Конечно, вы видели маски венецианского карнавала, безжизненные и загадочные, вам знакомы замедленные движения женщин в многослойных юбках прошлых столетий, и стремительные завихрения чёрных плащей, вокруг фигур мужчин в треуголках. Эти картинки растиражированы также старательно, как и весь этот город с качающимися на фоне неба закрученными носами гондол, и чтобы их увидеть, совсем не обязательно лететь в Венецию.
Но мы всё же полетели. Нами овладело желание открыть коробку с надписью "венецианский карнавал" и не пугало, что блестящая обёртка этого дорогого подарка может оказаться куда ярче его содержимого.
Полёт показался мне непривычно быстрым, а моему мужу длинным и неудобным. В тесном салоне самолёта все кресла были заняты, для багажа и ног места осталось маловато.
Пассажиры пытались дремать, им время от времени мешали стюардессы, доброжелательные соседи, безвкусный завтрак и необходимость посетить туалет.
Бестселлером салона был путеводитель по Венеции, его на разных языках пытались читать почти в каждом ряду, многим он помог уснуть ещё лучше, чем фильм, который вообще никто не досмотрел до конца. Все хотели немного отдохнуть, чтобы не потерять потом ни минуты из короткого пятидневного путешествия.
Краем уха слышу, что молодая пара, планирует на денёк во Флоренцию, организованная группа посетит Падую. А мы точно знаем, что никуда кроме островов Мурано и Бурано из Венеции выбираться не будем. Мы едем, чтобы бродить вдоль каналов по улочкам и площадям, неспешно попивать кофеёк, нырять в карнавальную толпу и отдыхать от неё в музеях и церквях.
Аэропорт в Венеции небольшой, и работников немного. Весь самолёт вытянулся в длиннющую очередь на паспортный контроль. Всего один служащий неторопливо ставит печати в наши неевропейские паспорта. Очередь ворчит, но, подойдя к окошку, люди успокаиваются, их обезоруживает улыбка и "прээго".
Сразу же на выходе из терминала есть табличка с нарисованным пешеходом, вполне понятным словом Алилагуна и указанием времени -7 мин., через сотню другую метров - 5 мин., потом 3 мин., две и одна отсутствуют, потому что уже видны причалы мототакси - дорогое удовольствие - и народного водного транспорта.
Наш чемодан хватает шустрый парень, он о чем-то переговаривается со своим напарником, зазвучал итальянский, единственный в мире язык, который нравится всем, в котором слова не сливаются в кашу, а чётко разделяются упругим воздухом и выразительными придыханиями.
Через час водной прогулки мы выходим на причале у площади Сан Марко и начинаем двигаться в ритме многолюдной круговерти центра города, а колёсики наших чемоданов без всякого пиетета катятся по асфальту и камням "самой прекрасной гостиной Европы" (Наполеон).
Вместо целеустремлённых поисков заказанной гостиницы, мы невольно заглядываемся на Собор, Дворец, Колонны и Компаниллу - мы не можем оторвать взгляд от этой главной витрины города, предвкушая, как войдём внутрь этих развалов искусства и истории.
Вокруг нас деловая жизнь карнавала: ряды гримёров, с готовностью раскрашивающих лица детей и взрослых, уличные певцы и музыканты, гордые своими нарядами и париками ряженые, и просто хаотично двигающаяся масса таких же, как и мы, ожидающих праздника туристов.
Но всё же пора свернуть налево (Неужели это улица? Этот узенький проход и на переулочек не тянет), а теперь дважды направо.
У моста Дьявола - ничего себе название - находится вход в гостиницу. Полумрак небольшого лобби мгновенно отрезал уличный гул. Мягкий свет на каменной кладке стен, тишина, старинная мебель, портрет какого-то святоши, красные яблоки в корзине и элегантные девушки за стойкой.
Номер под деревянной крышей, по сути, на чердаке, оказался чистым и тёплым. В слуховые окна были видны только обрывки серого неба, тощие антенны и пару верхушек церквей.
Обживаемся не торопясь: чаёк-кофеёк, часок на роскошной кровати. Вставать с неё надо осторожно, лучше сползти вперёд, потому что крыша сходится над кроватью высоким деревянным теремком, а по бокам балки довольно низкие. Горячий душ в стерильной ванной комнате, теплые с сушилки полотенца, программа РТР среди пары десятков других каналов, разобранные чемоданы, скрипучий под старину платяной шкаф...
Наверное, лет десять назад, мы бы ни минуты не теряя, отправились бы гулять. Теперь же мы потихоньку раскручиваем долгожданный отпуск, бережём силы, и, предвкушая вечернюю прогулку, первую коротенькую вылазку посвящаем поискам супермаркета.
Да, вот такая проза. Но ведь даже разыскивая магазин, мы идем по Венеции, и она безразлично, но доброжелательно принимает нас.
Этот город втягивает прохожих в переулки, крутит ими, переводя по мостикам и тесня в тупички, а потом, словно наигравшись, выталкивает на площади.
Так и мы очутились на площади Cанта Мария Формоза с неизменными полками для карнавальных масок, стойками с шарфами, зонтиками, дешёвой одеждой и прилавками с овощами-фруктами, вокруг которых было больше продавцов, чем покупателей.
Форомоза- это значит прелестная , но ещё и "фигуристая", имеющая формы. Каково этак о святой Марии. Но, видно, весьма внушительной и не менее прекрасной приснилась Мария епископу Магнусу, когда приказала выстроить церковь на месте, где опустится облако. Облако опустилось удачно, на просторную круглую площадь, которую не теснят, а окружают дворцы, приспособленные под гостиницы.
Церковь, творение Кадуччи, показалась мне приземистой, особенно рядом с тонкой колокольней. На сваях, на зыбких грязевых почвах небоскрёбов не выстроишь, в здании чувствуется основательность и спокойствие, оно лишено астеничности готики, но притягивает элегантностью, как уверенная в своей красоте, хоть и слегка располневшая женщина.
Внутрь решено было не заходить, хотя в Венеции нет церкви без шедевров, в каждой потрудились блистательные художники и ремесленники.
Нам хватило знаменитой маски над входом в компаниллу. Пугающая безглазьем, она будто специально была оставлена в условленном месте до сумерек, когда дух этой площади, обретя плоть, наденет её чтобы неузнанным пройтись по вечерней Венеции.
Отступление первое.
Уже дома я узнала, что в этой церкви хранится реликвия православия: мощи другой Марии,Марии Вифинской.
Её житие сродни сюжету бразильского сериала.
Бедняжка рано осталась сиротой, мать умерла, а отец, воспитавший её, решил уйти в монастырь. Мария отказывается от немалого наследства, и не хочет расставаться с папенькой. Ничего не остаётся, как переодеться в мужскую одежду, и, приняв другое имя уйти вместе с ним в монастырь. Так Мария превращается в Марина. Дальше об отце уже ничего кроме того, что он умер не известно, но известно о великом религиозном рвении монаха Марина.
Самое интересное начинается тогда, когда дочь трактирщика, забеременевшая от какого-то солдата, называет своим совратителем молоденького монаха с тонкими чертами лица. И все верят, что Марин поддался похоти, а он не отпирается и согласен понести любое наказание за свой мнимый грех. Потом изгнанный из монастыря, но поселившийся неподалёку монах, берёт на себя все тяготы воспитания младенца. Не бросать же ребёнка, которого трактирщик, дедушка новорожденного, в гневе оставляет Марину: на, мол, корми, расти своего сынка, нам таких не надо. Три года Мария жила, как мать-одиночка, да ещё и без пособия, без помощи и поддержки, пока, наконец, в монастыре не сжалились, простили и взяли Марина с малышом обратно, но при условии, что он будет последним среди братии. На монаха накладывали самые тяжёлые послушания, и он, безропотно принимал их до самой смерти.Скончался Марин так тихо, что этого как-то даже и не заметили, не успели даже причастить, как положено. Вот, когда обмывать стали, тогда и узнали, что всё это время в монастыре жила женщина, работала наравне с мужиками, да ещё и страдала не за свою вину. Дальше было и раскаяние одержимой бесом матери ребёнка, и чудесное путешествие через море тела Марии, которая перевоспитала уже с того света всю команду корабля. У святой был сильный аргумент против пьянства и развратного поведения моряков. Попробовали бы не встать на путь истинный, враз бы потерпели кораблекрушение. О помещении мощей святой в венецианскую церковь есть документальное упоминание в "Хронике" дожа Дандоло Х1V века. И даже церковь была у Марины своя, неподалёку от Санта Марии Формозы, но обветшала, в начале 19 века приход был упразднён, церковь разобрана, а мощи перенесены. Вот теперь Марина и Мария, а также католичество и православие уживаются под одной крышей.
Супермаркет, в который мы зашли, был самым обычным небольшим магазином, в котором не было утомляющего изобилия, но всё необходимое имелось. Немолодой продавец артистично поддевал широкими металлическими щипцами тонкие ломти прошутто.
Ах, прошутто, несравненный вкус, такого не было ни во Франции, ни в Испании. Не зная, какой сорт лучше, мы взяли попробовать понемногу и Prosciutto di Parma, и Prosciutto di San Daniele. Оба восхитительны, без тягучести резиновых волокон, застревающих в зубах, с нежным отзвуком специй, запахом, возбуждающим желание, а не банальный аппетит, и вкусом деликатеса, описывать который если не садизм, то мазохизм уж точно. (Цена соответствующая)
Мы прикупили ещё твёрдого сыра, сохранившего на корочке отпечаток виноградных листьев, баночку с маленькими грибками, кусочками сушёных помидоров, ломтиками цукини и чёрными маслинками в нежном оливковом масле, и большую булку джабету. Всё это великолепие требовало не только воды, но и вина. Пошарив по полкам опытным взглядом, мой знаток-любитель ничего не взял, оказалось, что по дороге он приметил винный магазин, куда мы и заглянули на обратном пути. Длинные стеллажи были заполнены бесконечными рядами бутылок на любой вкус и карман, а за спиной у продавца, который нас вообще не замечал, выстроились в ряд пузатые бутыля с трубками- шлангами на горлышках. Попробовать не предлагали. Мы поняли, что это вино молодое, цены указаны не были. Не изменяя давним пристрастиям, мой муж заказал Пино Нуар. Продавец встрепенулся, услышав знакомые слова. Вино забулькало, переливаясь из стеклянного чрева в постыдную пластиковую двухлитровку. Лёгкое, с кислинкой, чуть терпковатое, густого вишнёвого цвета вино никак не совмещалось в моей голове со смешной ценой - три евро.
Город начинает готовиться к вечернему представлению ещё засветло, не торопясь, постепенно зажигает густые нитки маленьких лампочек в узких переулках, закрывает магазины и собирает людей у ярких витрин и входов в кафе и траттории.
Небо в квадратике нашей крыши потемнело, и мы собрались на первую вечернюю прогулку. Пять вечеров нашей Венеции были на редкость однообразны. Мы шли на пл. Святого Марка. Как загипнотизированные, поддаваясь очарованию и магическому притяжению, этого пропитанного интересом миллионов людей места, мы, как собака Павлова, истекая инстинктивной слюной, и не борясь со своим пусть не оригинальным, но сильным желанием оказывались здесь.
С синдромом такого же мёдом намазанного для меня пятачка я сталкивалась не раз. Красная площадь в Москве, Староместская в Праге, площадь у Стены Плача в Иерусалиме,- день казался незавершённым без ритуала присутствия в этих местах.
Да и в родном Днепропетровске вечернее свидание можно было начать только от овощного угол Карла Маркса и Ленина. Не зря же так прочно, как идиоматическое выражение легло на язык название сериала "Место встречи изменить нельзя". Сколько таких мест, отмеченных и не отмеченных звездочками у Мишлена, становятся вешками путешествия по миру и по жизни.
Впрочем, есть множество городов, среди них и Париж, и Лондон, и Рим, и даже Брюссель, с его потрясающей площадью, где ни одно место не привязало меня невидимой резинкой, упруго возвращающей к себе ежедневно. Видно, очень важен собственный заряд, и у людей с другой полярностью есть свои магнетические места в маленьких и больших городах.
Толпа на Сан Марко жалась к освещённой полусфере, надутой ракушке над высокой сценой. Огромное бесцветное полушарие с многочисленными кусками фольги, подвешенными на верёвках, нарядно блестело и переливалось. Прожекторы время от времени освещали застывший Собор, который в фосфорических лучах превращался в задник спектакля, с привязанными до поры до времени лошадями, а Компанилла, потерявшая, наконец, хвост очереди, терпеливо дожидалась своей порции зеленоватого, синего или багрового света.
Нас закружили волны музыки, вокруг были маски, костюмы, возбуждённое веселье молодой толпы, которая подтанцовывала и подпевала. Сиюминутному счастью не мешал ни моросящий дождик, ни, честно говоря, довольно низкий уровень концерта. На сцене в восхитительных костюмах под фонограмму пели и танцевали и изрядно кривлялись трансвеститы. Им было несладко, откровенные наряды из лёгких тканей не могли согреть кокетничающих парней, на улице, по-моему, было не больше 8 градусов. Следующим номером программы было светошоу. Так как карнавал в этом году был посвящён чувствам, то на здания, окружающие площадь под классическую музыку проецировали носы, губы, уши и сердца. Первый раз это ещё как-то смотрелось, но уже на завтра выглядело довольно жалко и однообразно. После этой рекламы кабинета ухо-горло-носа было отличное выступление летающих гимнастов и гимнастов на батуте, а совсем уже поздно ночью началась дискотека с совершенно механической музыкой.
Устроители карнавала в этом году хотели рассредоточить мероприятия по всем шести районам города, даже название придумали "Sensation. 6 sensi x 6 sestieri" ("Ощущения. 6 чувств -6 районов"), но дальше названия и рекламного плаката с препарированным черепом и разделением мозга на части, соответствующие районам Венеции и чувствам, дело не пошло. Наверное, вся фантазия ушла на поиски 6 чувств вместо привычных пяти: к зрению, слуху, обонянию, осязанию и вкусу прибавили толи разум, толи эмоции.
Людей в маскарадных костюмах, сделанных мастерски, богато отделанных, сшитых с любовью и фантазией можно было встретить повсюду, но сцена для представлений и концертов была только на пл. Сан Марко.
Отступление второе, которое должно было быть первым.
Родиной карнавала - праздника, без которого сегодня не обходятся многие страны - считается Венеция. Его прародителем были празднования в честь бога Сатурна, древнеримские Сатурналии. Совпадает и время проведения, и обычай прятать лицо под маской.
Христианство, не имея сил справиться с весёлыми обычаями язычников, ловко приспособило праздник под прощание со скоромным перед великим постом. Карне - мясо, вале - прощай, вот и вышло карнавал.
При Доже Витале Фалиеро в 1094 году этот праздник был упомянут в каких-то документах, а уже в 1296 последний день перед великим постом официально признан праздничным днём.
Есть и более романтическая версия возникновения венецианского карнавала. Венеция славилась своими рыжеволосыми красавицами. Желая похитить девушек-невест, коварные пираты из Хорватии напали под покровом ночи на город и умыкнули девственниц. Не знаю, как они сумели точно определить, степень невинности красавиц, но за ними в погоню бросились юные венецианцы и сумели вызволить своих невест. Вот в честь этого события, датируемого 998 годом, и был устроен большой праздник, положивший начало традиции.
Карнавалы предусматривали особый порядок жизни, воцарялся мир, отменялись социальные различия, упразднялись условности. С одной стороны - делай, что душе угодно, с другой - не мешай и другим получать удовольствие. Как можно допустить такое, оставаясь узнанным. Свободу нравов и равенство сословий можно было позволить себе, только скрыв лицо, оставаясь неузнанным, анонимным.
Маски так понравились горожанам, они внесли столько интриги, озорства, распутства и лёгкости в будничную жизнь, что пришлось законодательно ограничивать их ношение.
По-видимому, карнавала горожанам явно не хватало, иначе, откуда появился запрет о ношении масок и женской одежды для мужчин, входящих в церковь или монастырь, потом запретили носить маски ночью и в периоды эпидемий чумы. А в 1608 году Совет десяти издал декрет, где было запрещено носить маски в течение длительного периода. С этого момента маски разрешалось носить только во время карнавала, а весь год ни-ни, разве только в публичных домах, казино или на балах маскарадах. За нарушение мужчина мог получить два года и денежный штраф, с женщинами вообще не церемонились, и за ношение масок секли публично, а потом изгоняли из Венецианской Республики на четыре года. Уже в те времена карнавал праздновали на богатых балах во дворцах и на площадях и улицах. Маски масками, а социальные различия стирались в основном в литературе.
Каких только развлечений не перепробовали венецианцы во время карнавала: на Сан Марко устраивали бой быков, футбольные матчи, театральные представления. Персонажи комедии дель арте стали самыми популярными действующими лицами этого праздника. Но костюмы и маски Арлекино, Коломбины или Пульчинеллы не были достаточно универсальны, не давали возможности многочисленного тиражирования. У венецианского карнавала появляются свои, не связанные с театром, ставшие классическими маски-личины, которые и привлекают и отпугивают одновременно, главная их задача полностью скрыть характер человека.
Эти маски сохранились, и, пожалуй, именно они придают венецианскому карнавалу неповторимость и подлинность.
Самая популярная - Баута. Страшноватая полумаска, которая не мешает есть и пить. Название её происходит от слова, которое похоже на русское бабай - чудо-юдо. Для полного костюма довольно тёмного плаща, и вот уже навстречу тебе в потоке современно одетых людей движется привидение. Чтобы обычную бауту превратить в бауту Казановы, к костюму необходимо добавить чёрную треуголку. Сколько их, солидных дядек расхаживало в дни карнавала в треуголках и плащах - не счесть, все видно хотели чем-то походить на легендарного покорителя женских сердец.
У женщин тоже есть хит - Венецианская Дама - это изысканная дамская полумаска (иногда полная) с миндалевидными разрезами для глаз, с замысловатыми золотистыми узорами на щеках и венчиком перьев на лбу.
Элегантна маска Кот. Кот в Венеции большая редкость, заморское чудо, к ним относились благоговейно, вот даже маску сделали. Вот какую легенду я выудила из Интернета:некий человек из Китая приехал сюда без гроша, но с котом. Кот, даром что был стар и дряхл, переловил всех дворцовых мышей, чем несказанно удивил и обрадовал дожа. Животное осталось в Венеции, а китаец вернулся на родину богачом. Один из его состоятельных соседей решил, что раз в Европе даже за никчемного кота платят такие деньги, то за драгоценные шелка отвалят вообще немеряно. Сказано - сделано. Когда купец прибыл с грузом в Венецию, дож пришел в такой восторг от тканей, что предложил отдать за них самое ценное, что у него есть. Торговец согласился. Так бедный старенький кот опять оказался в Китае.
Самая нейтральная маска - Вольто, то есть гражданин. Без признаков пола, бесцветная, или раскрашенная, похожая на слепок с кукольного лица, подходит под любой костюм.
И, наконец, Доктор Чума - эту ни с одной другой не спутать. Длинный нос, но не весёлый, как у Буратино, а клювом, как у монстров с картин Босха. Врачи, в страшные дни эпидемий носили такие маски, а в длинный нос помещали снадобья и ароматические вещества, надеясь, что это защитит их от заражения.
Сегодня маска уже не самый обязательный элемент карнавального костюма. На улицах расхаживают люди в исторических костюмах, париках, слегка загримированные, но без масок. Иногда это производит ещё более сильное впечатление, как будто этих людей перенесла машина времени.
Мы периодически уходили с площади, нарезали круги по Пьяцетте, ныряли в арку под часами, опять возвращались, смотрели отрывки всех этих представлений, удивлялись богатству карнавальных нарядов и стойкости позирующих в них людей. Мы чувствовали себя чуть пьяными от этого кружения в толпе, и, получив прививку радости уличного балагана, отправились спать.
Лифт в гостинице не работал. Пока мы взбирались на свой пятый этаж, хмель улетучился, на смену пришла усталость, и мы рухнули в мягкую постель.
![Взгляд на Большой Канал. []](/img/p/peer_i_s/vinece1/venezia032.jpg)
![Площадь и церковь Санта Мария Формоза [Из Инета]](/img/p/peer_i_s/vinece1/formosawx6.jpg)
![Маска над входом в колокольню. [Из Инета]](/img/p/peer_i_s/vinece1/formosa3.jpg)
![[]](/img/p/peer_i_s/vinece1/venezia019.jpg)