Я бы не мог, как один из наших глубоко уважаемых мною авторов, ответить на вопрос, почему МЫ уехали. Вообще, трудно в нынешнем веке пользоваться такими понятиями, как "мы", "все", "всё": уж очень стали мы все во всём различны. "Мы" могли говорить о себе жители штетла, сгрудившиеся вокруг рухленькой синагоги в сотне верст от убогого губернского городишки. Да и то, послушали бы мы их споры в той самой синагоге или на ближайшем базарчике! А сегодня?..
Понятие "мы" прилипло к дорожным чемоданам еще на той стороне, там, где им прикрывали прорехи обязательного к употреблению интернационализма. Сегодня этим местоимением следует пользоваться с осторожностью и только в случае крайней необходимости, когда "я" звучит чересчур заносчиво.
Почему МЫ уехали?Да, многие из нас, вообще, не уезжали, так как разве что чисто физически, а духовно эти люди остались там, где жили прежде. Причем, ехали не мы и не вы, а каждый в отдельности в одном из избранных из числа разрешенных направлении, но даже если все, скажем, из Киева в Хайфу с поселением на одной улице, то все равно - каждый из своего места и в место, созданное больше его воображением, чем реальностью. Что говорить, если даже советская власть у каждого была своя? Меня выворачивает от самого словосочетания, а некоторые говорят: Что вы! Были у советской власти и положительные стороны. (Что-то меня на эту сторону ни разу не пригласили!)
Это не парадокс, а психологический факт, а я начал осознавать его в самом начале моего "отказа", и потом, вплоть до прощания с "родиной" и встрече с той Родиной, что по выбору, а не по случайности.
В отказном месиве никакого "мы" никогда не было.
Талантливый красавчик-физик вслух говорил, что, оставляя родителей и брата, стремится к воссоединению с кузеном из Натании, хотя все знали, что он стремится освободиться от вонючей клетки, чтобы в Америке стать полным профессором и заниматься любимым делом. На воле.
Мама не менее талантливого химика была такой убежденной коммунисткой, что по сравнению с ней айятола Хомейни - убежденный атеист. Она обзывала сына врагом народа. А он в свободное от химии время писал стихи и делал переводы из венгерской поэзии. Он был убежденным сыном диаспоры и считал, что собственное государство способно лишь испортить еврейский народ. Живет в Америке. Преуспел и говорит, что счастлив.
У одной дамы в ОВИРе спросили, почему она решила уехать в капиталистический Израиль? Ответ был: у меня трое детей, а сливочное масло продают только в ваших закрытых буфетах. Дайте мне постоянный пропуск в ваш буфет, и я никуда не поеду.
Чокнутый на оба полушария фанатик мечтает о том, чтобы в Негеве (Не в капиталистическом Телль-Авиве, а в социал-кибуцной пустыне!) достичь высшей стадии сионистского коммунизма
Старик с 50-летним партстажем, который ухитрился за все годы верной службы КПСС ни разу не съесть ничего не кошерного и не забыть ни одной молитвы из сидура, коммунист, который перед уходом на партсобрание читал Шма Исроэл и Тфилат а-дерэх, сын самого хасидского из хасидов Кфар Хаббада, в самых светлых снах видел себя в таком месте, где субботние свечи можно будет зажечь, не прячась от соседей.
Другой старик - очень старый - наконец-то, вспомнил, что детям и внукам нужно передать те крохи иврита, которые с детства хранились в его памяти и дрожащей рукой писал алеф-бет на листочках бумаги. Он так и умер за этим занятием, а они уехали. Кажется, тоже в Америку.
Михал Михалыча Рабиновича в трех местах не приняли на работу, несмотря на то, что в его паспорте было написано, что он русский. Повод простой: уж если мы берем на работу Рабиновича, так пусть, по крайней мере, будет написано, что он еврей. Честно. В четвертый НИИ он не пошел, а подал бумаги в ОВИР. Официально - на ПМЖ в Израиль, а неофициально - подумает.
Дети отказников по фотокопиям устаревших учебников, добытых на ул.Архипова, возле синагоги, учили иврит, но на всякий случай также английский, потому,что намерения родителей так же неисповедимы, как пути Господни.
Во многих семьях разногласия. Жена видит свое счастье только в Америке, где все удобства и много больших магазинов, а муж говорит: из одного галута в другой? Только через мой труп!
На так называемых "семинарах" собираются послушать заезжего подпольного хасида, который обещал рассказать о том, чем Тора отличается от Талмуда, а Ани мамин от Верую.
Бородатый анекдот того времени. Стоят два еврея. Подходит третий и говорит: не знаю о чем вы тут говорите, но ехать нужно. Все равно куда, только бы подальше отсюда. Относительно этого существует относительно устойчивый конценсус.
Циничное: мы колбасная алия, мы уехали из Москвы и сняли квартиру в Телль-Авиве, потому что в Израиле продукты дешевле - это можно было услышать лет пять тому назад, когда моральное разложение достигло своей наивысшей точки, и большей части едущих стало в высшей степени наплевать на все и на всех, включая Теодора Герцля, Ельцина и, как сейчас выражаются, "америкосов". Духовные ценности повсеместно, не только в Израиле, упали до уровня цены за боевые ордена, которые веселый русский паренек, внук солдата, штурмовавшего Рейхстаг, сегодня продает у Бранденбургских ворот. Говорят: "такова сэ-ля-ви".
Кто эти "мы", уехавшие из России в Израиль, страну, по самому своему статусу обреченную быть национальной и националистической, кто эти "мы", если половина этого потока ни в каком смысле вовсе не евреи, ни по матери, ни по убеждениям и даже приличия ради евреями себя не называют?
Например, депутат Кнессета Роман Бронфман - еврей? В каком, хотел бы я знать, смысле, если недавно этот тип, выступая по радио громко обозвал моих еврейских единомышленников в оранжевых майках "иудами". Этот малограмотный парламентарий даже не знает, что "Иуда" имя его праотца, что на иврите это слово означает "еврей", что он сам иудей, что это имя приписывается христианами другому типу, который якобы за горсть серебряных монет продал Христа римским солдатам ("Поцелуй Иуды") и что этот, мягко выражаясь, литературный образ стоил нашим предкам многих жизней. Я понятия не имею, зачем Бронфман приехал в Израиль. Моча в голову ударила - вот и приехал. Меня с ним понятием "мы" никак связать невозможно.
Если кто-то сказал, что все евреи умные, то я с ним решительно не согласен и могу привести в пример хотя бы Бронфмана: будь в его мозгу хотя бы одна извилина, как бы он мог меня, йегуди, назвать Иудой, считая, что обматерил?
Почему Бронфман в Кнессете? Потому что вместе с ним приехало много бронфманов (Иванов, Петров, Сидоров...) и они его выбрали.
Простой вопрос - ко мне лично: почему ты оставил насиженную и засиженную жизнь в "великой" России и приехал на ПМЖ в маленький, окруженный свирепыми врагами Израиль, под улюлюкание Европы, которая сожрала бы его живьем, если бы на этот кактус не претендовала еще более прожорливая Америка.
Чтобы я был юдофобом, как утверждает академик Игорь Шафаревич (Тот же бронфман, но в другом смысле и в Москве), так нет, все что угодно, только не это. Вопреки всему, чего я за последние 200 с лишним лет, после того, как бандитка Екатерина присоединила нас к своей тмутараканной империи, натерпелся, я от всей души желаю этому народу всяческого добра, сытости и процветания. Я бы даже хотел, чтобы уровень жизни в России поднялся выше израильского, и тогда все избиратели Романа Бронфмана и которые голосуют за него, уедут, и я останусь здесь со своими оранжевыми иудами. Они - туда, а я - здесь. Хотя бы в общественном еврейском туалете исчезнут надписи на русском языке - и то хорошо.
Нет, русофобия - не мой порок, но пусть на меня никто не обидится, если я скажу, что страна, на 80% состоящая из захваченных земель других народов, от Кенигсберга до Курил - это не то, чем я стал бы гордиться. В отличие от, скажем, Голландии, которая треть своей территории отвоевала не у других людей, а у моря. Мне многое не нравится в России, но больше всего то, что через полвека после смерти самого страшного тирана и изверга в истории всего человечества, лишившего жизни несколько десятков миллионов своих сограждан, россияне, вместо того, чтобы ежегодно и всенародно отмечать праздником день, когда это чудовище испустило свой зловонный дух, ностальгируют по времени его губительного для страны правления. Некоторые даже назвают его "спасителем России". Раньше Спасителем считался Христос, а теперь беглый каторжник и сериальный убийца. Когда я вижу на экране шествия с серпом и молотом на красном кумаче и портретами этого уголовника, я благословляю Бога, что надоумил меня уехать оттуда подальше.
Полковник КГБ, который меня пас, перед моим отъездом спросил, не обижусь ли я, если он, вместо "счастливого пути!" скажет мне: "скатертью дорожка"? Нет, я нисколько не обижен, но мне жаль его, которому - он сам не может точно сказать, что именно, - мешает сказать, как это принято: Счастливого пути, Исаак Моисеевич! Можно - без печали. Если бы встретил его, то сказал бы, что дорога, действительно, была скатертью.
Вопрос: почему другие в Америку, а я - сюда, в Израиль?
Вначале это было скорее чувством, чем осознанным решением. Любому решению предшествует знание, информация, а это именно то, чего нас лишили. Между тем все мое еврейское образование включало песенку на идыш:
"Дер зэйде Ленин из гешторбн
Ун эр лыгт ин мавзолей,
Ун ди киндер мит гройсэм фунер
Гэен, гэен, эйнс ун цвэй" -
и той единственной песенки, которую пела мне мама: "Махатынесте майне..." - причем, смысла слова "махатынесте" я не знал.
Правда, было два острых ощущения, причастности и отверженности. Причастности к своим и отверженности гоями, которые не понимали, что, говоря мне стандартное: ты, хоть и еврей, но хороший человек", они дают мне пощечину.
- Ты не обижайся, но... сам понимаешь...
- А почему в твоем Израиле так много танков?
- А почему евреи такие хитрые и всюду лезут? - и другие ласковые слова. Сказали бы прямо, что они меня терпеть не могут, хотя и не знают, почему именно.
Невольно начинаешь думать об этом расширительно. Надо бы почитать, но именно этой возможности нас лишили в сто раз большей степени, чем других.
И пытаешься разглядеть в темноте. И добыть из-за бугра. И, сравнивая, убеждаешься. И, убедившись, принимаешь сторону своих.
Не спрашивайте, почему они это сделали и поставили нас в такое положение, так как они сами точно не знают. Логики в этом нет, а есть сплошная физиология, против которой я знаю только одно средство - уехать подальше и поселиться среди своих в надежде, что те, оттуда и с того берега следом за мной не потянутся. Бог не должен этого допустить.
Допустил. Потянулись.
Я не знаю, как нужно и должно и не выступаю от имени других, но если бы вы спросили меня, что я думаю о своей жизни, то я бы ответил, что предпочитаю жить среди своих. Они там, а я здесь.