Дверь класса приоткрылась и испуганная, казалось, навечно секретарша, показывая на меня пальцем, трагически шепнула: "Вызывает!"
Особых грехов как будто не было; директор, добрейший Давид Семенович Гогоберидзе, преподавал нам историю и даже пару раз, когда плохо себя чувствовал, вызывал меня рассказать что-нибудь поближе к теме. Так что я очень удивился.
Директор слегка кивнул на какую-то бумажку. А в ней было напечатано, что ЦК комсомола республики в целях чего-то и чего-то собирает в Зеркальном зале Дворца пионеров по два представителя от каждой школы, чтобы они в дальнейшем могли что-то и еще что-то.
Я ничего не понял, директор объяснять и не стал, просто приказал мне и еще одному парню из нашего класса быть на месте в воскресенье, ровно в 10 утра, прилично и аккуратно одетыми. "И без шуточек", - почему-то грозно нахмурившись добавил он.
В Зеркальном зале бывшего дворца наместника Кавказа великого князя Николая Николаевича мы были впервые - туда обычно не пускали. Толпа столь же недоумевающих школьников была подавлена хрустальным блеском зажженных люстр и их отражений в бесчисленных зеркалах. Ну а то, что там были и девочки, и мальчики - и это во времена строго соблюдаемого раздельного обучения - совсем обескураживало.
Наконец на эстраде появилось начальство. Начало оно с маленькой лекции о загнивающем капитализме и о том, что эти самые капиталисты-империалисты проводят диверсии против нас. А вот одним из методов диверсий является джаз и обучение растленным западным танцам, - доказательств их растлевающего влияния я не помню, но общий смысл был таков: "Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра Родину продашь!"
А посему нам, передовым представителям молодежи, надлежит обучиться настоящим народным и бальным танцам: польке, па де-грас, мазурке, вальсу и может даже менуэту. Для нашего обучения здесь лучшие балетмейстеры и оркестр из оперного театра, а затем мы должны будем нести свет этого просвещения в широкие школьные массы.
Нас построили в шеренги, мальчишечьи и девчоночьи, и стали показывать как подходить к даме, приглашать ее и начинать танцевать. Затем первый танец, второй и т.д., от мазурки, правда, воздержались - для нее, мол, нужны сапоги со шпорами! После чего приказали сделать по два или три шага вперед к женской шеренге и поклониться, девочки ответят нам книксеном, и мы начнем...
К женскому обществу мы были совсем не приучены. Еще в 1943 году, после Сталинграда, но до Курской битвы, школы в СССР были по очередному мудрому повелению вождя разделены на мужские и женские, так что после четвертого класса мы учились раздельно (воссоединены они только в 1954). В женские школы тотчас были найдены какие-то старорежимные классные дамы, зорко и жестко охранявшие их от тлетворного мальчишеского проникновения - даже за ворота иногда выходили и мальчишек шпыняли. Для чего корифею всех наук и искусств понадобилось именно в тот, критический для страны момент проявлять такую заботу то ли о нравственности, то ли о подготовке будущих солдат, не знаю, но дикарями мы росли - это уж точно.
А тут делать было нечего: коряво, путаясь в собственных ногах, мы делали эти шаги и то ли кланялись, то ли сами приседали, то ли просто протягивали руку и начинали пытаться покрутиться с первой попавшейся девочкой в вальсе...
Жаль, конечно, что в то время не было видеокамер - зрелище, наверное, было преуморительное - но не для нас: мы краснели, потели, никак не попадали в такт. В общем ясно сознавали свою полную ущербность! А вот девочки чувствовали или показывали себя совсем по другому, даже вести пробовали! Сдались мы все только на менуэте - это была первая в нашей жизни забастовка, и при том удачная: после пяти или шести часов пыток нас отпустили домой.
Дома пришлось рассказать где и зачем был: мама смеялась, села за пианино и предложила учить вместе с сестрой, младшей на два года. Дома у нас до войны иногда танцевали, после уже нет, мама хорошо играла, было много нот, патефон и пластинки. Но танцевать с сестрой - это же совсем не то!
В общем обсудили мы с товарищами наши дела и решили: нужно учиться, но, конечно, не менуэту или мазурке.
Кто-то нашел и учителя: старого, постоянно в легком подпитии жигало, привлекли трех девочек из соседней школы (из этой компании две пары потом обженились) и стали заниматься - то в подвале пожарной части, то в клубе водопроводчиков: фокстрот, танго, вальс-бостон. У меня был единственный на всю компанию патефон, нашлась и пластинка с фокстротом - старая, фирмы "His masters voice" с собакой у граммофона - пластинка эта крепости была необычайной, она выдержала пару лет непрерывного кручения!
Наставник наш утверждал, что учился в пажеском корпусе, это вполне по его возрасту было возможно (все такие обучатели ссылались на пажеский корпус и повышали плату). Постоянный рефрен был такой: "Раз-два-три, завтра деньги принеси", а в промежутках он требовал сильней прижимать к себе партнершу - мы краснели, девочки нет.
К этому времени, 1948 год, комсомол и минпрос тоже чем-то озаботились: вот провели массовое обучение нашим, почти идейным танцам. Потому было разрешено - после полного воздержания - проводить в школах совместные "Вечера", в награду за хорошее поведение, наверное. "Вечер" состоял в представлении какой-нибудь комической сценки, пении и, наконец, танцах! Всё, естественно, в присутствии педсостава (учительницы, даже совсем молодые, косились на директора и парторга и не танцевали).
Я сразу же пригласил на тур вальса девушку, которая мне отчаянно нравилась, и решился начать с нею, показать пример, так сказать. Пример оказался не слишком примерным - через один-два круга мы сбили с ног директора: он, маленького роста и выше средней упитанности, очень смешно покатился, но вальс прекратили и больше я его уже ни разу не танцевал.
Такие вечера бывали редко, но мы уже познакомились, класс с классом, и стали собираться компанией - потанцевать, поиграть в "почту цветов" (была такая у чьей-то бабушки, выпуска до 17 года), в отгадки вопросов и даже в "бутылку", где полагалось целоваться. Собираться, естественно, хотелось там, где можно отойти от всех и поцеловать, в щечку, почти по комсомольски, проигравшую. Сделать сиё можно было только у нас, если удавалось отправить куда-нибудь родителей и сестру, и у одной девушки, дед которой, профессор-офтальмолог, смог сохранить квартиру.
Вот в этой квартире у меня чуть не отбили навсегда желание танцевать - там была, на полных правах члена семьи, очень красивая шотландская овчарка, колли. Она доверчиво ко мне, единственному, подошла, я ее поласкал, но затем - в собачьей психологии не разбираюсь - она влюбилась, что ли, и не пускала меня ни с кем танцевать: отгоняла всех девушек и к неумеренному веселью окружающих пыталась танцевать со мной! Все попытки хозяйки запереть ее в соседней комнате кончались таким воем, что ее пускали обратно.
Вечер был для меня полностью испорчен, серьезно "поговорить" с девушкой, что я твердо решил было сделать, уже невозможно.
Нет, я никогда не заведу у себя колли - куда спокойней с кавказской овчаркой или, как сейчас, с местным кнааном и без танцев!
Надо признаться, что слух у меня - словно стадо слонов прошло: точнее, если кто-то фальшивит, я чувствую, а вот сам попасть в ритм - никак. В детстве очень хотел играть на скрипке (мою двоюродную сестру отправили в Одессу, к самому Столярскому!), но после первой попытки протянуть ноту, которую учитель взял на рояле, меня признали полностью профнепригодным. Я, конечно, обиделся: еще в немецком детском саду я играл в тамошнем оркестрике: мне доверили треугольник, в который надо было ударить после специальной для меня команды: "Айн, цвай, драй"! (Для людей не столь образованных поясню: это равносторонний треугольник, со стороной примерно в 25 см, из никелированного прута сантиметровой толщины, один угол у него открытый, с закорючками, он вешается на веревочку и издает тонкий продолжительный звон.) К сожалению, в каждой пьеске бывал только один, максимум - два, после хныканья, удара в треугольник. Почему это прекрасный инструмент так дискредитирован, я не пойму - ни разу не встретил упоминания о концерте для треугольника с оркестром или чего-то подобного!
Поэтому я выработал для себя специальную методику: танец с переменным ритмом, пока не начинал чувствовать по партнерше, что попал в яблочко! Оказалось еще, что после пары бокалов я намного легче попадаю в такт, но происходило это не столь уж часто. Ну в общем - танцевать можно, была бы привлекательная партнерша...
Запомнился в этой связи такой случай. Как-то и зачем-то в университете решили организовать бал-маскарад: наш факультет, физический, почти полностью мужской тогда, и филологический, где на сто девиц приходилось два-три парня. Я уже был аспирантом и мы с моим руководителем (ему было лет 35) решили, что нужно пойти, поддержать, так сказать, молодых. Под насмешливые реплики жены шефа мы изготовили у него дома полумаски из черных конвертов от фотобумаги. Но уже на лестнице к конференц-залу над нами начали потешаться все старшие - отличить нас труда ни для кого не составляло, маски пришлось снять. Девицы - дело другое: вообще-то мы, еще студентами и тем более аспирантами, завсегда первого сентября обходили все новые группы, визуально знакомились с объектами, так сказать, ну а девушек другого факультета знали меньше - они-то и оставались в масках. Одну из них я пригласил танцевать и продолжал только с нею все время - ни разу даже ноги не отдавил! А вот снять эту маску она ну никак не соглашалась...
А когда сняла... Пели тогда такое: "Под маской леди, краснее меди, торчали рыжие усы" - нет-нет, усов не было совсем, но нос, высвобожденный из под маски, был горбатым как у Сирано и длинным как у Буратино!
Не помню, что я пробормотал, но - стыдно мне до сих пор - смылся я оттуда почти со скоростью света. На следующее утро пришлось врать шефу, видевшему меня непрерывно с одной и той же маской и ждавшему победных реляций, что у меня заболел живот.
С танцами мы чаще сталкивались летом, на побережье, где повсюду были натыканы танцплощадки: заасфальтированная площадка, огороженная заборчиком или проволокой, два-три музыканта (магнитофоны появились позже) и несколько крепких местных парней - охрана и кассиры. Танцевали там пары потенциальных старых дев, "шерочка с машерочкой", сурьёзные молчаливые мужики явно отсчитывали про себя ритм, подвыпившие местные джигиты завлекали приезжих страстными взглядами. В общем - не для нас, интеллектуалов, коими мы себя считали, с девицами мы знакомились на пляже.
Но однажды в Хосте, около Сочи, нас собралась большая компания физиков - оккупировали мы целый особнячок и веселились вовсю, разыгрывая друг друга и окружающих. Дом этот мы назвали санаторием "За здоровое ядро" и никого посторонних не допускали.
В какой-то вечер возникла идея: а почему бы не пойти в соседний санаторий, откуда доносится музыка, и не выяснить, что в нем сейчас происходит? Пришли - люди танцуют, а потом вдруг объявляют викторину с призами: игрушки, коробки конфет, пара бутылок вина, шампанское. Дело становилось занимательней: на вопросы викторины я без труда первым ответил - выиграл, второй розыгрыш - то же самое, только выкрикивал вместо меня кто-нибудь из наших. Ну в общем собрали мы весь призовой фонд и стали думать, что делать дальше - пойти выпить все это, что ли?
А кто-то заметил, что неподалеку есть еще один санаторий - может там тоже викторина, зачем себя ограничивать? Пошли - там и вправду вскоре начинают вопросы задавать и передавать нам коробки и бутылки. Но тут к нам подходят двое молодых парней, они же были и в первом санатории, и как-то робко спрашивают:
- Ребята, а ведь вы физики?
- Ну, - отвечаем мы, - разве по нам не видно?
- А мы тоже физики, будущие. Мы из Москвы, с Физтеха, собрали вот ансамбль, подработать за лето. Призы мы покупали, чтоб недели на две хватило...
Мы, конечно, устыдились своего грабежа - не коллегиально! - заставили взять всё обратно, а на радостях встречи повели эту молодежь в ресторан: выпить за будущее нашей науки! Потом, на пляже уже, подкорректировали им вопросы - среди очень легких нужно вставить два-три понеожиданней, чтобы никто более дорогое шампанское не выиграл. На танцы мы больше не ходили, сколько они нас ни приглашали.
Ну а после получилось так, что я, во-первых, пару раз отдавил своей будущей жене ноги, хотя при ее 34-ом размере это было совсем не легко, а во-вторых, она, поскольку занималась некогда балетом, предъявляла слишком высокие требования к партнеру.