Статья напечатана в сборнике "Вопросы Истории Кореи"
(Издательство СПбГУ, 2004 г.), стр.95-114
1. Исторические исследования и национализм.
2. Возникновение историографии чучхе в КНДР.
3. Чучхе в современной северокорейской историографии
4. Южнокорейские историки-националисты и Чучхе.
5. Чучхейская историография и объединение Кореи.
1967-1968 г. были ознаменованы появлением нового направления в исторической науке - историографии чучхе. В новом подходе к истории Кореи элементы марксистско-ленинской диалектики и исторического материализма тесно переплелись с националиситическими взглядами северокорейских историков. "Великая пролетарская культурная революция", бушевавшая в Китае, не оставила безучастной Корейскую Народно-Демократическую Республику (КНДР), где полным ходом шла "чучхеизация" всего общества на основе идей Ким Ирсена о необходимости "опоры на собственные силы" и "самостийности" (кор. чучхе) в политике, экономике и культуре.
Главная роль в создании историографии чучхе принадлежала молодому северокорейскому учёному Хван Чжанъёпу, получившему высшее образование в начале 1950-х на Философском факультете Московского Государственного Университета. Применяя диалектический метод к анализу национальной истории, Хван Чжанъёп критически подошёл к известному марксистскому положению о том, что в основе исторического развития общества лежит классовая борьба. Вместо этого, историю предлагалось изучать не с точки зрения класса, а с точки зрения нации - "субъекта истории". В начале 1970-х гг. Хван Чжанъёп уже был признан главным идеологом чучхе в Северной Корее.
Несмотря на мгновенное присвоение чучхейской историографии официального титула "единственно верной" и "научно обоснованной", после кризиса 1967-1968 гг. северокорейская историческая наука ещё долго не могла прийти в себя от нанесённого ей удара. Лишь в 1979-1982 гг. вышло в свет 33-х томное издание "Полная история Кореи" (кор. "Чосон чонса"). Именно этот труд был признан полностью отвечающим всем требованиям чучхейского понимания истории Кореи, коим он остаётся и по нынешний день. Профессор Московского Государственного Университета Михаил Н. Пак полагает, что публикация "Полной истории Кореи" стало своего рода победой чучхейской школы в изучении истории в Северной Корее над школой марксистско-ленинской (Интервью с М.Н.Паком, 1999). Из 33-х томов "Полной истории Кореи", менее половины (15 томов) были посвящены ранней, древней, средневековой и новой истории страны. В остальных же 18-ти томах рассказывается о Ким Ирсене, членах его семьи и их заслугах в анти-японской деятельности и строительстве социализма. При этом вся история страны представлена таким образом, как если бы авторы многотомника задались целью воссоздать героическое прошлое корейской нации со времён неолита и до победы социализма чучехйского типа в КНДР.
Данная статья ставит своей задачей выяснить каким образом северокорейские историки сумели создать чучхейское направление в исторической науке и прийти к таким выводам, которые сегодня пользуются всё большей популярностью в академических кругах Южной Кореи и среди корейцев проживающих за рубежом. Гипотеза о том, что подобный националистический подход к изучению национальной истории может оказать существенную помощь на пути политического и культурного объединения Севера и Юга Кореи будет также рассмотрен ниже.
В данной статье пронализированы исторические исследования изданные в разное время в Северной и Южной Корее, использованы мемуары самого Хван Чжанъёпа, который в 1997 г. попросил политического убежища в Южной Корее, а также воспоминания и интервью данные Ли Сончхолем (Народный дворец учёбы, Пхеньян), М.Н.Паком (ИСАА, МГУ) и Ю.М.Рюриковым (Рю Хакку) (НИИ им. Сечжона, Сеул). Также хотелось бы выразить признательность всем своим коллегам и особенно С.О.Курбанову (Восточный Факультет, СПбГУ) и Дж.Б.Льюису (Восточный Институт, Оксфорд) за конструктивную критику и помощь, а также особую благодарность Академии Корейских Исследований за спонсорскую поддержку в работе над данной темой.
1. Исторические исследования и национализм
В академической практике, особенно в точных науках, подделка или подмена фактов, полученных в результате научных исследований фальшивыми данными бессмысленна. Законы бытия неизбежно опровергнут подлог. Однако история, как научная дисциплина идущая рука об руку с политикой, часто предлагает такие соблазны, против которых учёным-историкам бывает трудно устоять. Исторические персоналии жившие в прошлом уже не могут опровергнуть ошибки современных учёных в понимании истории. Не могут они и постоять за себя в случае сознательного искажения исторической правды. Зачастую, острая нехватка надёжных исторических фактов или растущее давление со стороны спонсоров побуждают историков к откровенному подлогу.
Доминирующие политические интересы или "горящие" спонсорские средства, предосталяемые для научных изысканий, могут поставить даже самых ответственных и принципиальных учёных-историков перед дилемой - остановиться на промежуточной гипотезе основанной на имеющихся фактах или интерпретировать эти факты таким образом, чтобы хоть на один шаг приблизиться к заданному результату.
История знает множество случаев, когда учёные прибегали к явной подтасовке фактов с целью потворствовать устремлению политиков или мнению широких масс. В 1928 г. известная своими исследованиями в области культурной антропологии Маргарэт Миид опубликовала сенсационную книгу "Взросление на Самоа" (Меаd, 1928). Эта работа потом долгие годы считалась чуть ли ни самым значительным этнографическим исследованием по исторрии населения южной части Тихого океана. Однако позже выяснилось что множество "фактов" использованных в книге Миид были просто выдуманы ей самой.
Постыдный факт подлога стал известен лишь несколько десятилетий спустя, так что репутация Миид как видного политика уже не могла пострадать. Наоборот, многие "факты" из её книги лишь играли на руку популярным в то время расистским стереотипам нео-социал-дарвинистской идологии о культурной отсталости неевропейских расс (Freeman, 1983).
Другой пример псевдо-научного открытия был выявлен в Японии совсем недавно. 24 мая 2003 г. специальное заседание Археологической Ассоциации Японии признало нелегитимными находки сделанными на 162-х стоянках древнего человека в 9-ти префектурах страны из-за участия в раскопках археолога Фудзимура Синити. До ноября 2000 г. Фудзимура, бывший Вице-директор частного НИИ занимающегося исследованиями в области палеолита в Северо-Восточном районе страны (Tohoku Paleolithic Institute), пытался доказать что находки, сделанные на стоянке Камитакамори в Цукидатэчо якобы говорили о том, что она была заселена уже 700,000 лет назад, т.е. относились к раннему и среднему палеолиту.
Однако в ходе сенсационной пресс-конференции, проведённой в офисе провительства префектуры Мияги, Фудзимура признался, что сам закопал 61 каменный фрагмент из своей собственной коллекции. (Yomiuri Shimbun, 6.11.2000.). Каменные орудия, которые должны были доказать наличие палеолитической культуры в Японии, на самом деле были привезены из совсем других стоянок.
Принося извинения, Фудзимура признался, что занялся подделкой фактов потому что "чувствовал растущее давление со стороны коллег, ждавших от него открытия" (Asahi Shimbun, 6.11.2000.). Высокая продуктивность в области археологических открытий снискали ему славу учёного с "золотыми руками". Не удивительно, что "открытия" сделанные руками Фудзимура Синити могли изменить понимание древней истории Японии, её древне-каменного века, да и всей истории археологии. Каждая находка Фудзимуры появлялась на прервых страницах обложек газет и журналов, привлекая всё больше финансовых средств в археологическую науку Японии, а японские историки уже готовились начать переписывать всемирную историю, где Япония была бы представлена как колыбель цивилизации. Когда подретушированная история вызывает столько положительных эмоций у такого большого числа людей и даже начинает играть роль двигателя в патриотических устремлениях нации, то трудно найти силы воспрепятсвовать этому (Japan Today, 26.5.2003.).
Если подобные фальсификации прошлого имели место в "свободном мире", то что же происходило с исторической наукой КНДР, находившейся за "железным занавесом"? Нужно признать, что приукрашивание исторического факта, как наиболее эффективный метод приведения прошлого и настоящего к единому политическому знаменателю, поначалу использовалось северокорейской пропагандой лишь по отношению к Новейшей истории страны. Однако уже после Корейской войны (1950-1953 гг.) интернационалистская марксистско-ленинская традиция изучения истории с материалистических позиций впервые подверглась атаке со стороны "партизанской группировки" Ким Ирсена в руководстве Трудовой Партии Кореи (ТПК). Видные политки, идеологи и учёные из конкурирующих партийных группировок (Чхве Чханъик, Ли Чхонвон и другие) были подвергнуты репрессиям за "ошибки в области изучения национальной истории" (Petrov, 2002, c. 249-258).
Развитие же новой националистической историографии чучхе в академических кругах КНДР заняло целое десятилетие вплоть до 1967 г. За это время история Кореи была удлиннена на несколько тысяч лет, а сами северокорейские историки постепенно превратились из революционеров и политиков в безобидных исследователей-бюрократов. В их обязанности теперь входило доказывать своим южным коллегам и всему миру превосходство северных корейских государств перед южными в древности, а также передовой характер науки и культуры в северной части страны в средневековье. Можно лишь предположить, что в условиях снижения темпов экономического развития в Северной Корее и начала "корейского экономического чуда" в Южной Корее, только таким образом КНДР могла продолжать доказывать легитимность своих притязаний на объединение Корейского полуострова под знаменем социализма чучхейского типа.
Начиная с конца 1980-х гг. в Южной Корее (Республика Корея, РК) также получил распространение националистический подход к родной истории, который во многом сходен с тем, как история Кореи трактуется на Севере. Некоторые южнокорейские учёные приводят доводы в пользу гипотезы о том, что колыбелью корейской нации был не сам Корейский полуостров, а просторы Маньчжурии. День 3 октября основания мифического государства Древний Чосон (2333г. д.н.э.), одинаково пышно празднуется и в КНДР и в РК как день основания Кореи. Выводы северокорейских и южнокорейских историков о самостийности развития "ростков капитализма" в доколониальной Корее, также удивительно схожи (Чон Соктам, 1970; Син Хёнсик, 2001).
В этой связи многие исследователи в Корее и за рубежом полагают, что лишь традиционный корейский национализм может сдвинуть с мёртвой точки переговоры о политическом и экономическом объединении двух корейских государств. Сходство в подходах к прошлому единой когда-то страны могло бы стать исходным пунктом процесса примирения двух частей расколотой нации. Иными словами, националистический подход к истории Кореи, несмотря на все его негативные стороны и недостатки, мог бы сослужить добрую службу в деле объединения Северной и Южной Кореи. Однако для успешного и безопасного использования такого обоюдоострого оружия как ультра-национализм, требуется осторожность и взвешенность в подходах. Прежде чем побуждать историков-националистов к созданию новых мифов, необходимо разобраться в корнях и возможных последствиях использования историографии чучхе на практике.
2. Возникновение историографии чучхе в КНДР
Замена интернационалистского марксистско-ленинского классового подхода в изучении истории принципиально новым, основанным на восхвалении корейской нации и её мифических и реальных вождей началось в КНДР уже в конце 1950-х гг. Стремительное сокращение списка тем обсуждаемых северокорейскими историками продолжалось в 1960-х гг. и крайне негативно сказалось на развитии исторической науки в этой стране. В этот период многообразие взглядов на отдельно-взятую научную проблему уступало место единой, коллективной точке зрения, которую якобы разделяли все историки Северной Кореи.
Как правило, эта точка зрения удивительным образом совпадала с последними установками ЦК ТПК в области идеологии и мгновенно становилась единственной официально принятой в КНДР. Все прочие взгляды, гипотезы и суждения отметались как анти-партийные и реакционные, а их авторам доставалось место на свалке истории. В таких условиях сама идея непредвзятого изучения истории теряла всякий смысл, а цепная реакция фальсификации и искажений истории постепенно ввергла академические круги КНДР в кризис и международную изоляцию.
Не смотря на то, что идеологический курс Северной Кореи официально оставался верным принципам Марксизма-Ленинизма, с начала 1960-х гг. академические круги в этой стране подвергались систематическим чисткам и массированной "чучхеизации". Прежние усилия нацеленные на поиск путей применения маркистско-лениснских "законов общественного развития" (кор. хаппоп чхиксон) уступили место демонстративному восхвалению уникальности корейской нации и её достижений. Историки КНДР принялись переписывать историю заново с целью отразить в ней новые идеологические веяния пропитанные национализмом и новыми концепциями "самостийности" и "опоры на собственные силы". Любые, даже самые незначительные упомянания об иностранном влиянии на ход истории Корейского полуострова сознательно изымались из учебников и популярных изданий.
Так, например, древние китайские печати и дургие предметы быта, найденные на территории современной КНДР ещё во времена японской колониальной оккупации Кореи (1910-1945), были признаны "фальшивыми" или просто "подброшенными японскими колониальными археологами с целью принизить историю Кореи" (Ким Сокхён, 20 сентября 1963, с. 5-6). Стремительный рост националистических устремлений и старые счёты с колониальной японской историографией побудили северокорейских историков искать анклавы древних корейских государств на территории Японии (Ким Сокхён, 1963).
Страсть к имперской грандиозности пробудила у северокорейских учёных интерес мифическому государству Древний Чосон. Поиск руин его первой древней столицы Вангомсон привёл учёных КНДР в Китай. С 1963 по 1965 гг. северокорейские археологи при поддержке учёных Китайской Народной Республики (КНР) обнаружили на полуострове Ляодун останки могил Ганшань и Лоушань, датируемые примерно VIII-VII веками д.н.э. Поспешный вывод сводился к тому, что столица Древнего Чосона находилась именно там. В поддержку данной гипотезы был приведён сравнительный анализ бронзовых кинжалов найденных в китайских гробницах и корейских бронзовых книжалов скрипкообразной формы (кор. пипха) найденных на стоянках Мисонни и Мукпанни в северной Корее (Lee Ki-dong, 1992, с. 27-28).
Интерес к Древнему Чосону у северокорейских историков выразился и в возобновлении дискуссии об основании этого первого в истории Кореи государства. Историк Ли Чирин, изучавший классический китайский язык в Пекинском университете в конце 1950-х гг. в своей работе "Изучение Древнего Чосона" (1963) пришёл к выводу, что это государство было основано в V или IV веке д.н.э. В начале 1960-х историки КНДР ещё не решались объявить Тангуна, сына небесного царя и мифического предка всех корейцев, исторической личностью. Следуя канонам материалистической традиции марксиско-ленинской историографии Кореи, которая обычно трактовала легенды как продукт примитивного тотемизма, историк Ли Сангхо в своей работе "Исследование о Тангуне" пришёл к выводу о том, что история создания первого корейского государства была всего лишь "популярной легендой, которая отразила некоторые важные изменения в социально-экономической жизни" людей того времени (Ли Санхо, 1963).
В ожесточённой борьбе за роль официального наследника Ким Ирсена, которая происходила в начале 1960-х гг. между его младшим братом Ким Ёнчжу и его старшим сыном Ким Чениром, вверх взял сын "Великого вождя". Окончивший университет имени Ким Ирсена, Ким Ченир стал именоваться "наставником всех учёных". Среди 1400 студенческих работ, якобы написанных им за четыре года учёбы в университете, полдюжины были посвящены вопросам истории Кореи (Интервью с Ли Сончхолем, 1999). В одной из самых ранних студенческих эссе, "Переосмысливая вопрос объединения Трёх государств" (1960 г.), Ким Ченир (или тот кто в действительности писал за него эту работу) заявил, что государство Силла ниогда не объединяло корейскую нацию в единое государство. В VII веке н.э. Силла смогло подчинить своей власти лишь две третьи территории бывших Трёх государств существовавших на Корейском полуострове. Предубеждение Ким Ченира против государства Силла объяснялось "недостатком патриотических чувств у его правителей, которые прибегли к помощи китайской династии Тан в деле покорения своих непосредственных соседей, корейских государств Когурё и Пэкче" (Ким Ченир, 29 октября 1960 г.).
В своей другой работе, "О правильном понимании социально-экономической базы Когурё как одного из Трёх государств Кореи" (1960 г.), первокурсник Ким подверг резкой критике "старую" марксистко-ленинскую школу историографии за её "догматизм" в освещении древней истории Кореи. Он утверждал, что государство Когурё, в сравнении с Пэкче и Силла, находилось на гораздо более высокой ступени социально-экономического развития (Ким Ченир, 18 октября 1960 г.; Ким Ченир, 10 ноября 1960 г.). А в 1964 г. он уже выступал за пересмотр даты образования государтсва Когурё. Вместо традиционно принятой даты 37 г. д.н.э., которая формально значилась в "Исторических записках Трёх государств" (кор. "Самгук саги"), Ким Ченир предложил новую дату 277 г. д.н.э. (Ким Ченир, 10 февраля 1964 г.; Ким Ченир, 16 сентября 1964 г.).
Несомненно, все эти заявления были нацелены против усилий Южной Кореи, традиционно рассматривавшей государство Силла как своего далёкого предшественника, и доказать легитимность объединения Корейского полуострова под своим началом. Также ясно и то, что молодой наследник новой династии Кимов был лишь рупором нарождающейся ультра-националистической традиции в изучении истории Кореи в КНДР. Все эти историографические эксперементы проводились с двоякой целью: во-первых, нанести смертельный удар по "старой" материалистической школе изучения национальной истории и, во-вторых, открыть дорогу "новым" учёным-бюрократам, готовым к созданию новых мифов о прошлом и настоящем Кореи. Все статьи и доклады писались за Ким Ченира штатом его секретарей руководимых непосрественно Ким Ёнчжу и мгновенно публиковались массовым тиражом (Интервью с Хван Чжанъёпом, 20 сентября 2003 г.). В настоящее время эти ранние работы представляют из себя библиографическую редкость, т.к. с начала 1970 гг. они не переиздаются и как правило не попадают в сборники работ Ким Ченира. Однако, в середине 1960-х гг. именно они послужили отправной точкой к реорганизации исторической науки в КНДР.
К середине 1960-х гг. в историографии Северной Кореи не осталось ни одной темы, ни одной научной проблемы, которая бы не была пересмотрена в соответствии с рекомендациями клана Кимов. Вклад Марксистско-Ленинской школы в развитие исторической науки Северной Кореи начисто отрицался. Учёные-историки, философы и экономисты должны были декларативно объявить о своей приверженности идеологии чучхе и её основателю Ким Ирсену. В этой атмосфере идеологического засилья, исторический факт в руках северокорейских историков начал играть лишь второстепенную роль в деле политизированного воспроизведения исторических мифов. Упрощённость и единообразие толкования национальной истории позволяло правящей группировке ТПК, состоявшей из бывших анти-японских партизан под предводительством Ким Ирсена, консолидировать народ под знамёнами ультра-национализма и более эффективно пресекать ростки политического свободомыслия. К 1967 г. все исторические дебаты и прения были закрыты, профессиональные исторические журналы приостановили свою деятельность, а роль самих историков была сведена к обязанностям послушных учёных-бюрократов.
Теоретики и идеологии чучхе в Северной Корее придерживаются мнения, что возникновение этой системы общественно-политических взглядов в КНДР не было случайностью. Они утверждают, что сама история Кореи обеспечила благодатную почву для появления такой своеобразной идеологии, как чучхе, которая может возникнуть "лишь при одновременном наличии объективных исторических и субъективных человеческих условий" (Park 2002, с. 17). Однако логичнее предположить, что возникновение этой ультра-националистической идеологии в КНДР было вызвано острой необходимостью для клана бывших анти-японских партизан удержаться у власти в период хрущовских реформ и де-сталинизации, и подчинить своим интересам всё население Северной Кореи путём повальной индоктринации и полной самоизоляции. "Правильный" взгляд на родную историю занимал в этом процессе ведущую роль.
25 мая 1967 г., в самый разгар "Великой пролетарской культурной революции" в КНР, Ким Ирсен представил соотечественникам свою "Политическую программу из десяти пунктов", в которой среди стратегических направлений идеологической работы были упомянуты "чучхеизация всех сфер жизни", "создание социалистической культуры", "революционизация и пролетаризация" всех слоёв общества (включая крестьянство и интеллигенцию) под руководством ТПК и рабочего класса (Scalapino, Lee, 1972, сс. 612-613). В этой атмосфере, идеологическое давление оказываемое на учёных-историков достигло своей наивысшей точки.
В своей книге "Я видел правду истории" (1999 г.), которая вышла в свет уже после бегства автора в Южную Корею, Хван Чжанъёп приоткрывает тайну создания чучхейского понимаения истории Кореи в КНДР. В середине 1960-х гг. Хван был одновременно ректором Университета им. Ким Ирсена и членом ЦК ТПК. В своей работе "Движущая сила социального развития" (1966 г.), которая предназначалась для публикации в сборнике статей посвящённых двадцатой готовщине Университета, Хван придал, как показалось многим, непропорционально большое значение роли интеллигенции в процессе развития современного общества. Несмотря на то, что эта статья получила много положительных откликов в академической среде, карьера молодого ректора чуть было не оборвалась именно из-за этой оплошности.
Исправить "теоретическую ошибку теоретическим методом" порекомендовали Хвану сам Ким Ирсен и Вице-премьер КНДР Ким Иль. Исходя из положения о том, что оба первобытный и коммунистический способы производства должны быть атрибутами бесклассового общества, Хван начал критически переосмысливать ортодоксальное марксистское положение о том, что классовая борьба является основой исторического процесса. Вывод, к которому пришёл в своих изысканиях Хван, был прост - "историю необходимо рассматривать с позиции нации, а не класса" (Хван 1999, с. 150). В поддержку этой гипотезы, Хван привёл примеры из истории сталинских репрессий (1937-1938 гг.) и маоистской "Культурной революции" (1966-1969). В обоих случаях, преступления и несправедливость по отношению к собственному населению совершались под предлогом классовой борьбы и установления диктатуры пролетариата. Вывод Хвана сводился к тому, что официальная идеология КНДР не должна основываться ни на классической марксистской концепции классовой борьбы, ни на сталинских или маоистских положениях об установлении диктатуры одного класса, а исключительно на идее "гуманизма". Одновременно, исследования в области истории Кореи должны были рассматривать национальное прошлое исключительно с точки зрения человеческого развития и креативного созидания (Интервью с Ли Сончхолем, 1999 г.).
Несомненно, теоретическая формула, которую вывел в своих изысканиях Хван Чжанъёп была лишь уловкой с целью замаскировать истинные цели правителей Северной Кореи. Ким Ирсену, в его борьбе против оставшихся политических конкурентов, требовалась мощная националистическая альтернатива "старой" марксистско-ленинской идеологии. Более того, в разгар советско-китайского идеологического противостояния, такая точка зрения позволила бы КНДР успешно дистанцироваться от обоих конфликтующих "старших братьев". Хван мудро предугадал, что в условиях искуственного раздела страны для клана Кимов будет важно создать и пропагандировать такую историю Кореи, где был бы подчёркнут именно её моно-национальный характер. И, что немаловажно, двусмысленность положения о том, что "человек является мастером своей судьбы" всегда мог бы предоставить правящей семье Кимов быстрый ответ на каверзные вопросы связанные с трудностями "переходного периода" от социализма к коммунизму.
Таким образом, новый подход к изучению истории Кореи, который появился в следствии запугивания ведущих учёных, совместил в себе элементы марксистско-ленинской диалектики, сталинского исторического материализма и чучхейской самостийности. С этого момента, новая традиция воспевания нации и её вождей приобрела статус официальной доктрины в научных кругах КНДР.
3. Чучхе в современной северокорейской историографии
Теоретики чучхейской историографии в КНДР рассматривают события прошлого Кореи используя два основных критерия: уровень военной силы и уровень национального самосзнания. Например, победа корейцев в трёх Имчжинских войнах (1592-1598 гг.) приписывается двум факторам: техническому превосходству Кореи в сражениях на море и национальной сплочённости. Среди причин приведших к потере Кореей государственной независимости в пользу Японии в начале ХХ века, также, обычно называются две: военное превосхдство Японского империализма и упадок патриотизма в период поздней Династии Ли (Чосон). Именно поэтому северокорейская пропаганда безустанно напоминает населению страны об усилиях Ким Ирсена и Ким Ченира направленных на повышение обороноспособности КНДР и идеологической консолидации населения (Park, 2002: 18).
Воинствующий национализм всегда был и остаётся самым мощным фактором в системе взглядов идеологии чучхе. Он пробуждает агрессивность по отношению к иностранным агрессорам и культивирует гордость за успехи предыдущих поколений и национальный суверенитет Кореи. Эта тема проходит красной нитью через все 33 тома "Полной истории Кореи" изданной в КНДР в 1979-1982 гг. В самом деле, идеология чучхе изначально была призвана доказать всему миру, что Корея, как любое суверенное государство, должна быть самостийной и самодостаточной. Однако по мнению профессора Университета Джорджия, Хан С. Пака, этот суверинитет значит для Пхеньяна гораздо больше, чем просто независимость (Park, 2002: 31-32).
Идеология чучхе рассматривает Корею, как "особую страну", где людям ежедневно напоминают, что человеческая цивилизация брала своё начало именно на Корейском полуострове. Когда собственная история рассматривается исключительно с позиций исключительности, и тем более когда её ход лишён каких-либо неожиданностей, то у населения невольно формируется ощущение избранности и уникальности (Park, 2002: 31-33). Утверждение пхеньянских политиков о том, что Северной Корее уготована особая миссия повести за собой "все угнетённые народы", должно поддерживаться пхеньянскими историками. Именно они должны обеспечить наличие таких исторических "фактов", которые бы давали Северной Корее право лидерства в межкорейских отношениях и на международной арене.
Государственный Центральный Исторический Музей в Пхеньяне сегодня демонстрирует тщательно отобрананные находки и документы, которые должны внушить посетителю, что человеческая цивилизация зародилась на Корейском полуострове, и что предки современных корейцев уже в далёком прошлом превосходили все другие народы своими военными и культурными достижениями. Например, в Музее выставлены экспонаты каменных орудий труда, которые были найдены на территории северо-восточного Китая и, следовательно, "доказывающие" что предки корейцев обитали далеко за пределами Кореи. Эти находки якобы являются самыми древними орудиями труда найденными в мире. Так это или нет, несомненным является тот факт, что данные экспонаты призваны подстегнуть у корейцев национальную гордость и этническое превосходство (Park, 2002, с. 70).
Ещё в 1963 г. третьекурсник Ким Ченир объявил о наличии палеолита в истории Кореи (Ким Ченир, 3 мая 1963 г.). Однако лишь в 1970-х гг., специальная полевая группа Института Археологии Академии Общественных Наук КНДР обнаружила несколько стоянок, которые датировались северокорейскими археологами в миллион лет д.н.э. Каменные орудия палеолета и десятки окаменелых костей животных были обнаружены на стоянке Комынмору округа Санвон. Другая стоянка, на горе Сынни вблизи города Токчхон, открыла исследователям окаменелые останки древнего человека сразу трёх исторических эпох. Культуры палеолита и неолита, которые были представлены окаменелыми костями животных, каменными наконечниками стрел и кривых ножей, бусинами и закруглёнными топорами, перемежались со слоем культуры бронзового века. Обнаруженные пещерные стоянки Рёнгок Љ1 и Љ2 принадлежали исторической эпохе следующей за той, что была представлена стоянкой в Комынмору, и содержали несколько фрагментов скелета древнего человека, а также множество костей животных и каменных орудий труда.
Находки стоянок Тэхёндон Пхеньянского района Рёкпхо, стоянки Кульпхо в городе Рачжин-сонбон, и многих других явились чрезвычайно важными для северокорейских археологов. Все они открыли остатки материальной культуры палеолита, что по мнению учёных КНДР "научно доказывало" то, что Корея была одним из центров человеческой цивлизации. Полевая группа Института Археологии также обнаружила стоянки эпохи неолита, среди которых можно назвать стоянку Кунсан в Унхари, округа Ончхон, и стоянку Кымтханри Пхеньянского района Садон. Эти находки якобы подтвердили гипотезу о том, что корейский неолитический человек был потомком насельников более ранних стоянок.
Сегодня северокорейские археологи утверждают, что имеют множество "свидетельств" тому, что государство Корё было прямым наследником Когурё. Они полагают, что данные полученные при раскопках в районе города Кэсон, среди которых особое место занимают раскопки в Манвольде, раскопки могилы Короля Вангона (основателя династии Корё), могилы Короля Конмина, и храма Рёнтхон, "доказывают" что именно Корё было первым государством объединившим Корею в пределах его современных границ (Ku Chong-gŏn, 2002, с. 8).
В отличие от гипотез о местонахождении поздней столицы Древнего Чосона доминировавших северокорейские исторические круги в 1960-х и 1970-х гг., самые последние утверждения историков КНДР говорят о том, что крепость Асадаль была не перенесена из Маньчжурии в бассейн реки Тэдонган, а находилась там с самого начала. Не смотря на то, что в 2002 г. Пхеньян официально отметил свой 1575-летний юбилей, газета "Пхеньян Таймз" заявила, что этот город является столицей Кореи уже 30 веков, практически с момента образования Тангуном мифического государства Древний Чосон в 2333 г. д.н.э. Эта же газета утверждала, что город "являлся столицей как древних, так и феодальных государств Кореи т.к. он занимал благодатное топографическое положение и притягивал к себе людей как центр социального прогресса". Согласно средствам массовой информации КНДР, древние находки сделанные в Пхеньяне "доказывают, что этот район был колыбелью человеческой цивилизации, в котором люди появились и жили на всём протяжении 5000-летней истории Кореи" (Cha Ho-nam, 2002, с. 8).
Интересно что идеология чучхе берёт свои истоки в марксизме-ленинизме, но отрицает исторический материализм как теоретическую основу изучения истории. Чучхе, как и конфуцианство, напрочь отрицает материалистический детерминизм и утверждает, что действиями и поступками людей управляют не условия и способ производства, не отношение к продукту труда, а непосредственно мозг (кор. нвесу). Все марксистские утверждения о том, что идеологическая "надстройка" покоится непосредственно на материальном или экономическом "базисе" общества однозначно отрицается северокорейскими историками. Вместо этого, сознание и душевное состояние человека определяет ход истории наполняет смыслом все общественные структуры. По мнению профессора Хан С. Пака, фундаментальное различие между марксизмом-ленинизмом и чучхе лежит именно в этом вопросе (Park, 2002, сс. 33-34, 64). Остаётся лишь заметить, что именно эта характеристика философии чучхе делает возможным сближение позиций историков на Севере и Юге Кореи.
4. Южнокорейские историки-националисты и чучхе.
В Южной Корее, многие историки также полагают, что местом рождения мировой цивилизации были Корейский полуостров и Маньчжурия. Знаменательно то, что даже первый номер нового журнала "Исследование истории" (кор. "Ёкса тхамхом"), который является приложением к влиятельному ежемесячнику "Вольган чунан", открывается интервью с именитым профессором Сеульского Национального Университета, историком Син Ёнха. Профессор Син утверждает, что его открытия касающиеся истории государства Древний Чосон позволяют заново осмыслить и переписать всю мировую историю. Согласно его открытию, именно Корейский полуостров и Маньчжурия были "колыбелью современной цивилизации". Следы же распространения этой протокультуры и сейчас можно обнаружить далеко на западе в таких странах как Турция, Франция и Финляндия (Син Ёнха, 2003, сс. 6-9).
Профессор Син Ёнха практически сходится во мнении со своими северокорейскими коллегами о том, что политический центр Древнего Чосона с самого начала находился на берегах реки Тэдон вблизи современного Пхеньяна. Одновременно с этим, Син Ёнха утверждает, что народ "Хан" (кор. Ханчжок) образовался на берегах реки Хан, т.е. в районе современного Сеула:
Существует две основные гипотезы происхождения нашей нации: одна, "теория о Емэк", принадлежит историку Ли Бёндо, и другая "теория о Е и Мэк" принадлежит историку Ким Санги. Однако на основе имеющихся данных, я разработал свою собственную теорию где на первом месте стоит народность "Хан". Мою гипотезу можно назвать "теорией о трёх племенах - Хан, Е и Мэк". Хан населяли оба берега реки Хан, Мэк жили к югу от реки Сунхуа, а Е селились на полуострове Ляодун. Все три племени смогли закрепиться в районе реки Тэдон, провинции Пхёнан, и основали Древний Чосон, который являлся племенным государством называвшемся по-корейски "Асанара" со столицей "Асадаль" (Син Ёнха, 2003, с. 8).
Похожей точки зрения придерживается и историк Син Хёнсик, профессор Женского Университета Ихва в Сеуле. В кратком популярном очерке истории Кореи, который адресован зарубежным корейцам, профессор Син Хёнсик полностью принимает результаты археологических находок учёных КНДР в Маньчжурии и северной Корее (Син Хёнсик, 2001, с.14)
Однако существует и много других гипотез об образовании корейской нации, которые можно встретить лишь в южнокорейских популярных и профессиональных публикациях по истории страны. В вышеупомянутом номере журнала "Исследование истории", исследователь Ким Чоннок утверждает, что родиной корейцев является не Корейский полуостров, а побережья озера Байкал. Так как этот район Сибири признан источником сибирского шаманизма, населён народами облик которых неотличим от современных корейцев, и усеян каменными идолами похожими на корейских "харыбанов", Ким Чоннок делает соответсвующий вывод: "корейцы как народ сформировались в Сибири и затем двинулись на восток, заселив сначала Маньчжурию, Корейский полуостров, а затем и острова Японского архипелага" (Ким Чоннок, 2003, сс. 36-46).
Поиск мифических корней корейской нации всегда ассоциировались с именем Тангуна и вдохновляли многих корейских историков-националистов первой половины ХХ века на его реанимацию, как вызов японскому мифу об императоре Дзимму Тенно, правнуке богини солнца Аматерасу. На Юге современной Кореи легенда о Тангуне как правило ассоциируется с горой Пэктусан находящейсяс на самом севере страны. Исторические главы "Забытых деяний Трёх государств" также повествуют о динамике создания корейской государственности с севера на юг полуострова. Никакие документальные материалы не подтверждают мнение южнокорейских учёных о том, что предки корейцев двигались в обратном направлении или наоборот пришли на полуостров с северо-запада.
Другими словами, схожесть в подходах к изучению национальной истории среди многих северо- и южнокорейских историков очевидна. Огромное внимание уделяемое вопросу образования нации, усиленные попытки найти её истоки в глубокой древности, и демонстрация её великолепного героического характера присущи всем корейским историкам-националистам. Любой исторический "факт" или находка удлинняющие родную историю или отрицающие иностранное влияние на неё, какими бы сомнительными они ни были, всегда будут пользоваться успехом у ультра-националистов. Любые утверждения о том, что Корейский полуостров был когда-то колыбелью человеческой цивилизации находят горячую поддержку как на Юге так и на Севере страны. В этой связи возникает вопрос: нельзя ли использовать данное сходство позиций в обеих частях расколотой нации для решения её самой насущной проблемы - объединения Кореи?
5. Чучхейская историография и объединение Кореи.
Профессор Института им. Сечжона, Юрий М. Рюриков (Рю Хакку), полагает, что "корейский национализм может стать тем катализатором, который позволит вновь соединить две части расколотой Корейской нации" (Интервью с Рюриковым, 2003). Близость в подходах к вопросам национальной истории, могли бы стать отправным пунктом в решении вопросов культурного, экономического, и в конечном итоге, политиеческого сближения двух корейских государств.
Однако проблематичным остаётся вопрос об официальном названии и столице объединённого корейского государства в будущем. Северокорейские средства массовой информации настаивают на том, что именно Пхеньян является исконной столицей Кореи с древнейших времён:
Пхеньян, который славится своей древней историей как колыбель человечества и столица древних и феодальных государств, добавляет к своей славе и блистательную роль столицы КНДР, её политического, экономического и культурного центра (Cha Ho-nam, 2002, с. 8).
Читая подобные заявления северокорейских историков ХХI века, трудно удержаться от напрашивающейся параллели с формальными причинами восстания Мёчхона в ХП веке н.э. Назначенный советником короля династии Корё, буддийский монах Мёчхон настаивал на переносе столицы из г. Кэсона (Кэгёна) в г. Пхеньян (Согён) с целью преодалеть политические и экономические трудности постигшие страну. Главной причиной этих бедствий Мёчхон называл неудачное местоположение Кэсона. По его мнению Пхеньян (откуда Мёчхон был родом) пользовался гораздо более благодатными геомантическими свойствами. Однако реальной причиной переноса столицы Корё на север страны были укрепление границ, подготовка военной кампании против варваров, и отвоеварние у слабеющего Китая земель принадлежавших прежде Когурё. Подобные устремления были популярны в Корё вплоть до начала 12-го века. Романтика маньчжурских просторов проявилась даже в названии династии Корё, которое было когда-то альтернативным именем династии Когурё. Более того, до монгольского вторжения 1232 г., раздвоенное национальное сознание корейцев считало культуру Когурё континентальной, а культуру Силла полуостровной.
Несмотря на то, что призывы Мёчхона быстро нашли отклик среди местной элиты, король был настроен менее радикально. В 1135 г. раздосадованный Мёчхон поднял восстание, которое было жестоко подавлено Ким Бусиком, конфуцианским учёным-бюрократом, будущим автором "Исторических записок Трёх государств" (1145 г.). Ким выступал за совершенно противоположную концепцию развития Корё, где наследие Силла и традиции китайской модели государственности стояли на первом месте. Этой же традиции следовал и автор "Забытых деяний Трёх государств" (кор. Самгук юса, 1280 г.) буддийский монах Ирён, который также был продуктом силланского клана политической элиты Корё. С этого момента, официальные и неофициальные истории составлявшиеся для династий Корё и Ли (Чосон) всеми силами стремились продемонстрировать их полуостровной характер. Другими словами, с подавлением восстания Мёчхона и его сподвижников, которые заперлись в стенах осаждённой Пхеньянской крепости, лозунг "Поход на север и объединение!" был похоронен до времён Корейской войны (1950-1953).
Неисключено, что заново появляющееся увлечение романтизмом в истории Кореи, есть ни что иное как латентный способ избавиться от страха перед предстоящим объединением страны. Поиск общих корней где-нибудь за пределами Корейского полуострова могли бы притупить региональное соперничество между Севером и Югом страны. Имидж Древнего Чосона как мононационального но мультикультурного общества мог бы привлечь к себе уже тем, что объединённое корейское государство потребует от его участнников терпимости к тем различиям, которые произошли с 1945 г., когда страна оказалась искуственно расколотой.
Северокорейский подход к истории Кореи уже свободно обсуждается в Южной Корее. Если бы южнокорейский подход к истории страны был так же официально допущен и признан в Северной Корее, то эффект от такого сотрудничества мог бы превзойти все ожидания. Воссоздание героического прошлого историками Севера и Юга объективно создаёт предпосылки к национальному примирению и объединению страны. В этих условиях, уже не будет иметь значение название объединённой Кореи - будь то "Демократическая Конфедеративная Республика Корё", как это предлагает Север, или "Объединённая Демократическая Республика Корея", как её одно время собирались именовать на Юге.
Источники и литература
На русском языке:
Син Хёнсик, История Кореи: Краткий популярный очерк, перевод Л.А.Петрова, М., 2001.
Интервью с М.Н.Паком, ИСАА, МГУ (Сеул, 9 марта 1999 г.).
Интервью с Ю.М.Рюриковым (Рю Хакку), НИИ им.Сечжона (Сеул, 8 мая 2003 г.).
На английском языке:
Cha Ho-nam, "Pyongyang, 1,575 years", The Pyongyang Times (16 November 2002), p.8,
Freeman, Derek, Margaret Mead and Samoa. The Making and Unmaking of an Anthropological Myth, Cambridge/Mass., 1983,
Ku Chong-gŏn, "Uncovering Korea"s Past", The Pyongyang Times (22 September 2002), p.8,
Lee Ki-dong, "Ancient Korean Historical Research in North Korea: Its Progress and Problems", Korea Journal, Vol. 32, No.2, (Summer 1992) pp.27-28.
Mead, Margaret, Coming of Age in Samoa, New York: Blue Ribbon, 1928.
Petrov, Leonid A., "The Rise of the Socio-economic School and the Formation of North Korean Official Historiography", unpublished PhD dissertation, Canberra: The Australian National University, 2002.
Park, Han S. North Korea: The politics of Unconventional Wisdom. Boulder and London: Lynne Reinner Publishers, 2002.
Scalapino R.A., Lee Chong-sik, Communism in Korea, Vol.1, Berkeley: University of California Press, 1972, pp.612-613.
Asahi Shimbun (6 November 2000) "Shinichi Fujimura admits burying artefacts from his own collection").
Yomiuri Shimbun (6 November 2000), "Archaeologist admits faking 'oldest' finds".
Japan Today электронный журнал, доступен в интернете:
просмотрен 26 мая 2003 г.
На корейском языке:
Чон Соктам, Хо Чжонхо, Хон Хию, Chosŏn-e issŏsŏ-ŭi Chabonjuŭijŏk Kwangye-ŭi Palsaeng [Зарождение и развитие капиталистических отношнений в Корее], Пхеньян, Sahoe Kwahagwŏn Ch'ulp'ansa, 1970.
Ким Чоннок, "Hanminjok Siwon-ǔi Sangjing Baikalho-rǔl Ch"ajasŏ" (Открытие Байкала, символа образования корейской нации), Yŏksa T"amhŏm No.1, June 2003 приложение к Wŏlgan Chungang, pp.36-46.
Ким Ченир, Koguryŏ-rŭl Pirothan Samguk Sahoe Kyŏngje-jŏk Sŏngkyŏgŭl Olk"e Haemyŏng haltte-e Taehayŏ (О правильном понимании социально-экономического характера Когурё в сравнении с Тремя государствами) (18 октября 1960);
Ким Ченир, Samguk T"ongil Munje-rŭl Tasi Kŏmt"o haltte-e Taehayŏ (Переосмысливая проблему объединения Трёх государств в Корее) (29 октября 1960).
Ким Ченир, Ryŏksa Yumul-gwa Charyo Chŏnsi-rŭl Chal Haltte-e Taehayŏ (Об улучшении показа исторических материалов и монументов) (10 ноября 1960).
Ким Ченир, Uri Nara-esŏ Ch"ŏŭm-ŭro Palgyŏn-twen Kusŏkki Sidae-ŭi Yujŏk-e Taehayŏ (Об обнаружении первой палеолетической стоянки в нашей стране) (3 мая 1963).
Ким Ченир, Ryŏksa Yŏn"gu-esŏ-nŭn Saryo Sujip-kwa Kojŭng-ŭl Chal Hayŏya Handa (Сбор и исследование исторических реликвий должно стать приоритетом в историческом исследовании) (10 февраля 1964).
Ким Ченир, Ryŏksa Yujŏk-kwa Yumul Pojon Saŏb-e taehan Tangjŏk Chido-rŭl Kanghwa Haltte-e Taehayŏ (Об улучшении партийного руководства в деле сохранения исторических мест и реликвий) (16 сентября 1964).
Ким Сокхён, и др., "On the Severe Mistakes in Description of Korean History in "World History" by the USSR Academy of Sciences" (О грубых ошибках в описании истории Кореи в сборнике "Всемирная история" изданном Академией Наук СССР", Rodong Sinmun (20 September 1963), сс.5-6.
Ким Сокхён, "Samhan Samgug-ŭi Ilbon Yŏldonae Pun"gukdŭr-e taehayŏ" (Об основании Трёх Хан и Трёх государств в Японии), Ryŏksa Kwahak No.1 (1963).
Син Ёнха, интервью "Kochosŏn Ch"ujŏkhamyŏn, Segyesa Tasi Ssŏya" (Исследование истории Древнего Чосона позволяет переосмыслить всемирную историю), Yŏksa T"amhŏm No.1, июнь 2003, приложение к Wŏlgan Chungang, pp.6-9.
Ли Чирин, Kochosŏn Yŏn"gu (Исследование Древнего Чосона), Пхеньян: Kwahagwŏn C"hu"p"ansa, 1963.
Ли Санхо, "Tan"gun"go" (Изучение Тангуна), Косhosŏn-e kwanhan T"oron Nonmunjip (Коллекция статей о дискусии посвящённой Древнему Чосону), Пхеньян: Kwahagwŏn Ch"ulp"ansa, 1963.
Интервью с Ли Сончхолем, Народный Дворец Учёбы (Пхеньян, 14 апреля 1999 г.).
Интервью с Хван Чжанъёпом (Сеул, 20 сентября 2003 г.)