Для меломанов 2009-й - год Феликса Мендельсона, который родился 200 лет назад; для биологов - это год родившегося тогда же отца теории эволюции, автора "Происхождение видов" Чарльза Дарвина; для политиков это год Авраама Линкольна; кто-то захочет выдвинуть на первый план Н.В. Гоголя.
А для всей пишущей братии 2009-й должен быть годом родившегося все в том же 1809 году Эдгара Алана По. Не буду излагать подробно биографию этого прожившего по нынешним понятиям весьма немного (всего-навсего 40 лет!) одного из самых выдающихся писателей нового времени. Ее (биографию) можно найти в любой электронной энциклопедии.
Эдгар Алан По считается автором лучшего стихотворения в истории современной истории - "Ворон" (Поэты, загляните сюда (в статью Анатолия Наймана): "ЕВРЕЙСКОЕ СЛОВО", 13 (431), 2009 г.http://www.e-slovo.ru
Поэты-символисты считают автора "Ворона" своим духовным отцом.
Еще цитата для поэтов же:
"Язык, замыслы, художественная манера - все отмечено в Эдгаре По яркою
печатью новизны. Никто из английских или американских поэтов не знал до
него, что можно сделать с английским стихом - прихотливым сопоставлением
известных звуковых сочетаний. Эдгар По взял лютню, натянул струны, они
выпрямились, блеснули и вдруг запели всею скрытою силой серебряных
перезвонов. Никто не знал до него, что сказки можно соединять с философией,
он слил в органически - цельное единство художественные настроения и
логические результаты высших умозрений, сочетал две краски в одну и создал
новую литературную форму, философские сказки, гипнотизирующие одновременно и
наше чувство, и наш ум. Метко определив, что происхождение поэзии кроется в
жажде более безумной красоты, чем та, которую нам может дать земля, Эдгар По
стремился утолить эту жажду созданием неземных образов".
Но более всего причин назвать 2009-й годом Эдгара Алана По у авторов, которые творят в сфере загадочного, сказочного, фантастичного, ирреального, психологического... Среди учеников и последователей Э.А. По - Льюис Стивенсон, Оскар Уайлд, фантасты Жюль Верн и Герберт Уэллс, юмористы Марк Твен, О. Генри... Список можно продолжать и продолжать.
Шерлок Холмс подобен Дюпену даже характером. Доктор Ватсон, от имени которого ведет рассказ Конан-Дойл - слепок с повествователя из детективных рассказов Эдгара По. Э. По рассуждает об аналитическом даровании Дюпена, и точно также о дедукции Холмса распространяется доктор Ватсон. В качестве иллюстрации приведу довольно большой (за что и прошу прощения) - отрывок из рассказа Э. По:
"Как-то вечером гуляли мы по необычайно длинной грязной улице в
окрестностях Пале-Рояля. Каждый думал, по-видимому, о своем, и в течение
четверти часа никто из нас не проронил ни слова. Как вдруг Дюпен, словно
невзначай, сказал:
- Куда ему, такому заморышу! Лучше б он попытал счастья в театре
"Варьете".
- Вот именно, - ответил я машинально.
Я так задумался, что не сразу сообразил, как удачно слова Дюпена
совпали с моими мыслями. Но тут же опомнился, и удивлению моему не было
границ.
- Дюпен, - сказал я серьезно, - это выше моего понимания. Сказать по
чести, я поражен, я просто ушам своим не верю. Как вы догадались, что я
думал о... - Тут я остановился, чтобы увериться, точно ли он знает, о ком я
думал.
- ...о Шантильи, - закончил он. - Почему же вы запнулись? Вы говорили
себе, что при его тщедушном сложении нечего ему было соваться в трагики.
Да, это и составляло предмет моих размышлений. Шантильи, quondam
[Некогда (лат.).] сапожник с улицы Сен-Дени, помешавшийся на театре, недавно
дебютировал в роли Ксеркса в одноименной трагедии Кребийона и был за все
свои старания жестоко освистан.
- Объясните мне, ради бога, свой метод, - настаивал я, - если он у вас
есть и если вы с его помощью так безошибочно прочли мои мысли. - Признаться,
я даже старался не показать всей меры своего удивления.
- Не кто иной, как зеленщик, - ответил мой друг, - навел вас на мысль,
что сей врачеватель подметок не дорос до Ксеркса et id genus omne [И ему
подобных (лат.).].
- Зеленщик? Да бог с вами! Я знать не знаю никакого зеленщика!
- Ну, тот увалень, что налетел на вас, когда мы свернули сюда с
четверть часа назад.
Тут я вспомнил, что зеленщик с большой корзиной яблок на голове по
нечаянности чуть не сбил меня с ног, когда мы из переулка вышли на людную
улицу. Но какое отношение имеет к этому Шантильи, я так и не мог понять.
Однако у Дюпена ни на волос не было того, что французы называют
charlatanerie [Очковтирательство (франц.).].
- Извольте, я объясню вам, - вызвался он. - А чтобы вы лучше меня
поняли, давайте восстановим весь ход ваших мыслей с нашего последнего
разговора и до встречи с пресловутым зеленщиком. Основные вехи - Шантильи,
Орион, доктор Никольс, Эпикур, стереотомия, булыжник и - зеленщик.
Вряд ли найдется человек, которому ни разу не приходило в голову
проследить забавы ради шаг за шагом все, что привело его к известному
выводу. Это - преувлекательное подчас занятие, и кто впервые к нему
обратится, будет поражен, какое неизмеримое на первый взгляд расстояние
отделяет исходный пункт от конечного вывода и как мало они друг другу
соответствуют. С удивлением выслушал я Дюпена и не мог не признать
справедливости его слов.
Мой друг между тем продолжал:
- До того как свернуть, мы, помнится, говорили о лошадях. На этом
разговор наш оборвался. Когда же мы вышли сюда, на эту улицу, выскочивший
откуда-то зеленщик с большой корзиной яблок на голове пробежал мимо и
второпях толкнул вас на груду булыжника, сваленного там, где каменщики
чинили мостовую. Вы споткнулись о камень, поскользнулись, слегка насупились,
пробормотали что-то, еще раз оглянулись на груду булыжника и молча зашагали
дальше. Я не то чтобы следил за вами: просто наблюдательность стала за
последнее время моей второй натурой.
Вы упорно не поднимали глаз и только косились на выбоины и трещины в
панели (из чего я заключил, что вы все еще думаете о булыжнике), пока мы не
поравнялись с переулком, который носит имя Ламартина и вымощен на новый лад
- плотно пригнанными плитками, уложенными в шахматном порядке. Вы заметно
повеселели, и по движению ваших губ я угадал слово "стереотомия" - термин,
которым для пущей важности окрестили такое мощение. Я понимал, что слово
"стереотомия" должно навести вас на мысль об атомах и, кстати, об учении
Эпикура; а поскольку это было темой нашего недавнего разговора - я еще
доказывал вам, как разительно смутные догадки благородного грека
подтверждаются выводами современной космогонии по части небесных
туманностей, в чем никто еще не отдал ему должного, - то я так и ждал, что
вы устремите глаза на огромную туманность в созвездии Ориона. И вы
действительно посмотрели вверх, чем показали, что я безошибочно иду по
вашему следу. Кстати, в злобном выпаде против Шантильи во вчерашнем "Musee"
некий зоил, весьма недостойно пройдясь насчет того, что сапожник,
взобравшийся на котурны, постарался изменить самое имя свое, процитировал
строчку латинского автора, к которой мы не раз обращались в наших беседах. Я
разумею стих:
Perdidit antiquum litera prima sonum
[Утратила былое звучание первая буква (лат.).]
Я как-то пояснил вам, что здесь разумеется Орион - когда-то он писался
Урион, - мы с вами еще пошутили на этот счет, так что случай, можно сказать,
памятный. Я понимал, что Орион наведет вас на мысль о Шантильи, и улыбка
ваша это мне подтвердила. Вы вздохнули о бедной жертве, отданной на
заклание. Все время вы шагали сутулясь, а тут выпрямились во весь рост, и я
решил, что вы подумали о тщедушном сапожнике. Тогда-то я и прервал ваши
размышления, заметив, что он в самом деле не вышел ростом, наш Шантильи, и
лучше бы ему попытать счастья в театре "Варьете".
Вы, конечно, помните соответствующий пассаж из рассказа Конан-Дойла.
Все эти литературоведческие факты более или менее известные. Но мало кто знает и пишет о том, что один рассказ великого писателя начала 18 века лег в основу самой знаменитой дилогии советской эпохи - романов Ильи Ильфа и Евгения Петрова о приключениях Остапа Бендера. Да, Эдгар Алан По был и основоположником современного авантюрного романа. По эскизам Эдгара По создал О. Генри своих мошенников Энди Таккера и Питера Джефферсона, там же "нашли" своего великого комбинатора Ильф и Петров. Речь идет о бессмертном труде Эдгара По "Надувательство как точная наука".
"Надуватель горазд на выдумки. Он обладает большойизобретательностью. Способен на хитрейшие замыслы. Умеет войти в доверие ивыйти из любого положения..."
У Остапа Бендера было несколько сотен более или менее честных способов изъятия денег. Нет никакого сомнения, что первыми в этот список были занесены авторами Бендера способы, изложенные с научной скрупулезностью первооткрывателем образа Эдгаром Аланом По. Он же начал их первую классификацию, различая надувательство "отличное", "почтенное", "очень простое", "научное", мелкое" и так далее. Даем слово самому писателю:
"Отличным надувательством можно считать такое. Хозяйка дома,
вознамерившись купить, скажем, диван, ходит из одного мебельного магазина в
другой. Наконец, в десятом рекламируют как раз то, что ей надо. У дверей к
ней обращается некий весьма вежливый и речистый индивидуум и с поклоном
приглашает войти. Диван, как она и думала, вполне отвечает ее требованиям, а
осведомившись о цене, она с удивлением и радостью слышит сумму, процентов на
двадцать ниже ее ожиданий. Она спешит произвести покупку, просит чек,
платит, получает квитанцию, оставляет адрес с просьбой доставить диван как
можно скорее и удаляется, провожаемая до самого порога любезно кланяющимся
приказчиком. Наступает вечер - дивана нет. Проходит следующий день - все то
обязательством последнего, написанным красными чернилами на обычном бланке и
снабженным подписью. Надуватель покупает дюжины две таких бланков и
ежедневно окунает по одному бланку в суп, а затем заставляет свою собаку
прыгать за ним и в конце концов отдает ей его на съедение. По наступлении
срока расплаты по долговому обязательству надуватель и надувателева собака
являются в гости к знакомому, и речь тут же заходит о долге. Знакомый
вынимают расписку из своего бювара и готов протянуть ее надувателю, как
вдруг надувателева собака подпрыгивает и пожирает бумагу без следа.
Надуватель не только удивлен, но даже раздосадован и возмущен подобным
нелепым поведением своей собаки и выражает полную готовность расплатиться по
своему обязательству, как только ему его предъявят.
Или еще одно очень хитрое надувательство, самая простота которого
служит ему рекомендацией. Кто-то действительно теряет кошелек или бумажник и
помещает подробное объявление о пропаже в одной из многих газет большого
города.Надуватель заимствует из этого объявления факты, изменив заглавие,
общую фразеологию и адрес. Оригинал, скажем, длинный и многословный, дан под
заголовком: "Утерян бумажник" и содержит просьбу о возвращении сокровища,
буде оно найдется, по адресу: Том-стрит, N 1. А копия лаконична, озаглавлена
одним словом: "Потерян" и адрес указан: Дик-стрит, N 2, или Гарри-стрит, N
3. Кроме того, копия помещена одновременно в пяти или шести газетах, а во
времени отстает от оригинала всего на несколько часов. Случись, что ее
прочитает истинный пострадавший, едва ли он заподозрит, что это имеет
какое-то отношение к его собственной пропаже. И разумеется, пять или шесть
шансов против одного, что нашедший принесет бумажник по адресу, указанному
надувателем, а не в дом настоящего владельца. Надуватель уплачивает
вознаграждение, получает сокровище и сматывает удочки.
...А вот смелое надувательство. Где-то назначен загородный митинг. К
месту, где он должен состояться, дорога ведет через мост. Надуватель
располагается на мосту и вежливо объясняет всем, кто хочет пройти или
проехать, что в графстве принят новый закон, по которому взимается пошлина -
один цент с пешехода, два - с лошади или осла, и так далее, и тому подобное.
Кое-кто ворчит, но все подчиняются, и надуватель возвращается домой,
разбогатев на пятьдесят - шестьдесят тяжким трудом заработанных долларов.
Взимание денег с большого количества народу - занятие в высшей степени
утомительное".
Вы ведь не будете утверждать, что право первородства на введение платы за осмотр Провала принадлежит Остапу Бендеру?
"Оригинальность. - Надуватель оригинален, иначе ему совесть не
позволяет. Мысли у него - собственные. Чужих ему не надо. Устаревшие приемы
он презирает. Я уверен, что он вернет вам кошелек, если только убедится, что
прикарманил его с помощью неоригинального надувательства".
И нижеследующее - это не описание турецко-подданного:
Отвага. - Надуватель отважен. Он - храбрый человек. Он ведет войну на
вражеской территории. Нападает и побеждает. Тайные убийцы со своими
кинжалами его бы не испугали. Чуть побольше рассудительности, и неплохой
надуватель получился бы из Дика Терпина; чуть поменьше болтовни - из Дэниела
О'Коннелла, а лишний фунт-другой мозгов - из Карла Двенадцатого.
Невозмутимость. - Надуватель невозмутим. Никогда не нервничает. У него
вообще нет нервов и отродясь не было. Не поддается суете. Его никто не
выведет из себя - даже если выведет за дверь. Он абсолютно хладнокровен и
спокоен - "как светлая улыбка леди Бэри". Он держится свободно, как старая
перчатка на руке или как девы древних Байи.
Оригинальность. - Надуватель оригинален, иначе ему совесть не
позволяет. Мысли у него - собственные. Чужих ему не надо. Устаревшие приемы
он презирает. Я уверен, что он вернет вам кошелек, если только убедится, что
прикарманил его с помощью неоригинального надувательства.
Нахальство. - Надуватель нахален. Он ходит вразвалку. Ставит руки в
боки. Держит кулаки в карманах. Ухмыляется вам в лицо. Наступает вам на
мозоли. Он ест ваш обед, пьет ваше вино, занимает у вас деньги, оставляет
вас с носом, пинает вашу собачку и целует вашу жену.
Но как нет конца надувательствам, так не было бы конца и
моему исследованию, вздумай я перечислить хотя бы половину тех
разновидностей и вариантов, которые допускает эта наука. И потому я вынужден
завершить мое сочинение, для каковой цели лучше всего послужит
заключительное описание одного весьма пристойного, хотя и замысловатого
надувательства, которое было сравнительно недавно проделано у нас в городе,
а впоследствии не без успеха повторено и в некоторых других, не менее
злачных местностях Союза. В город неведомо откуда приезжает пожилой
джентльмен. По всему видно, что это человек положительный, аккуратный,
уравновешенный и разумный. Одет безупречно, по скромно, просто - белый
галстук, просторный жилет, покрой которого продиктован исключительно
соображениями удобства; мягкие штиблеты на толстой подошве и панталоны без
штрипок. Словом, с ног до головы зажиточный, респектабельный, трезвый делец
par excellence [Прежде всего (франц.).] - один из тех суровых и по видимости
жестоких, а в душе мягких людей, вроде героев современных возвышенных
мелодрам, которые, как известно, одной рукой раздают гинеи, а другой, просто
из коммерческого принципа, вытрясут из человека все до сотой доли последнего
фартинга...
Нет, не буду злоупотреблять цитированием, найдите в Интернете и дочитайте сами.
Я никак не могу отделаться от ощущения, что смешной перечень фамилий в "12 стульях" "Малкин, Палкин, Чалкин и Залкинд" навеян строкой из "Надувательства": Обращаться между десятью и одиннадцатью часами утра и четырьмя и пятьючасами дня к господамКошкью, Вошкью, Мошкью, Печкью, Лавочкью и Ков доме N 110 по Сучкью-стрит".
Знаменитый рассказ Марка Твена "Как я редактировал газету" - "вырос" из рассказа Эдгара По "Как была набрана одна газетная заметка".
"Некоторым кажется, что персидский ирис обладаетсладким и очень сильным ароматом, тогда как для других он совершенно лишензапаха". ("Как писать рассказ для Блэквуда"). Я полагаю, что эта строка подвигнула Козьму Пруткова на стихотворение-афоризм "Тебе и горький хрен малина, а мне и бланманже полынь". Не буду настаивать относительно Пруткова, но я убежден, что 90 процентов англоязычных писателей начинали свое на литературном поприще с внимательного изучения этого рассказа великого По.
Из этих моих заметок ни в коем случае не следует вывод, что перечисленные здесь писатели были подражателями великого предшественника. Есть писатели, которые пишут для массы читателей, есть такие, кто пишет для писателей. Эдгар По был именно из этого, редкого качества. Цитата: "Эдгар По был из расы причудливых изобретателей нового". Повторю - Эдгар Алан По был личностью эвристической, разносторонней, он шел по верхам, намечал направления, архетипы, выполнял великую работу, но и те, кто развивал его образы и жанры, - делали работу не менее значимую, являясь, в сущности, истинно писателями, сочинителями, теми, кто и пишет ради читателя. Ведь мы были бы огорчены, если бы в мировой литературе существовал бы только рассказ "Надувательство, как точная наука", и не было бы двух томов Ильфа и Петрова...
Нет, я не стал бы называть это плагиатом. Одни изобретают направления. Другие их тщательно, со вкусом разрабатывают, "растекашася мысью по древу". По не мог, изобретя один тип, потом всю жизнь его эксплуатировать, он спешил освоить новые залежи, новую целину, заглянуть за новые горизонты.
Чем дальше мы удаляемся от первой половины 19 века, тем яснее становится, насколько крупной фигурой был Эдгар Алан По. Русские писатели 19 века утверждали, что все они вышли из "Шинели" Гоголя с его пафосом жалости к маленькому человеку. Американские писатели начала 20 века вышли из марк-твеновских "Приключений Гекльберри Финна" с его пафосом отрицания авторитета отцов. Я беру на себя смелость утверждать, что из каждого кармана камзола Эдгара По выглядывают по пригоршне великих писателей двух последующих веков.