(вариант, исправленный автором в сентябре 2007 года)
Война шла странная. Громкая, но не страшная, телевизионная.
Он не бегал от воя сирен, не семенил в убежища, не прятался в подъездах, где бы они его ни накрывали. Накрывали чаще дома, потому что город вымер, лавки закрылись, а холодильник нагружался раз в неделю результатом неторопливого визита на шук. Главное в этой странной войне занимать руки и отвлекать мысли, решил он. Копаться в архивах, например, в назревавших когда-то сюжетах или незавершённых текстах.
- Если Насралла не прихлопнет, - выдвинул условие. Прочитал.
- Боже, - поразился, - и вот это написано всего три года назад?
Рука инстинктивно сработала, - "правка", "выделить всё" и зависла над приговором "удалить". Удалить, конечно же, удалить!
Но окончательно не решилась. Хвастливый опус улетел в "корзину" до лучших времён.
- До лучших времён? До каких? О чём ты? - Автор развернулся в кресле,проехал сонным взором по интерьеру. Ничего нового не обнаружил, - голые блёклые стены, забуревшая мебель ушедшего поколения, брошенная прежними жильцами; компьютер - будка цепного пса памяти; трисы - жабры тяжкого дыхания; не остывающий каменный пол. Склеп, потный склеп... Лучшие времена остались позади, в прохладном домике на Кармеле с диким леском вокруг.
А ныне, - пустынная, разогнанная войной Масада, жилище - склеп, жара, сирена... Как нарочно, - вот она сирена, тоску раскручивает...
- У-у-у-у-ой-ой-ой... У-у-у-у-ой-ой-ой... - да не пугай, не страшно, уже не страшно, - решил для себя, что при любом исходе, 65 лет за спиной и этого, для отчёта перед неминуемым, вполне достаточно.
Не стоит планировать на одинокую старость, не надо бегать и кланяться проклятому Насралле. Уже привык и никуда не двинусь, хотя, убежище в подземке "Кармелит", буквально, через дорогу. Но, извините, в домашних мятых шортах, в дырявых шлёпанцах, с подвисшим брюхом под застиранной футболкой... Не солидно, - возраст не тот.
И потом... там могут быть девушки, - девушки Автора ещё волнуют.
В смысле, смущают.
Прощальный вой второй ливанской войны захлебнулся. "Катюши" легли где-то далеко, за холмами Нагарии. Нагарии... Он вспомнил, - "От имени всех посетителей бомбоубежища N5 г.Нагарии..." Стоп, стоп... Зашёл на ленту сайта, отыскал...
"От имени всех посетителей бомбоубежища N5 г.Нагарии выносим благодарность автору за увековечивание наших переживаний в своём бессмертном произведении..." И приглашение посетить...
Вот тебе, вольный художник, "за увековечивание", - тиснул бойкий рассказик на литературном сайте о страстях в заброшенном миклате, - держи ответ перед лицом широкой общественности. Впрочем, надуманного в том рассказе немного, просто свёл в силу обстоятельств трёх естественных для страны персонажей, наделил разнообразной судьбой, обрисовал, как мог, характеры и, что называется, попал в яблочко. Раз попал, - держи ответ.
- А что, в самом деле, - неуверенно пообещал себе Автор, - кончится заваруха, пробегусь, пожалуй, маршрутами войны, растрясу жирок. Живое общение с массами, укрепление духа нации, просветительство. Соцреализм на марше, - с кем вы, работники культуры? Ха-ха-ха...
Пообещал, отложил и забыл, - проклятый быт затянул и торопливое сочинительство по свежим следам.
Заваруха кончилась, с безопасного юга потянулись родственники, друзья, соседи. Оживилась реляциями и упрёками лента сайта, - жертвы обстоятельств и пролетарии пера соединились, сотрясая основы.
- Так им, так им, зажравшимся предводителям, - исходил Автор, подсыпая соли и перцу. К творчеству это никакого отношения не имело, - запоздалое сведение счётов с пустыми ожиданиями покоя, комфорта и самореализации на средиземноморских берегах. А где НАША военная мощь? А куда смотрели? И скоропалительные призывы, - Ату их всех! Ату! В отставку!
Но прожитое там и здесь нашёптывало, - В отставку? Ну, уйдут эти, проскользнут другие, - и, уж точно, не лучше этих. Пляска на костях.
Нагария возникла вновь недели через две после позорного замирения. Оживилась змеевидная Масада, мелкие кафушки выставили в тень на тротуары столы и зонтики, загудели клаксоны автомобильных пробок, заорали мегафоны развозчиков овощей и фруктов, в душных ночах вызывающе застрекотала ружейная пальба арабских свадеб. Отлегло и как-то сами собой всплыли те поспешные обещания. Заглянул на всякий случай в Сеть, - Нагария, Нагария... Столица Западной Галилеи... Византийский храм, солевой бассейн Сурсук, Римская дорога, Кнаанский храм богини моря, жемчужина северного туризма.
- Поеду, - решил Автор, - пролечу дорогами Израиля, впечатлюсь пограничными ранами и ожогами войны, глядишь, созреет сюжет для небольшого... Стоп. Только не торопись примазываться к великим.
...И было утро. Уже в семь ближневосточное солнце испепеляло усилия воли к любому намерению двигаться. Автор долго, раскинув руки-ноги, валялся во влажных простынях, на потолке выискивая обоснование причин для переноса визита. Срочных дел не нашлось, встреч не намечалось. Здоровье? - тьфу-тьфу-тьфу - "не могу" - не проходило. Оставалось - "не хочу". Позор тебе, старый, по-зор...
- Не-хо-чу, - на три такта разложил он подъём, попал в шлёпанцы и поплёлся в ванну. Холодный душ, - ах-ох-ух-мама-мама-ма-аа-ма!!! - ненадолго примирил желаемое с действительным. Соблазн, - кофе по-быстрому, а там видно будет, - с трудом подавил. Холодильник выдал бутылку минералки, пару притомившихся огурцов, яблоко и четыре бройлерных ноги, ещё съедобных, - и на том спасибо.
Майка, шорты, кроссовки, сумка через плечо, - готов? Что там в зеркале? В зеркале - запутавшийся в сединах, приземистый, полноватый тип. Готов.
Нервная возня у входной двери с неподдающимся замком, крыльцо, - брысь, брысь, попрошайки хвостатые! Кормёжка откладывается на вечер. Вперёд, - путь назад отрезан! Ждите меня в Нагарии...
Оживший послевоенный автовокзал плавился, - на солнце 40! Автобус в заданном направлении, - закон подлости, - только что отправлен. Следующий? Следующий через час. Не ждите меня в Нагарии, - здоровье дороже. Хороший предлог, чтобы улизнуть, почти безупречный. Но...
Тут же, как из-под земли, - два мятых, пыльных, давно не бритых и явно проголодавшихся солдата с винтовками наперевес и вопросом, - Тебе на Север?
- Мне в Нагарию, - ему бы обратно домой, и тотчас под душ.
- Есть одно место в ширутке, - смотрят с мольбой, дышат, как загнанные, - поехали? У одного на коротко стриженой голове над правым ухом - пятно сединой выбеленное, будто он только этим виском испугался. А что, судя по возрасту, вполне могло быть...
- Поехали, - сжалился Автор, - значит судьба, ждите меня в Нагарии.
На противоположной стороне шоссе стеклянным лбом строго на север тупорылый оранжевый микроавтобус, расписанный ивритом, к поребрику жмётся, ждёт полной загрузки. Внутри ещё военные, такие же пыльные, голодные, но солиднее и постарше. Похоже, - милуимники. Там же две девицы в бежевой форме, при оружии, пилотки сквозь погон на плечи свесились, как уставом положено.
Пуговицы на груди еле сдерживают молодую плоть, рвущуюся наружу. Ноги задраны выше головы, ни тени смущения, стрекочут на иврите, веселятся. Пожилая пара на заднем сидении полулежит, в прохладе мазгана от жары отходит. Оба усталы, дряхлы и морщинисты, будто всю жизнь лица в авоськах носили.
Водила, понятное дело, - араб печёный, - не спешит, зад не оторвёт, - вам надо, ищите клиентов, поеду только с полной загрузкой. Пересчитал по головам и прогундосил себе под нос что-то нечленораздельное.
- Едем через Кирьят-Ата, - легко перевела невнятные обороты араба светловолосая воительница, - с места берёт по двадцать шекелей.
Никто не возразил. Загрузились, оплатили тариф, тронулись, - стремительно рванули за спину Кирьят-пригороды Хайфы, оживающие после бомбёжек.
- Молодец, - похвалил себя Автор, - молодец, что дотерпел, решился. Провалялся бы полдня под вентилятором, потом по жаре попёрся на Арлозоров, за пивком, потом с пивком - к ящику и потянулось бы насильственное убиение времени на запутанных тропах Интернета. Результат? Бездарно потерян ещё один день, прибавлен вес, набухли мешки под глазами и ни мысли, ни строчки свежего. Старым, ветхим, протёртым до дыр багажом живёшь, сочинитель, а сквозь дыры, - повторы, повторы, повторы... Как эти выжженные пейзажи, проносящиеся мимо.
Горло пересохло. Он покопался в сумке, извлёк минералку, вскрыл, освежился. Заметил молчаливую истому в глазах солдатика и протянул бутылку ему. Получил усталый благодарный кивок, - Тода, адон, - и бутылка ушла по кругу.
Монотонная череда пейзажей слилась и пропала...
...Автор не без труда продрал глаза и обнаружил себя в полном одиночестве прикорнувшим на заднем сидении пустующей ширутки.
- Ты всё проспал, соня, а почему стоим? Куда делись водила и попутчики, - живые свидетели последней ливанской войны? Надо бы побеседовать, расшевелить молодёжь, набрать фактов. Выскочил наружу, прислушался, услышал, пошёл на голоса.
Притомлённая жарой рощица неподвижным прозрачным шатром накрыла придорожную поляну, и манило прохладой зелёное блюдце недалёкого озера, - эти аккуратные загородные местечки кем-то, когда-то выбранные для субботних пикников. Костровище, пеньки, скамеечка, колченогий стол, остатки пластиковой посуды и мешки под мусор не забыты. Компания оседлала весь этот уют, уже перекусила чем Б-г послал, отдыхала и мало походила на пассажиров рейса в сторону Севера. Ржавый иврит морщинистого старца чем-то напомнил Автору негромкие посиделки седобородых иудеев у хайфской синагоги после вечерней молитвы. Слушали его заворожено, съедая глазами. И глаза были на мокром месте. Только водилу-араба это не касалось.
- Вы так хорошо уснули, - опередила жена старца, - мы не решились...
- Пустяки. О чём он? - шепнул Автор, - переведите...
- ...ём хамиши, проклятый день, - подхватила она, - каждый четверг на плац выгоняли... на плац, на отбор... места освобождали для вновь прибывших... стоишь, грудь колесом... э-э-э, как это? - пыжишься... я здоровый, здоровый... потому что больных и худых - в газовую камеру... в первую очередь...
В сорок третьем "купцы" приехали... тех, что покрепче в Кюстрин увезли... меня... его, в том числе... на артиллерийский завод... женщины снаряды упаковывали... малолетки упаковку подносили... по восемнадцать часов... кормили ничего, сносно... потом американцы или англичане завод разбомбили... перевезли в лагерь под Пульхов... тех, кого там... на опыты не отобрали, ещё дальше... в Шпутендорф на быках пахать... тоже терпимо... до сорок пятого дотянули... а потом всех в эшелон... в Равенсбрюк... в барак номер тринадцать... на мыло... не успели, не успели... второго мая вывели под пулемёты... но не успели...
- Это он о вас обоих? - уточнил Автор.
- Это он о себе. Я - дочь.
- Простите, ради Б-га... мне показалось...
- Ничего, ничего, я понимаю, - внешний вид. Да... Просто, ему там досталось, за линией фронта, - мне уже здесь... Мать похоронила, мужа в семьдесят третьем, на Синае погиб... потом сына, - на учениях танк перевернулся... Не вы один, - теперь нас с отцом за супругов принимают, - сравнялись. Вы... куда дальше направляетесь?
- В... Нагарию, - не сразу сообразил Автор.
- Ой, батюшки, - совершенно по-русски огорчилась женщина, - Нагарию-то вы проспали. Как-же так, не предупредили? Милуимники там вышли и срочник один с белым пятном на голове. Вы обратили внимание? Это Б-жья метка.
- А где мы? - обалдел Автор.
- Это Лиман, - она показала за озерцо. Крохотное поселение лениво взбегало по распадкам под выползающую на плечи Галилеи иссиня-свинцовую твёрдую тучу. Огромные бурые проплешины пожарищ следами гигантской Гадзиллы тянулись к усталым вершинам холмов.
- Бой, бой! - подгонял мрачный араб текущих по жаре пассажиров.
- Не расстраивайтесь, - успокоила старуха, - он девочек в Лимане высадит, и обратно. Не по просёлкам, - минут за десять до Нагарии домчит. Только, не проспите.
- А вы где выходите?
- И мы в Лимане, если... Если дом цел.
- С юга возвращаетесь?
- В Ашкелоне у невестки переждали. Что в Лимане ждёт, не знаем...
- Что там ждёт? - вернулся к себе Автор, - Что ждёт этих девочек, познавших войну, не успев познать жизнь. Особенно эту, белокурую, уже в обнимку с усталым, небритым, но обнадёженным солдатиком. Что ждёт этих стариков, - отца и дочь, - два поколения мужчин отдавших войнам? Что за плечами водителя - араба? Что ждёт тебя, престарелый сочинитель? А страну? А...
Вдруг дрогнула дорога, оглушительно лопнул над ними купол первой
созревшей грозы. Взвыли тормоза трусливой ширутки, поюлила она по первым пузырям на асфальте, - и стала. Молодёжь высыпала под ливень, веселилась, и орала, и отплясывала...
- Что ждёт? - тихо радовался он, - Падут дожди, напьются корни, вернутся люди, воспрянет жизнь, оживёт страна.