- Мария Рощина, двадцать пять лет, журналистка, проживала на улице Гоголя, 25. Ее тело найдено утром в парке, в кустах. Изнасилована. Задушена нейлоновыми трусиками. Вот фото и видео. Скачай себе в коммуникатор... Что с тобой? Ты не здоров? Тогда отдадим это задание Юрию... - тяжелый взгляд полковника вонзился в лицо Глеба.
- Нет, нет! - быстро возразил осевшим голосом Глеб, убегая глазами вниз, и, кашлянув, продолжил: - У меня по утрам бывает... Я сова.
- Ну, тогда давай. Желательно к вечеру выяснить, кто убийца. Похоже, маньяк... Место преступления осмотрено, тело обследовано, вещдоки собраны, нужен преступник. И быстро! Вот тебе командировка на убытие во вчерашний день. Не забудь поставить отметки "прибыл - убыл". А я приготовлюсь к встрече с журналистами... Кстати, ты где был вчера?
- У друга на дне рождения.
- Ну, и отлично. Значит, себя не встретишь.
11 сентября
Через окно кафешки Глеб видел, как он, Глеб вчерашний, разговаривает с Машей. Сам разговор был не интересен, юноша помнил его слово в слово. Интересно было посмотреть на эту сцену со стороны, без слов, как в немом кино. Неприятное зрелище! Какое у него, у Глеба, заискивающее, жалкое лицо! А как у Маши презрительно кривятся губы, как будто перед ней не Глеб, а какая-то надоедливая, зловонная муха.
Вот, дрянь! С ним, значит, она не пошла к другу на день рождения, хотя он, Глеб, едва не валялся у нее в ногах, а с каким-то дебилом отправилась в парк! Рука юноши машинально нащупала в кармане пистолет.
Глеб вспомнил, как впервые увидел Марию во время автошоу. Девушка шла, словно скользила, и ему захотелось, чтобы она шла рядом с ним, и чтобы ее волосы касались его щеки. В тот же день он сумел с ней познакомиться, но интереса у нее не вызвал.
Юноша отхлебнул горячий кофе и обжегся.
Да, он отомщен. Кто-то хорошо поиздевался над ней! Но Глеб не испытывал злорадства. Его мучила ревность. Правда, он надеялся, что неизвестный самец силком затащил ее в кусты. Тогда он, Глеб, спасет ее, даже если это будет стоить ему карьеры. Зато она изменит свое мнение о нем.
Через стекло он видел, как девушка пренебрежительно повела плечом и положила подаренные им розы на скамью. Он помнил, что она сказала:
- Извини, я не могу их взять: на работе цветы будут неуместны. Мне надо спешить, - и пошла, не оглянувшись.
Глеб быстро взглянул на себя в большое зеркало: седой парик, интеллигентная бородка и стильные очки делали его неузнаваемым. Он стремительно вышел, оставив купюру на столе, и едва не столкнулся с собой вчерашним. Черт! Так можно и спалиться!
У перекрестка Глеб отвлекся: только коротко взглянул на башенные часы, как раздался пронзительный скрежет тормозов. Боковым зрением он заметил, что Маша качнувшись вперед, шагнула на проезжую часть. Ноги ее подломились, и она опустилась на колени перед визжащим тормозами джипом. К девушке метнулся стоящий позади нее мужчина.
- Что с вами? Вы не ушиблись?
Из машины выскочил водитель и, заикаясь, закричал:
- К-куда под м-машину лезешь!? Н-напилась что ли? - потом махнул рукой и сел в джип.
- Я помогу вам, - сказал мужчина, подскочивший к Маше. Он легко поднял девушку на руки и отнес на скамью
Маша, все еще бледная, с трудом расцепила губы:
- Я не понимаю, что случилось... Меня кто-то толкнул... Меня толкнули! Вы никого не видели?
- Нет, - покачал головой мужчина. - Вам показалось... Позади вас стоял я... - неожиданно он выпалил. - Вы так прекрасны! Извините, мне трудно удержаться: я художник. Разрешите представиться: Иван Сомов, художник.
- Мария Рощина, журналист, - Маша улыбнулась. - Где же ваши кисти, господин художник?
- В мастерской, - улыбнулся он в ответ. - Вот, Машенька, вы и отошли от шока. Можно вас проводить?
- Да, конечно. Благодарю вас. Что бы со мной было, не окажись вы рядом!
- Вам помог бы кто-нибудь другой.
- Не думаю, ведь все так заняты! - Маша огляделась вокруг, и Глеб поспешно отвернулся, ругая свое желание подслушать. Надо отойти еще дальше.
Глеб смотрел на Сомова с отвращением: длинные волосы, расчесанные, как у Христа, обметанные тенями больные глаза, заношенная одежда. Но Маше художник явно понравился: она засветилась. Глеб уже не слышал, что они говорили. Он видел, словно в немом кино, как говорила Маша. Она кокетничала! Она призывно вскидывала глаза и дразняще улыбалась. Заигрывала, как... шлюха! Глеб ненавидел Машу. Спасать ее он не будет!
Они зашли в магазин, и вышли оттуда с букетом роз, которые она прижимала к груди. Иван нес пакет, из которого торчало золотистое горлышко бутылки шампанского.
Когда они вошли в парк, Глеб окончательно убедился, что рядом с Машей идет убийца. Конечно, это он толкнул девушку под машину, Маша не ошиблась. Ему нужен был повод познакомиться.
За кустами, рядом с поваленным деревом Иван остановился. Глеб, шедший за ними в том же темпе, шаг в шаг, напряженно замер. Он видел, как преступник снял свой старый джемпер, постелил его на траву и стал крошить на него розы. Усыпав все лепестками, усадил Машу на цветочное сиденье. Она удивленно смеялась, словно рассыпались колокольчики: все было так неожиданно и необыкновенно!
Вжавшись в дерево, Глеб видел, что у Ивана стали подрагивать руки, а глаза приобрели лихорадочный блеск: убийце не терпелось взяться за свое отвратительное дело. Он достал нож, воткнул его в апельсин, и стал открывать шампанское.
- Все должно быть красиво, - бормотал он. - Я художник... Подожди, миленькая, нетерпеливая моя...
И тут Глеб не выдержал. Неожиданно для себя он выпрыгнул из-за дерева и стремительным ударом оглушил убийцу. Лицо Маши исказилось от страха, а он схватил ее за плечи и стал трясти.
- Мои розы - на помойку, а его цветочки - к сердцу? Мои, значит, - на помойку, а его - ублюдочные - к сердцу!?
Его большие пальцы уперлись девушке в шею, кожа под ними была нежная, тонкая. Глаза Маши, полные ужаса и узнавания, казалось, заполнили все ее лицо. И большие ладони Глеба сами собой замкнулись вокруг беззащитной шеи.
До него не сразу дошло, что в его руках труп. Он брезгливо расцепил пальцы. Надо что-то делать! В стороне зашевелился оглушенный Иван. Глеб достал пистолет и стал трясти Ивана за плечо, приставив к виску оружие.
- Поднимайся, поддонок! Что ты там хотел сделать? Быстро, а то пристрелю! Стягивай с нее одежду... затяни трусики на шее... нарисуй ножом крест... С изнасилованием не получится... Черт с ним! Облей тело шампанским... - сам Глеб делал снимки. - Отлично! Полковник будет доволен. А теперь документы!
- У меня нет документов, они дома... - Иван решил, что он сошел с ума.
- Тогда идем домой, - приказал Глеб.
12 сентября
- Убийца Марии Рощиной - Иван Сомов, называет себя художником, проживает на улице Парковой. Вот фотографии и документы.
- Молодец! - полковник кивнул. - Иди, отдыхай.
Глеб, сделав шаг к выходу, остановился и спросил:
- Разрешите обратиться?
- Да, что такое? - вцепился в него взглядом полковник.
- А почему мы не предотвращаем преступления?
- Это вопрос к законодателям. Они вообще скрывают возможность передвижения во времени... - полковник подумал, потом кивнул на стул. - Садись, Глеб. Я вижу, ты устал. Если мы будем мешать преступлениям, за что мы будем судить преступников? А ведь зло должно быть наказуемым! И если не будет преступников, зачем наше ведомство? Это парадокс: преступления нужны, чтобы существовала наша служба, а наша служба необходима, чтобы раскрывать эти преступления. Так всегда и в любой стране. Моя мысль покажется тебе кощунственной, но такие яркие события, как убийство этой журналистки, заставляет правительство щедрее финансировать нашу работу. Увы, преступления нужны людям. Да, да! Они делают жизнь обывателей интереснее, - полковник помолчал, потом подмигнул Глебу, - Я понимаю, вмешаться, помочь красивой девушке, вступить в борьбу легче, чем быть сторонним наблюдателем... Но за это вам и хорошо платят! Можешь написать заявление на отпуск.
Глеб шел домой. На больших уличных экранах лицо полковника было огромным. Транслировали интервью по поводу последнего преступления.
- Для раскрытия убийства Марии Рощиной вашему управлению понадобилось менее суток. В чем секрет такого успеха?
- Новейшие технологии, а главное - люди. У нас честные, самоотверженные сотрудники. Налогоплательщики могут быть спокойны: их деньги используются по назначению, и любое преступление будет раскрыто. Мы всегда защитим их от преступников.
В душе у Глеба была пустота, только пальцы не хотели забывать шелковистую нежность беззащитной кожи. Они стали подрагивать.