Здравствуй, Соловецкая земля! Вот я к тебе и пришла. Первые шаги по тебе делаю. Монастырь. Вот ты какой... Не умею сказать. Слова такого нет.
Часовня на берегу бухты Благополучия, построенная в XIX веке в память о посещении монастыря Петром I. Белая, чистая. Отражается в спокойной воде. Но рядом с пристанью какое-то здание. Полуразрушенное, с пустыми глазницами окон, окружённое забором. Позднее я узнаю, что это бывшая гостиница "Преображенская", проклятое место.
На пристани дети. Две девочки подбегают к нам и предлагают купить открытки и салфеточки. Обычные наборы открыток, которые можно купить в любом киоске. И белые лоскутки, на которых нетвердой, не очень умелой и совсем не старательной детской рукой фломастером нарисованы котики на подоконнике, а сквозь раму - башня монастыря.
- Купите! Мы собираем деньги на паломническую поездку. Очень хотим увидеть святое место.
Неужели? Не верится мне что-то. Да и цена неадекватная. Обещаю подумать, но не сейчас.
Отель "Соло", привлёкший слоганом: "А из нашего окна крепость старая видна". Там и поселились, получив предупреждение, что курить в номерах нельзя (штраф 1000 руб.), а всё остальное делать можно.
Вверх по лесенке, пахнущей свежей сосной. Как замечательно! Номер тоже выглядит опрятным и чистым. Правда, из окна видна крепость с Никольской башней. В гостинице есть ресторан, баня-сауна и библиотека. Можно телевизор в номер. Но нам он не нужен, не за тем сюда приехали. Холодильника тоже не надо. Душ в номере. То есть устроились с комфортом.
Первая прогулка. История загадочно и невообразимо переплелась на Большом Соловецком острове.
Кремль, построенный в 15 веке, сочетающий и луковичные и раскольничьи шатровые храмы;
возвышающаяся над островом Секирная гора, где, по преданию, монахи высекли жену рыбака в знак того, что Соловки принадлежат безраздельно мужскому монастырю;
переговорный камень с полустертой надписью на английском и русском языках;
бюст последнего атамана Запорожской Сечи, возвышающийся над его могилой;
колокол, отлитый из погребальных атрибутов Николая 1;
гостиница "Преображенская", бывшая местом допросов и пыток во времена СЛОНа, а теперь глядящая на мир пустыми оконными проемами-глазницами;
улица имени П.Флоренского и обелиск жертвам репрессий;
памятник выпускникам Соловецкой школы юнг, погибшим в годы Великой Отечественной войны;
приветствие участникам слета авторской песни, полощущееся на ветру;
легкая музыка из вполне респектабельного по виду кафе, где два парня-программиста подрабатывают в сезон официантами, да и поварами;
туристики-однодневки, бегающие за впечатлениями;
чинные паломники, крестящиеся на купола;
монахи в рясах, работающие на пристани и разъезжающие на велосипедах;
бригада строителей, прокладывающих новую канализационную систему вдоль стены монастыря...
И над всем этим - вечное небо, глядящееся в вечное море.
Башни и стены обители, очертаниями напоминающие корабль, удивительны. Периметр крепости превышает 1 километр, высота - до 11 метров, а толщина у основания - около 6 метров. Над стенами поднимаются восемь башен, достигающих у вершин шатров 30 метров. Они были возведены в 1582 - 1594 годах монахами под руководством старца Трифона (Кологривова). Сложенные из огромных эрратических (ледниковых) валунов, они потрясают воображение. Как же люди смогли поднять такие камни, как укладывали, подбирая по размеру? И всего-то за двенадцать лет!
Приложила ладони к камням Никольской башни. Обожгло пальцы до покалывания. Горячая вибрация заструилась по рукам до боли. Захотелось - нет, не отдернуть - засунуть их внутрь камня, чтобы почувствовать его сердце, прикоснуться к его душе, слиться с ним воедино.
"Мрачная, обомшелая стена Кремля, исполинским утюгом придавившая землю... Тёмные камни лежат прочно, нерушимо... И не понять, не узнать: какой камень был положен со смиренной молитвой и какой со стоном отчаяния? Какой полит горючей слезой и какой согрет горячей молитвой? И где прошла та трещинка, что расступилась в наше время пропастью, превратившей этот остров в место беспрерывных мук? Почему не оградили монахи своих потомков от нового бедствия? Почему их труд, их вера, их мука не принесли нам мира, а породили ещё более жестокую борьбу, еще более жестокую муку? Когда и кем - ими, нами - было что-то утрачено, без чего невозможен мир?" - писал бывший соловецкий заключенный Геннадий Андреев.
Обходим крепостную стену. У Белой башни послышалось пение, еле заметное, растворенное в воздухе. Это поют камни (служба давно кончилась). Что-то невыразимо грустное в этих обрывках песнопений и в то же время что-то такое родное, давно забытое, до боли знакомое - вот-вот вспомнишь... Но ветер не дает вслушаться, а может, камни быстро устают...
В монастырской стене много "окошек", в них можно заглянуть и даже пролезть. Но ничего привлекательного не видно: палки, битый кирпич, строительный мусор. Вряд ли это по замыслу строителей. (Контрастом - часовня святителя Филиппа, митрополита Московского, Соловецкого чудотворца, принявшего мученическую кончину от рук Малюты Скуратова. Часовня "охраняется государством". Отреставрированная, свежепобеленная, чистая и пустая. Даже икон нет. Окна занавешены тряпками. Экскурсоводы с гордостью сообщают, что она была освящена Святейшим Патриархом Алексием II в присутствии Президента России В.В. Путина. Тогда же Патриарх передал монастырю ковчег с частицей святых мощей и чтимую реликвию - принадлежащее некогда святителю Филиппу каменное возглавие).
Зашли в открытые ворота башни. Круглое помещение с окнами-бойницами. Сам собой зажёгся свет. Но неуютно, жутко. Сразу ушли. Потом прочитали, что под этой башней с пятнадцатого века была тюрьма.
Вокруг храма бродят коровы, наводя на мысли об Индии. Они привыкли к туристам, спокойно переносят фотовспышку, поглаживания и похлопывания. А ведь когда-то один из настоятелей, борясь за чистоту помыслов монахов, велел перевезти всех живородящих животных за пределы Большого Соловецкого острова, дабы монахи блуда не видели. И вывезли. На Муксалме занимались животноводством. А вот теперь коровы даже не в загоне - у стен монастыря разгуливают, и редкий турист не вляпался в отходы их пищеварения.
На острове поражают дома местных жителей: лопнувшая кирпичная кладка, растрескавшийся фундамент, серые латаные-перелатаные крыши, многие постройки - бывшие бараки времен УСЛОНа (и не страшно жить в них?). Кривые покосившиеся сараи, местами упавшие заборы. Дома стоят хаотично, застройка, видимо, шла бесконтрольно. На Соловках живет 700 человек. Естественно, не коренные. До семидесятых годов на Соловках не жил никто.
На острове только одна дорога выложена бетонными плитами. Та, которая ведет от монастыря к пристани. Остальные дороги каменные, укатанные, но не асфальтированные. С одной стороны - память, дороги проложены монахами еще в то время, когда монастырь процветал. С другой - незачем. Машин тут немного. Несколько туристических автобусов, с десяток легковушек, несколько фургончиков и мотоциклов. Зато немало лодок, катеров.
На Соловках много пунктов проката велосипедов. На велосипедах тут ездят все - и местные, и монахи, и туристы. Очень удобно. Но я, к своему стыду, не умею ездить на велосипеде. Не случилось, хотя многие учили. Видимо, упустила то время, когда можно было научиться легко, не думая о том, что если упадешь, то будет больно.
Если бы я могла ездить на велосипеде, мы бы отправились на Секирную гору. А так... Такси здесь нет. Автобусы "левых" не берут, только экскурсии возят. "Дикарей" на группу не набирается.
Остановили машину, спросили, не свезет ли нас на Секирную. Свезет. Минимум за пятьсот. С каждого. А путь - двенадцать километров.
Здесь, на Соловках, вообще все дорого. Не только транспорт. Говорят, что на острове хотел купить землю под дачу Лужков, но у него денег не хватило.
У гостиницы на крыльце девушка разговаривает по телефону: "Днем плюс пятнадцать, ночью (если это можно назвать ночью - шесть вечера в Москве) плюс пять".
Двое отправились на ночную прогулку: оба в накомарниках и спортивных костюмах. Она с бутылкой пива, он с сигарой (!) в зубах и маленькой веточкой в руках - отгонять комаров, их, говорят, на Соловках более 30 видов!
Ко мне прибился серый кот. Он в еле видную светлую полоску. Похож на серое соловецкое небо с перистыми облаками. Уши покусанные, запёкшаяся кровь. "Как дела, Серый?"- спрашиваю. Подошел, сел рядом. Глажу. Перебирается ко мне на колени. Он такой отважный и злой, что я его уважаю. "У него глаза слезятся, а ты его гладишь. Аж противно!" Мне почему-то обидно за него.
В номере тепло. Но вместо сна подступает вечерняя тоска. Не дают покоя бесконечные - даже не мысли - приливы безотчетной тревоги. Что-то есть такое, что я должна понять. Что-то меня тревожит и зовет неведомо куда, непонятно зачем.