ВОСКРЕСНАЯ ГИПЕРТОНИЯ или МУЖСКОЙ ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
(Рассказ)
Когда позади без малого три десятка совместно прожитых лет, даже семейные скандалы не бывают совершенно всерьёз, потому что давным-давно опробованы и применены на практике абсолютно все возможные поводы для ссор, и даже технологически обе стороны наперёд знают, как будут поступать, что говорить и какие аргументы применять. И, в общем, известно, каков будет счёт в очередном раунде семейных отношений. А этот счёт всегда будет ничейным, ибо абсолютно правых и виноватых тут не проживало.
Повод для ссоры был совершенно ничтожен - кошачий корм. Вместо заказанных трёх банок Гуляев принёс домой четыре. Однако вместо "вискаса" приобретён был "китти кэт". На мимолётный упрёк жены в свой адрес, Гуляев отреагировал бурно:
- Вот ты и покупай сама, коли не по нраву. Кошаку всё равно, что жрать!
- Пётр, ты не хами мне, - с чувством предупредила жена, - ты стал забываться в последнее время.
- Извини, больше не буду, - сквозь зубы пробормотал Гуляев.
- Меньше ты не будешь тоже, это я всю жизнь слышу и знаю. А извинений мне твоих не надо!
- Ну тогда не буду я извиняться, если мои извинения тебе по барабану! - окрысился Гуляев и пнул первоисточника, тёршегося о штанину. Тот мявкнул и обиделся.
- Не смей трогать кота! Он уже пожилой. И вообще, иди со своими друзьями так разговаривай, как ты это делаешь с нами, домашними! - жена уже была готова к продолжению кухонного балета.
- Так, значит я никто и звать меня в этом доме никак! Общеизвесно, что бы я тут ни сделал, всё не в тему и не по нраву здешним жителям. Тебе чего я плохого было с утра, кроме хорошего?
- Ты мне с утра много чего хорошего сделал, садист-альтруист, всего и не упомнить.
О чём тебя ни попросишь - все мои просьбы вызывают одну реакцию - отрицательную.
Сплошное отрицание моих прав, отсутствие внимания ко мне и, вообще, одни издёвки. С тобой стало совершенно невозможно общаться, мы почти перестали разговаривать , у нас не стало общих интересов. Ты мне уделяешь внимания в тысячу раз меньше, чем своим делам и твоим подельникам. Я уподобилась мебели в этом доме! - после этих слов грохнула одна кастрюля, потом другая.
- Лена, я тебя умоляю, не говори ерунды!
- Я говорю ерунду? Я говорю ерунду! - далее в мойку полетели вперемешку ложки, вилки и стаканы из небьющегося стекла.
- Ты специально это делаешь, чтобы погромче? А почему только небьющуюся посуду применяешь, позволь спросить? - эти гуляевские слова оказались последней каплей, после чего обе стороны перешли на конкретику. С перечислением адресов, фамилий и душевных качеств ближайших и не очень родственников и знакомых. Особо доставалось мамам и папам и его и её.
Гуляев выскочил из дому, как ошпаренный. Сел за руль и через два с половиной часа оказался в лесу у старого приятеля на охотничьей его заимке. Когда-то здесь стояла небольшая деревня, в ней жили человек сорок народу. Теперь же осталось шесть домов, двое жителей и четыре бесхозных, полуразвалившихся сруба. Лес подступил к самым заборам. Небольшое озерцо метрах в двухстах от Шуркиного дома с баней на берегу. На другой стороне озера - лес, лес, лес. Всё кругом занесено снегом. Шурка, он же Александр Васильевич, выбирался сюда ещё в пятницу, после работы. Забирал лайку Мюслю, ружьё, раньше - сыновей. Сейчас сыновья уже выросли, интересы их изменились и Васильич ездил сюда отдыхать один. Жена Марина лишь летом приезжала с мужем сюда, по грибы да по ягоды, которых пруд пруди в этих местах.
Васильич на два года старше Гуляева. Познакомились они лет без малого тридцать назад, на военных сборах. Два месяца той молодёжной ещё жизни сблизили их до нынешней поры. Васильич полная противоположность Гуляеву: здоровенный, под два метра и необъятных габаритов человек с абсолютно седой шевелюрой, балагур, который неспешен походкой и медлителен в принятии решений. Говорит мало и увесисто. Очень обстоятелен и вдумчив.
Гуляев - холерик среднего роста, решения принимаются им мгновенно и без особого труда на просчитывание последствий. Пётр Гуляев голову бреет от остатков былой роскоши русого цвета, говорит напористо, с убеждением и уверенностью в своей правоте. Усидеть на месте более четверти часа - проблема для него.
- Молодец, Петруха, молоток, что приехал! Вон и Мюсля довольна. Как Ленка твоя поживает?
- Да я от неё и сбежал.
- Понимаем. Дело житейское. У меня как раз баня под парами. Вовремя прибыл.
- С удовольствием. Как дела, дружище?
- А никак! Если про дела всё время думать, то волосы выпадают. Как у тебя.
- Это точно. Дел всех и не переделать и не передумать. Я тут кое-что в супермаркете ещё в городе приобрёл на всякий случай. Вот, засунь в холодильник, чтоб охладилось.
- А вот это верно, молодец. Коньяку много не бывает никогда.
- Я твой любимый сорт навсегда запомнил. Я в своё время больше водку уважал, а ты всегда к коньякам неравнодушие проявлял.
- Слаб до них я, Петруха, слаб. Реми Марти. Хорошая вещь, люблю. Ну что ж, двинули в баньку!
Сквозь маленькие два окна в раскалённой до температуры мартеновской печи деревенской бани, даже топившейся по-чёрному, скудно сочился свет январского дня.
Прокопчённые, будто пропитанные чёрным китайским лаком стены, полок и каменка, всё в бане полыхало жаром. С зимнего лесного мороза удовольствие неописуемое оказаться в таком райском месте. Новые пушистые веники, распаренные Васильичем заранее, одним своим запахом и видом вводили в искус париться до изнеможения.
- У меня тут травяной настой в отдельной шаечке, сейчас с него и начнём.
- Так приезжай, когда вздумаешь, я здесь каждые выходные, дорогу не забыл ведь?
- Ладно.
- Что ладно? Ни фига ты не приедешь. В последний раз когда был?
- Да года четыре назад.
- Вот. А говоришь, что хорошо тут. Если бы было так - приезжал бы чаще.
- Да дела, Васильич, дела.
- Проехали с твоими делами. Я ещё подброшу, не возражаешь?
- Не возражаю. Пока терпимо.
- Будет невтерпёж - выскакивай вон и брюхом в снег! А не лениво, беги к озеру, там у меня полынья большая вырублена. Только мостков нет, имей в виду, осторожней там.
- Есть, гражданин начальник!
- Парься-парься, Петруха! В бане начальников нет - здесь все голые, как у бога на приёме.
Гуляев выскочил из бани и спиной рухнул в сугроб. Глубоко провалился в мягкий и ласковый снег. Холода не почувствовал, а лишь некий кайф, словно старая кожа свалилась чулком и тут же наросла новая, свежая, чувствительная и лёгкая. Сверху, с ёлки, на Гуляева посмотрела ворона, каркнула и клюнула близвисящую шишку. Шишка оборвалась и шлёпнулась рядом, в этот же сугроб.
Сделав ещё два захода в парилку, Гуляев понял, что погорячился - переборщил с непривычки. И когда в доме сели за стол, ему несколько сплохело.
- Сейчас мы твой перегрев снимем коньячком, - пробасил Васильич.
- Знаешь, я воздержусь, да и не пью уж давно, - попробовал отбояриться Гуляев.
- Ты ничего не понимаешь, да и видимся мы с тобой редко, так что давай, от соточки никому вреда не делалось.
- Хм, - вздохнул Гуляев, однако отказывать хозяину было неудобно.
- Ну вот и молодец. Сейчас твоя организма в норму придёт. Говорю тебе это как специалист в области душевного здоровья и нирваны. А если очень хреново - иди, поспи с устатку.
- Клин клином вышибают. Может быть ружьё взять да Мюслю и погулять по лесу?
- Сейчас охота запрещена. Мы с тобой на зелёных белок поохотимся. Хочешь?
- Это что за звери - зелёные белки? Из белой горячки, что ли?
- Сейчас увидишь.
После того, как Васильич покончил с привезённым коньяком, они оделись и с двумя ружьями и со старым вещмешком пошли на опушку леса, метрах в пятидесяти от дома.
Там на поваленную ветром сосну Васильич расставил пустые бутылки, оказавшиеся в мешке. Получилось что-то вроде тира.
- Кидаем на морского, кому первому палить, Петруха, по зелёным белкам!
- Вот теперь понял.
Первому стрелять выпало Гуляеву. Из пяти патронов три "ушли по грибы".
- Да, - философски изрёк Васильич, после шестисот пятидесяти граммов коньяку убивший пять из пяти пресловутых зелёных белок, - тебе, Петя, надо либо работу, либо руку менять. Ну и тренироваться почаще, само собой.
Темнело быстро и ужинать они сели со второй, уже Шуркиной, бутылкой.
Гуляев пить отказался. Два часа обычного мужского трёпа под бутылку - и оба легли спать
Резкий перепад температур после парилки и несчастные сто граммов коньяку вызвали ночной приступ гипертонии. Голова раскалывалась, сердце выскакивало из грудной клетки. В полуобморочном сне виделись сны-фэнтези.
На пару с одним из давно уж уехавших из страны университетских друзей прибыл Гуляев на сверхсекретный полигон, где испытывали Умную Грозовую Тучу. Туча, согласно техническому заданию, разработана была для диверсионных действий в дальнем тылу потенциального противника. Туча не нуждалась в подзарядке, в снабжении боеприпасами и могла автономно рейдерствовать сколь угодно долгое время. Проблема состояла в управлении этим оружием. Что-то в её компьютерных мозгах никак не складывалось в нужный заказчику алгоритм. Попросту, туча явно была неуправляема и действовала как бог на душу положит, или точнее, что ей на ум взбредёт. Чёрно-багровая туча неожиданно появлялась из-за леса, глаза у тучи были совсем как у Оксаны, с которой лет десять назад бурный роман едва не привёл к распаду гуляевского семейного быта - голубые и шальные. Ещё у тучи был её же рот - постоянно ухмыляющийся. Туча отличалась скверным характером: она жутко любила подглядывать в окна близлежащих домов и метать молнии в тех граждан, которые ей по каким-то таинственным признакам были не по нутру. А потенциал у тех молний был серьёзный, правда, пока лишь учебный, а не боевой.
Гуляев посмотрел на соседнюю подушку и сразу определил, что спящую женщину зовут Света. Света слегка прихрапывала во сне. Лежала она спиной к Гуляеву, на правом плече виднелись три крупные родинки. Отчего это у Светки такие ж родинки, как и у Катерины - Гуляев такой факт не мог осознать и озадачился. Однако ещё более удивила его правая Светкина грудь. Такие уникальные груди попались на жизненном пути Гуляеву один лишь раз, когда сады цвели во время его самой длительной киевской командировки. Большей груди, чем у Полины, он более не встречал никогда. В незанавешенное окно заглянула секретная туча, ухмыльнулась Оксаниными губами и влепила в Гуляева сразу две жирные молнии. Молнии попали аккурат ему в левое предплечье.
Гуляев проснулся. На левом плече безмятежно дрыхла собачья морда очень охотничьей лайки Мюсли. За окном не было никаких секретных туч с женскими форматами, а висела нафабренная до белого каления почти полная январская луна. Гипертония и близкое полнолуние шли рука об руку.
- А ну-ка, геть отсюда, животное! - прошипел Гуляев и попытался сбросить тяжёлую сонную собачью морду с предплечья. Строжевой инстинкт у чудесной собаки крепко спал вместе с нею и она, жаркая и распаренная здоровым женским сном, даже ухом не повела.
- Спи-спи, замечательное животное, а я, человек, твой сон сторожить стану, - неожиданно для себя самого пожалел её Гуляев. Дотянулся аккуратно до стакана с водой, отпил тёплой бывшей минеральной, несколько полегчало.
Закрыл глаза. Через несколько минут вновь в ненадёжный его сегодняшний сон вплыла секретная туча и Полининым голосом сказала с очевидным подтекстом:
- А слабо на новый круг пойти, лётчик-испытатель?
- Погода нынче не лётная, метеорологи возражают.
- Это ты ленишься, а погода ни при чём. Хорошая погода.
- Слышь, Полина, а отчего это ты своей красотой с другими делишься?
- Да мы со Светой поменялись на время. Я ей грудь, а она мне ноги. Мы не надолго.
- Ну если ненадолго, то конечно. Не перепутать бы.
- А перепутаешь, так тебе и вовсе конец придёт - порвём тебя, как газету "Ленинские искры". Так что смотри у нас, Гуляев!
- Чёрт, и здесь жизнь, как переход Суворова через минное поле! - проворчал Гуляев.
- Нет, полководцу легче было, чем тебе с нами. Имей в виду!
Действие следующего эпизода этого нетривиального сна происходило уже в другом месте жизненного пространства Гуляева - на его "конспиративной квартире", или "явке", где он имел удовольствие встречаться с любовницами. Двухкомнатная квартира на пятом этаже двенадцатиэтажного дома на Чёрной Речке за годы принадлежности Гуляеву видела несколько смен его любовниц. Однако летом прошедшего года квартиру пришлось продать по двум причинам: нужны были деньги и о её местонахождении стало известно жене. Однако логики сна такие бытовые мелочи не касались. Боевая туча с блудливой улыбкой и шальными глазами зависла теперь у окон этого тайного любовного прибежища. Именно в тот момент Гуляев наконец добился расположения Дарьи Михайловны, красавицы рубенсовского телосложения, ведущей телевизионной семейной передачи на местном канале. Умыкнул Гуляев Дарью у одного из приятелей, с которым Дарья уже несколько лет жила в гражданском браке. И умыкнул, надо сказать, неудачно.
Дарья повела себя в постели совершенно неожиданным образом, будто нерадивый суворовец на утренней физзарядке: "руки в стороны, ноги на ширине плеч", и - все!
На этом её активность закончилась, какие бы ухищрения ни применял Гуляев. И уж совершенно убила его дарьюшкина просьба во время Оно:
- Петя, а ты не помнишь, кого в этом сезоне на Букера номинировали?
- Дарья Михайловна, а какой рецепт штруделя наиболее по душе Вашим телезрительницам?
- Издеваешься, да? А я серьёзно, мне к завтрашней передаче нужно уточнить, - обиделась Дарья Михайловна и альковные утехи закончились совсем. Туча, которая с интересом наблюдала происходящее, ухмыльнулась радостно и умчалась в сторону метро, не применяя табельного оружия.
- Ты кофе пить будешь? - крикнул Гуляев с кухни через пять минут после исчезновения тучи.
- Да.
Маленькую, оранжевого цвета в белый горошек чашку кофе, приняла загорелая ухоженная рука с ненавязчивым маникюром Ларисы.
- Кхе,- кашлянул Гуляев, радостно увидев искусную и неугомонную Лару, которую ему за труды праведные и неутолённую жажду кто-то ниспослал вместо "киндерсюрприза" Д.М.
- Петя, как ты ухитряешься готовить такой замечательный кофе? Всякий раз удивляюсь, зная, что ничего сверхестественного при его приготовлении ты не применяешь.
- Люблю я это дело, Ларочка, очень люблю. И некие заклинанья применяю перед тем, как свежесмолотый, в данном случае, эфиопский кофе засыпать в кофе-машину, предварительно заправленную отфильтрованной и отстоявшейся водой. И ведь я ж не спрашиваю, какие магические снадобья и заговоры используешь ты, потому что от тебя, очаровательнейшая из женщин, совершенно невозможно оторваться.
- И кофе хорош и продолжением ты останешься доволен, дорогой мой козерожек. Иди ко мне, - хрипловато пропела Лара голосом, от которого у Гуляева произошло трепетанье всех органов.
Гуляев прильнул было к божественному телу Ларисы, но откуда ни возьмись объявившаяся туча пребольно шарахнула его по плеши сразу тремя молниями.
Он проснулся вновь. Это очнувшаяся вдруг Мюсля прыгнула через него, оцарапав когтями задних ног ему голову и с лаем бросилась к двери. В дверь бесцеремонно стучали.
- Васильич, вставай! - радостно вопил на улице сиплый, то ли пропитый, то ли промороженный до ливера мужской голос.
- Тебе чего, Мишаня? Пожар или тёща скончалась? - недовольно откликнулся Александр Васильевич.
- Васильич, у тебя гости, так я рыбки наловил. На мотыля. Хорошая рыбка.
Килограмм десять. За бутылку не возьмёшь? - ответно захрипели с крыльца.
- Заходи, сосед, коли явился.
Ввалился мелкого размера мужичонка с драным пластиковым мешком, из которого торчали рыбьи хвосты.
- Во, гляди, не обманываю, крупные лещи! - Мишаня поднёс к кухонному источнику света свою добычу.
- Мишань, а у тебя часы есть, или ты по петухам живёшь? - подтягивая трусы, пробурчал хозяин.
- Васильич, так ведь гостю рыбки очень будет задёшево! А сколько времени, кстати?
- Половина третьего ночи.
- Во, бля, а я думал, что часов восемь утра! - воодушевлённо оправдался Мишаня, - рыбки наловил, а выпить хочется, сам понимаешь!
- Ладно, давай. Держи бутылку. Водки нет, тут самогон, я его для крайних нужд берегу, вдруг простыну или там ружья почистить от нагара, - протянул рыбаку бутылку мутной жидкости Васильич.
- Так ведь это ж ещё лучше, дорогой друг, она же крепче водки забирает! Ну ладно, побежал я. Приятного аппетита вам, мужики!
Туча появилась уже под самое утро, когда голова болела наиболее рьяно. Пенталгин из автомобильной аптечки помогал мало. А чего-то другого Гуляев не взял. Не рассчитывал на то, что прихватит.
Дело в этот раз происходило на даче. Что-то вроде судебного процесса или бандитской разборки. Только вместо судейских и бандитских частично присутствовали гуляевские любовницы последних лет пяти-шести. Судьёй фигурировала его жена Елена. А вот та самая туча-змеюга исполняла роль гуляевского защитника.
- Итак, высокое собрание, я начинаю заключительную стадию рассмотрения вопроса, интересующего всех присутствующих: как жить дальше на этой планете, если существует рядом с нами Пётр Гуляев, - начала Елена Гуляева, - я прожила с ним ... много лет. Наш ребёнок давно завёл собственную семью. Конечно, Пётр Гуляев человек неплохой на общем мужском фоне нашего общества, однако имеет множество недостатков, как-то: склонен к обману, недостаточно внимателен и ...
- Извините, тут я не согласна, - вмешалась Лариса, - он очень внимательный мужчина.
- Попрошу не перебивать, уважаемая, Вы получите слово в своё время. Итак, он недостаточно внимателен к жене, склонен к грубости, своенравен, несдержан, может совершать необдуманные поступки и, вообще, не всегда ночует дома!
- У меня, во всяком случае, он не ночевал! - воскликнула Катерина.
- А у меня ночевал и не раз, однако я имею к нему претензию другого плана, - заметила Полина.
- Грубый он и совершенно не умеет обращаться с женщинами! - подала голос Дарья Михайловна, - равнодушный вдобавок и перебивает.
- Кого, простите, перебивает? - ехидно спросила туча, - уж не Ваши ли оргазмы, милейшая, которые случаются дважды в год?
- А не надо мне хамить, ты кто такая здесь? - вполне по-бабски встрепенулась Дарьюшка.
- Значит так, слушайте меня внимательно все, - твёрдо и неучтиво сказала туча, - я ни с кем на брудершафт здесь не пивала, оттого прошу звать меня на Вы. А если кто здесь склерозный, так я молнией как стебану разочек, таки память и обновится, как у молодухи!
- Стоп, стоп! Обвиняемый, что будем говорить? - продолжила Елена.
- Ничего он говорить не будет, я его адвокат и отвечать буду я! - гордо заявила туча.
- Гуляев Пётр, Вы согласны с ... с произнесёнными словами? - спросила Елена.
- Я послушаю, о чём тут речь вообще, - скромно изрёк Гуляев.
- Ну да, послушай, родной! Слово имеет Светлана.
- Я бы хотела поменяться обратно с тобой, Поля. Возвращай назад мои ноги и забирай грудь, я скоро замуж выхожу, так избраннику небольшие груди по душе.
- Хорошо. Прямо сейчас?
- Да, лучше сразу, чтоб время не тянуть.
- Стоп, дамы! Вы уж будьте любезны в другую комнату выйти, там и обмен совершите, - остановила их Елена.
- Я против удаления участниц, пусть меняются тут. Хочу посмотреть напоследок на оба совершенства! - съехидничал Гуляев.
- Два балла тебе за поведение и месяц карантина на диване в кабинете, как в семью вернёшься. Я тебе покажу, совершенство! - взъерошилась Елена.
- Да ладно, извини, ты во всех отношениях лучше, - пожал плечами Гуляев.
- Посмотрим, как ты запоёшь в родных стенах, - сладким голосом пообещала ему жена.
- А я очень люблю женские посиделки, суды в том числе, - мечтательно заявила туча, - у нас любое собрание всегда сводится к трём вопросам: носить нечего, мужики сволочи и разное о том же самом.
- Попрошу помолчать, кстати, а отчего это у Вас губы некоей Оксаны? - подозрительно спросила Елена.
- А это они Вашему мужу нравятся, вот он и внёс изменение в проект. И глаза тоже Оксаны, у Вас, между прочим, они почти такие же большие...
Елена прикусила губу, что свидетельствовало о глубоком оскорблении. Она совершенно не выносила таких сравнений.
Вошли Полина и Cветлана. В своём первородном виде. Вид у обеих был явно не тот, как до обмена.
Обе это поняли и оттого были не в духе.
- Здравствуйте, девушки, - приветствовала их туча, - а вы кто ж тут будете? Мы вас и не знаем.
- Хватит! - стукнула поварёшкой по столешнице председательствующая Гуляева, - ещё раз такое себе позволите - и я удалю Вас отсюда.
- Да за ради бога! - и туча вылетела в форточку, однако через секунду вернулась и снаружи объявила, - не переживай, Петруха, они здесь через пять минут передерутся, потому что все на тебя виды имеют.
- Неправда! Мы его сейчас порвём тут в мелкие дребезги за неверность, паскудство и прочие грехи! - прокричали дамы хором.
Пётр Гуляев проснулся в испарине. Часы показывали восемь утра. Александр Васильевич уже топил печь, на столе пыхтел самовар и шкворчала сковородка со свежеподжаренными лещами.
- Вставай, страна огромная, - приветствовал Петра хозяин, - завтракать садись.
- Спасибо, не хочется, чаю выпью и поеду. Голова болит.
- Это от чрезмерного воздержания. Не бережёшь ты себя, Петруха! Я тебе еще с полпакета свежих лещиков в багажник поклал. Ленке отвезёшь.
- Спасибо. Она мне за них большое спасибо скажет, - поблагодарил его Гуляев.
Домой Гуляев добирался долго и муторно. Болела голова. Тошнило. Сердце трепетало, как у мальца перед экзаменом на подтверждение половой зрелости.
Елена встретила Гуляева молча. Сразу ушла в спальню и дверь закрыла. Гуляев сходил в аптеку, купил препараты для снижения артериального давления, которое тут же, в аптеке и измерил. По результатам распечатки электронного тонометра эти препараты ему порекомендовала очень миловидная дама за стеклянным барьерчиком. Ласково объяснила, как их применять и очень демонстративно положила в пакетик с лекарствами визитную карточку их аптеки. Гуляев машинально глянул на роскошный бюст благодетельницы и прочёл на кармане халата её имя и фамилию. Дама гуляевский взгляд перехватила и улыбнулась по-доброму, тепло.
На исходе третьих суток Гуляев вошёл в спальню и начал раздеваться. Жена, уже лежащая в постели, читала французский детектив и, не отрывая глаз от текста, сказала тоном Снежной Королевы:
- А не рано ли вы почувствовали себя своим, мужчина? Карантин-то ещё не закончился.
Гуляев про себя произнёс несколько общеизвестных слов в её адрес и пошёл спать в кабинет.
- Ты ещё две ночи будешь наказан, - напомнили ему вдогонку.
Уже засыпая, он услышал:
- Я же тебе говорила, Гуляев, что они тебя никогда не смогут поделить. Кстати, интересную даму из аптеки зовут Ирина Сергеевна, ведущий фармацевт. Мне она тоже глянулась... - и уже из сна подмигнула ему туча голубым и шальным взором.