Итак, заканчивалась короткая командировка. Билет - в кармане. В запасе - семь часов. Есть время погулять по знакомым улицам, заглянуть в cвой старый двор, где прошло детство. И, конечно, навестить тётю Катю. Надя села в трамвай, поехала в центр. Уральский город, когда-то большой и красивый, помрачнел, стал меньше, ниже... "Это сколько же лет я тут не была? Лет сорок?.." За окном сопливый октябрь наследил грязью, хлипкой жижей наполнил глазницы выбитого асфальта. Накрапывал дождь, скреблась снежная крупа. Зябко поёживаясь, торопились прохожие. Проплывали обшарпанные дома с завалинками и подвальными окнами, залузганными осенним крошевом. На задворках кое-где высились подъёмные краны.
Нужная остановка - прямо у двора, где когда-то жила. Сердце заколотилось... Вот он, дом родной! Красавец!
- Ну, здравствуй, друг! Сколько лет, сколько зим?! А ты - всё такой же молодец! -Надежда погладила мокрые дощечки облицовки... Почувствовала живое тепло дома.
Этот терем резной принадлежал когда-то известному уральскому купцу. Каменный. Добротный. Украшенный затейливыми кружевными наличниками. C узорчатыми трубами на покатой крыше, просторными воротами и калиткой. С широкими гранитными крылечками. На фасаде -доcка "Историческая ценность. Охраняется законом". Вот это правильно.
Советская власть раскулачила купца и приспособила под жильё все помещения. Здесь жили офицерские семьи.
Толкнув калитку, Надя вошла во двор. Поднялась по крыльцу, открыла парадное. Деревянные ступеньки, поскрипывая, привели в длинный тёмный коридор. По обе стороны - двери. За ними - жилые комнаты. Всё как тогда...
Морозными зимними вечерами в этом тёплом коридоре собирались они, ребятишки, и сосед Борька рассказывал всякие истории, которых знал множество.
- Борис! Марш за уроки! - на самом интересном месте слышался приказ Борькиной мачехи. Мальчик покорно плёлся домой. Ребятня недовольно расходилась по комнатам.
Борька жил с отцом-пожарником, строгой мачехой - Еленой и её начитанной матерью, Верой Анатольевной, которую соседи окрестили "премудрой кошачницей". Никого на свете она не любила, кроме кошек. Отовсюду приносила больных, слепых, плешивых. Выхаживала. В поисках еды для них пропадала на помойках. Раз в месяц она устраивала своим любимицам пир: всю скудную пенсию расходовала на рыбку, колбаску. В голодные послевоенные годы эти траты казались ненормальными.
- Ну это надо же, а?! Тут людям исть нечего, а ты пенсию кошкам скармливашь! Да вона Борьке лучи купи пожрать чего! - не вытерпев, однажды в сердцах высказала Вере Анатольевне соседка-дворничиха.
Борькина семья жила в одной комнате, перегороженной ширмой. А кошек у Веры Анатольевны было штук семнадцать! Жильцы удивлялись: 'И чего только Михаил терпит? Выпер бы давно эту придурошную из дому со своим зверинцем!'
Михаил - это Борькин отец. Мужик крутой, он, до поры до времени, не возмущался. Но однажды его терпению всё же пришёл конец. Сказал жене: "Или я, или кошки!" Дал срок. Долго бегала Вера Анатольевна с кисками по знакомым и незнакомым. Пристроила-таки мяукающую ораву. Себе оставила котёнка...
А вот и Надина девятиметровка. Она когда-то была кабинетом купца. Тёмная, с высоким потолком, с огромным окном на террасу, с круглой высокой печкой в чёрном кожухе. Здесь ютились вшестером - Надя с братишками, отец-инвалид войны, мама да бабушка Лида - бабуся, как называли её дети. Те же старинные двери с красивой ручкой. Позвонила... Молчание. Постучала... Никто не отвечает. Постояла немного. Не открывают - видимо, никого нет. Ну, нет, так нет... Жаль, конечно.
Другая дверь. Волнуясь, тронула звонок... Открыла полная женщина преклонных лет. На приветствие кивнула, пригласила войти. Надя объяснила, зачем пришла. Спросила про бывших соседей, про тётю Катю, жившую когда-то в этой комнате.
- А... вот оно что... - хозяйка на минуту задумалась, затем предложила, - Да Вы не стойте на пороге - проходите... проходите, не стесняйтесь. Вас как звать-то? Надеждой? Присаживайтесь... А вон хоть на табуретку!
Надя прошла, села.
- Анна Ивановна - представилась хозяйка, тут же гостеприимно спросила, - может, чайку попьём с вареньицем? За чаем-то и поговорим.
- Спасибо - не откажусь... у меня вот печенье, колбаса...
- Тогда обождите, я чайник поставлю... - Анна Ивановна, тяжело ступая, скрылась за перегородкой, зазвенела посудой. Надя осмотрелась: родная комната, чуть просторнее той, Надиной, за стенкой. Такая же тёмная, с окном на чужую террасу...
Здесь с двумя большепузыми мальчишками жила-была тётя Катя - нескладная на вид женщина небольшого росточка, плоская и сутулая с кряжистыми руками. Добрые обезьяньи глазки на рябом безбровом лице, покатый лоб и большой рот да бородавка на подбородке красоты ей не прибавляли. Одевалась по-старушечьи: клетчатый платок, фуфайка или жакетка, юбка из мешковины, фартук и солдатские ботинки. От тёти Кати всегда шёл тяжёлый запах махорки. Муж её - дядя Сеня - видный крепкий мужик, отец мальчишек, жил праздно, беззаботно. Он, то вдруг надолго исчезал из дома, то, как ясно солнышко, появлялся вновь. Возьмёт, бывало, сумку:
- Я щас... Только за махрой сбегаю...
И... пропадал на несколько недель. Женщина переживаний не выказывала, но иногда просила Надину бабусю, известную в округе ворожейку:
- Тёть Лид, прикинь-ка на Сёму... уж живой ли?..
- Да чё ему сделатся-то, прости Господи, - хмыкнув, ворчала бабуся и, раскинув карты, качала головой, - Ой, девка-а, чё хошь говори, а баба у его! Не сойти мне с энтого места! Посмотри-ка, вот она - дама трефова, вот она - вся тут! - бабуся пальцем выразительно постукивала по 'даме-злодейке' - А ты ещё не веришь! Куды он бегат-то каждый раз? - Не услышав ответа, добавляла, - Э... то-то и оно-то... Нет, Катерина, не врут карты.
И, действительно, вездесущие соседи поговаривали, что у дяди Семёна есть другая семья на стороне. Тётя Катя никогда не спрашивала мужа, где он был, у кого ночи проводил, не устраивала скандалов. А дядя Семён кочевал от одной - к другой. Нигде не работал. Зачем? Любящая женщина и так вкусно накормит-напоит и спать уложит. Появлялся он после очередного загула и, как ни в чём не бывало, блаженно падал на кровать. Сутками пролёживал, не расставаясь с книжкой.
- Сёма, вставай-айда... поешь... - просила мужа тётя Катя. Детина недовольно откладывал книгу и, сладко зевнув, садился к столу.
После войны многие бедовали - голодали. Чтобы прокормиться, некоторые собирали на помойках остатки еды. Варили картофельные кожурки, выброшенные каким-то богачом, сдабривали рыбьим жиром. Надя и сейчас помнит вкус той картофельной шелухи.
Тётя Катя работала уборщицей и посудомойкой в офицерской столовой. А после работы частенько мыла-скоблила квартиры зажиточных соседей, стирала-гладила чужое бельё. Так, разрываясь между домом и работой, тянула на горбу ребятишек и мужа-сластёну. Малышей своих оставляла под присмотр бабусе с её внучатами за компанию. Ребята росли одной семьёй.
Вечерами у детей был праздник! Они едва могли дождаться с работы тётю Катю с её сумками-мисками. Наконец, приходила она, весёлая, бегом-бегом. Торопливо скидывала фуфайку, а детвора уже крутилась у сумок с божественным запахом!..
- Да погодите вы, обождите чуток. Сичас я разденусь тока...- смеясь, просила тётя Катя своим чудным говором. Наскоро сбросив тяжёлые ботинки, размотав платок, она вытаскивала из волшебных сумок чашки, кастрюльки... Детишки, голодные и нетерпеливые, тянулись к посуде, пытаясь хотя бы посмотреть, а что же им сегодня принесла тётя Катя?..
- Сичас, сичас, мои золотые, обождите маненько...- она быстро расставляла-раскладывала мятые солдатские миски и серые погнутые ложки на широкий стол, разливала суп, где колом стояло картофельное пюре вперемешку с макаронами, манной кашей, рисом, капустой... Там же плавали кусочки котлетки, облитые сладким киселём. Царская еда!
- Ну вот, теперь айдате - ешьте... Не торопитесь - всем хватит, - приговаривала тётя Катя. Пока дети ели, она, наполнив чашку, относила её бабусе. Частенько она вынимала из сумки одну-две целые котлеты - бережно убирала их в тарелочку, прикрывала крышечкой, ставила на тёплую плиту: "Это отцу".
- Ну вы давайте ешьте, а я отдохну маненько...
Расчесав гребёнкой длинные редкие волосы, собрав их 'кукишкой' на затылке и воткнув гребёнку, тётя Катя заваливалась в продавленную солдатскую койку с тёмно-серым одеялом. Закручивала в кусок газеты махорку. Глубоко затянувшись, кашляла, хрипло смеялась большим ртом с гнилыми, полувыпавшими зубами. Бородавка весело прыгала на подбородке! Покуривая, тётя Катя с удовольствием наблюдала, как детвора, стуча ложками, c аппетитом ела. Маленькие добрые глазки её светились счастьем.
- Хлебушком едево-то с чашек подбирайте да крошечки не роняйте на пол...
Разлив сладкий с ошмётками чай по аллюминиевым кружкам, тётя Катя убирала миски со стола.
- С хлебцем чай ешьте, оно так-то - сытней будет...
Отдохнув, тётя Катя играла с детьми. Сама, превращаясь в ребёнка, лошадкой катала всех на загривке. Малыши кувыркались, делали мостики, у кого лучше. Прыгали на койках, стояли на голове, кто кого перестоит... Прятки, жмурки... хохот, визг!
Повиснув на тёте Кате красными помидорками, карапузы чмокали её в рябые щёки. Она была всем родной и самой красивой!.. Наконец, дети успокаивались, просили:
- Тёть Кать, расскажите сказку!
- Мам, расскажи...
- Чё же вам сёдня рассказать-то?..- женщина призадумывалась, - А давайте-ка расскажу я вам про злую Троллиху и маленького Тюлюляюшку..
И вот уже перед малышами качается высокий дуб. Наверху в ветках от злой Троллихи спрятался мальчик-Тюлюляюшка. Троллиха железными зубами грызёт дерево: 'Скырлы-скырлы... Скырлы-скырлы...' Сыплются опилки... скрипит дуб... вот-вот рухнет... и Троллиха схватит бедного Тюлюляюшку! - Нет! - кричит Витюшка - тётикатин младшенький. - Нет! Не хочу, чтобы она его съела!
И в это самое время, к великой радости детей, Тюлюляюшку спасают птицы-лебеди, а дерево падает на злую Троллиху!
- Нет, милая, никого уже здесь нету... Знаю только, что Борис Михайлыч живёт с мамой своей, Еленой Петровной, где-то в Тракторном районе. Большой начальник на заводе. А вот Катерина где живёт, даже и не знаю... Она, первой-то, заходила два ли три раза. Чаю вот так же, попопьём, бывало... Да Вы пейте чаёк-от... простынет совсем, - спохватилась хозяйка, придвигая вазочку с вареньем, - Ну дак вот... А потом Катерина и вовси ходить не стала. Сказывала адрес-от... а я и не запомнила. Чего там? Памяти-то уж нет... Записать было надо... Опять же, зачем? Плохой из меня нынче ходок по гостям - обезножила совсем... еле двигаюсь... сами видите. - Анна Ивановна вздохнула. Помешивая чай, продолжала, - Дак она говорила, будто квартиру ей с младшим сыном райисполком дал. Мужика свово похоронила, старший сын-от, вроде как, на севере де-то... Так оно, будто...
Надежда слушала, не перебивая. Анна Ивановна с минуту помолчала:
- А сама-то Катерина - как, чего - не знаю... врать не буду... Да и жива ли уж?.. Трудно сичас, о-ох как трудно...- она смахнула крошки в блюдце, вздохнула: - Да... Жалованья людям годами не дают. Вон у меня сын со снохой на заводе работают, так им часть жалованья продуктами отпускают. Остальные деньги - держут. Ну да хоть так - и то ладно. А каково одиноким-то старикам? Пенсии не плотют - они по помойкам и роются. - Анна Ивановна горестно усмехнулась. - Как в войну, ей богу!.. Что творится?! Не жизь - одно мученье... И куда власти смотрют? Разве же можно так унижать народ? - она покачала головой. Затем деликатно спросила:
- А Вы чем занимаетесь?
- Бизнес у меня.
- А-а... Ну и как оно?..
- Да вот приезжала по делам... Очень хотела тётю Катю увидеть...
- Нету её, видишь, как... Может, ещё чайку?- предложила Анна
Ивановна.
Надежда поблагодарила и отказалась - время поджимало. 'Да... тётя Катя... где Вы? Не суждено было свидеться...'
- А Вы бы поискали через справочную. Они-то, поди, точно знают, - подсказала Анна Ивановна.
- Мало времени, - Надя посмотрела на часы, встала, - идти надо. Анна Ивановна, это - Вам, - протянула подарок, купленный для тёти Кати.
- Ой... спасибо большое... - хозяйка приятно удивилась. И, провожая гостью, пригласила, - Заходите ещё когда... Завсегда рада буду.
- Спасибо, кто знает, может, и загляну.
Надежда попрощалась, вышла на улицу. Постояла у дома:
- Пока, дружище... Береги наше детство...
Было мразко. Белоснежная крупа наскоро застилала грязную землю, скрипела под ногами. Пахло зимой. И хоть оставалось не так много времени, Надежда решила две-три остановки пройтись пешком. Подышать воздухом детства, поуспокоить душу.
Вот военный госпиталь с проходной. Не изменился... Здесь Надина мама работала санитаркой, здесь познакомилась с отцом.
А это - "ДыКа" (Дом Красной Армии). Тут малышня пропадала с утра до ночи во время выборов, потому что бесплатно крутили кино и показывали концерты. Здесь проходили детские утренники, ёлки с подарками. Как давно это было... Здание то же, покрашено свежей краской. В окне - картонка-объявление "Требуется кассир-красивая девушка до 30 лет". Около - женщина лет сорока пяти, громко возмущалась :
- Нет, ты посмотри чё делается, а?! И здесь - та же песня! Всем молоденьких подавай. А нам - что? С голоду подыхать что ли? Как жить? Чем семью кормить? Выходит, только молодые девчата жрать хотят?! Так, что ли получается?
Прохожие, бросив взгляд на окно с картонкой, согласно кивали и спешили мимо.
Надежда перешла дорогу, свернула за угол.
Ещё знакомый дом - офицерская столовая. Та самая, где работала тётя Катя. 'Ноги сами привели... - удивилась Надя. - Интересно, а что сейчас в столовой?'
На больших, чисто вымытых окнах, белеют занавески. На подоконниках - цветы. Вывеска "Кафе молодёжное".
"Зайду-ка! Время чуток есть. Кто знает, как оно там сложится, а поужинать не помешает. Может, чего про тётю Катю узнаю..."
Уютный зал, круглые столики на два-три места, крахмальные скатерти. На столах цветы. Приятная музыка. Народу немного. У окна в углу - молодая парочка воркует, никого не замечая. Взяв ужин, Надя села за свободный столик. Она мыслями уже была дома. Что там, как? От раздумий отвлёк разговор:
- Уходи... Не дам ничего, и не проси даже. Сколько можно-то...
Надя прислушалась.
- Ты что думаешь, у меня здесь хлебозавод что ли? Я - одна, а вас тут полным-полно шляется... на всех не напасёшься. Всем тяжело. Сейчас жизнь такая...
Надежда оглянулась. - Пышногрудая дама с ярко накрашенными губами, кого-то отчитывала:
- Не для того я эту столовку покупала, чтобы всех задарма кормить.
- Да мне бы только хлебца булочку...- униженно просил кто-то. Из-за угла стойки не было видно просящего.
- Давай, тёть Кать, иди отсюда по-хорошему. Хватит. Сегодня - булочку, завтра - булочку... Всё! Всё, я сказала! Я же тебе ещё на прошлой неделе не велела приходить сюда. А вы, девчата, зачем её пустили?..
- Ну, прошу тебя, Клавдя, сама знашь, пензию дёржут сколь время уже... Как получу, ей-богу, всё отдам... рассчитаюсь... Крошки во рту сёдня не было, веришь?- хриплым шёпотом упрашивал голос за стойкой.
- Всё! Не рассказывай мне - слышать ничего не хочу! Надоело... Всё!! Пошла вон отсюда!! - отрезала хозяйка.
"Господи, да что же это такое? - не выдержала Надежда.- Пойду, хоть накормлю человека да денег немного дам..." И вдруг... до неё дошло!.. Что такое?.. Где?.. Она сказала: "Тётя Катя"... Кто "тётя Катя"?.. Неужели?..
Сухонькая старушка в ветхом пальтишке появилась из-за стойки и, сутулясь, зашаркала к выходу... Надя бросила ложку на стол и в два прыжка догнала старушку, ещё не веря в чудо...
- Тётя Катя!.. Тётя Ка-а-тя!.. Подождите!
Старая женщина остановилась... Подняла голову. У Нади перехватило дыхание - на неё смотрело рябое лицо, опутанное морщинами. Из маленьких обезьяньих глаз по дряблым щекам текли слёзы... На подбородке - знакомая бородавка.
- Надя, Надя я! Бабусю мою помните - тётю Лиду, внучат её? Мы с Вами через стенку жили. Вспомнили? Вы нам ещё сказки рассказывали... про Троллиху...
- А-а-а... ну как же?.. Их помню, а вот Вас... Надя, говорите?- старушка потёрла лоб, напрягая память, - Надю... Надюшку... помню, как же... всех троих помню... а вот Вас... Так Вы - Надя, значит...- она медленно произносила слова, всматриваясь в Надино лицо.
- Тёть Кать, пойдёмте за столик, покушаем вместе, поговорим.- Надя взяла её под руку и усадила за стол. - Что Вам заказать? Чего хотите?
За едой разговорились.
- Схоронила... Сёму. Хворал долго. Последне-то время ён со мной жил.
Тётя Катя рассказала, что до пенсии и долго ещё после, "до самого прошлого году", работала в этой столовой. А год назад столовую купила буфетчица Клава... Держать тётю Катю не стала. Дескать, молодых наберёт. Кафе-то молодёжное. Рассказала, что райисполком дал им с младшим сыном квартиру, старший давно живёт где-то на севере. И Витюшка с женой тоже на заработки куда-то подались. Её вот, старую, домовничать оставили... Уж скоро год, как уехали... Нет, и не вспоминает никто, как, вроде, и нет у них матери...
- Оно бы всё - ничё, да вот пензию власти дёржут. Уж сколь время не отдают. Вот и приходится ходить унижаться. Итить куды - робить - уже силы не те... Да и куды пойтить? Молодым нончи работы нету... Обидно... Всю жизь мантулила, а вот на старости лет побираться приходится...- тяжко вздохнула.
- Ну а Вы как? - тётя Катя вежливо обращалась на "Вы"
Надя вкратце рассказала о своей жизни.
Они отужинали.
- Спасибо тебе, Надюшка. Так хорошо наелась...- Лицо у тёти Кати посветлело, морщинки разгладились. - В гости не зайдёшь? А то, пойдём-айда, здесь недалёко!..
- Не могу, тёть Кать, извините... Бежать надо! Скажите быстренько свой адрес!
Надя записала. В этом же кафе купила две буханки хлеба. Отдала старушке. Вытряхнула из сумочки всю наличность, оставила себе на такси.
- Тётя Катя, возьмите... от чистого сердца... Думаю, на месяц-больше этих денег хватит на питание. Вы же одна пока. А там, бог даст, и пенсия подоспеет. Положите в укромное место.
- Надюшка, родная... спасибо... - старушка прослезилась, покачала головой, тихо причитая. - Вот ведь какой подарочек-от мне Господь послал... Надёжа ты моя... - она перекрестила Надю на прощание, - Да храни тя Бог, - обняла, поцеловала и, бормоча и удивляясь, тихонько пошла, бережно прижимая сумку с хлебом...
P.S. После заезжала Надежда к тёте Кате и не раз. Но это, как говорят, уже другая история...