме этого места, существуют другие, где живут эти странные взрослые люди с их полихроматическими интересами, противоречиями и спорами.
Мой дом - на холме, который мы называем Гило, а холм, который напротив называется Джалой, хотя, собственно, Гило и Джала - одно и то же слово, и арабы наш холм тоже называют Джалой. Нравится мне это или нет. Был момент, когда в Бейт-Джале сосредоточились стрелки с русскими калашниковыми и поливали нас оттуда длинными очередями свинца и исламской ненависти, получая в ответ орудийные снаряды и ракеты. Выглядело очень живописно и глупо. До сих пор отсюда видны дыры в их домах. Кому это было нужно? Не больше, чем рано утром призыв муэдзина к молитве, в которой я не смог бы принять участие, даже если бы захотел. (Еще не все слова выучил!)
Проще на завалинке одного из этих домов увидеть пастуха Давида, раввина Ешу и малограмотного бедуина Мохаммада (Пардон, пророка), погруженными в беседу о том, кто из них прав, а кто нет, чем распутать этот узел, посложнее самого трудного морского. Слишком много составляющих веревок и веревочек, канатов и канатиков, не считая шипов и колючек, ожидающих всякого, кто пытается эту штуку распутать.
Мы с роющимся в мусорнике арабом различаемся не только образованием, воспитанием и происхождением - мы на этот узел смотрим с разных сторон и видим его под разными ракурсами. Допустим, если оба мы политически "правые" (Кто-нибудь объяснит мне, наконец, что это может означать?), то с моей стороны его правота (правизна) с левой стороны, и он в таком же положении. Но, в принципе, мы с ним в сходном положении. Он хотел бы, чтобы меня тут не стало, но чтобы было за чем приходить в мой двор, а я мечтаю о том, чтобы он убрался куда-нибудь подальше, но чтобы остался при этом доволен. В противном случае меня осудит общественность, которая за тысячи км отсюда, и какое ей до этого дело, но не вмешаться и не вставить свои пять копеек в не свое дело, этого они себе не позволят.
Первое противоречие - между религией и основанной на современной науке технологией.
Все более, чем не просто. На недавней научной конференции, проходившей в Городском Колледже Нью-Йорка живо обсуждался вопрос: "Возможно ли, чтобы хороший ученый верил в Бога". "Ни в коем случае!" - воскликнул лауреат Нобелевской премии по химии Герберт Гауптман. Доктор Ноах Эфрон из Бар-Иланского университета, напротив, сказал, что ученый, как любой другой человек, руководствуется собственными жизненными задачами, оценками и нравственными ценностями, а мысль, что факт якобы может быть отделен от его нравственных смыслов и оценок, плохо согласуется с тем, что мы знаем из истории науки.
Кстати, вспомнили о том, что Исаак Ньютон гораздо больше написал о Боге, чем о физике и о том, что тип ученого - атеиста сформировался сравнительно недавно. Прежде религиозность ученого была типичной для этой группы интеллектуалов.
Между тем, это странное и несовместимое со здравым смыслом противоречие, которое не в состоянии распутатать содружество ученых и теологов, отражается на нас. Атеистическая часть населения, ориентированная на науку и технологию минус религия и Бог, не признает за ориентированной на Бога и религиозные ценности частью того же населения право на участие врешении государственных проблем с учетом ценностей, диктуемых религией и Всевышним. Атеисты формируют политические партии, которые требуют отделения религии от государства и добиваются того, чтобы эта часть граждан была лишена права участия в принятии государственных решений. Так почему бы тогда не лишить этого права и научно-технологически ориентированных тоже? По-моему, это было бы логично. Правда, непонятно, а кто же будет за всех нас решать? Например, держаться нам за такие святыни, как Храмовая гора, Хеврон или Ткоа?
Сидя на балконе, я уже привык и воспринимаю, как нормальные сочетания песнопений, несущихся из сефардийской синагоги, призывного клича муэдзина и колокольного звона, зовущего к обедне. То есть, не то, чтобы нормальные, так как это все же разные и местами несовместимые духовности, но со времен средневековой нетерпимости, мы или часть нас привыкли к необходимости ориентации на терпимость, а не на противостояние и вражду.
В том и другом случае, в случае противостояния религии и науки, как в случае разногласий между религиями, все, независимо от конфессиональной или антиконфессиональной принадлежности ради мирного добрососедства обязаны уважать то, что свято, то, что необходимо для сохранения и продления жизни, и так далее, включая материальные интересы друг друга- тоже, но если материальное превалирует над духовным, то, спрашивается, так ли уж нужно эту жизнь сохранять и продлять?
Пренебрежение духовными ценностями, отказ от них в пользу материальных выгод или всегда сомнительных политических преимуществ превращает народ в никому не нужного Гобсека и в конечном итоге ведет к неизбежным катастрофам. Мы здесь все просто не выживем, так как для выживания нация нуждается в чем-то более важном и стабильном, чем ракеты.
К сожалению, этими принципами не руководствуются ни те, ни другие. Обвинения в адрес мусульманской стороны известны, а на нашей стороне происходит немыслимое и необъяснимое. Люди, которых на протяжении десятилетий поливали изо всех шлангов антиизраильской и юдофобской пропаганды, как аморальных и античеловечных сионистов, бредящих мировым господством, именно они, борцы за идеи и окончательную победу идеологии сохранения нации на земле предков, поступают, как самые вредоносные антисионисты, разрушили оплот сионизма - сионистские поселения на земле Израиля, и все это - подозреваю, и не без оснований - из узко политических побуждений. Сионистско-государственные убеждения явно не просматриваются. Моральной целостности и духовному единству общества нанесен сокрушительный удар.
Антисионисты и юдофобы могут торжествовать: позорная страница еврейской истории написана. Что-то нас ждет?
В надежде, что будет принят в сионистское поселенческое сообщество, мой сын 18 лет тому назад сдал в Амидар государственную квартиру и перебрался в "ашкубит". Кто не знает, что это такое, скажу: желозобетонная лачуга. Спустя годы он получил возможность переехать в караван, который им показался приличным жилищем. Понадобилось еще несколько лет, чтобы перебраться в домик (Суффикс "ик" - не зря). В этом году пристроили второй этаж и вот семья, в которой мать, отец и три дочери, наконец-то, живут в нормальных условиях. Они не только прижились, они вросли в это место, девчонки не мыслят себя в отрыве от своего Ткоа, не понимают, почему их и их соседей называют не гражданами, а поселенцами, а на то, что произошло в Газе, смотрят с ужасом и отвращением.
Старшая собирается в армию.
А что если?..
В самом деле, что если новая моча по закону домино ударит в голову сперва Бушу, потом Шираку, потом нашему дорогому другу Блеру, после чего, конечно же, главе нашего дорогого сионистского правительства? Современная "политическая технология" достигла такого уровня научного развития, что она позволяет в высшей степени наплевать:
- На чисто сионистские (А не шкурнические, как утверждают наши враги, в том числе недоумки из числа голубо-ленточных) цели моего сына и его земляков.
- На святость места, связанного с деятельностью пророка Амоса.
- На растущую угрозу жителям Гило и остальным, до самой Метулы.
- На то, что Ткоа находится в Иудее, а мои внучки чистокровные иудейки.
... и отдать приказ моей старшей внучке за ноги вытащить из родного дома и выбросить на улицу сестричек и родителей. Если не выполнит, посадить в тюрьму.
Если кто-нибудь, после того, что произошло, скажет, что это не выполнимо, то напомню постоянный лозунг партии нашего премьера: "Только Ликуд все может" (Рак а-Ликуд яхол).
Пару лет тому назад я бы не поверил, а что я скажу своим внучкам, когда они при следующем визите зададут мне эти вопросы - не знаю. Честно признаюсь, что впервые, с тех пор, как я в Израиле, я в полном отчаянии.
Эти люди, принимающие судьбоносные решения, отстранили себя от религии, и поэтому у них нет моральных ценностей, которые могли бы их остановить, а что касается науки, то о какой именно речь? То, что они называют "стратегией" не более, чем умение управлять бульдозером, в лучшем случае вертолетом и танком. Любое решение при желании можно назвать стратегическим и даже историческим, и ни одного стратега или историка при этом не попросят прокомментировать.
Ни наука, ни религия в их кабинеты не вхожи.
Поэтому, если кого-нибудь шокировало мое предложение одновременно с религией отделить от государства также науку, может успокоиться: наука уже тоже отделена. У нее никто не спрашивает, и уважения к профессорам не больше, чем к раввинам. Примеры приводить незачем, так как по радио и телевидению мы слышим известных и многомудрых генералов, бывших начальников генерального штаба, специалистов по разведке, профессоров и раввинов, и все они сходятся во мнении, что нашему существованию на Святой земле нанесен страшный удар и, как сказал более умный, чем наши руководители, артист Шмага, "и будущее наше тоже не-о-бес-пе-че-но".
Пока не прогнали, сижу на балконе. Дует ветерок. Светит солнышко. Вид с моего балкона изумительный. За тем вон холмом - Ткоа, и там - пока еще - живут мои внучки. Одна из них, не ровен час, может появиться на пороге и со слезами, как это принято, на глазах, сказать: Извини, саба, но у меня приказ о твоем выселении...