В шахматы по переписке чаще всего играют люди не ставшие шахматными профессионалами в силу многих причин, из которых нехватка денег, отсутствие здоровья, семья, наконец, и работа - немногие видимые грани айсберга жизни. Но, имея желание творить и бороться, они создали свою международную федерацию, придумали систему классификационных соревнований и чемпионатов, издают периодику и уже много лет удивляют шахматный мир своими партиями, порою не уступающими по качеству творчеству самых лучших игроков мира.
В 2001 году мы выиграли кубок России. Ранним апрельским утром золотая коняшка нашла дорогу в Новотроицк и прискакала ко мне домой вместе с ворохом почетных бумаг.
- Разве тебе не дали денег? - с подозрением спросил у меня самый сердитый член команды. - Ты их, наверное, захапал, а играл хуже других и меньше всех набрал очков.
Что я мог ответить на это человеку, уверенному в том, что все чемпионы живут прекрасно, что спонсоры, модное ныне слово, только и ждут того, чтобы отвалить деньжищи каким-нибудь героям? Взмолиться что ли, что в этой жизни я ничего не нахапал? Не современно. Но, тем не менее, я проиграл её бескорыстно.
Eремчук С. - Mуленко A.
15 Командный чемпионат России по переписке, полуфинал, 1995
Детские шахматные турниры проводились в Доме пионеров и школьников. Этот очаг культуры находился на отшибе Новотроицка - в Западном районе. Его развалины ещё громоздятся около третьей городской больницы. Рядом - база 'Жилстроя' и Нижний магазин. Злополучное место. Возле него кучковались пьяницы из близлежащих дворов. В их числе были задиристые подростки, рано познавшие радость нетрезвой жизни. Они шкабали копейки на пиво у слабых пацанов. Случались встречные потасовки, но чаще происходило одностороннее ограбление жертвы, дадут по сусалам да присвистнут в след, если покажешь спину.
'Ты обходи такие компании стороной, не дерись', - учила мама.
Но как же их обойти?.. Дорога в шахматы лежала мимо этого пятачка. Пропустишь одну игру, поставят баранку, а за два прогула исключат из соревнования вообще да растрезвонят повсюду, что ты захлюздил. И в следующем турнире поиграть уже не дадут. Я приспособился проходить без лишней боязни мимо всякой шпаны. Ко мне перестали придираться. Всё-таки западник - местный мальчишка. А вот мелюзга из других районов города встречалась в штыки. Самыми главными врагами у западников считались ребята, обитавшие в Северном районе. Грешным делом и мы пытались поверховодить над ними.
- Ты откуда, пацан? - спросил у перепуганного мальчишки Вовка - наш шахматный лидер.
Пришелец виновато улыбался. Мял в руках немодную отцовскую кепку. Уходить из Дома пионеров он не хотел и отмалчивался в надежде, что забияка отстанет от него, когда начнётся игра.
- А я ведь знаю, где ты живешь. Я видел тебя на Северном... Ты за кого сегодня играешь?
Их школа не выставила команду. Нарушать городские границы без взрослых было безумием. Вожатые никогда не водили нас на турниры, зная, что мордобой неизбежен. Перекошенные злобой детские лица, угрозы обидчикам, горький плач - только лишняя головная боль педагогу.
- Ты получишь по морде, - надумал Вовка.
Другие ребята ухмылялись, ожидая команды, лупить чужака.
- Хорошо вам, вас много, вы вместе, - сказал мальчишка.
- Давай один на один! - предложил задира.
Он был постарше, повыше, крепче. Брал на испуг.
- Я не умею драться, - признался гость.
- Тогда чего ты сюда явился?
- Я - шахматист...
- Вот и играй на Северном у себя на конюшне, а тут - наша родина. Мы её должны защищать от таких, вот, как ты, - слукавил Вовка. - Понятно?
Прошло много лет. Я объездил почти полмира, но вспоминаю этот далекий вечер и нескладного пацана, а также всю его последующую жизнь - инвалида, не познавшего счастья в своём дому... Родина!.. Какой великий обман... Клочок земли, к которому мы прикованы цепями традиций, где должны умереть во имя её и славу... А он был готов перенести побои сиюминутно, бесславно и выслушал все оскорбления в школе на Северном, где назавтра его объявили гадом за дружбу с нами. Какая сила влекла беспомощного, не умевшего драться мальчишку нарушить границы? Какая страсть?.. Это любовь к шахматам. К игре, полонившей нас.
- Есть у меня разряд, - признался мальчишка. - Вот справка... Мне подсказали, что я могу обменять её на спортивную книжку в вашем шахматном кружке.
В годы моего далёкого детства любые разряды по шахматам выполняли дважды. Наш наставник считал, что это дисциплинирует и подталкивает учеников к самостоятельной работе. Скорострельные успехи скорее балуют человека и отвлекают от основной задачи - познания сущности предмета, его глубины и внутренней красоты. Мы верили тренеру. Он учил трудолюбию. Лёгкий хлеб не давался, а тяжёлый был дорог вдвойне.
- Разряд говоришь?.. А какой? - Я доверял любому человеку, заработавшему разряд.
- Четвертый...
А Вовка недавно вернулся с первенства области среди школьников, где выполнил норму третьего разряда. Ему захотелось проверить новичка - в сей же час.
- Хорошо, мы не подерёмся. Мы сначала сыграем.
Территориальные разногласия были сняты. Вовка проиграл и спросил у партнёра:
- А где же ты выполнил четвёртый разряд? Ты играешь сильнее, чем я.
- По почте, - ответил малый и рассказал нам о шахматной переписке.
- Это же скучно, - заметил Вовка,
- И долго, - поддержал его я.
- Зато над каждым ответным ходом можно подумать целых три дня. Зевков почти не бывает.
- Пожалуй... Книжку тебе оформят, но не сегодня. Сначала ты подтвердишься повторно.
Этим мальчишкой был Николай Годунов. Его решили больше не трогать.
- Ты никого не бойся на Западном: ни Вовку, ни пацанов, - учили мы.
Колька поверил, а я почувствовал себя сильным. Около Нижнего магазина, однажды, стояли два нетрезвых подростка. Они прицепились к нему с вопросами: 'Ты неправильно носишь кепку, ты - клоун. Почему у тебя такая глупая улыбка? Ты, наверное, психопат? А, ну-ка, поплачься'.
Не желая терять в глазах у друга авторитет, впервые в жизни я начал драку. Она была скоротечной. Выпивохи отступили к себе во двор и уже никогда не выходили навстречу ни с кем из нас. Понятно, что ради шутки, этому небольшому участку земли: и больнице, и магазину, и даже пивной Колька дал моё имя. Не забывайте об этом. А вот Дом пионеров и школьников назывался иначе...
3. Творчество
Творчество... Маленький ребенок, впервые взяв в руки карандаши, рисует маму, папу, листья. Дети изображают любимые игрушки. Самые смелые фантазии становятся космическими кораблями, неведомыми мирами, добрыми или злыми животными. Как трудно бывает отмыть руки от пластилина, как больно получать от взрослых шлепки за испачканные глиной штаны и рубашки. Уже в раннем детстве полет творческой мысли сталкивается с великой стеной непонимания. Суровая проза повседневности гнетёт: построенные в сугробе города и цивилизации оказываются разрушенными и растоптанными - это первый горький опыт борьбы и поражений. Но ищутся новые пути, новые сугробы, новые технологии. Время идет, появляются знания, и дух созидания опять бередит душу невероятными иллюзиями.
Дом пионеров имени Павлика Морозова... Из разных концов города мы спешили сюда общаться, соперничать, доказывать свою правоту разбитыми лицами и победами. Однажды зимою наш тренер не пришел на занятия. Он заболел, а нас не пустили в помещение. Грозная техничка, вооружившись шваброй, заняла неприступную позицию на крыльце. Возвращаться домой было неинтересно. Кто-то увидел приоткрытую форточку в нашей комнате. Окошко находилось под крышей второго этажа около места сопряжения внутренних углов стен на заднем фасаде здания. Пошушукавшись, мы решили спуститься к нему по водосточной трубе и проникнуть в комнату для занятий скрытно. Огромный тополь и доселе упирается ветвями в развалины Дома пионеров на уровне венчающего карниза. Наша команда друг за другом поднялась наверх. Передвигаясь цепочкой по скату шиферной крыши, мы дошли до ендовины и скатились к желанной трубе. План захвата комнаты через окошко был реализован успешно. В шахматы играли почти до полуночи. Сердитая техничка и доныне, должно быть ещё не знает, как сопливые сорванцы проникли внутрь. Она провожала нас тряпкой и старалась огреть по загривку каждого нарушителя порядка. Мы хохотали.
Сегодня, прожив уже большую половину жизни, проработав на высоте десять лет, я с грустью осознаю насколько безумным был наш поступок и необузданным желание творить. Как мы были невнимательны к старшим, несправедливы к этой пожилой женщине, терпевшей наши непредсказуемые поступки. Она не вызывала милицию и даже ни разу не пожаловалась нашему тренеру.
Летние каникулы стали в тягость. Физруки уехали в пионерские лагеря - сеять разумное, доброе, вечное. Кто куда: на деревню к дедушке, к сеструхе в столицу или на работу - ящики колотить, исчезла городская шпана. Денег на детский шахматный фестиваль в спорткомитете не нашли. В моей творческой жизни образовался вакуум, который нужно было чем-то заполнить. Вечерами я скитался по дворам и сражался в шахматы против работяг, проводящих культурно время после потуг в цехах металлургического гиганта. Игра шла навылет. Один за другим мои партнёры менялись, кружили около столика, я побеждал. Закончилось прозаично. Взрослые поколотили меня и прогнали с назиданием, что мешаю им отдыхать и подрываю основы патриархата. Тумаки да подзатыльники были первой наградой.
Отечество... Достигший зрелости художник рисует тебя могучим. Родина-мать взметает свой меч в небеса, и взвывают со сцены певчие, как сладок воздух Отчизны. Я пытаюсь понять твое величие умом, измерить аршином твои телеса и полюбить хотя бы на миг с закрытыми глазами. Но вместо шикарной бабы в моих кошмарных грезах приходит ко мне горбатый седой старик с балалайкой, просящий гроши на хлеб насущный. Что я мог тогда знать о кузнице талантов? Что я знаю о ней сейчас?.. Немного... Со страниц журналов на меня глядели красивые короли и принцессы шахматного мира. Но деньги, чтобы куда-нибудь поехать и увидеть воочию замечательных мастеров, чтобы услышать желанный урок от педагогов или сразиться, усомнившись в канонах правильных теорий - их у родителей не было, а бюджет?.. Он испокон веков собирался князьями не для того, чтобы босоногий малыш обулся и оделся прилично и вырос героем, а для того чтобы сын боярский не потерял своего положения в обществе. Сегодня градоначальники рассказывают про пустую казну, глядя в глаза просителям денег, а их дети и внуки живут в благоустроенных домах и учатся за границей. Не только в уклонении от уплаты налогов беда государства, но более - в несправедливом распределении средств, в завышенных сметах и отмывке украденных денег через нарушение технологий производства работ или правил торговли. И знает об этом каждый государственный человек: чиновник или депутат, и имеет свою мзду, закрывая глаза и уши на увечья 'своих избирателей', на 'стоны народные'.
Но мог ли это понять ребенок да еще в советские времена, когда сила идеологии была так велика?.. Послушание и скромность слыли украшением человека, но лишь потому, что не мешали, а потакали власть имущим обустраивать свои дела.
После окончания детства прошло десять лет. В стране менялись политиканы. Бывает, живет человек, продвигается по службе, выдаёт успехи, и вот он уже генерал или того важнее - полный владыка большой страны. Есть государственная власть, повсюду подобострастие и любовь, но хочется подняться до уровня Бога!.. И, однажды, проснувшись, он замечает около подушки сиреневый нимб и впопыхах, второпыжку, спешит увековечить себя в истории святыми делами. 'Воздержание от спиртных напитков, - решает прозревший правитель, - укрепит здоровье нации и повысит производительность труда, а также убережет оголодавший народ от СПИДа и разбоя'. Разве что-то не так? Его собственная карьера - достойный тому пример!.. И сочиняется указ: 'О борьбе с алкоголизмом'. Вот и пришел 'мессия', и 'поверил он алгеброй гармонию'.
Примерное детство осталось в прошлом. Стояла суббота. Бутылка, приобретённая на талончик, была допита и выброшена с балкона на газон. В полдень мы 'брали на абордаж' единственный в городе винно-водочный магазин. Окованный железом как броненосец, он ежедневно выдерживал такие сумасшедшие атаки, что над ним содрогался пятиэтажный кирпичный дом. Раскачивались тяжёлые двери, ухали, угрожая оттяпать пальцы, но неиссякаемый человеческий поток мешал им плотно закрыться. И в помещении, и на улице не утихала борьба за продвижение к прилавку. Случалось, что в давке люди ломали ребра, вывихивали руки, затаптывали ногами упавшего насмерть. Но еще не скоро санитары из морга добирались до жертвы, потому что народ не расступался - пойла было катастрофически мало.
Прилавок стал причалом в море человеческой страсти. Людская волна прибила меня к нему, когда водка уже закончилась. Но на продажу выкинули светлое сухое вино. С ящиком, в нём - двенадцать бутылок, я пытался отшвартоваться от уже ненужного берега: тужился, брыкался, толкался среди разгорячённых человеческих тел, но волны народа отбрасывали обратно - оттолкнуться от прилавка не хватало сил. Промокшая от пота рубашка трещала, и, когда я окончательно выдохся - чудо произошло. Та же голодная орава вытолкнула меня на улицу. Без пуговиц, с голым пузом, в изнеможении мы выпили первую бутылку у магазина. Вино оказалось кислым.
- Зачем вырубили виноградники? - спросил Колька во время пьянки. - Я никогда в жизни досыта не ел винограда и уже никогда его не поем, подняли цены на рынке. Проклятые спекулянты.
Любое мужское пойло имеет свойство кончаться. Сколько его не покупай, а надо искать добавки. Больные старики, никогда не знавшие достойной жизни, - их пенсия была ничтожной, продавали винно-водочные талоны. Мы - оболтусы покупали.
Кто когда-нибудь занимался шахматами, тот знает, что бессонные ночи - удел не только поэтов. Многие турнирные партии откладывались как будто на отдых, но покоя не наступало, позиция стояла перед глазами, словно источник дерзкого света, хотелось подвигать фигуры, разобраться в её оценке. Я просыпался и искал сокровенное, важное. Жертва жизни во имя искусства. Этот красивый обман стал хронической болью. Он толкает художника на уничтожение своих полотен, заставляет его крушить все ранее сделанное, сжигать свои творенья. Приводит к депрессии, к безумию. Отталкивает от него друзей и пугает родных. И нет от него противоядия, и нет иммунитета. Колька стал душевнобольным. Я не поверил. Но мамка его, однажды, призналась.
- Плохой у него диагноз, вторая группа. Два раза был в дурке... Увозили, закалывали... Возвращался оттуда больной, заторможенный... От их лечения - ему хуже. Изо всех турниров по переписке поисключали, поставили нули. Переживал, ругался, жаловался судье. И снова играет, не может бросить. Шахматы - это его панацея. Ты его не бросай, помоги ему.
Я уже прилично играл и побеждал в городских чемпионатах.
- Плохо там, на Крутых Рожнах, - сознался Колька. - Гиблое место, забытое богом.
Мы наполняли стаканы и говорили о наболевшем. Он рассказывал про лечебницу в Круторожном.
- Всё отбирают санитары или паханы: колеса, ширево, гостинцы... Жуёшь одни сухари и любуешься на лампочку, пока её не погасят. Многие больные даже не понимают, что их грабят. Настолько они заколоты. забиты. В сортире совокупляются. Черви, рождённые, чтобы жрать. Какие у них духовные потребности в этой жизни?
В психиатрической больнице от наказания прячутся преступники. Они живут, обирая настоящих больных, которым матери или дети несут в подарок тёплые вещи, вкусные пирожки, дорогие лекарства. Лагерь более страшный, нежели зона или тюрьма. Потому что нет окончания срока заточения - была бы надежда.
От сухости в горле хотелось выть. У Кольки на книжной полке стоял зубной эликсир.
- Где ты его купил? - поинтересовался я.
- Папаше продают в лабазе для ветеранов Великой Отечественной войны.
Он удивился, когда, отвинтив у флакона крышку, я пододвинул к себе стакан.
- Это хлещут вдогонку.
Если бы строгому Колькиному отцу, могло прийти в голову, что зубной эликсир пьют и не напиваются, то мой путь 'на хату' к товарищу был бы закрыт. Это, конечно бы, не нарушило нашей дружбы, и, тем более, не остановило бы пьянство, но могло травмировать и без того больную душу сына. Сегодня, пережив и Кольку и его родителей, я смело пишу об этом, с горечью вспоминая далекие дни.
Тот поспешный документ о борьбе с пьянством и алкоголизмом стал сильным ударом по здоровью сограждан. Чем только не травился народ: бражкой, суточной самогонкой, стеклоочистителями, дезодорантами, одеколонами. Сколько людей отошло в мир иной преждевременно, во сне захлебнувшись рвотными массами или упав от кровоизлияния в мозг. Казна потеряла львиную долю доходов; многие дотируемые производства перестали работать; с прилавков исчезли мыло и сигареты. Отлаженная годами экономика рухнула. Тысячи пройдох наводнили рынок недоброкачественным товаром.
Козлов К. - Муленко А.
15 командный чемпионат России по переписке, полуфинал, 1995
Среди здоровых людей - один инвалид. Подъезжает автобус. Давка. В салон калека войдёт последним. Все сидячие места уже заняты. Люди прилично поглядывают в окошки. Автобус продолжает путь. Незамеченный человечек стоит возле стенки, опираясь на тросточку, и амортизирует на ухабах в силу своих нарушенных и ещё ненарушенных функций рук и ног. Но его проблемы никому не нужны. Каждый любит свои болячки, свой труд. Калека опечален: 'Чтобы стать замечательным среди сильных, необходимы отличия, а чего он добился?'
Из Москвы пришло положение об участие в командном полуфинале России по переписке. Хотелось ли наиграться? Конечно. После долгих армейских скитаний я вернулся домой. Меня любили. Появилась возможность своевременно отвечать на письма соперников, утолять шахматные страсти. Благо, что в новотроицком клубе работали замечательные тренеры. Многие здравствуют и доныне. И не дают умереть искусству честной борьбы. Но поклонников заочной игры в шахматы очень мало. Колька глядел умоляюще. Я, набравшись чуждого мне артистизма, стал агитировать других. Так и втянулись новые люди в этот первый для нас полуфинал.
Странный вид состязаний. В старых книгах упоминаются матчи Лондона и Парижа, Вены и Варшавы. Одни проводились по почте, другие по телеграфу. Шахматисты Санкт-Петербурга, Самары, Киева еще в девятнадцатом веке с надеждой ожидали каждого 'почтового голубя' и удивляли болельщиков самыми неожиданными ходами. Есть истории об игре заключенных, о перестукивании в камерах, в казематах. Даже сегодня в заочных турнирах встречаются арестанты и прикованные к постели больные. У них остается надежда на завтрашний день: на свободу, выздоровление. Разве плохо, когда в отсталом, забытом Богами маленьком городишке таятся тёплые души, желающие честной борьбы, без обмана? И почтовая связь - единственный доступный способ соперничать в мире с немногими такими же людьми.
С дырой в кармане, с пропавшей сберкнижкой наступили новые времена - к власти дорвался Ельцин. Боясь показаться отсталыми в новой жизни, люди бросились зарабатывать деньги, научились маркетингу, и однажды деньги исчезли. Самые продвинутые российские скваттеры присвоили заводы и одурачили народец. И тот поддался на провокацию. На смену ставшим в одночасье экономически невыгодными машиностроению, электронике, металлургии пришла 'индустрия' рэкета и мошенничества. Её фундаментом оказался послушный старик-обыватель, воспитанный в духе повиновения и братства. Иные и по сей день ещё верят в справедливое распределение денег, ждут указаний сверху: как дальше жить. Но никто не поделится ни рублём, ни копеечкой!.. Даже, пожалуй, не выдаст бесплатные костыли.
Пенсию задерживали почти полгода. Колькина переписка зашла в тупик. Мизерное денежное довольствие расходилось на почтовые карточки, на шахматные книги, на периодику. Кроме того, нужно было: есть, одеваться, платить за квартиру, оказывать внимание супруге - инвалиду первой группы по зрению. И решено было попросить помощи в комитете по физической культуре и спорту. В каждом городе есть такой кабинет, в котором окормляются, объявленные перспективными спортсменами, шарлатаны. Это, как правило, люди столоначальника, ответственного за распределение денежных средств. Вельможи вняли нашему зову и 'подмогли'. Письма калека приносил в городскую канцелярию, где на них ставили штампик: 'Оплачено'. Внешне пристойно. Но незадолго до смерти Николай рассказал, что нечасто пользовался этой услугой; сколько горя и унижения испытал, когда его выспрашивали: кому он пишет, кто распорядился ему помочь, зачем это надо. Каждая уборщица, курьерша, важничая своей причастностью к построению справедливого общества, могла прогнать, оскорбить, обозвать симулянтом и тунеядцем. Власть лицемерна, угостив калеку однажды, она возводит это себе в заслугу и на каждом шагу дает понять окружающим, как она справедлива; что без нее ты - никто, а если кто-то, то только благодаря ей...
7. Подмогала
Письма приходили печатные, с диаграммами. У шахматистов появились компьютеры - подмогалы творческой мысли. В газетах шли горячие споры о машинной игре. Журналюги уверенно утверждали, что человеческий разум выше, и бескомпьютерный народец из захолустья, навроде нас, в этом не сомневался. Мы не придавали значения распечаткам, но игра уже складывалась в чужую пользу. Мне захотелось сразиться с машиной. Я обзванивал знакомых, у которых на службе находились компьютеры и попрошайничал: 'Пустите меня, пожалуйста, немного с ними поиграть'. Но владельцы новых информационных технологий добродушно смеялись, обещали помочь, но дальше дело не шло.
Кто-то из иностранцев прислал Кольке рекламную дискету с шахматной программой. Она попала ко мне. Терпение иссякло. Я направился в торговую точку по продаже оргтехники и попросил показать, что находится на диске. Программу инсталлировали на ноутбук, подпустили меня к машине. Я проигрывал партию за партией и не мог оторваться.
Назавтра случилась зарплата. Перетряхнувши карманы, собравши долги, подзанявши у близких, я набрал необходимую сумму денег и приобрёл компьютер. Но эту железную махину я так и не одолел. То же самое было с другом. Но, в отличие от меня, он проигрывал в переписке, - компьютер имели его партнёры. Черно-белые грёзы закончились. Силы были неравны. Пришла апатия.
Наступил тысяча девятьсот девяносто седьмой год. Даже сегодня, когда в жизни у меня все более-менее наладилось, есть телевизор, на всякие праздники я всё-таки спешу уставший мимо него под одеяло, согреться. Натягиваю на уши подушку и засыпаю с надеждой, что от всеобщего театрального ликования что-нибудь всё равно останется и назавтра: холёные остроты Задорнова или кисейный юмор Петросяна.
- Ты Кольку когда последний раз видел?.. Вы не поругались? - спросила мама.
- Нет, но я к нему давно не ходил.
Пьянствовать я бросил и теперь избегал всякого лишнего общения со вчерашними приятелями по рюмке. От шахмат устал. Результаты многолетней борьбы по переписке были скромными, многие участники нашей команды выбыли из чемпионата России, не доиграв его до конца. Их незаконченные партии присуждались не в нашу пользу. Денег в кармане не было.
Я бродил по городу и думал, что необходимо искать новое место работы. На комбинате готовилась большая реструктуризация, сокращали людей и придумывали всякие дочерние фирмы, чтобы списать на них часть долгов. Наша организация стала ненужной. В свое время её создали для постройки коттеджей приближенным к управляющему директору людям. В годы инфляции организация активно жрала кирпич, его себестоимость давно уже в сотни раз перепрыгнула отпускную цену. Договоры были составлены лукаво. Строительные материалы заказчики покупали по старым ценам. Когда самые главные из них построились, от нашей шарашки избавились: 'Если хотите выжить в море рыночной экономики, отдавайте долги - плывите самостоятельно', - сказали в директорате. Это было предательство со стороны руководства комбината - нажившись за счет обмана, посредством лукавых бумаг и дешевой рабочей силы, они бросили рабочих строителей на произвол судьбы, потому что те им стали не нужны...
Около дома меня дожидалась Колькина жена Ирина. Случалось, что друг приходил ко мне посидеть на праздники, поиграть с компьютером, выпить водочки, супруга его искала. Мы вместе отводили Кольку домой. Но Ирина принесла страшную новость:
- У нас, Саша, большое горе... Колька погиб.
Mатохин Г. - Mуленко A.
15-й Командный чемпионат России по переписке, полуфинал, 1995
Снег беспокоил глаза и щеки, щекотал, ложился на воротник. Уже стемнело, когда я ходил по городу выпрашивать деньги для похорон у шахматистов, знавших Кольку при жизни. Надо было помочь его вдове Ирине в организации поминок, дать кое-что на водку санитарам из морга, в котором лежало тело, водителю катафалка. Да и мало ли других ритуальных проблем возникает в такой печальный час. Я неловко топтался в прихожих чужих квартир, стыдливо заглядывал в лица товарищам, из последних сил поддерживающим огонь домашнего очага, отказывающим ради детей себе если не в пище, то, наверняка, в новой одежде, в маленьких радостях. Они отрывали последние копейки от скудного семейного бюджета. Их жены враждебно смотрели в моё лицо, - так мне казалось. Далеко было наше шахматное искусство от них, уставших от повседневной нужды, от забот. Сколько упрёков переживает человек до конца не понятый близкими, одержимый странною страстью к пустой, никчемной игре. Умер художник, инвалид от бессилия продолжать творить в украденном мире. Каждый ход в его творчестве, каждый шаг в его жизни стал нерентабельным, трудным. Недоступными стали лекарства и сердца. Даже для себя не хватало тепла у многим сограждан, чего уж тут говорить об искусстве? Сочтут за фарисейство.
Смерть наступила не сразу. Выбросившись из окна третьего этажа на улицу, он еще жил на холодных ступенях кафе, где состоятельные молодчики угощали вином своих смазливых шлюх. В преддверии Нового года эти упитанные люди транжирили здоровье, отворачиваясь от боли поломанного человечка, замерзающего на льду. Через час приехала 'Скорая помощь'. Дюжие санитары, чертыхаясь, увезли Кольку в травматологию.
Он еще дышал: стонал в больнице, плакал, звал на помощь давно умершую матушку, и, возможно, жил бы еще сейчас теми же молитвами, но расстроенная праздничным дежурством медицинская сестра проспала или не нашла морфина, смерть наступила от болевого шока.
Однако мытарства душевнобольного на этом не окончились. Предстоял ещё долгий путь по негостеприимным новотроицким моргам. Для полного отхода в рай или ад не хватало визы прокурора, что нет, мол, в этой смерти криминала. На третий день после главного праздника, проспавшись, он дал своё добро, уступая настойчивости друзей покойного.
При виде смерти со мною не случаются ни рвота, ни обморок; трупный запах не добавляет морщин, не сворачивает в гармошку лицо. Во время безостановочных войн многие люди пропадают бесследно. Их матери, жены, сестры в черных платках, скорбя, годами прочесывают морги от трупа к трупу, в надежде отыскать любимое тело, чтобы излечить слезами нарывающую тревогу и выплакаться всласть. Это ли не пример для подражания? Совесть руководила нами, когда из морга до гроба мы несли на руках холодное тяжёлое тело друга. Я попытался представить, как мне будет одиноко потом в заснеженном городе, где меня уже никто не услышит, не встретит, не поймет, оттолкнут, насмехаясь. Команда распалась, ушел её главный игрок.
'Голодные' санитары дрожащими руками вырвали из моих рук предложенную водку. Я им откланялся за содействие и направился по свежему снегу за уезжающей машиной к дому вдовы.