Аннотация: "-У нас расторгают браки не в суде. Наш суд – учреждение слишком серьёзное и ерундой не занимается..." Рассказ Э. Куровского (Польша).
Э.Куровский (Польша)
"ТАЛАК" ЗНАЧИТ "РАЗВОД"
Позвонил мне художник Амбиар С. Картоно. Поинтересовался, чем я занимаюсь, и сказал, что хотел бы пригласить меня на маленькое семейное торжество. Я ответил, что ничего не делаю, просто сижу без рубашки возле кондиционера, на улице ведь сущее пекло. Неплохо бы съездить в китайский ресторанчик перекусить, но у меня нет машины, а пешком ходить по городу невозможно.
-Я за тобой заеду, - ответил он, - но обещай, что будешь моим свидетелем.
-Свидетелем чего? - удивился я. О чём, собственно, может здесь свидетельствовать гость из далёкой Европы? Правда, мы знакомы с ним ещё с предыдущего моего приезда в Джакарту, но я слишком мало знаю о личной жизни художника с острова Явы.
-Надумал я разводиться, - донеслось из телефонной трубки.
-Почему?
Я знал его худенькую милую Сусию и теперь никак не мог понять, что происходит. Я у них второй раз, но жители Явы всё ещё удивляли меня.
-Когда увидишь новую кандидатку на роль моей жены - поймёшь, - ответил он.
Я позвонил приятелю в управление порта и спросил, что мне делать. Кому это я должен давать показания против симпатичной Сусии? Лгать я всё равно не смогу.
- У нас расторгают браки не в суде. Наш суд - учреждение слишком серьёзное и ерундой не занимается. Поезжай и не задавай глупые вопросы, - ответил он.
Отмахиваясь от полчища москитов, я ополоснулся в ванной чуть тёплой водой из пластмассового бака (холодной или горячей здесь не бывает) и надел белые брюки, носки пепельного цвета и светлые сандалии. Рубашку натянул первую попавшуюся на глаза, потому что рядом с домом, у сточной канавы, уже стояла "тойота".
Рядом с моим товарищем, который тепло поздоровался со мной, сидела в автомобиле двенадцати- или, может быть, тринадцатилетняя девочка, и я спросил, не дочка ли это. Мне было известно, что у него есть дети. Но он ответил, что дети остались дома, а это, мол, претендентка на роль очередной жены. Он привёз её вчера с острова Мадура.
-Я ездил туда на натуру, там её, Фатиму, и встретил. Она мне понравилась.
Девочка улыбнулась - она знала, что говорят о ней, хотя по-английски не понимала.
-Мне пришлось выложить много рупий, - добавил художник. - Но очень уж она хороша. - Девочка вытерла ему лицо влажным благоухающим платком. - Я был вынужден занять денег.
-А как отдавать будешь?
-Не знаю. Придётся, наверно, поменять фамилию.
В подобных случаях обычно говорят своему кредитору так: "Зовусь теперья Судионо, за долги Картоно не отвечаю". Изменить имя не так уж трудно, любой желающий может шепнуть на ухо двум свидетелям, что отныне его следует называть так-то и если, дескать, кто-то назовёт его иначе, значит с кем-то спутал.
-Её дядя торговался со мной всю ночь, - он погладил девочку по щеке, а она снова промокнула его вспотевшее лицо.
Я знал, что они тут за жену платят родителям девушки буйволом или чем-то равноценным. Или можно отработать в поле, заменив собой буйвола.
Разбитый асфальт, разноцветная стайка рикш, толпы людей на обочинах, буйволовые упряжки - и вот, наконец, за сточной канавой показался дом художника. Нас впустил слуга. Когда мы высаживались, Картоно сказал девочке: "Подожди, сейчас разведусь'.
В комнате ждал нас дядя девочки (первый свидетель по делу о разводе) и улыбающаяся как-то иначе, не так, как всегда, нынешняя жена художника.
-Талак, - сказал Картоно жене и глянул на меня, желая убедиться, слышу ли я. - Слыхал, что я сказал?
-Сайа, - произнёс дядя девочки.
Сусия никак не прореагировала. А кандидатка на роль новой жены в этот момент и вовсе глазела во дворе на автомобиль.
-Подай нам напиток, - потребовал художник.
А когда жена Картоно, ещё законная, принесла сосуды, сделанные из кокосового ореха, её муж во второй раз произнёс слово "талак" и посмотрел на нас, чтобы убедиться, слышат ли свидетели. Он налил в чаши немного пальмовой самогонки, Сусия подала кусочки льда, и тут в третий раз прозвучало магическое слово "талак". Художник глотнул специально приготовленную жидкость, мы сделали то же самое, а Сусия лишь смочила губы.
-Мы разведены, - провозгласил Картоно. - Слово "талак" вместе с напитком туак творит чудеса.
В своих тонких брюках и торжественно-белой рубахе он вышел во двор, чтобы оттуда, из солнечного пекла, привести за руку чуть смущённую девочку в скромном батике и объявить ей "вот твой дом", а нам - "это моя новая жена".
-Что ты будешь с ней делать? - спросил я по-английски. - Ведь она ещё ребёнок.
Картоно сказал что-то по-малайски своей новой жене (и она тотчас же покинула помещение), а потом, глянув на её дядю, ответил мне так:
-То, что и должен делать муж с женой. - Художник предложил нам чудодейственный напиток со льдом и сок из плодов манго. - Благодаря своему дяде, она уже не девица. Дядя, разумеется, сделал это пальцем, а значит она чиста. Выпьем за здоровье моей жены.
Фатима подала на стол лепёшки с креветками и кодоки (лягушачьи лапки в ореховом соусе), а я, ещё раз пригубив холодного пальмового самогона, спросил у хозяина, что будет с его детьми. А пока он думал, как ответить, я принялся разглядывать висевшие на стенах полотна художника, где были изображены рыбаки с сетями и сцены здешнего быта.
Картоно показал нам на Сусию, которая, всё ещё улыбаясь (и это была вовсе не улыбка счастья), покидала дом вместе с двумя ребятишками, причём дочка выглядела старше новой супруги своего отца.
-Куда это Сусия направляется? - поинтересовался я.
-Сусия? Кто такая Сусия? - спросил художник, улыбаясь. - Эту женщину я не знаю.
-Перестань шутить. Она забрала всех детей?
-После развода, - пояснил Картоно, - чётные дети остаются с отцом, нечётные - с матерью. Поэтому она забрала первого и третьего ребёнка. А мне оставила второго - он сейчас играет с прислугой.
-А почему ты не пригласил Сусию на прощальный обед?
-Она имела право остаться, но, по всей видимости, не хочет.
-Разве она не будет вам мстить?
-Мы развелись по закону, - ответил Картоно, взял крупук (раковую лепёшку) и добавил: - Согласно местному обычаю. Она могла поступить точно так же. У нас равноправие.