В начале XX века монастырю принадлежали шесть скитов и три пустыни. На Соловках было девятнадцать церквей с тридцатью престолами и тридцать часовен. В обители существовали училище для детей поморов - "безбрадых трудников", Братское богословское училище, иконописная мастерская, метеостанция, радиостанция, гидроэлектростанция, типография, ботанический сад, водяные мельницы, каменная гавань с доками, использующими приливно-отливные течения Белого моря. Через леса и болота к отдаленным скитам проложены надёжные дороги, а десятки озёр соединялись каналами, использующими естественный перепад высот, за счёт чего работал водопровод. Использовались квасопровод (разлив сваренного кваса по бочкам), хлебопекарня (она и по сей день снабжает острова хлебом), печи-калориферы: встроенные над ними помещения под названием "сушило" - для сушки зерна (технические новшества облегчали ручной труд - существовала "автоматическая" подача зерна на сушку). Монастырь был крупнейшим поставщиком соли в России. Вёлся промысел наваги, сига, беломорской сёмги, соловецкой селёдки, а вблизи монастыря были устроены большие искусственные пруды-садки для разведения и содержания морской рыбы. Работала здесь биостанция - первое научное учреждение на Беломорье.
Монастырь содержал на свои средства госпиталь в столице, давал деньги в долг правительству, торговал с заграницей, участвовал во всемирных выставках, подумывал о покупке самолёта. На архипелаге было около тысячи трудников, работавших "ради молитв преподобных" (безденежно), и несколько сот наёмных рабочих. Устроены пастбища и скотный двор на острове Большая Муксалма. Размах каменного строительства потребовал создания кирпичного завода.
Благодаря эффективной рекламе десять-пятнадцать тысяч паломников ежегодно посещали далекие острова, принося значительный "кружечный доход". Перевозки по морю осуществлялись монастырскими пароходами. Богомольцы стремились к древним святыням, обретая на соловецкой земле душевное умиротворение и покой. Паломников приводило в умиление молитвенное усердие иноков и весь уклад повседневной жизни обители. Соловецкий патерик повествует: "С той минуты, как утром, среди ночной тишины, раздаётся в обители звук колокола, призывающий на утреннее молитвословие, вседневная жизнь соловецкого инока представляет постоянную смену молитвы и труда".
Святую обитель прославили подвижники благочестия, в разное время подвизавшиеся в монастыре, его скитах и пустынях. Особенно почитаются на Руси преподобные Зосима, Савватий и Герман (XV в.) - первоначальники обители; преподобный Елисей Сумский (XV - XVI вв.), преподобные Иоанн и Лонгин Яренгские (XVI в.), преподобные Вассиан и Иона Пертоминские (XVI в.), святитель Филипп, митрополит Московский (XVI в.). В храме хранится "Филиппов камень", на котором спал святитель, он почитается как местная святыня (интересно, что по трагическому совпадению попавшего в немилость к царю Ивану Грозному святителя Малюта Скуратов задушил не чем иным, как подушкой, которой Филипп никогда не пользовался). С островами связаны преподобный Иринарх, игумен Соловецкий (XVII в.), преподобный Диодор (Дамиан) Юрьегорский (XVII в.), преподобный Елиазар, основатель Свято-Троицкого скита на острове Анзер (XVII в.) (соловецким постриженником и учеником преподобного Елиазара был Патриарх Московский и всея России Никон), преподобный Иов (в схиме Иисус), основатель Голгофо-Распятского скита на острове Анзер (XVIII в.).
Чего я жду от монастыря сегодня? Умом понимаю, что не найду и следов былого величия. Но, может быть, дух обители жив? Всё-таки уже тридцать монахов...
Внутри кремлёвского двора, конечно, разруха и реставрация одновременно. Но много цветов, они такие яркие, ухоженные, с любовью высаженные на клумбах. На белоснежной стене братского корпуса - солнечные часы. Здания, подвергшиеся восстановлению, весело поблёскивают жестяными крышами, повторяющими цвет неба (хотя что-то в жестяных крышах неправильное: дисгармонируют они с каменно-деревянным ансамблем). Рядом совсем ветхие строения. Да, нелегко пришлось кремлю. Особенно тяжело, я думаю, было во время многолетней осады стрельцами и после пожара 1922 года (им скрывали следы своего разграбления предшественники СЛОНа).
В 1566 году (за 400 лет до моего рождения!) построен главный храм обители - Спасо-Преображенский собор с приделом преподобных Зосимы и Савватия, куда были потом перенесены святые мощи первооснователей Соловецких. Позднее его заменили каменным, двустолпным. По замыслу храм должен был быть необычайно светлым, парящим, просторным. Братия не верила в возможность возведения такого большого храма и считала начало строительства собора неслыханной дерзостью своего игумена (Филиппа) перед Богом, однако смирилась с его начинанием, возвела.
Сейчас Спасо-Преображенский храм отреставрирован. Белый и неживой, он украшен аляповатым пятиярусным иконостасом (лики святых прорисованы как-то схематично и очень уж ярко) и "необуддийской" росписью царских врат. Видимо, всё дело в том, что иконы сейчас пишут пусть и профессионально, но люди, для которых это именно профессия, а не духовное делание. А по зову души выполнена редкой красоты утварь из натурального дерева с искусной резьбой (все работы ведутся попечительским фондом, по слухам, с привлечением зарубежных мастеров).
В Спасо-Преображенском соборе окна размещены асимметрично на разных уровнях, что создает неповторимый ритм. Наклоненные вовнутрь стены и сужающиеся кверху грани центрального барабана дают иллюзию большей высоты.
Семьдесят лет назад в этом храме стояли трехэтажные нары тринадцатой карантинной роты, на них томились лагерники, большинство из которых оказалось на Соловках из-за "свободы вероисповедания". В скученности и холоде (система отопления не работала, её до сих пор отладить не могут - секрет утерян) томились они в безделье, потому что никакой работы на острове для них не было. Редкостная акустика собора оборачивалась пыткой: люди сходили с ума от непрестанного круглосуточного шума, когда каждый звук и даже шорох оглушительно отдавался во всех углах.
Сейчас, в будний день, в соборе во всю кипит работа: стук молотка, схваткообразное жужжание дрели, шорканье тряпки по половицам. Многократно усиливаясь акустическим эффектом, звуки оглушают, давят. Зато как, наверное, хорошо тут звучит по праздникам хоровая молитва!
В библиотечных книгах прочла, что в лагерные времена именно здесь, в храме, происходило много чудесного, необъяснимого. То сами собой освещались иконы или части фресок, то появлялись книги, необходимые для проведения ритуала, то наложением рук с молитвой исцелялись больные... А главное чудо в том, что даже в этих нечеловеческих условиях люди не теряли веру, надежду, любовь, умение прощать...
Рассказывают, что стоял в прошлом веке в соборе деревянный крест. Помогал от зубной боли по принципу симпатической магии - чтобы излечиться, надо было крест погрызть. Особо удачливые отгрызали кусочки и привозили домой, где от них исцелялись родственники и знакомые. И помогало! Сейчас его, естественно, уже нет. Нет и следов тюрьмы. Время затянуло раны.
Некрополь рядом с храмом. Был ли он здесь раньше? Вот старые плиты, испещренные славянскими письменами, вот мраморные раки, вот великолепный бюст - памятник последнему атаману... Очень тяжелое впечатление оставляет этот псевдонекрополь.
Почему я думаю, что псевдо? Потому что монастырское кладбище было за стенами монастыря. Теперь там стоит памятный крест. Несколько могил (уже из новой истории монастыря), в оградах и с цветами. Рядом с ними можно увидеть фундамент знаменитой Онуфриевской церкви, в которой шли богослужения даже в первое время существования лагеря. Жуткое место, потому что понимаешь, что это не просто холмик, изборожденный тропинками. За историю монастыря и лагеря весь Большой Соловецкий - кладбище. А ты, турист, ходишь по мученическим могилам, попираешь ногами тех, к духовному, да и физическому труду которых приехал прикоснуться.
Храмов в монастыре много, но часть из них находится в состоянии почти полной разрухи, часть реставрируется, а тех, в которых сейчас совершается богослужение, три. Основные службы летом проходят в храме в честь святителя Филиппа.
Троицкий храм сейчас не действует, идет ремонт. Когда-то здесь тоже содержали заключенных, позже устроили столовую для юнг, облицевав чёрной плиткой. Рабочие долго отбивали её зубилом и молотком. Выходило плохо. Эта кафельная раковая опухоль "истерзала" все стены и колонны церкви. Но справились.
В церквушку, в которой идут ежедневные богослужения, не попасть. Каждый паломник, каждый турист, да и местные жители, стремятся на службу. Все не вмещаются. Некоторые из взошедших по лестнице к входу пытаются отстоять богослужение, не заходя в церковь. Почему так многолюдно? Здесь находятся раки со святыми мощами.
Уже после службы идем поклониться - и попадаем в загончик: тёмно-зелёные бархатные ограничители. Вместе с нами ещё человек семь-восемь, тоже хотели поклониться святым. Три женщины убираются в храме: пыль стирают, цветочки поливают. Кажется, что это им мы мешаем, мы, пришедшие в дом Отца своего. Спрашиваем у них, можно ли войти. Раздражённый и резкий отказ. Ждите, может, позволят ("Идёт заказной акафист, можете помешать!" - Смешно! Где раки - а где служба? Да и мы-то не дети, шалить не будем).
Позволяют наконец. Присоединяемся к молящимся, встаём в очередь к мощам. Надо сказать, что я не впервые подхожу к ракам со святыми мощами, но впервые не чувствую исходящего от них потока света. Что ж за место это такое, если в нём святые мощи не являют своей святости? Или со мной что-то не так?..
После обеда в кафе, где пьяный немец и пьяным же новым русским выясняли на смеси английского, русского и немецкого языков, у кого когда день рождения, и приставали к официанткам, отправляемся к Святому озеру. Вода тёплая и светлая, так и тянет к себе. Искупались. В благостном настроении сели на бережок посушиться. Над нами голубое небо с нереальными облаками.
Вдруг рядом располагаются дети - класс третий-пятый - тоже купаться хотят. Стоило им зайти в воду Святого озера, как все окрестности огласились неимоверным матом. Дети матерились до хрипоты, до изнеможения, до посинения. Было противно. Видимо, бесенята нам в назидание посланы. Иногда и мы так же, вполне естественной и привычной своей реакцией разрушаем благость других.
Вечером гуляли по берегу Белого моря. Сидели на нагретых за день камнях. Солнце зажигало яркие искры на гребнях волн. Казалось, что эти искры входят в меня, накапливаются где-то под ложечкой.