По утрам он не любил смотреть в окно. Лето выдалось на редкость жарким, и его лучи не то что слепили, а просто вгрызались в глаза. Особенно, если вчера, как обычно, "перебрал". Совсем чуть-чуть. Но и этого оказывалось обычно достаточно. Лишняя вторая рюмка коньяка, и уже не хотелось вставать с дивана и тащиться на работу в офис. В такие моменты Аллан думал даже о таком понятии, как "светлая грусть". Ему нравилось, что есть такая возможность -- грустить по поводу Недавно он понял, что такое -- полнейшая свобода, когда нет необходимости вступать в дискуссии о побудительных мотивах его поступков, объяснять кому-либо причины его отсутствия, следить за своей мимикой и прочее. Временами ему казалось, -- он почти счастлив! Ему даже казалось, он обрел утраченные когда-то крылья. Любопытно одно...Что это, бред умалишенного или же откровения молодого поэта... Или его судьба?..
Он удобно расположился на подоконнике, закурил "Капитан Блэк" (всегда терпеть не мог этот сладкий вишневый привкус) и отметил про себя, что небо сегодня на редкость странное. Вереницы облаков летели куда-то к югу, взъерошенные и кудлатые, а солнце красило их подбрюшье нехорошим алым светом. Да и всё небо казалось нелепым, расцвеченным нелепыми фиолетово-алыми тонами.
Бриться сегодня не хотелось, смотреть на пустынную улицу - тошно. Город казался вымершим, хотя день был обычный, и Аллан кинул, нехотя, неторопливо вышагивавшим по улице воронам, несколько ломтиков кураги, на которую они с жадностью набросились, вздымая фонтанчики пыли и остервенело хлопая крыльями.
Аллан поморщился и крепко зашнуровал кроссовки. За несколько лет работы охранником у него появился некий внутренний барометр со своими отметками - "ясно" - "пасмурно" и, хотя день невозможно было с определенностью назвать ни тем, ни другим, стрелка внутреннего барометра упорно держалась на отметке "пасмурно", склоняясь к "шторму".
Он вовсе не был мистиком. В глаз бы плюнул, если бы кто-то осмелился сказать ему что-то эдакое; Аллан просто уничтожил бы этого смельчака своим сарказмом (А уж в сарказме равных ему не было!)
И все-таки... Его угнетало чувство невыполненного долга (приказа, черт возьми!), которое преследовало его в ночных кошмарах, и он быстрее старался забыть их, а милосердная память стирала все выверты подсознания, как ластиком.
-- Ну и долго его еще ждать? У меня время расписано по часам! В половине первого - мадам де Креси, а она, как известно, ждать не любит, в половине четвертого - сама принцесса Луиза. Ну, о ней я распространяться не буду, хотя каждый знает, что она...
Последние его слова утонули в дружном взрыве хохота секундантов, закутанных в темные плащи. Ночь выдалась на редкость прохладной, а ароматы жасмина и кремовых роз настраивали на более романтический лад, нежели бесполезное ожидание лучшего фехтовальщика Парижа, графа Гийома де Монвиль.
Ален де Фонтеней небрежно поправил упавшую на лоб челку и посмотрел на черные силуэты молчащих садов Аббатства.
-- А если он струсил? - подал голос один из собеседников.
Ален вскинул голову и окинул его тяжелым мрачным взглядом.
-- Ты напился, Жан? - холодно спросил он, и в его голосе звякнула сталь. - Он никогда не опаздывает, а две минуты - не такой уж большой срок: подождешь.
-- А из-за чего, собственно, у вас вышел спор? - поинтересовался второй из собеседников.
Ален поморщился.
-- Я как-то между прочим сказал, что жить на содержании шлюхи позорно и не достойно настоящего дворянина. Клянусь, я никого конкретно не имел в виду, но граф де Монвиль, бледный, как только что выстиранные простыни, протиснулся ко мне через толпу этих разряженных шлюх в салоне мадам де Креси, аккуратно взял за локоть и отвел в сторону.
-- Господин де Фонтеней, -- сказал он. - Убежден, что вы, как человек благородный, не имели в виду никого конкретно, но... Позвольте избавить меня от объяснений и назначить вам встречу сегодня ровно в двенадцать ночи около Аббатства. Извините, ранее никак не могу, поскольку в десять я должен убить одного комедианта, очень любившего играть в пьесах выжившего из ума мсье Вольтера. Спор на литературной почве, так сказать...
-- О, я понял, что так взбесило графа! - воскликнул Жан. - В ваших словах, Ален, он усмотрел намек на своего брата, Даниэля д'Азир.
Ален усмехнулся.
-- Честно говоря, я об этом не думал. Я сам всегда сочувствовал этому мальчишке, именем которого нагло воспользовался почивший от оспы, слава тебе господи, король Людовик Возлюбленный, чтобы затащить себе в постель блядь с улицы. И слава всевышнему, что мы больше не видим ее в свете.
Темные заросли кустов жасмина дрогнули, и на высокую траву обрушился целый каскад росы.
-- А вот и он! - воскликнул Жан. - С ним дуэли проходят недолго. Уже через четверть часа мы сможем согреться в уютном кабачке, в обществе на всё готовых дам.
Человек, окутанный сумерками, спокойно стоял, положив руку на эфес шпаги. Шляпа с белым страусовым пером, надвинутая на глаза, совершенно скрывала его лицо.
-- Не начнем ли мы, господа? - спросил он и, быть может, теперь его голос звучал несколько моложе, но дуэлянты слишком замерзли, чтобы придавать значение подобным мелочам.
-- Если вам так угодно, -- отозвался Ален, поднимаясь с края полуразрушенного и давно высохшего бассейна. - Кстати... Я также тороплюсь, а потому не рассчитывайте, что я продемонстрирую вам все свои секреты фехтования. Обещаю, что убью вас, мсье, очень быстро.
-- Отлично! - сказал молодой человек, откидывая в сторону плащ, но шляпу не снял. Она по-прежнему скрывала его лицо.
-- Ангард, мсье! - негромко произнес Ален, легким жестом выхватывая клинок, на котором блеснула узкая полоска лунного света.
Молодой человек сделал шаг вперед, и шпаги, встретившись, зазвенели одна о другую.
Госпожа де Креси томилась в ожидании, а потому заканчивать эту нелепую историю следовало как можно скорее. Несколько предупредительных батманов. Разведка боем, сначала слегка. Э, что там ему говорили о лучшем фехтовальщике Парижа? Сколько вот таких же забияк Ален успел уложить в своей жизни? Он не считал, не имел такой глупой привычки.
Эффектный разворот. Приглашение. Иди, иди сюда, ближе, глупый выскочка. Твоя слава лучшего фехтовальщика - такая же мишура, как и твоя ослепительная улыбка, за которую обожающие тебя дамы прозвали Ледяным Ангелом. Ох, уж эти романтичные женщины: луч солнца, преломившийся в холодной воде!
Противник поддавался на все его провокации, и Ален чувствовал себя кошкой, играющей с мышью. Шаг назад. Еще один. Батман, и шпага опущена вниз. Ну, может, это тебя слегка охладит... Ален сделал быстрый выпад и почувствовал, как конец его шпаги...
Молодой человек еле заметно вздрогнул, пошатнулся, но тут же выпрямился, и крик, уже готовый сорваться с губ Алена: "Туше!", так и застыл, не произнесенный. Неужели он промазал? Черт, такого с ним никогда не бывало. Ладно, павлин, я все-таки сделаю тебя через пару минут: в конце концов друзья ждут, да и маркиза де Креси -- тоже. Если свидание с мадам сорвется, это будет действительно поражением!
А противник уже с каким-то яростным отчаянием шел в наступление, как будто и у него самого времени оставалось совсем мало. Искры целыми снопами огня сыпались со шпаг, а он уворачивался от мощных ударов Алена, вдруг выныривая откуда-то из-под самого его клинка, действуя с напором, который начинал раздражать всё больше и больше.
-- Срань господня! - воскликнул Ален, не выдержав.
Этот павлин выводил его из себя. Ладно, если он так хочет...
Еще несколько шагов назад. Он интуитивно чувствовал, что должен сделать именно это. И оказался прав. Потому что молодой человек кинулся на него в "атаку стрелой". Всё. Кончено.
Ален быстро поднял вверх шпагу и теперь уже точно понял: острие уперлось в плечо, прямо в кость, и лезвие, скользнув, ушло в сторону.
Молодой человек несколько секунд стоял на месте, как будто не в силах осмыслить произошедшее, а потом рухнул в траву. Шляпа упала с его головы, и лунный свет бликами заскользил по его рассыпавшимся длинным волосам. Светлым, как золотистый ореол.
-- Ален! - вскрикнул Жан. - Это не он! Это не граф де Монвиль!
-- Сам вижу, -- мрачно ответил Ален, подходя к молодому человеку, лежащему на земле. Его лоб покрывали мелкие бисеринки пота, серые огромные глаза полузакрыты, изо рта стекает темная тонкая струйка крови.
-- Мсье, -- сказал Ален. - Меньше всего я ожидал, что это будете вы...
-- Мсье де Фонтеней... -- молодой человек говорил с трудом. - Мой брат... Мсье де Монвиль не мог прийти к вам, поскольку после дуэли, которая состоялась у него час назад, он был ранен и еще не приходил в сознание... Вернее, когда я уходил, он еще... Я не мог допустить, чтобы в этом деле пострадала его честь. Вы же человек чести, мсье Фонтеней... Вы понимаете... И если вы захотите получить удовлетворение... -- Он закашлялся, и кровь снова выступила на его губах. - Мой брат даст его в любое удобное для вас время.
Ален внимательно посмотрел на него. Так, значит, это и есть, сам, собственной персоной Даниэль д'Азир, которого в пятнадцатилетнем возрасте женили на королевской шлюхе. Теперь он лежал у его ног в залитом кровью камзоле, белый, как батистовый платок прекрасной мадам де Креси, и совершенно непонятно было, выживет он вообще или нет. Впервые, что-то похожее на сострадание, толкнулось в сердце Алена.
-- Передайте своему брату, что я удовлетворен, мсье д'Азир, -- сказал он. - И, поверьте, своим необдуманным высказыванием я вовсе не хотел оскорбить ни вас, ни его. Кучер! Моя карета отвезет вас домой, мсье.
Молодой человек благодарно улыбнулся и протянул руку Алену. Тот мягко пожал ее, совсем холодную, тонкую. "Похоже, парень редко держал в руках шпагу, -- подумал он. - Вот перо разве что..."
-- Ален, да скоро ли ты? - нетерпеливо воскликнул Жан. - Мы уже совсем продрогли!
-- Иду, -- ответил Ален, в последний раз посмотрев на молодого человека. Светлые волосы, рассыпавшиеся вокруг головы, похожи на ореол. Упавшие лепестки жасмина запутались в длинных локонах. Тонкие черты лица. Меровинги, королевская кровь. Да, он слышал об этом. И, кажется, в это можно верить.
Он решительно поднялся с влажной травы и направился к друзьям.
В дверь постучали.
-- Аллан, сходи за хлебом, сынок, ладно? А меня на работу вызывают. Говорят, что-то срочное, но я уверена: это недолго.
В голове постоянно билось что-то непонятное: "...чтобы выжить...чтобы выжить..." Внутренний детектор никогда не обманывал его. Аллан подошел к зеркалу, в очередной раз решил, что бриться отказывается, а потом взял пакет, звякнул в кармане мелочью и, насвистывая какой-то засевший в голове шлягерный мотивчик, двинулся вниз по лестнице.
Полквартала он шел, наслаждаясь одиночеством, пока, наконец, происходящее не стало казаться ему подозрительным. Он всегда чувствовал себя одиноким, и в этом одиночестве ему было комфортно, но вымершие улицы, среди которых мелькали каменные истуканы давно почивших вождей с указующими в никуда перстами, начинали казаться ему ненормальными.
Впрочем, он немного успокоился, увидев длинный хвост очереди у хлебного магазина. Рядом с толпой кое-где суетились вездесущие вороны, ожидающие подачки. Аллан поднял взгляд на небо, по-прежнему нехорошее, свинцовое, с алыми отсветами далеких зарниц. И хоть бы одно дуновение ветерка. Пыльные тополя стояли рядами безмозглых часовых, а под ними громоздились горы пустых, сплющенных банок из-под пива.
-- Молодой человек... Извините...
Аллан обернулся. На него смотрели огромные серые глаза парня из его повторяющегося сна. Черные узкие джинсы, черная футболка, черная кепка-"немка" с длинным козырьком ("По кому траур носим, приятель?") Взгляд растерянный и беспомощный. Сколько ему может быть лет? Если судить по внешнему виду, лет двадцать пять, не больше.
Аллан чуть отстранился и слегка приподнял брови.
-- Разве мы знакомы?
-- Нет... Но ваше лицо... Простите меня, я говорю сумбурно. Ваше лицо в этой толпе - единственное человеческое. Простите, что я так говорю.
Он мгновенно вспомнил запись в своем дневнике, который иногда вел для удовольствия, отрывочно и нерегулярно, когда не с кем было поговорить до такой степени, что хоть волком вой:
"Я не знаю каков процент сумасшедших на данный час...(с) Горячо любимый В.Цой. Общение здесь особых всплесков эмоций у меня не вызывает. Есть личности, к которым я отношусь дружелюбно, есть индивидуумы, общения с которыми я избегаю. Но меня интересуют несколько обстоятельств...Я не понимаю причин своего интереса, зачем мне знать то, что вряд ли применимо в моей жизни... Не сомневаюсь в одном, я найду ответы на интересующие меня вопросы. Где-то уже говорил это, методика сравнительного анализа архиреальна.
Странные примеры психоматической раскрепощенности человеческой личности иногда доводится наблюдать. Я бы даже назвал это ярчайшими примерами деструктивности существующей реальности, ведущей к ужасающей деградации человека. Например, не могу понять, как можно спорить на темы касающиеся истории религии, ни разу не прочитав Библию... Как можно рассуждать о противоракетной обороне, не имея ни малейшего понятия о самой системе ПРО... А истерические взвизгивания и моментальный переход на оскорбления личного характера в ответ на высказанную оппонентом иную точку зрения, на обсуждаемый вопрос... Высказывания типа: "Слейся! Ты слабак!", и т.п. от людей, даже внешность которых, заставляет усомниться в их полноценности. Неужели все это серьезно, неужели они не осознают степени своей ущербности?!"
-- Да ладно, -- прервал собеседника Аллан. - В чем проблема-то? Закурить не найдется?
Парень вытащил из кармана пачку "Голуаза" и протянул ее Аллану.
-- Ну вот, другое дело, братан, -- сказал тот. - Меня уже тошнит от этого вишневого "Капитана Блэка". Так в чем проблема-то?
-- Видите ли, меня отпустили с работы всего на пять минут, за хлебом. - Он неопределенно манул рукой в сторону дымящего вдалеке химического завода. - А потом... Не знаю, когда вернусь. В городе происходит нечто странное.
-- Это я уже понял, -- кивнул Аллан.
-- А меня ждет в доме младший брат... Он будет волноваться. Может уйти... А сейчас уходить - невозможно, тогда как вы...
"А четко ты выцепил бывшего спецназовца", -- усмехнулся про себя Аллан.
-- И сколько же лет ребенку? - иронично поинтересовался он.
-- Шестнадцать, -- парень смутился. - Но он... Ему нельзя одному, поверьте, потому что... Возьмите, -- вот деньги - все, что остались... Ключи... Я вернусь через час, обещаю. Только бы с ним ничего не случилось! Адрес: улица Рахова, дом 103, квартира пять.
Послать бы его, да подальше, этого чокнутого психа, да еще прибавить пару ласковых, чтобы усек: с незнакомыми людьми на улицах не заговаривают. Но Аллан уже брал у парня ключи и деньги.
-- Но через час меня уже там не будет! - предупредил он.
Парень так и расцвел счастливой улыбкой.
-- Спасибо! Спасибо тебе, брат! Я вернусь раньше!
Аллан вышел из очереди и, только уже шагая по направлению к улице Рахова и расшвыривая кроссовками мятые бумажные пакеты вспомнил: они даже не представились друг другу.
Из дневника Аллана:
"Эй, прохожий, проходи...Эх пока не получил...(c) Дарящий надежду В.Цой. Здесь часто приходится наблюдать такое состояние человека, при котором его психологические реакции и поведение неадекватны раздражителю, а именно, они намного более выраженнее, чем того "требует ситуация". Думаю, что виной всему несоответствие желаемого и реальной данности. Та легкость, с которой отдельные личности впадают в состояние поистине маниакальной агрессии, безусловно -- прямое следствие какого-либо психического расстройства.
Но, оставлю причины, по моему мнению, они вторичны.
Интерес вызывает иное...Насколько подобные люди опасны для окружающих? Каковы должны быть сила и продолжительность мотивации, чтобы вынудить их совершить ПОСТУПОК?.."
Он прошел по пыльному пустому двору и подумал: непонятно, отчего мир так стремительно становится красным. Красным отсвечивали даже камни, песок и мелкие лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя. Чахлые настурции на самодельной клумбе, сделанной из автомобильной шины, выглядели как увядший букетик на чьей-то забытой могиле. Аллан сплюнул, распахнул звякнувшую железом дверь и вошел в замызганный подъезд, пропахший кошками. Нужная дверь находилась на втором этаже. Аллан нашарил в кармане ключ и открыл замок.
Едва дверь за ним захлопнулась, он услышал юношеский голос, дрожащий одновременно от радости и страха:
-- Дани! Дани!
В коридоре появился высокий темноволосый молодой человек с глазами такими же огромными, как у того парня в очереди, только не серыми, а темно-карими, почти медовыми. Воплощенный портрет кисти Фрагонара. При виде Аллана улыбка растаяла на его лице.
-- Аллан, -- представился Аллан. - Твой брат просил побыть с тобой час, пока он не вернется. Похоже, он очень любит тебя и волнуется больше, чем нужно.
-- Проходите, -- сказал молодой человек. Его плечи поникли. - Можете звать меня Анри.
-- Очень приятно, -- кивнул Аллан.
"Ну и имена, -- подумал он. - Занесло меня невест куда. Один - Дани, другой - Анри..."
На кухне что-то упало, громыхнуло. Аллан стоял в дверном проеме, глядя, как Анри без малейшего выражения на лице смотрит на валяющуюся у его ног пустую жестяную банку из-под чая.
-- Что ж, чая у вас, похоже, не водится, -- усмехнулся Аллан. - Сядь, парень, успокойся, а я сейчас сварю кофе нам обоим. Что-то подсказывает мне: кофе в этом доме должен находиться обязательно.
Анри послушно сел на стул около стола, опять же без выражения глядя на шарящего по полкам Аллана.
Чувство неловкости и неведомой опасности навалилось на него предательской снежной лавиной, но пока ему удавалось сдерживать этот несущийся, как курьерский поезд, поток подсознания.
Он заварил кофе, с наслаждением вдыхая его аромат, разлил его по чашкам, закурил сигарету и только тогда посмотрел на Анри. Тот, как и раньше, сидел, не шелохнувшись, неподвижно глядя на узоры трещин на стене. Комнату застилала алая чернота, льющаяся прямо из окна.
-- Эй, парень, -- сказал Аллан со всё возрастающей тревогой. - Да, черт тебя возьми, объяснишь ты мне, наконец, что происходит?
Анри бросил на него быстрый взгляд и снова отвел глаза.
-- Конец света, -- коротко сказал он.
Из дневника Аллана:
"Я гляжу в чужое небо, из чужого окна...И не вижу ни одной знакомой звезды...(с) Провидец В.Цой. Окружающая обстановка, наследственность, прямо или косвенно влияют на состояние, развитие и последующие жизнь, и поведение в ней человека. Смогла бы ткачиха-пропойца из Мухосранска, родить в хрущевке, без акушерской помощи, человека, личность которого, по силе и значимости, была бы равноценна личности, скажем... Платона или Сократа? Эти люди умерли очень давно, но имена их сохранились в мировой истории. Интересно, ведь многие достойнейшие представители человечества, родились именно в Урюпинсках, Мухосрансках, Новопупковсках... Подозреваю, что для большинства из них, не создавалось специальных тепличных условий.
Если не наследственность и не среда, то что делает человека великим? Ведь невозможно все объяснить случайным стечением обстоятельств. Все происходит когда-то раньше. Если человек был рожден тупым хамом, то он им и будет, до самой смерти...."
Всё у меня вроде в порядке. Я теперь уже третий год служу у республиканцев. Какая в конце концов разница - король, республиканцы? Первая власть была слаба, вторая напоминает мне стадо крыс, добравшихся, наконец, до напичканного жратвой подвала. Нет, меня не смущает кровь. Я видел ее немало. Что ненавижу, -- так это стадо, рабство, -- что у одной власти, что у другой, -- какая разница? Не могу понять одного: отчего сегодня я волнуюсь в сто раз больше обычного?.. В кармане лежит записка: "Умоляю Вас помочь пройти через заставы моему брату Анри де Вержье. Даниэль д'Азир". Надо бы по-хорошему отдать эту записку главному или хотя бы уничтожить, но что-то, что выше моих сил, сдерживает меня...."
Я всё понимаю, я сам аристократ, но если королевская кровь просит о помощи... Такого не бывало еще никогда. Значит, происходит нечто, выходящее за рамки обычного человеческого сознания... Но самое отвратительное: я даже представить себе не могу, что именно. Неужели конец света?..
Смешно, особенно сейчас, когда смешались верх и низ, и не поймешь, где право, где лево. В любом случае, мы - одной крови, и я не могу выбросить эту записку. Мне плевать, кто победит в этой революционной бойне; я помню пожатие его тонкой руки и понимаю только одно: это - королевская кровь, ради которой шли на битву, с именем которой можно умереть... Потому что знаешь: ТАМ - Он встретит тебя, подарит то единственное сокровище, к которому ты стремился всю жизнь и о котором известно только ему одному...
И дождь сегодня льет, как из ведра, но даже, несмотря на это, я могу различить стук копыт по грязи. Через пять минут полог моей палатки распахнется.
-- Здравствуйте, мсье Фонтеней.
Передо мной стоит высокий молодой человек, темноволосый, с карими медовыми глазами. Он почти такой же красивый, как его брат, граф Гийом де Монвиль, но выражение лица не беспечное и ироничное, как у того, а бесконечно озабоченное и встревоженное. Чувствуется, он стоит передо мной, а его мысли несутся уже где-то далеко. За его спиной маячит странная фигура. В темноте не разобрать - мужчина это или женщина, но взгляд оловянных глаз внушает мне и отвращение, и недоверие.
-- Здравствуйте, мсье де Вержье, -- отвечаю я (Если эти голодранцы подслушивают нас - плевать; никогда еще я не чувствовал так остро этого понятия - быть одной крови) - Я получил записку... Я готов помочь вам. И не благодарите. Слишком много было пролито крови, осталась последняя - Меровингов, святого Грааля, который тщетно искали рыцари Круглого Стола.
-- Спасибо, мсье Фонтеней, -- он кажется ошарашенным. - Я, честно говоря, не ожидал...
Мне становится почти смешно.
-- Не ожидали? Чего? Что я - человек чести? Что я - одной с вами крови? Что слово "брат" - для меня не пустой звук?.. Пытаясь спасти своих братьев, вы стараетесь остановить кровопролитие в Париже, и неважно, если это будет сделано руками австрийцев.
Он хочет поблагодарить меня, но в глазах - такое отчаяние и боль, что я понимаю: еще одно слово, и я не выдержу. Поэтому я спешу прервать его:
-- Сейчас будет смена караула, и я смогу беспрепятственно провести вас через посты. Если вы хотя бы попытаетесь предотвратить массовую резню, то считайте, что мы жили не зря, а для меня это будет искуплением за отступничество... Но я никогда и никому не верил. Мы одиноки, беспросветно одиноки, мсье де Вержье. А сейчас... Позвольте проводить вас к лошадям и... удачи вам!
И только когда два всадника скрываются за сплошной пеленой дождя, я понимаю, что забыл предупредить Анри де Вержье, чтобы тот был осторожен со своим спутником-спутницей с нехорошими оловянными глазами, которая намертво прижимала к своей груди дорожную котомку (Если бы я знал, что в ней находится залог поражения австрийцев при Вальми - корона Франции!..) И, возможно, я даже крикнул бы свое предупреждение вслед маркизу де Вержье, если бы не сунул руку в карман. Записки Даниэля д'Азир там не было. Это означало одно: смертный приговор сразу троим: Гийому де Монвиль, Даниэлю д'Азир и Алену де Фонтеней. А из темноты на меня смотрели пристальные и хохочущие оловянные глаза спутницы Анри де Вержье. Мне казалось, я даже могу слышать ее смех, и это был смех самой смерти...
Из дневника Аллана:
"Какая связь между Иудаизмом и Христианством, между Ветхим и Новым Заветами? Теоретически, Ветхий Завет является фундаментом, на котором строится Новый Завет. Ветхий Завет подготовил почву для действия Нового Завета...Все пророки, которые "свидетельствовали" о пришествии Мессии и наступлении Нового Завета, были ветхозаветными пророками. Но опять же теоретически это вовсе не значит, что все, написанное в Ветхом Завете, теперь не имеет силы и значения. Наоборот, Новый Завет декларируется как ключ, которым можно открыть тайны Ветхого Завета. Многие раввины и даже члены Синедриона, официально признали мессианство Иешуа... Существует такая теория, что каждый человек, независимо от национальности, прежде чем "родиться заново", т.е. раскаяться в своих грехах, должен получить откровение, что Иисус является Господом и Спасителем его жизни. Такой вот религиозный микс...Да был ли ОН вообще?! Что реально, а что часть умелого маркетинга?! Вопрос..."
Аллан посмотрел на часы.
-- Да, -- сказал Анри безучастно, даже не повернувшись в его сторону. - Прошло уже два часа.
-- Ты только не волнуйся, ага?
-- Я не волнуюсь... -- Он наконец встал со своего стула и подошел к окну.
В комнате быстро темнело.
-- У тебя есть своя комната?
-- Есть. - Анри повернулся к Аллану, и в его глазах заплясали золотистые искорки. - Пойдем.
Комната Анри оказалась совсем небольшой, и всюду на стенах - портреты темноволосого зеленоглазого красавца с солнечной улыбкой. "Как луч солнца в холодной воде", -- вспомнил Аллан и улыбнулся.
-- Это - Дани, -- объяснил Анри. - Он продолжает искать своего... -- Он запнулся и поправился. - Нашего потерянного брата.
-- Его зовут Гийом, -- сказал Аллан.
-- А вы откуда знаете?
-- Да кто же его не знает? - отшутился Аллан, а потом решил сменить тему:
-- А музыка у тебя есть?
-- Есть, -- кивнул Анри. - Хотите, включу "Аэросмит". Его в последнее время Дани слушает, хотя мне как-то не очень...
Какая разница, как проводить время?
-- Включай "Аэросмитов", -- согласился Аллан.
"Музыка последнего времени, рвущая, раздирающая, горящая... Как огненные крылья..." Он закрыл глаза и представил стройную полупрозрачную фигуру: горделивый королевский поворот головы, руки сжимают шпагу, светлые волосы вьются на ветру, а за спиной мерцают призрачные золотистые крылья...
Свинцовый тяжелый вечер накрывал город. Музыка резко оборвалась. Аллан выглянул в окно: улицы были абсолютно пустынными, и ни в одном из домов не светились окна.
-- Нет света, -- ответил на его мысли Анри, стоя рядом. - Нигде. И Дани нет...
-- Анри, а ты веришь в прошлые жизни? - неожиданно для себя самого спросил Аллан.
-- Да. - В его голосе звучало такое неподдельное изумление, будто Аллан спросил его, верит ли Анри в то, что дважды два равняется четырем.
-- Это, наверное, авария на электростанции... -- Анри неловко качнулся и задел щекой ладонь Аллана.
-- Анри, ты боишься? - почему-то тихо спросил Аллан. - У тебя дыхание изменилось.
-- Но я же знал, что...
-- Что конец света? - Как ему хотелось бы придать голосу больше иронии, но ничего не получалось.
Издали доносился ровный, но страшный гул, какой может быть только при приближении лавины. Небо полыхало багровыми линиями, и вся квартира осветилась блеском этого страшного неба.
Аллан схватил телефонную трубку, но уже через минуту положил ее: сигнала не было.
Одновременно гул становился всё злее, будто на город шла в атаку стая злобных африканских пчел.
Где-то раздался механический звук мегафона: "Дверей не открывать. Военнослужащим явиться на места сбора с паспортами. Всем иметь при себе паспорт и военный билет. Всем сохранять полное спокойствие..."
-- Что ж, -- вздохнул Аллан. - Собирайся, Анри. Ждать больше нечего.
Он мог бы пожалеть о многом, но почему-то ничего не было жаль, и если что-то еще гнало его вперед, то безумная надежда на то, что огненные.крылья могут всё исправить.
-- Он сумеет, -- сказал Анри, и его лицо исказилось, как от сильной боли. - Он вернет тебе всё, что ты потерял. И ты не погибнешь, Аллан. И я тоже. - И тут произошло самое страшное: он заплакал.
Вдвоем они прошли по окраинным улицам города, скрываясь от военных патрулей; однажды пришлось залечь перед шоссе, ожидая, когда пройдет танковая колонна.
Вот увидишь, Аллан, -- сказал Анри, и его глаза засияли лихорадочным блеском, -- И ты, и я сможем увидеть, как небо станет бескрайне синим. Как в том Черном Сентябре. Но будущая синева не станет страшной...
Из дневника Аллана:
"Руки в карманы, вниз глаза, да за зубы язык...(с) Аутичный В.Цой. Свобода -- это наличие выбора из имеющихся возможностей. Чем больше возможностей, тем больше свободы. Насколько велико многообразие возможностей определяется весьма разнообразными факторами. Например, если у человека нет денег, то он ограничен в возможностях перемещения и не только... Но не менее важными являются и психологические факторы. Ведь для того, чтобы сделать выбор необходимо осознавать свои возможности, т.е. знать какие возможности для тебя существуют. Наряду с этим, очень важно адекватно оценивать варианты поведения, понимать к чему может привести то или иное действие, какие шансы на успех для каждого из вариантов..."
Они шли весь день и остановились только тогда, когда местность стала заболоченной.
-- Придется ночевать здесь, Анри, -- сказал Аллан. - От меня лучше далеко не отходить. Я понимаю толк в этих вещах и могу сказать: нас всех накрыло каким-то непонятным выбросом, а потому не могу сказать тебе, кого мы встретим этой ночью. Понял, маркиз?
-- А спать как будем?
-- Скажи спасибо, что не по пояс в воде, солдат.
-- Ясно.
-- Вот и умница. Так что постарайся уснуть, силы тебе всегда понадобятся. Понадобишься - разбужу.
Анри свернулся клубком и лег прямо на мокрую траву, как-то трогательно, по-детски подложив руку под щеку.
Оба проснулись от звуков выстрелов. В ночи мелькали красные огоньки.
-- Собаки! - закричал Аллан. - Мать твою, да откуда же их столько?!
-- Отступать, как я понимаю, некуда, -- сказал Анри, глядя на Аллана огромными темными глазами.
-- Точно, юнга, -- отозвался Аллан. - Сзади только болота, так что один хрен...
Внезапно ночь заполыхала, осветилась золотым и ослепительным огнем.
"Это даже не напалм, а что-то покруче", -- пробормотал Аллан.
Стая собак вспыхнула огромным факелом. Следом за ним завопили темные фигуры. Черное небо прорезали автоматные очереди.
-- Не поверю, что всё это - только ради нас двоих, -- сказал Аллан.
-- С Дани никогда и ничего не бывает предсказуемым, -- ответил Анри. Он улыбался сквозь слезы.
А потом сквозь дым и гарь к ним вышел стройный светловолосый молодой человек, за спиной которого трепетали полупрозрачные золотистые крылья.
-- Дани! - одновременно воскликнули Аллан и Анри.
-- Вы в порядке? - коротко спросил молодой человек.
-- Ты вовремя.
-- Удивительно, -- улыбнулся Дани. - Со мной в последнее время это так редко бывает... Хорошо, что хотя бы раз...
-- А как же конец света? - оторопело спросил Анри.
-- Немного подождет, -- сказал Дани. Крылья за его спиной померкли. - Но только вы оба поможете мне его предотвратить. Пойдемте. У нас совсем мало времени.
Дани двигался через болота и кустарники так легко, словно темнота совсем не мешала ему. Мимо мелькали стволы деревьев, безжизненные, безлиственные, мертвые; полуразрушенные здания, разбитые дороги, брошенная как попало военная техника.
Наконец, Дани поднял руку, и все трое остановились в тупике.
-- Дальше я пойду один, -- сказал он и обернулся, и Аллан узнал этот горделивый поворот головы - по-королевски спокойный; взгляд существа, наделенного высшей властью и готового ответить за этот дар - огненные крылья - в полной мере. Взгляд, которому нельзя возразить, -- только повиноваться.
Его волосы окутало слабое золотистое свечение. Он наклонился, откуда-то с пола поднял автомат и протянул его Анри.
-- Ты сделаешь это, -- сказал он тоном, не терпящим возражений. - А ты, Аллан, поможешь ему, если вдруг рука дрогнет.
Сейчас я войду за эту дверь, где находится тот, кого называют Сущим. Обычно он появляется в виде длинного чудовища с черными глазами-колодцами. Правда, мне кажется, в последнее время они несколько изменили цвет и стали оловянными, -- Дани внимательно посмотрел на Аллана. - Долгое время его удавалось контролировать, удерживать между мирами, но он всё же прорвал тонкую грань, прошел сквозь нее, как через мембрану. Если оставить его жить - он поглотит всё живое. Он никуда не торопится. Но есть один способ уничтожить Сущего - самому стать им.
Анри, я требую, чтобы ты выполнил то, о чем я прошу. Аллан, вспомни тварь с оловянными глазами, и снова помоги Анри, как ты уже помог ему однажды! Во имя прошлого! Во имя утраченного! Во имя вашего будущего. Вы должны убить. И я требую этого!
При последних словах его крылья снова вспыхнули ярким золотистым огнем, и под их напором дверь отворилась. На секунду свет померк. Дани исчез и наступила кромешная тьма.
-- Автомат, -- тихо напомнил Аллан.
-- Да, -- еле слышно ответил Анри.
А потом дверь распахнулась. Внутри просторной комнаты находились два существа: одно - невероятно длинное, с огромной пастью, занимающей всю морду, лежало на полу, не подавая признаков жизни. Перед Алланом и Анри стоял тот, кто остался от Дани. Желтый череп, обтянутый кожей, длинные грязные космы волос, вместо рта - длинная щель с черными зубами. Дольше всего оставались прежними глаза - огромные, серые, бездонные.
-- Стреляй! - вне себя, закричал Аллан.
Раздались очереди. Анри что-то кричал и плакал одновременно - он стрелял до тех пор, пока не закончились патроны, и Аллан силой вынул оружие из его пальцев, сведенных судорогой.
Анри медленно сполз по влажной стене и заплакал, уткнувшись лицом в колени. Аллан присел рядом с ним.
-- Если захочешь, я буду тебе братом, -- сказал он и, когда Анри поднял на него глаза, полные слез, ему показалось: он видит ласковый взгляд прозрачно-зеленых глаз и солнечную улыбку Ледяного Ангела.
Сквозь тучи брызнули ослепительно-яркие лучи солнца. Небо было бездонно-синим, таким же, как в день Черного Сентября, за который все долги были уплачены, а счета закрыты навсегда...