В юные годы были у меня два друга - интересные, легкие на подъем, абсолютно разные ребята. Борис всегда сосредоточен, серьезен и собран, как гладиатор у арены, Симка - весельчак, хвастун, придумщик, въедливый, как древесный точильщик. У каждого из нас свои "козыри", грани, характер, привычки, и все это перемешивалось, шлифовалось и фильтровалось в "котле" наших отношений, создавая материал будущего, ибо человек берет многое из того, что видит, чувствует, порой, независимо от того, желает он этого или нет.
У Бориса мы брали скромность, как-то, уж, очень неестественно ярко она у него "стреляла". Представьте, бьемся над задачей, пыхтят отличники, о чем-то задумались троечники. "Кто сможет?" -вопрошает "Тригэ". Тишина. Учитель, постукивая указкой по ладони: "Борис!" Вижу, как медленно поднимается с "курил", идет к доске, оглядывает нас своими близорукими глазами и неспешно, доходчиво поясняет. Он не выпячивал свои знания наружу, не тянул руку, его обязательно надо было "буравить", добыть, заставить их выложить.
А маленький Симка любил книгу. Был период, когда с уст его неслись одни тирады Остапа Ибрагимовича. И говорил он нам высокопарно, досказывая очередной сюжет: "Прочел я, ребята, "Стулья" и "Теленка" и будто прошелся по горной тропе над морем, морским и сосновым воздухом надышался одновременно". Такой лапидарный был у него слог. Как-то, целый вечер он поучал, что имел в виду Великий комбинатор, когда говорил Воробьянинову у нарзанных источников: "Эх, Киса, мы чужие на этом празднике жизни". Прекрасный был толкователь, мы любили его слушать, а он - рассказывать, при этом хохотал так открыто и звучно, трясясь всем телом и размахивая руками, что заражал нас отчаянно.
Конечно, мы что-то обсуждали, ругались, ссорились, понимая, по-ребячьи, свою безусловную правоту, последнюю истину. Но, ссоры - это, ведь, в сущности попытки познания предмета, опыт отстаивания своих позиций, шлифовка умений логически требовать, доказывать свое мнение.
Дружно шагнув в спешно выбранные институты (не ведая законов профориентации) и, закончив неоднозначно учебный год (я и Симка - с "хвостами"), решили посмотреть союзную Прибалтику. Поработали месяц проводниками на поездах и купили путевки в "дом отдыха", что под Даугавпилсом.
Чудесный лесной край. Быстрая, с извилистым руслом, бегушая по неширокой холмистой равнине Даугава, шумливая на перекатах и порогах, с островными песчаными пляжами и постоянной прибрежной "охраной" - статными, прямыми, красноперыми соснами, которые ночами " будто шарят меж звезд и пылают огнем на заре".
Мы вместе, необремененные, молодые... Что может быть свободнее и радостнее?
Такая праздная приятность, беззаботность сообщает ритму наших дней законченность, порядок и, к сожалению, излишнюю быстроту. Я - в головлиной рыбалке, Симка - в бильярде, Борис - в книгах. Вместе - на золотистом пляже днем, а вечерами, в закатные часы, когда ласкает ветер, напитый смолой и пряным духом спелых трав, цокаем по белеющим в темноте, песчанным дорогам.
В безделии, расслабленности талассотерапии пляжные знакомства скоры, естественны - дело молодое. Местные ребята, их трое: Валдис, Артем и Натан - студенты, общительные и спокойные латыши, показывают новую, неизвестную нам, картежную игру - "сека", упрощенный "покер". Мы с Симкой - преферансисты. Борис понятлив и мы быстро схватываем ее суть. Да и сложного ничего нет. У каждого по три карты, туз - 11, картинки -10, остальные по своему достоинству; количество очков одной масти суммируется. У кого очков больше, тот и берет кон, предварительно взяв "барьеры" денежных ставок соперников. И теперь, прибалтийскими вечерами на просторной веранде у Валдиса мы - в картах и стрекочущей прохладе.
Все в мире игр начинается с камушков, спичек, щелчков по лбу, затем - копеек, которые на азартных дрожжах, взбухают, как тесто у хорошей хозяйки.
Закончилась очередная игра. Рассчитались. Договариваемся на завтра. Прощаемся.
Дорогой сначала помолчим - неприятно говорить о проигрыше, некого винить. Поругаем немного карту, фортуну. Проигрываем немного, но, уж, больно, регулярно. Проигрыш, по сути, просто "обрубает" положительные впечатления от игры. Борис посвистывает, я закурил, Симка помолчал и говорит:
- Ребята, я оставил 6 рублей, не нравится мне это... - Борис поворачивается ко мне:
- Видимо, и мы с тобой - не меньше...
Идем, поигрывая шишками на дорожке. Слышу Симка угрожающе пробурчал тихо себе под нос: "Потрогать надо их "за вымя", потрогать..." И замолчал. Где-то далеко в лесу заухала сова. Вдруг Симка останавливается:
- У меня - идея! - И прыгнул вперед, ловко развернувшись к нам лицом - Первое,- он выбрасывает руки в стороны - Играть на одну руку, один карман. Второе, - он оглядел нас внимательно , будто оценивая, стоим ли мы его идеи, и продолжил:
- В общем, с этого момента мы -"сигналисты" на картежном жаргоне...
- Не понял, - посмотрел на него Борис.
- Поясни, - добавил я.
- Все очень просто, - мягко нажал на "просто" Симка.
Он стоял теперь в своей излюбленной позе рассказчика, приосанился, я даже разглядел в полутьме хитринку в его лице. Внимание ему всегда было дорого, приятно, поэтому он не спешит, а мы, зная эту его привычку, и не торопим, стоим, ждем...
- Каждый свой ход мы обозначим условным словом, - и он весело засмеялся, хлопая себя по бедрам.
- Ай, да я, - молодец! К черту крапление, я - старый "катала", скажу новое слово в шулерских приемах, надую новый "боковой ветер"!
И после небольшой паузы продолжил:
- Возможны любые, близкие по смыслу слова, мы их и говорим, собственно, когда играем, только не вкладываем смысл...
- Где он нахватался этих блатных слов? - спрашиваю я Бориса. Тот жмет плечами:
- В любимых книгах, естественно.
А Симка развернулся и медленно, не обращая на нас внимание, пошел, полностью погрузившись в свои мысли.
Наконец, мы у дома. Сели на скамью.
- Ты кладешь на кон ставку, - без всяких предисловий вошел в раж ментора Симка,- и говоришь: "прохожу". Это будет означать, что у тебя до 11 очков, если же у тебя больше - до 15, ты...
Мы с Борисом переглянулись. Каков Симка? Ведь, идея проста, как все значительное, даже великое.
- Я скажу - "играю", - подхватывает Борис.
- А, у меня до 18 и я - "поиграю"...
- Стоп, а остальное, господа студенты, я додумаю... - пытается закончить фразу Симка, но мы не слушаем, уже навалились на нашего маленького, столкнули со скамьи и, не обращая внимания на его попытки вырваться, положили на лопатки.
- Так мы их завтра, - задудел Борис.
И тут я вспомнил, как с Мамой мы ходили на "психологические опыты" Вольфа Мессинга. Во время сеанса Мессинг, отвернувшись от зрительного зала, с помощью ассистентки (своей жены Ады - Мама все знала!), брал различные предметы у зрителей, в основном, у мужчин. Причем Ада, взяв, например часы, мягко спрашивала В.Мессинга:
- Что у м е н я в п р а в о й руке?
А, ежели ей давали платок, вопрос звучал чуть иначе:
- А что у м е н я т е п е р ь в л е в о й р у к е?
Мама потом мне доходчиво пояснила эти хитрые "ходы" ассистентки.
За завтраком Симка молчит. А я рассказываю Борису, как "ушел" у меня сегодня по утру крупный голавль, нырнувший в прибрежные травы.
- Эх, ты, рыболов...- подначивает Борис, но я - в эмоциях и, чувствуя заинтересованного слушателя, нанизываю подробности, как хороший рыбак.
Поднимаемся и слышим:
- Сегодня пасмурный день, ветренно, подышим в сосняке,- Симка произносит это серьезно, безаппеляционно.
Должен сказать, что на заре нашего общения, не желая вносить ненужную разноголосицу, базар, мы приняли наш закон, по которому нормальная мысль наших активных действий, высказанная первой, обсуждению не подлежит и выполняется обязательно.
И через несколько минут, перейдя автостраду, мы углубились в лес.
Кто не любит сосновый бор? Простор, воздушность,особенный, интимный сосновый шум, солнечные дневные блики... Стройная, шапистая, зеленая и свежая в любое время года, расточающая спокойствие и силу покачиванием вершинки под ветром, сосна - настоящее дерево жизни! Не зря на востоке шишка сосны - огненный символ. Пожурить ее можно, лишь за то, она не терпит никакого растения рядом, больно горька ее древесная суть. Мох, ломь и сосны-братья - все ее окружение. Как хорошая таможня в маленькой, национал-озабоченной стране, она препятствует любому пришельцу.
Симка вышагивает впереди, вскоре останавливается на небольшой поляне с поваленной сосной и мы садимся. Симка стоит, прищуривает свои близорукие глаза, протирает очки.
- Итак, от Эллочки-каннибалки Вам привет! Я о нашем вечернем "языке", естественно, - сказал Симка и зашагал перед нами в лике преподавателя, - Запомните принципы:
первый, одно слово при проходе - до 20 очков, два - до 29, молча - свыше 30;
второй, чтобы не допустить раннего примерения, один из нас остается в игре страхующим;
и,третий, добавляя слово "не",страхующий сообщает "своему" количество очков у играющего соперника, с которым он только что "замирялся". Вопросы есть? - мы с Борисом молчали.
- Тогда, - Симка остановился, - предложение: в первые игры не пытаться выиграть много - напугаем.
Все остальное, как вы понимаете, было делом техники. Система ни разу не дала сбоя. Игра в тот теплый июльский вечер "катилась" по нашему руслу. Первое время Валдис с ребятам переглядывались, будто спрашивая друг друга: не видит ли кто жульничества, мошенничества? Потом взяли перекур. Но ничего уже не могло их спасти. Несколько игр и в глазах наших картежных друзей появилось, как мне показалось, некая безысходность, даже смиренность, дескать, не идет карта, закончились "их" вечера. Мы с лихвой вернули проигранные. Даже чуть жалко было Игру и себя, что сдерживаемся, не можем, встать из-за стола, и с криком, победно вскинуть руки... Вот такие мы были инициативные, как черти среди праведников, в те вечера, оказавшиеся последними на моем картежном веку.
"Игра пенит", - сказал Вольтер. Мне думается и не только, она взбадривает память, эмоционально красит ее, освещая веселые тропинки в паутине событий.
Перед отъездом мне приснился сон, и я уже в поезде рассказал его ребятам.
Лето. Крым. Мы трое стоим у подножья Аю-Дага. Старик-пастух, опираясь двумя руками о посох, чуть нагнувшись, мягко, по-доброму, поучает нас:
- Молодежь, послушайте старца. Все в этом мире случайно. Желаете ли вы взойти на вершину и познать судьбу свою? Я надеюсь, что этот бочонок с вином вам не помешает. Постарайтесь закатить его на вершину, не останавливаясь и не оборачиваясь. Видит Бог, как я желаю вам удачи, и в знак этого помогу...
И старик исчез, оставив моток веревок...
Первым пошел Симка. Намотал он веревку на бочку, перекинул ее через плечо и потащил. Через тридцать саженей, видимо, почувствовав, что бочка сваливается, оглянулся и... сошел с дистанции. Вторым пошел я. Накрутил веревку на бочку, повернулся к вершине спиной и... через тридцать пять саженей упал - камень попал под ногу. Третьим пошел Борис. Он отбросил веревку в сторону и, упираясь ногами, покатил. И взошел к вершине...
Тут я проснулся. Разбудил то ли чей-то смех, то ли свои биологические часы. Я закрыл, с силой зажмурил глаза, хочу вернуть сон, досмотреть... Но тщетно, не удалось. Как не дано, как не можем мы узреть наперед наши пути-дороги, да, и, откровенно, не задумываемся, не очень-то жаждем этого, иначе постарались бы, наверное, скорректировать, выдумать что-нибудь такое, что заставило бы ветер прямо надувать наши паруса, прокладывая курс на будущее.