Я, как в Хайфу переехал, сразу на Кармеле поселился. Местечко, доложу вам, не дешёвое, но очень престижное. Вся знать городская и шушера с той крутой горы на море Средиземное любуется. И я. Только они - с балконов и лоджий, а я со смотровых площадок, до которых в июльскую жару телепаться - о-х-х-х, да потом обратно...
Сами понимаете.
Вобщем, так: если сильно пивом не увлекаться, на воде горячей экономить и на транспорте, местечко - по карману. Тем более, - у них балконы и лоджии в четырёхэтажных виллах на столбах, а у меня первый этаж прямо на земле, в бывшей подсобке строительной.
Зато узилище моё, укрытое густо переплетённой зеленью, насквозь продуваемо. Половая керамика долго держит и отдаёт ночную прохладу босым ступням, длинноногий вентилятор раздувает щёки. Собаки заглядывают, - значит жить можно.
Изредка на глоток свежего воздуха набегает Аркадий, уборщик мусора с авеню Мориа. Высушенный солнцем, хлопотливый мужичок с пятнистым, красно-коричневым лицом и пулемётным, шокающим говором западенца. Усы, брови густы и обвислы, как положено в самостийной, а по национальности - еврей. Откуда тут быть бендеровцу? Шустрый, бодрый, вроде парикмахера или спортсмена-акробата бывшего. Всё обещал визит нанести официальный с сальцем, водочкой и разговором душевным, да всё никак.
Некогда всё, - забот полон рот. С завтрака до ужина без завтрака и ужина на слизывающем с тротуаров всё живое солнце с метлой и лопатой. А как отпустит светило землю святую на покой ночной, - мелкой трусцой по ступенькам вниз, на Адар, к постели сестры больной. Шесть лет уже - единственная опора. Сам весь в веригах, а на меня поглядывает с участливой жалостью, - малообеспеченный, мол, безработный, худой, жильё никудышное. Сижу днями-ночами за ящиком бездушным, время понапрасну убиваю. - Шёл бы лучше подъезды мыть, - невелик заработок, да скор, - жизни израильской задарма учит.
Принёс как-то стул складной, сел под вентилятор и поведал свою историю, - Кино, Толян, индийское, из личной жизни. Нарочно не придумаешь. Опиши в достойных словах на предмет гонорара, раз подъезды драить отказываешься, - и попёр...
- Болот, Болот, - як услыхал, - Болот, - шо тако, смекаю.
Ло тов, Аркадий, ло тов, - западенский еврей скрючился на краю складного стула, сидение в кулаки зажав. Покачивается в такт монотонной мелодии рассказа, наполняя паузы пустоглазой тоской, - а ты говоришь... Но я-то, как раз, молчу, следую терпеливо, не перебивая, за грустной повестью судьбы его хитросплетённой. Хриплый басок Аркадия сливает гокающий закарпатский, ленивый одесский, местечковый русский, шершавый иврит в общий поток, из которого не без труда улавливается замысловатая нить сюжета.
Действительно, - кино. Издалека начал, с рождения, с детства. Дитя любви советской, лагерной, произведён был на свет Божий в 52-м, предпоследнем сталинском. Какими такими обстоятельствами, правдами-неправдами на поселении в Тай-Урьи возник, - до сей поры не ведает. Как не знает, за какие грехи и сколько лет родители срок тянули. Как не помнит, собственно, родителей, потому что в 55-м отец, проводив жену, изошедшую кровохарканием, на край посёлка гулаговского, на затрапезное гнилое кладбище, увёз наследника в послевоенный опасный Львов.
- Ты ж понимаешь, шо я там помню... Ло зохер шум давар.
Ло зохер... Кресты, тай звёзды ржавые, кресты, тай звёзды. О то - помню. Немного и отца помнит, - та же чахотка доконала. Разве что погост поприличнее, да было кому проводить.
Угодил трёхгодовалый Аркадий на руки родни отцовской, собравшей под кров дома, войной битого, но устоявшего, остатки рода фармакологов Кассинских, по лагерям и гетто размазанного. Чудом смерти избежали. Что с той стороны, гулаговской, что с этой, оккупированной. А раз повезло, из фармакологов, - кто куда, - в провизоры, в санитары, в мелкие ремёсла, а кто и в лавочники, - семью собранную в шестнадцать ртов поднимать.
- Як драл нас дядя Борух, як драл! От души драл. Потом вмэр. Бесэдер, нам было достаточно. Уси поднялись, стали человиками, тильки я футболистом. Шоб ты знал, еврей-футболист во Львови в те года, - це дюже надир. Надир меод.
Ну, вот, - немного промахнулся я с профессией. Не акробат он, - футболист бывший. Чего только не наплёл: города, имена, игры, победы, травмы, тренеры, судьи, подкупы, деньги, и какие деньги... Что ещё можно услышать от футбольного функционера уровня львовских "Карпат"?
Пока сюжет в молодую семью не упёрся.
Скосили его как-то на выездном матче в Донецке, - в кость сыграли. - Во, гляди, - задрал он штанину, - шо, убедился?
Убедился.
- Подлечился, стал на ноги, но гонять по поляне - время прошедшее. И куда?
А куда ещё, - техникум физкультурный, потом институт, за ним прямая дорога в тренеры. В институте - две девочки из группы по общефизической подготовке. И вот тут пошло нараскосяк, - полюбил одну, красавицу полячку Катерину.
А та, - на дружка, правого инсайда Васю глаз положила и окрутила на раз. Ну, и "друг всегда уступить готов...", - женился на другой, - метательнице ядер Галочке, успешно закончил учёбу и довольно быстро взбежал по карьерной лесенке к заметным физкультурным чинам. Карьера и развела.
У него всё чётко, - профсоюз, партия, Центральный Совет, Киев, спартакиады народов, квартира, машина, госдача, сауны, девицы, тяжёлая пища, ожирение... Они помаячили в отдалении, родили, куда-то переехали, разошлись и растворились в пространстве и памяти.
- Вэ аз аколь Олях ле азазель... И пошло оно всё прахом...
Да, пока Аркадий по дачам и саунам обвисшим брюхом меж юных тел тёрся, раздобревшая супруга его, бывшая метательница, подготовила почву, почвоведа и сбросила однажды мужа с лестницы, хорошо поставленным броском, пихнув вслед пару чемоданов, мяч с автографами и кубок второй лиги украинского футбола. Заодно смахнула с высокого кресла комитетского. Те ещё времена были, - активное участие принимали партия и профсоюз в личной жизни граждан. А как же, - школа коммунизма!
И свалился бы Аркаша на дно самое, только смута великая обрушилась на СССР, с отделением союзных республик и прихватизацией всего, что плохо лежало. А плохо лежало всё, в том числе, именитые футбольные клубы. Дружки прежние отыскали и посадили в львовские "Карпаты" зиц-председателем, потому что, - имя, фигура, речь, жесты и школа коммунизма.
В заместители подсунули дружка бывшего, Васю, из небытия выскочившего, как чёрт из табакерки. Рулить, мол, будет Вася, а ты - права предъявлять и штрафы оплачивать. И пошло-поехало. Ловчили, как положено, по мелочам, - спортивная экипировка, распределение жилья, талоны на питание. От подношений в стеклянной таре и в корзинах не отказывались. Притёрлись потихоньку друзья-соперники и покатили воз. Каждый в свой огород, как выяснилось...
А где же затерялись следы любви Аркадия, первой, тайной, жгучей? Куда девалась гордячка Катерина из группы по общефизической? От Васи ничего не добился, - он такого туману напустил, - не пробиться. Ну, и махнул рукой, - всколыхнулось сердце памятью и выровнялось, - баб, что ли, мало?
А в 95-м прислали в клуб практикантку из медицинского.
Юля Болот, - голос тихий, фигурка угловатая, без дела взор не вознесёт, а в деле - волевая, твёрдая, упёртая. Тихой сапой подобралась к ослабевшему сердцу шефа, задела искренностью, преданностью, чистотой. И пошло по кругу, - чувства, маята, преодоления (ему - 45, ей - 21), скромные знаки внимания, тощие букетики, сувениры из заграничных вояжей, кафе на городских окраинах. Наконец, неуклюжее, в сомнениях, признание с просьбой руки и это... сердца...А она возьми и согласись, скромница Юлия Болот, - без лишних слов, волнений и предварительного обдумывания. И пригласила с мамой познакомиться, за благословением.
Ну, что же, - обязательная программа обаять родительницу, - парадный пиджак, тесный галстук, прилизанный пробор, розы, шампанское, торт, - чтобы не в грязь лицом.
А в дверном проёме, - держите меня семеро, - на пороге дома панельного, с улыбкой растерянной любовь его первая встречает, - Катерина из группы общефизической...
- Ну, шо я тебе говорил? Индийско кино, - Аркадий мерно раскачивается на стуле, - не меньше... Дальше - больше.
Свадьбу сыграли скорую. С Катериной. Дочь послушно в сторону отошла, не возразила, не заклеймила, изобразила смирение. Зам председателя Вася изобразил недоумение, но проявил благорасположенность и принял в процессе живое жертвенное участие. Искренне пожелал. Стали жить, - все условия к тому: роскошная квартира в центре Львова, чёрная "Вольво", капитальная дача над озером и прочие признаки благополучия.
Теперь история Катерины, если я не сильно утомил вас, господа. Как утомил меня мрачный Аркадий, маятником раскачиваясь на стуле.
Двадцать лет до того. Футбольная кочевая планида занесла молодую семью в амбициозный воронежский "Факел". Что-то там не сработалось с главным тренером, - Вася сел на скамейку запасных и потихоньку стал прикладываться.
Катерина, гордячка кровей польских, потерю престижа и, как следствие, дурных наклонностей мужа не вынесла. Положила свой чёрный глаз на врача спортивного, разбила две семьи, получила в паспорт штамп любви неодолимой и укатила с новым суженым в Ригу. Екатерина Болот, - так отныне звучало её имя. Дочь тоже стала Болот.
Узы брака счастливого сковывали врача не очень долго. Семейство венгерских евреев, революцией в Россию призванных, отравило слабодушного эскулапа ядовитыми сравнениями и мрачными предсказаниями. Он рыдал, сказал "прости, прощай" и вернулся в лоно семьи, обмотанный соплями раскаяния. Оставил на память несбывшиеся восточно-европейские мечты и протяжное, как коровье ботало, имя, - Болот... Болот...
Возвращение и дальнейшая жизнь Катерины Болот в унизительном статусе матери-одиночки были покрыты мраком. Но Аркадий к ним интереса не проявил, он был упоён. Ровно год. Через год вскрылась невзначай тайная связь бывшего друга, ныне заместителя по финансам, Василия с бывшей женой, ныне законной женой зиц - председателя.
Заодно осветились тёмные финансовые операции, хорошо отстирывающие через вверенный Аркадию футбольный клуб потоки зелёных, умело направляемые верным замом на счета высокопоставленных благодетелей и собственный. В противолежащей через окиян стране. Трепыхнулся, было, председатель, к справедливости и совести призывая, но такое получил, такое! Такие уверения в благом исходе...
Откупился Аркадий кое-как признаками благополучия, почётным постом и материальными накоплениями. Расстался навсегда с бытовыми удобствами и иллюзиями.
Тогда и дошли до него призывы сестры сводной, давно осевшей на исторической родине, остаток жизни и здоровья посвятить земле Святой.
- Бросил усё к чёртовой матери. Слава Богу, живой ноги унёс...
Конец фильма? Все веселятся и танцуют? Нет, ребята, жизнь сложнее. И финальные сцены сериала ещё впереди.
- И шо ты думаешь, Толян, яка фамилия у моей родной мамы оказалася? Кассинская? Чёрта лысого, - я ж за усю жизнь метрики в глаза не бачив. Заполняю анкету, - "девичья фамилия матери", -и шо ты думаешь? Болот! А? Болот! Ата мевин зэ? И шо ты думаешь, это усё? Чёрта лысого!
Шесть лет он в Израиле, шесть лет метёт улицы (а что он ещё может, функционер футбольный?) и шесть лет, без малого, у изголовья сестры парализованной. С объятиями распростёртыми встретила, кров предоставила и свалилась в одночасье - инсульт. Связала на оставшиеся года.
- Слухай дале, Толян, зэ не усё кино. Сосидка, ну с год як поселилася. Шалом - шалом, ма нишма? - бесэдер...
Наружность, не казать шоб краля, - аккуратна. Това меод. Аркадий устал, рассказывает длинно, нудно, враскачку...
Я своими словами.
Короче, понравилась женщина. Приятная, приветливая, возраст подходящий, не больше пятидесяти, шустрая, оборотистая, - всё что нужно. Познакомились поближе. Фридой зовут, репатриировалась из Венгрии, работает метапелет. То, что надо. Потихоньку в дом вошла к сестре с заботой и уходом. Поладили. На прошедший Пэсах накрыли сообща традиционный стол, усадили, обложив подушками, сестру, удивили друг друга подарками, винца накатили, расслабились в тёплом свете миноры...
А ближе к ночи воспылали чувствами, ринулись в костёр плотских желаний и совершили акт самосожжения. Утром реализованное одобрили, обменялись мнениями и отношения решили оформить, взаимно предоставив верительные. Он - Аркадий Кассинский, она - Фрида...
- Болот! Бо-лот! - як услыхал, Болот, - ло тов, - смекаю, - ло тов!
Я дальше, - просто не в силах. Подытожим для терпеливых.
Вера, мать Аркадия, Фрида, его израильская подруга, и Юлий, - прибалтийский недолгий муж Катерины, как выяснилось, сводные брат и сёстры. Только разница в возрасте неправдоподобно велика. Вот теперь, всё, если не считать того пустяка, что главный герой с удовольствием переспал со своей тёткой.
Дальше песни, танцы, "Хинди-Руси-Исраэль, - бхай-бхай!"
Конец фильма.
(Для заинтересованных лиц, - авторство будущего сериала мы честно делим поровну.)