Православный хасид Мокроусов тщательно исполнил "Песнь при обновлении дома", иначе Псалом Давида номером двадцать девять, согласно канона. Перекрестился истово напоследок и пошёл в ближний ларь. Мокроусов закончил ремонт кухни и, теперь уже согласно другого канона, национального, должен был выпить водки. Когда ортодокс возвращался с полутора литрами горькой в жилище, его окликнул атеист Корман:
- Витюх, ты проставляешься, типа того?
- Изыди, сатана! - отринул охальника Мокроусов.
- Слышь, голова трещит со вчерашнего - ужас! Помоги ближнему, божий баран!
- У тебя голова трещит не со вчерашнего, а с прошлого века! - был ответ.
- Да брось, не выё...ся! Забыл, сука, как вместе Клаву е...и, а потом хором от триппера лечились? Я, между прочим, Витька, тебя вперёд тогда пропустил! Так-то ты доброту мою помнишь! - попенял верующему Корман.
- Спасибо тебе, брат, за первородство, ибо триппер у меня был покрепче! - вспомнил старую обиду Мокроусов, несколько забывшись.
- Зато ты пенки снял, - ухмыльнулся Корман.
- Иди ты в ... ! - взорвался православный хасид и матерно выругался.
- То есть приглашаешь к столу?
- Тебя не пригласи, так ты сам вломишься, - пробурчал Мокроусов, открывая дверь жилища.
После второго, уже совместного похода за водкой, молочные братья, забыв про религиозную несовместимость и социальное различие, хором костерили власть и ментов,
всех президентов, начиная с Рейгана и заканчивая "этот, Мудашвили, который в Грузии", а когда в семь утра ортодокс Мокроусов с трудом очнулся для пописа, он увидел надпись на свежевыкрашенной кухонной стене: "Клавка - сука" и две подписи разными почерками, его, Мокроусовская и вторая, Кормановская. Хозяйская была во всю стену, изображённая самой широкой кистью для малярных работ. Пахли подписи дерьмом обыкновенным.
Православный хасид Мокроусов, булькая горлом, выпил литр воды и лёг досыпать валетом на диван, отвернувшись от неразутых ног атеиста.