Рассказы о Кракове (8). Духи площади Всех Святых

Петров Алексей Станиславович: другие произведения.

Рассказы о Кракове (8). Духи площади Всех Святых

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Комментарии: 2, последний от 10/06/2012. © Copyright Петров Алексей Станиславович (aspetr2002@mail.ru) Обновлено: 07/10/2013. 68k. Статистика. Очерк: Польша Иллюстрации: 32 штук.		Ваша оценка:

А потом явился Призрак,

черный Призрак. И смотрела

смерть в глаза нам.

(С. Выспяньский. Свадьба)

Улица Висляная. Здесь мы бываем каждый день: на этой улице стоит наш отель. Утром выходим с женой из гостиницы, поворачиваем направо, а потом опять направо, за угол, на Голубиную, в ресторан на завтрак. По Висляной выходим и на площадь или в другую сторону, на Планты. Улочка короткая, всего 170 метров. Она значилась на карте города уже в начале XIV века. Там, где сейчас бульвар Планты, ещё в XIX веке стояли городские стены, и улица упиралась в Висляные (Водные) ворота. Здесь горожане выходили из Кракова и шли к Висле.

Мы выходим из отеля и идем к Рынку... Но погодите! Туристу, приехавшему в Краков всего на несколько дней, даже на такой маленькой улочке обязательно найдется что-нибудь интересное. Поднимем головы, присмотримся к фасадам и крышам зданий, задержимся хоть на минутку там, возле той стены... и там... и там тоже... Потому что здесь живет седая дама История, она много может порассказать нам такого, о чем мы даже не подозревали.

Вот, например, перекресток, где пересекаются Голубиная и Висляная. С 1409 года на этом месте стояла Бурса Бедных (Bursa Pauperum) - первый kollegium (учебное заведение с интернатом) для малоимущих студентов Краковского университета. Здание было отдано учащимся по инициативе профессора теологии Яна Иснера, и жили тут в основном студенты, приехавшие из Литвы и Руси (понятно, что в этом случае у слова "Русь" более широкий смысл - это не наша "матушка Русь", а "земли восточных славян"). Здесь изучали философию и теологию. Комнаты, расположенные ближе к фронтальной, передней стороне здания, с окнами на улицу, предназначались для студентов побогаче. С них взималась плата на содержание тех учащихся, которым нечем было заплатить за учебу и проживание. Этих студентов селили в задних комнатах. Таких, очевидно, было больше...

В 1462 году перестроил и обновил Бурсу никто иной как Ян Длугош, великий польский историк. Значительную сумму на ремонт выделила королева Анна Ягеллонка, и тогда это здание стало именоваться Ягеллонской Бурсой. В конце XVIII века здесь обосновались студенты-медики, дом назвали Бурсой Хирургов. А в 1838 году руководство университета продало здание городу, новый хозяин перестроил старые стены, и теперь на этом месте стоит тот дом, который мы видим сегодня.

Или, например, угол Висляной и Рынка. Когда-то здесь, на этом месте, чуть не застрелили знаменитого польского драматурга Славомира Мрожека. Это случилось 3 мая 1946 года, в День Конституции Польши. Студенты организовали демонстрацию, скандировали антигосударственные лозунги (далеко ведь не все были довольны тем, что Польша из вполне благополучного "межвоенного двадцатилетия" сразу перепрыгнула в "сталинский" социализм). 16-летний Славомир наткнулся на демонстрантов на углу рыночной площади. Недолго думая, присоединился к митингующим, стал провозглашать какие-то лозунги.

...о Польше они говорили,

их речи разумными были,

надеждой светился их взор.

Они говорили, что надо

и этих и тех победить,

не надо идти на уступки,

не надо по-старому жить,

что так продолжаться не может...

И знаете, верится мне:

всё это было разумным,

искренним было вполне.

(С. Выспяньский. Свадьба)

Далее С. Мрожек описывает это так: "Вдруг началась стрельба - по густой толпе палили из окон второго этажа углового многоэтажного здания воеводского комитета ПРП <Польская рабочая партия>. Запальчивые выкрики мгновенно умолкли - началась паника. <...> ...люди разбежались, вслепую ища спасения. Перебежав Рынок, я втиснулся в подворотню на другой стороне площади. Кто-то запер за нами ворота. С Рынка слышался топот бегущих, возбужденные голоса преследователей. Наконец всё стихло, и мы начали совещаться; но люди собрались совершенно случайные, поэтому совещание получилось сумбурным и кратким. Осторожно выглядывая наружу, мы по очереди выходили на Рынок. Все разошлись в разные стороны. Я долго петлял, проверяя, не следят ли за мной, прежде чем добрался до нашей улицы. Вся семья была дома, и я с облегчением рассказал обо всем, что видел. Отец решительно одобрил мое поведение и заявил, что гордится мной".

В соседнем с нашей гостиницей здании находится редакция католического еженедельника "Тыгодник повшехны". Она расположена в боковом крыле Дворца Епископа (сам же Дворец стоит на Францисканской, идущей перпендикулярно Висляной). У основанной в XIV веке резиденции краковских епископов бурная и яркая история. Достаточно назвать имена людей, которые были связаны с этим зданием: Пётр Томицкий (1464-1535) - епископ, коронный подканцлер, королевский секретарь, меценат, дипломат, публицист, историк; Пётр Мышковкий (1510-1591) - подканцлер двора Сигизмунда Августа, королевский секретарь, краковский епископ, меценат поэта Яна Кохановского, который внес огромный вклад в развитие литературного польского языка; епископ Пётр Гембицкий (1585-1657) - великий коронный канцлер, основавший специальный фонд для бедных, меценат, крепкий католический администратор, первый краковский епископ, совершивший визит в Рим ad limina apostolorum ("к апостольским порогам"); Ян Павел Воронич (1757-1829) - примас Царства Польского, епископ, талантливый поэт... С 1964 по 1978 год в Епископском дворце жил Кароль Войтыла, ставший потом папой римский Иоанном Павлом II... Список можно продолжать долго.

Епископский дворец [] Епископский дворец (фото с польского сайта www.nid.pl)

Или вот ещё история, связанная с этим дворцом. 11 ноября 1893 года здесь, в часовне кардинала Дунаевского, состоялось бракосочетание писателя Генрика Сенкевича и Марии Романовской, приемной дочери (по-польски это звучит забавно: "пшибрана цура") одесского богача Константина Володковича. Краковский писатель и критик Т. Бой-Желеньский назвал эту свадьбу "архиэлегантной": собрался высший свет города, все таращились на утонченного сноба Сенкевича, который, заметно нервничая, стоял у алтаря рядом с молоденькой невестой. Писателю тогда было 48 лет (в то время это считалось почти старостью), а Марии - 20. Было видно, что новобрачная владеет собой явно лучше, чем ее избранник. Кардинал-священник, благословляя молодых, процитировал строчку из романа Сенкевича. Потом был банкет в Гранд-отеле, и молодожены отправились в свадебное путешествие. Вернулись они в Краков через месяц. И уже не вместе... Брак оказался non consumatum ("незавершенным"): выяснилось, что у Генрика Сенкевича impotentia virilis psychopatica (психопатическая импотенция). Через год писатель добился от папы римского подтверждения, что "таинство брака не осуществилось", брак был расторгнут... Как раз в это время Сенкевич закончил роман "Семья Поланецких" - социально-психологическую драму, в которой писатель, как коротко формулируют в аннотациях, "обращается к теме отношений людей в браке, когда прослеживаются нарастание взаимной отчужденности супругов, душевные страдания женщины, ощущающей себя собственностью мужа".

В самом дворце мне побывать не довелось, а вот в редакцию еженедельника, расположенного в том же здании, заходил. Ведь именно благодаря журналистке "Тыгодника повшехного" Аните Пиотровской - специалистки в области кино, автора нескольких книг - нам удалось забронировать комнату в отеле на улице Висляной. Подошел к дому N 12, заглянул в дверной проём - пустые лестничные пролеты и коридоры, никакой охраны и металлодетекторов, никакой "пропускной системы", как это встречается сплошь и рядом в Москве. Поднялся на нужный этаж, вошёл в офис - обычное рабочее пространство для газетчиков: столы, кресла на колесиках, компьютеры, принтеры, бумаги ... И ничего такого, что напомнило бы об обитающих здесь тенях коронных канцлеров, епископов, королевских секретарей... В офисе тихо (кажется, выходной), только два парня возятся с компьютером. Выслушали меня, взяли мой пакет с "московским презентом" для Аниты (она была в это время в Лондоне), кивнули и снова занялись своими делами. Ничего особенного. И только потом, позже до меня дошло: да ведь это же не просто там редакция журнала - это Епископский дворец!.. В Кракове старое и новое прекрасно уживаются рядом.

Улица Голэмбя (Gołębia, Голубиная) немного длиннее Висляной - около 260 метров. Сюда, как я уже сказал, мы забредали каждый день. От нашего отеля это, пожалуй, самый короткий путь до Гродской или Братской, до площади Всех Святых и самых старых костёлов города (а мы как раз туда сейчас и направляемся). Путь не такой уж и долгий, поэтому успею лишь сказать, что именно здесь, на Голубиной, расположены многие здания Ягеллонского университета.

Collegium Novum []

Collegium Novum Ягеллонского университета

Collegium Novum, лекционный зал (aula) (фото И. Грабской)

В Collegium Novum (дом N24) сегодня работает ректор и его помощники, а раньше здесь была Иерусалимская Бурса с общежитием на 100 студентов, со своей кухней, библиотекой, общим учебным залом (stuba communis), внутренним двором (всё это сгорело в ночь с 25 на 26 июня 1841 года). Между прочим, именно в этом корпусе сегодня находится знаменитая картина Яна Матейки "Николай Коперник, или Разговор с Богом".

Коперник []

Я. Матейко. Николай Коперник, или Разговор с Богом (1872)

А на втором этаже в зале N56 висит мемориальная доска, на которой написано: "За стойкость духа, за службу науке и народу немецкие оккупанты путем предательства и насилия собрали в этом зале и арестовали профессоров, доцентов и ассистентов Ягеллонского университета 6 ноября 1939 г." Эта гитлеровская акция сегодня носит название "Sonderaktion Krakau" (тот, кто видел фильм Анджея Вайды "Катынь", хорошо помнит этот эпизод). Тремя днями ранее, 3 ноября 1939 года командир второго отдела опергруппы Einsatzkommando, штурмбанфюрер СС Б. Мюллер прислал ректору Тадеушу Лер-Сплавиньскому предложение собрать в аудитории Collegium Novum всех преподавателей краковских учебных заведений, чтобы немецкое командование могло "разъяснить им свою позицию по вопросам научной работы в высшей школе". Бруно Мюллер явился на собрание в сопровождении отряда полицейских. Его речь была краткой:

- Университет начал учебный год, не получив разрешения от немецких властей. Это проявление неповиновения. Кроме того, хорошо известно, что здешние преподаватели были всегда настроены враждебно по отношению к немецкой науке. В связи с этим всех вас, кроме трех присутствующих здесь женщин, вывезут в концентрационный лагерь. Любая дискуссия, а также высказывания на эту темы исключаются. Тот, кто осмелится оказать сопротивление исполнению моего приказа, будет расстрелян.

Катынь1 [] Катынь2 []

Sonderaktion Krakau. Кадры из фильма "Катынь" (реж. А. Вайда, 2007)

Присутствовавший на собрании профессор С. Истрайхер попытался было возражать, но его сразу же лишили возможности высказаться. Немцы отпустили двух женщин-профессоров: Хелену Вильман-Грабовску и Ядвигу Волошиньску. Они-то и рассказали родственникам о том, что случилось в учебной аудитории, носившей в то время имя Николая Коперника. В концлагерь Заксенхаузен были вывезены 183 преподавателя. Там стали умирать самые слабые и самые старые из них. Узнав об этой акции, международная общественность выразила решительный протест. В дело вмешался Бенито Муссолини. Он обратился к Гитлеру с просьбой освободить краковских преподавателей из концлагеря. 8 февраля 1940 года были выпущены более ста узников, но некоторые из них всё равно не вынесли такого испытания и вскоре умерли.

Напротив Collegium Novum расположено одно из самых старых зданий университета - Collegium Minus (дом N11). Раньше здесь были лекционный зал и квартиры профессоров. Здание много раз перестраивалось, и от старого дома, ставшего университетским корпусом ещё в XV веке, сегодня остались лишь фрагменты, да и то в подвале. Здесь теперь находится университетский Институт археологии. Рядом мы найдем и другие корпуса университета: Коллегиум Витковского, где изучали физику и психологию (сегодня здесь Институт истории), и здание факультета польского языка и литературы.

Следует ещё сказать, что именно на Голубиной в 1830 году впервые в городе (да и во всей Польше) стали использовать газовые фонари для освещения улицы.

По улице Голубиной добираемся до Братской и поворачиваем направо. Несколько десятков шагов - и мы подходим к трамвайным путям. Это площадь Всех Святых. От костёла святого Анджея, например, который стоит на Гродской, сюда минуты четыре пешком. Когда-то здесь был костёл Всех Святых, теперь же на этом месте разбит сквер с памятником Миколаю Зыбликевичу (1823-1887), польскому политику, президенту Кракова, главе Галицийского сейма. Костёл Всех Святых был разобран в 1835-1838 годах, потому что он разрушался и уже довольно давно не посещался верующими; имущество было распродано на аукционе или распределено по другим храмам. Разобрать культовое здание XIII века... Оказывается, и у поляков такое случалось.

Костел Всех Святых [] Т. Стахович. Несуществующий костел Всех Святых (XIX в.)

Площадь Всех Святых во времена социалистической Польши называлась площадью Весны Народов. Слева - доминиканский костёл Святой Троицы, построенный в XIII-XIV веках, справа - костёл Святого Франциска Ассизского (основан в 1237 году по повелению князя Генриха II Благочестивого, освящен в 1269 г.). Это самые древние храмы города. Чтобы быть точным, скажу, что то место, где стоит доминиканский костёл, называется Доминиканской площадью. Она словно продолжает площадь Всех Святых. Давайте подойдем к этому храму поближе. О нем я упоминал тогда, когда рассказывал о "рыцаре без головы" Кшиштофе Шафранеце. Но разве же только он один тревожит воображение ныне живущих? Здесь, в этом костёле, буквально тесно от привидений...

Доминик [] Доминиканский перед пожаром [М. Залеский]

Доминиканский костёл (фото Я. Мехлиха, 2008)

М. Залеский. Доминиканский костёл (перед пожаром в 1850 году)

Есть в костёле капелла святого Яцека - первого доминиканского монаха Польши. Яцек был племянником Иво Одровонжа - епископа Кракова и канцлера князя Лешека Белого. Яцек Одровонж изучал теологию в университетах Болоньи и Парижа, стал каноником краковского капитула, возглавляемого его дядей Иво. В то время в Европе появился новый монашеский орден - доминиканский, и Иво Одровонж пригласил доминиканцев в Польшу. Основатель ордена Доминик Гузман пожелал, чтобы несколько поляков стали доминиканцами. Вместе с Иво поехали в Рим его племянник Яцек, ещё один родственник - сандомирский священник Чеслав Одровонж (в будущем - благословенный Чеслав) и некто Герман Немец, которого даже в брошюре "Жизнь и чудесные деяния святого Яцека", купленной мною в гданьском доминиканском монастыре св. Миколая, называют "гораздо менее известным". Это были последние священники, которых Доминик Гузман принял в орден лично, незадолго до своей смерти в 1221 году в Болонье. Следующий генеральный магистр доминиканцев (высшее звание ордена) Йордан Саксонский направил поляков в Польшу и поручил им основать там новые доминиканские монастыри.

В Кракове Иво Одровонж отдал молодым доминиканцам деревянный приходской костёл Святой Троицы, построенный на месте старой романской церкви. Так началась долгая и яркая история костёла, который и сегодня стоит на шумной площади Кракова.

Верующие преклонялись перед отцом Яцеком ещё при жизни. Легенды рассказывают о чудесах, которые творил этот доминиканец. Однажды по пути из Сандомира в Плоцк Яцек и другие монахи подошли к бурной Висле возле города Вышеграда, но на берегу не оказалось лодки. Яцек помолился Господу всемогущему, "которому послушны небо, земля и море", позвал своих товарищей за собой и по воде "аки по суху" пошел к другому берегу. Его спутники Флориан, Годин и Бенедикт не поверили ему, и тогда Яцек, бросив на воду свой плащ, сказал: "Пусть, братья мои дорогие, это будет мостом Иисуса Христа", - и по нему перебрался на другой берег.

Висла []

Святой Яцек переходит Вислу. Из книги "Bracia Dominikanie. Życie i cuda Św. Jacka", Kraków, 2007

Рассказывают, что в 1241 году, когда в Киев вошли монголы, а Яцек, живший в этом городе, как раз служил мессу, один из монахов вбежал в доминиканский храм и крикнул, что нужно немедленно уходить:

- Время пришло, благословенный отче, бежим скорее, может нам ещё удастся вырваться из рук неверных татар! Они уже вламываются в ворота монастыря!

Яцек взял ларец со Святыми Дарами и вместе с другими братьями-монахами поспешил к выходу. И тут он услыхал голос Девы Марии, которая просила его не оставлять ее одну не поругание неверным.

- Но как же я возьму тебя с собой, Пресвятая Дева? - удивился Одровонж. - Ведь это очень тяжело.

- А ты всё же возьми, - последовал ответ, - и увидишь, что это не так уж тяжело.

Доминиканец вернулся в храм, взял алебастровую фигуру Богоматери, ставшую необычайно легкой, и вынес из святилища. Так и прошёл через толпу захватчиков, неся в одной руке Святые Дары, а в другой - изваяние Девы Марии, и татары не заметили ни его, ни других доминиканцев.

Яцек первый [] Яцек2 [] Яцек Одровонж

Именно Яцек Одровонж основал в Киеве доминиканский монастырь братьев-проповедников во имя Пресвятой Девы Марии. Впрочем, с датами тут какая-то путаница. Сообщается, например, что доминиканский храм существовал в окрестностях киевской Софийской улицы между 1222 и 1242 годами, а монахи-доминиканцы были изгнаны из Киева в 1233 году князем Владимиром Рюриковичем. Сами же доминиканцы в своей книге, которую я упомянул чуть раньше, пишут, что к декабрю 1240 года, когда к Киеву подошли татары, этого ордена в городе уже не было. Так что история о том, как святой Яцек вынес тяжелое изваяние Девы Марии из пылающего костёла, - не более чем красивая легенда.

А однажды сильный град побил посевы зерна в окрестностях Кракова. Люди обратились за помощью к Яцеку, он вознес Богу свои молитвы, и на следующее утро пшеница колосилась на полях, как и прежде.

Благодаря бурной деятельности Яцека Одровонжа, появились доминиканские монастыри в Гданьске, Плоцке, Торуне, Эльблонге, в украинском городе Галиче... Умер святой Яцек в 9 часов утра 15 августа 1257 года, в день Вознесения Пресвятой Девы Марии. Покоится в Кракове, в доминиканском костёле. По указанию короля Сигизмунда I в 1545 году на месте погребения святого Яцека (именно там была его келья) построена часовня. Через сорок лет она была расширена. В XVIII веке алебастровый саркофаг с останками святого разместили в самом центре капеллы, а рядом поставили изваяние Яцека Одровонжа. Надгробие выполнено итальянским скульптором Бальтазаром Фонтана. Стены украшены полихромией Кароля Данкварта. На входе в часовню висят картины художника Томмазо Долабеллы, придворного художника короля Сигизмунда III Вазы - "Тайная вечеря" и "Рождество в Кане Галилейской". Что и говорить, для католиков место святое, намоленное... Но представьте себе: и тут водятся черти!

Могила Яцека [] Могила Св. Яцека

Иногда кто-нибудь нет-нет да и заметит над саркофагом святого Яцека необычайный свет - будто факел горит. Ну, это, положим, понятно: герб доминиканского ордена изображает собаку, которая несёт в пасти горящий факел. Мол, охраняют церковь от ереси и просвещают мир, несут людям свет истины. (Слово "доминиканцы" созвучно с латинским Domini canes - "Псы Господни"). Но это ещё не всё. Здесь, в часовне, будто бы слышатся порой стоны, рычание, вой... Католики верят, что святость Яцека Одровонжа способна очистить одержимых дьяволом людей от скверны. Говорят, изгнанные демоны собираются иногда у гроба святого, а порой и взлетают над костёлом и монастырем - стонут, воют, хохочут...

Поэт, переводчик, литературный критик Люциан Семеньский (1807-1877) и этнограф Оскар Кольберг (1814-1890) написали о других привидениях доминиканского монастыря. Вроде бы здесь видели призраков епископа Павла из Пшеманкова и Петра Гамрата - одного из ближайших помощников королевы Боны.

Епископ Павел жил в XIII веке, был канцлером Болеслава V Стыдливого, а со следующим краковским князем - Лешеком Черным - враждовал. За это князь посадил его за решетку, и Павел его проклял, наложил запрет (интердикт) на любые его церковные действия. Вообще, этот епископ был человеком склочным, злым. Открыто боролся против пребывания в Кракове князя Генрика IV Пробуса и, напротив, поддерживал Пшемысла II (в те годы удельные князья активно боролись за краковский престол). Но это ладно, политика, дело грязное. Ещё более неприглядной выглядит личная жизнь епископа. Профессор Ягеллонского университета, историк Ян Пташник писал, что епископ Павел "известен развратным образом жизни. Целый гарем у себя держал, и даже похитил однажды из монастыря на Скале монахиню для своего гарема" [Я. Пташник. Культура средних веков. - Jan Ptaśnik. Kultura wieków średnich]. В общем, интриган, политикан, бабник... Однажды на торжественном приеме у доминиканцев услыхал епископ такие слова с небес: "Горе тебе, безбожник Павел, и было бы лучше, если бы ты вообще на свет не родился". В другой раз увидели, что перед Павлом стоит на задних лапах волк и говорит ему: "Будь ты проклят, епископ, за то, что забрал из монастыря и убил монашенку со Скалы, с нею гнусность сотворив". И услыхал епископ голос с неба: "Отпущено тебе, Павел, для твоего раскаяния немного, жить ты будешь ещё семь лет..." Говорят, и сегодня в трапезной у доминиканцев слышен голос Павла из Пшеманкова - кается, сожалеет о содеянном...

Пётр Гамрат (1487-1545) был меценатом, библиофилом, коллекционером, энергично поддерживал Бону Сфорца в ее политических деяниях и, в конце концов, стал примасом (первосвященником) Польши. В романе Г. Аудерской королева отзывается о молодом Гамрате так:

"- Он много лет провел в Италии. Обучался там искусству правления. С некоторых пор разумно и достойно управляет королевскими угодьями в Мазовии. Приняв сан Краковского епископа, он вместе с нами составил бы сильную партию, которая нам столь необходима.

- Вы полностью доверяете ему, ваше величество? - спросил Кшицкий.

- Как себе самой. Герцогу Альбрехту <Великий магистр Тевтонского ордена> не удалось его подкупить в споре о прусско-мазовецкой границе. Помимо того, он покровительствует гуманистам, известен как большой ценитель книг и различных искусств.

- Одним словом - само совершенство, - пошутил по старой привычке поэт и священнослужитель".

Гамрат [] Гамрат в кино []

Пётр Гамрат, примас Польши

А. Гонссовский в роли епископа Гамрата (сериал "Королева Бона", реж. Я. Маевский, 1980)

Впрочем, Гамрат тоже был большим женолюбом. В том же романе Г. Аудерской: "Гамрат любил роскошь, красивых женщин, при дворе не без оснований поговаривали о его близости с Доротой Дзежговской и об измене ей с красивыми мещаночками, презрительно прозванными краковским людом "гамратками". Дорота Дзежговска (Собоцка) была женой черского каштеляна Павла Дзежговского. Этот скандальный роман тогда ещё молодого священника Гамрата с бесстыжей жёнкой крупного польского чиновника вызывал оживленные пересуды во дворце, но, например, секретарь королевы и примас Польши Анджей Кшицкий, преследуя свои политические цели, "коллегу" прикрывал, потому что "свидетелей-то нет, а оборона была слабой, ибо Павел Дзежговский так глуп, что <...> мухи от комара не отличит" (цитируется по книге К. Моравского "Времена Сигизмунда", 1922).

Перед смертью Гамрат велел отправить в доминиканский монастырь две бочки превосходного вина, но его душеприказчики не выполнили последнюю волю примаса, присвоили это вино себе, монахам же отдали вино похуже. Однажды душеприказчики Петра Гамрата пьянствовали в монастыре (!), пили украденное вино и вдруг услыхали, как кто-то колотит в ворота. Когда стук повторился в третий раз, открыли двери и увидели... покойного примаса. На нем было торжественное облачение епископа. Ударил Гамрат посохом о землю и вскричал: "За вами долг остался, потому что не исполнили вы мою последнюю волю". В течение года все бессовестные душеприказчики примаса умерли не своей смертью. Говорят, что и сегодня епископ Гамрат изредка появляется в монастыре.

К привидениям здесь, судя по всему, давно привыкли. В прежние времена считалось, что местные монахи беседуют с духами, занимаются алхимией и черной магией. Их богопротивной лабораторной деятельности якобы положил конец сильнейший пожар в 1462 году, когда сгорели не только костёл и монастырь, но и многие дома на улицах Гродской, Братской, Голубиной и Посольской... По крайней мере, так пишут в книгах. Но трудно поверить в то, что доминиканцы отказались от занятий алхимией после пожара - скажем, в XVI или XVII веке.

Первая часовня этого костёла, прилегающая с южной стороны к центральному нефу храма, принадлежит семье Любомирских (богатый княжеский род). Эту часовню начали строить в 1616 году на деньги Себастьяна Любомирского - каштеляна из Войнича, старосты сандомирского, сенатора Речи Посполитой, краковского жупника (управляющий соляными копями). Сам же пан Себастьян умер немного раньше - 10 июля 1613 года. Ему было 67 лет. Видимо, старик не смог пережить безвременную кончину своей 16-летней дочери Элеоноры (Леоноры), которая легла в могилу 19 апреля того же года. И с тех пор дух благочестивой Леоноры изредка появляется в часовне Любомирских или где-то поблизости.

Элеонора лежит в маленьком гробу, в родовой часовне, и ещё в XIX веке сюда приходили паломники, чтобы обратиться со своими мольбами и просьбами к умершей девушке, покинувшей этот мир безгрешной. Предлагалось даже вынести останки Леоноры к алтарю. За долгие века саркофаг Любиморской обновляли трижды (в последний раз в 1817 году). Говорят, что каждый раз, когда в часовне Любомирских кого-то хоронили, в саркофаге Леоноры раздавался скрежет. В 1816 году дух Леоноры явился секретарю краковского управления казначейством Стефану Витковскому, который был болен. Девушка сказала ему, что его мольба о выздоровлении услышана Пресвятой Девой Марией, и он немедленно выписал крупную денежную сумму на обновление барокковой часовни Богоматери в доминиканском костёле. Считается, что появление призрака Элеоноры Любомирской означает скорый благоприятный исход в каком-нибудь важном деле.

О костёле Франциска Ассизского на краковской площади Всех Святых можно говорить долго. Рассказать, например, о самих францисканцах - монахах нищенствующего ордена, основанного в XIII веке. О том, как они в своих коричневых туниках, подвязанных верёвками, бродили по стране и призывали народ к аскетизму, показывая, что кротким и бедным "божьим людям" живется очень даже неплохо. О том, как орден быстро богател, принимая щедрые подношения верующих. Францисканцы преподавали в университетах, вели миссионерскую деятельность в Новом Свете и на Востоке, получили право на инквизицию в регионах, указанных папой римским.

Площадь Всех Святых [А. Петров]

Площадь Всех Святых. Францисканский костел. Слева - краковский Магистрат (фото автора, 2011)

Или описать сам костёл - все эти скарпы-контрфорсы, пилястры на трансепте, боковые часовни, сакристию (католическую ризницу) и неф. На плане видно, что храм имеет форму греческого равноконечного креста... Но, согласитесь, всё это можно прочитать в путеводителях и буклетах, которые, как правило, всегда продаются в городе и в книжной лавке костёла. А кроме того, многословные описания стен, коридоров и окон вряд ли заменят живое впечатление от костёла, когда стоишь под его сводами и понимаешь, что тебе выпало редкое счастье увидеть это великое творение рук человеческих. Сейчас же, я думаю, стоит напомнить о самых ярких событиях, связанных с костёлом. Например, о том, что князь Владислав Локоток, переодевшись монахом, прятался здесь от своих врагов, так же, как и он, претендующих на краковский трон. Или о том, что в 1396 году здесь состоялось крещение литовского князя Ягайло перед его венчанием с внучкой Казимира Великого Ядвигой. После этого князь получил права на польский трон и стал зваться Владиславом Ягелло. Так началась яркая история Ягеллонов - королевской династии, правившей в государствах Центральной Европы в XIV-XVI веках.

Здесь обязательно следует увидеть позднеготический алтарный образ Скорбящий Богоматери, чудесные витражи великого польского поэта и художника периода "Молодой Польши" (конец XIX - начало XX веков) Станислава Выспяньского и работы его современника, друга и соперника - художника Юзефа Меххофера. И, наконец, сказать, что в храме похоронены краковский князь Болеслав Стыдливый и его сестра, галицкая королева Благословенная Саломея.

Витраж 3 [] Витраж 1 [] Витраж 2 []

Витражи С. Выспяньского в францисканском костёле

Перед костёлом стоит памятник кардиналу и архиепископу Адаму Стефану Сапеге (1867-1951) - несгибаемому патриоту, который прославился тем, что оказывал жертвенную помощь своим соотечественникам во время гитлеровской оккупации. Он был для поляков символом мужества, поддерживал в них веру в безусловную победу над врагом. Да и во время Первой мировой войны краковский епископ был всегда на виду. Например, в 1915 году он организовал Епископский комитет помощи жертвам войны. А 23 июня 1937 года Сапега по собственному почину, без согласия властей приказал перенести гроб с останками маршала Юзефа Пилсудского из крипты Св. Леонарда в подземную усыпальницу под башней Серебряных Колоколов кафедрального костёла. Политики, военные и общественность... выразили возмущение по поводу действий архиепископа. А.С. Сапега написал письмо президенту Польши И. Мосьцицкому, в котором обосновал свое решение: дескать, на новом месте останки буду храниться лучше, да и легче будет добраться туда многочисленным желающим поклониться последнему пристанищу маршала. В знак протеста кто-то побил стекла Епископском дворце, а представители общественности обратились за поддержкой к папскому нунцию Филиппо Кортези и в соответствующий секретариат Ватикана, призывая наказать Сапегу. 11 июля архиепископ дипломатично извинился перед президентом Мосьцицким, и инцидент был замят. Но с тех пор останки маршал Пилсудского покоятся именно под башней Серебряных Колоколов вавельского храма.

Сапега [] Адам Стефан Сапега

Хорошо известна история о том, как А. Сапега угощал в своем доме обедом гитлеровского генерал-губернатора Ганса Франка. Резиденция фашистского начальника размещалась на Вавеле. Франк приказал своему адъютанту позвонить Сапеге и пригласить его на Вавель. Архиепископ через своего капеллана ответил адъютанту, что если Франку это нужно, то дорога в обе сторона одинакова. Сапега, впрочем, позвал генерала к себе на обед, принял Франка в окружении своей свиты, усадил за стол, великолепно сервированный серебром, фарфором и хрусталем. Но в тот день были поданы лишь черный хлеб, который выдавался по карточкам, маргарин, мармелад и эрзац-кофе. Когда удивленный Франк поинтересовался, в чем причина такой скудости угощения, Сапега ответил:

- Хрусталь и серебро у нас были и до вас. А черный хлеб и маргарин мы получили тогда, когда пришли вы.

Гид, который посвятит свою экскурсию знаменитым краковским убийствам, обязательно расскажет вам о том, как в 1461 году в костёле францисканцев погиб староста из села Рабштын Анджей Тенчиньский, участник Тринадцатилетней войны с крестоносцами, сыгравший заметную роль в выкупе у тевтонцев их главного города на севере Польши - Мариенбурга (ныне Мальборк). Событие подробно описано в судебных хрониках тех лет и в сочинении историка Яна Длугоша.

6 июля Тенчиньский пришел к краковскому оружейнику Клеменсу, чтобы забрать из ремонта свои рыцарские доспехи. Сумма выплаты была оговорена заранее, но Тенчиньскому не понравилось качество работы, и он заплатил гораздо меньше. Клеменс стал возражать и, очевидно, вывел из себя спесивого шляхтича. Тенчиньский отвесил оружейнику оплеуху, а потом отправился в Ратушу, где подал жалобу на Клеменса. Выходя из Ратуши, Анджей Тенчиньский снова столкнулся с оружейником, которого городские власти вызвали для судебного разбирательства. Началась словесная перепалка, завязалась драка, и староста избил оружейника так, что горожане были вынуждены отнести Клеменса домой. В городе начались беспорядки, магистрат закрыл ворота города, сообщили о случившемся жене короля Казимира IV Елизавете. Та приказала соблюдать порядок и пригрозила мещанам крупным штрафом. В это время шла Тринадцатилетняя война между польской короной и тевтонским орденом, и короля не было в Кракове. Толпа краковян, не вняв приказу королевы, вышла на улицы. Анджей Тенчиньский заперся в собственном доме на улице Братской, но потом решил перебраться вместе с сыном и несколькими друзьями в более надежное убежище - в костёл францисканцев. Там его и нашли горожане. Краковские мещане убили Тенчиньского в сакристии (ризнице), выволокли тело на улицу, опалили ему усы и бороду, а труп, протащив по Братской, бросили возле Ратуши.

Король узнал о случившемся 20 августа. Его воины взбунтовались и потребовали немедленного возвращения, чтобы отомстить горожанам за Тенчиньского, с которым воевали бок обок не один год. Казимир IV пообещал шляхте, что учинит справедливый суд над жителями Кракова, когда вернется в город. Клеменс бежал во Вроцлав, а затем в Жаган. Там он потом и умер. Опасаясь мести, сбежали и некоторые другие свидетели и виновники этого преступления. Судебное разбирательство началось 7 декабря. Ответчиками были горожане Кракова, истцами - брат и сын убитого. Суд приговорил к смерти девятерых мещан, а город должен был выплатить крупный штраф. Правда, казнили только шестерых, да и то тех, кто не принимал участия в убийстве Тенчиньского (трое из них были членами городского совета). Приговор был приведен в исполнение 15 января 1462 года.

В укрепленной стене Вавеля есть Тенчиньская башня. Именно здесь томились те шестеро несчастных, которых казнили у подножья другой башней, Сандомирской, под одобрительный гул придворной челяди и толпы жаждущих расправы шляхтичей. Обезглавленные останки казненных были отданы городским властям. После этих кровавых событий башню и назвали Тенчиньской.

Вскоре появилось анонимное рифмованное произведение, которое сегодня называется "Песнь об убийстве Анджея Тенчиньского". Неизвестный автор в первых же строчках решительно встает на сторону убитого:

A jacy to źli ludzie mieszczanie krakowianie,

Żeby pana swego, wielkiego chorągiewnego,

Zabiliście chłopy Andrzeja Tęczyńskiego <...>

Kłamiecie chłopy, jako psy, byście tacy byli,

Nie stoicie wszyscy za jeden palec jego!

Mniemaliście, chłopi, by tego nie pomszczono,

Już ich sześć sieczono: jeszcze na tern mało...

"Какие же злые люди, эти краковские мещане! Пана своего, великого командира хоругви Анджея Тенчиньского убили мужики <...> Брешете, холопы, как собаки, а вы и есть собаки, вы все не стоите даже пальца его! Думали, холопы, что отмщения не будет, а вот уже шестеро казнены, и этого ещё мало..."

Тенчиньский [] "Песнь об убийстве Анджея Тенчиньского", рукопись, лист 97. Варшавская национальная библиотека

Произведение было записано на последнем листе "Хроник" Галла Анонима, и некоторое время этот пергамент хранился у Яна Длугоша, а затем в библиотеке имения Замойских. Сочинение много раз переиздавалось, причем под разными названиями (варьируются синонимы польского слова "убийство" - zabicie, zamordowanie), хотя в оригинале никак не озаглавлено. Впервые "Песнь" была опубликована в 1824 году. Сегодня пергамент хранится в Национальной библиотеке Варшавы.

С францисканским костёлом (а вернее с домом приходского священника) связана ярчайшая история о массовой эмиграции... краковских студентов в середине XVI века.

Всё началось вполне безобидно. Во вторник 12 мая 1549 года, когда солнце уже опускалось к горизонту, студенты из ближайшей бурсы, прячась в полумраке местного кладбища, наблюдали за тем, как две "гамратки" (девушки легкого поведения) нанесли визит в дом священника Анджея Чарнковского. Одну из девок звали Юлианой Циановской (по кличке "Вдова половины Кракова"), а ту, что помоложе, - Региной Стшелисанкой (Стшелимус). Веселые "жаки" (школяры) предложили "гамраткам" зайти и в студенческую бурсу тоже: это, мол, гораздо пристойнее, чем бегать на случку к приходскому ксёндзу. Юлька (та, что постарше и понаглее), основательно разозлившись, задрала юбку и крикнула: "Вот, где видала я вас и ваши заигрывания!" Стали ругаться. Видимо, наравне с подругой поддавала жару и та, что моложе, Регися. Неопытных разгоряченных парней легко вывести из равновесия. Жаки стали кидать в девушек комки грязи. Барышни бросились в дом священника за подмогой. Через минуту оттуда выбежали охранники ксёндза. Возможно, что самого ксёндза в то время и правда не было (как он утверждал это позже)... По одним источникам, слуги священника были вооружены, по другим - в руках у них были лишь палки. Студенты же и вовсе оказались безоружными. Охранники побежали за жаками. Пишут, что озверелые мужчины яростно гнались за мальчишками, "одних убивая, а других оставляя едва живыми". Вероятно, гораздо точнее информация о том, что убили только одного - Ежи, сына Яна из села Пеньяны, - семерых же покалечили.

Утром новость о происшествии разлетелась по всему городу. Жаки пошли на Вавель к королю. Они обвиняли в убийстве уже не слуг священника, а самого каноника Чарнковского. Возглавили студенческую манифестацию Ян Гжебский и Миколай Одаховский. Все возмущались, кричали, размахивали руками. На шум вышел королевский подканцлер Миколай Грабья. Он стал стыдить манифестантов, призывать их немедленно разойтись, помня, очевидно, о том, что ксёндз Чарнковский - не просто там овечка божья, а близкий родич многим влиятельным людям в городе, да и сам служит в королевской канцелярии...

На следующий день студенческая делегация снова появилась на Вавеле. Там их уже ждали король, епископ Мацеёвский и вызванный из канцелярии ксёндз Чарнковский. Студент Одаховский огласил требования жаков и потребовал наказания виновных, а прежде всего ксёндза Чарнковского. Каноник принялся защищаться: дескать, в тот вечер его дома не было, его пригласили на вечер к ксёндзу Шиллингу, и, мол, есть тому свидетели. Король пообещал, что виновные будут непременно наказаны, но дело находится под юрисдикцией церкви, а посему вопросом о провинности Чарнковского займется епископский суд.

У краковских студентов и прежде случались бурды (скандалы, дебоши). В основном, на этнической и социальной почве. Городские хроники полны сообщений о столкновениях между студентами чешскими и немецкими, между французами и англичанами. Бездонная пропасть лежала между богатыми и бедными студентами. Неимущие жаки вынуждены были служить богатым школярам и считали такую повинность оскорбительной. Богатые нередко издевались над бедняками, дразнили их, проклинали, называли "евреями", "сыновьями Пилата" и так далее. Например, в 1474 (за 85 лет до описываемого инцидента с "гамратками") возник конфликт между бурсой, где беднота изучала философию, и богатыми жаками. В итоге бедняки напали на дома, где жили богатые студенты: были выбиты двери, разрисованы неприличными рисунками стены, а какой-то несчастный, как сообщает хроника, лишился зуба. Пришлось богатеям позвать на помощь профессиональных военных.

Но теперь произошло нечто из ряда вон выходящее: защищая проституток, охранники священника убили студента. Выслушав ответ короля, жаки взяли на руки тело погибшего Юрека (Ежи) из Пеньяна и стали носить его по улицам и по Рынку с воплями и жалобами, выкрикивая угрозы в адрес ксёндза, рассказывая о непотребном образе жизни священника и называя Чарнковского убийцей. К вечеру они похоронили Юрека на кладбище при костёле Святого Духа. Потом направились в самый старый корпус университета - в Collegium Maius - и вызвали на разговор ректора Миколая из Шадека. Они требовали наказания виновных и угрожали тем, что если этого не случится, они покинут Краков навсегда. Это вызвало беспокойство в городе: студентов было много, примерно одна шестая часть населения Кракова.

Через два дня состоялся епископский суд над каноником. Краковский капитул принял решение защищать ксёндза от студентов. Чарнковский произнес пламенную речь, заявил епископу, что в тот момент, когда произошло несчастье, его не было дома и, дескать, всё это его не касается. А ректор был вынужден объясняться перед городскими властями, что, мол, не от него исходит инициатива демонстрации студентов. Парни отошли посовещаться. Они понимали, что без сильного покровителя это дело будет ими проиграно. Жаки приняли решение больше не возвращаться на суд. Там лишь прочитали их письменный протест.

Позже дело ещё больше осложнилось. Как рассказывает Януш Рошко в своей монографии "Collegium Maius и его обитатели" (J. Roszko "Collegium Maius i jego lokatorzy", 1983), жаки напали на Чарнковского, забросали его каменьями. А поскольку это случилось возле Ратуши, на помощь к канонику поспешили крепкие верзилы из охраны. Им удалось схватить одного студента и заточить в темницу. Лишь после долгих уговоров и протестов парня отпустили. Выбравшись на свободу, он заявил, что в подвале Ратуши его пытали и избивали.

3 июня король собрал жаков в костёле францисканцев. Начались долгие и безрезультатные уговоры; выступил краковский каштелян Тарновский, потом епископ Мацеёвский. Вероятно, не почувствовав напряженность ситуации, они принялись стыдить студентов, обвинять их в разжигании рокоша (бунта). И тогда жаки по условному сигналу своих лидеров демонстративно покинули костёл. Они решили уйти из всех учебных заведений города.

Во вторник 4 июня 1549 года улицы Кракова наполнились собравшимися в путь школярами. Их сопровождали толпы родственников, знакомых, горожан; все прощались, плакали. Некоторые несли жакам продукты в дорогу. Подходили потрясенные мещане, седые матроны и отцы семейств - увещевали, успокаивали... но тщетно. Студенты двинулись вон из Кракова, неся в руках и на плечах свой нехитрый скарб. Их было много - 6670 человек! Через Флорианские ворота выбрались в Клепаж, бродили по этому краковскому предместью, распевали "Ite in orbem universum" ("Разбредемся по всему свету"). Пение школяров слышал весь город. Жаки зашли в костёл святого Флориана, чтобы послушать службу местных каноников. А потом покинули и Клепаж...

В 1892 году Ян Матейко написал картину "Уход жаков из Кракова". Тревожное оранжевое небо, беспокойный закат; на дальнем плане, за Барбаканом - костёл, упирающийся своими башнями в зловещие апокалиптичные облака. Из Флорианских ворот выходят толпы студентов и жителей города. Лица ожесточенные, растерянные, угрюмые... но, впрочем, не у всех, кто-то, пожалуй, даже и веселится: впереди ведь долгая дорога в компании с верными товарищами, серьезные перемены в жизни...

Уход жаков []

Я. Матейко. Уход жаков из Кракова в 1549 году (1892)

Учебные заведения города опустели, умолкли костёлы, обезлюдел Краков. Осенью на кафедре философии остались лишь 17 профессоров из 46. Старики такого не помнили. Большинство жаков направились в Силезию, в Злоторыю (Гольдберг), где в то время процветала латинская школа Валентина Троцендорфа, известного ученика Филиппа Меланхтона, который был другом, сподвижником и преемником Лютера. Когда-то Меланхтон заявил, что "воля Бога должна быть принята человеком как свободный дар". Его называли "учителем Германии", он создал новую систему школьного и университетского образования. Самым важным в то время считалось изучение древних языков и античной культуры как необходимое средство освоения Священного писания в подлинниках. Меланхтон составил ставшие классическими учебники по логике, греческой и латинской грамматикам, риторике, этике... Троцендорф продолжил дело своих учителей. Одним из первых, например, он ввел в школьную практику ученическое самоуправление, сумел расширить штат учебного заведения за счет опытных и эрудированных наставников, преподавал своим питомцам знания в объеме университетского факультета искусств. В XVI веке устав и план занятий учебного заведения Троцендорфа стал образцом для многих школ. В общем, краковским жакам было где и у кого поучиться.

Троцендорф [] Валентин Троцендорф в 1553 году (G.Pinzger, 1825)

Д. Комада в статье, посвященной появлению краковских школяров в Злоторые, рассказывает о том, что часть студентов всё же вернулись осенью в Краков, а некоторые поехали домой, к родителям. Многие же добрались до Злоторыи. Летом 1549 года в городе появились толпы молодых парней, и не все из них жаждали знаний: желали вина и развлечений. На некоторое время в гимназии Троцендорфа упала дисциплина. Это была серьезная проблема: в Злоторые любили порядок во всем. Не у каждого жака были с собой документы, поэтому невозможно было не только записать всех желающих учиться в школе Троцендорфа, но даже их пересчитать! Полагают, что в Злоторыю прибыло несколько сотен студентов. Школяров-эмигрантов было так много, что возникла идея открыть в Злоторые университет.

Позже многие ученики Троцендорфа, конечно, вернулись домой, но кто-то из них продолжил свои странствия по Европе. Сохранилось, например, письмо самого Ф. Меланхтона. Он писал своему адресату: "Рекомендую тебе Базыли Джевиньского. <...> Он направляется к вам для того, чтобы тебя слушать и упражняться в языке по твоему наказу. Сей юноша находился в доме благороднейшего Троцендорфа в Силезии, потом жил с нами, и мы можем гарантировать тебе его порядочность и скромность. Займись им так, как ты великолепно занимаешься своими студентами".

"Они ушли из Кракова, чтобы потом один за другим вернуться на родину уже увлеченными идеями Лютера, <...> и много сделали они для утверждения основ Реформации в Польше. <...> Было их так много, что Троцендорф хвалился, будто мог бы из своих учеников собрать армию против турок" (цит. по: Д. Комада, "Исход жаков из Кракова в... Злоторыю в 1549 г." - D. Komada. Wyjście żaków z Krakowa do... Złotoryi w 1549 r. - Echo Złotoryi, grudzień 2009).

Мы стоим на площади Всех Святых, на углу улицы Гродской, спиной к Рынку. Справа от нас францисканский костёл, слева - доминиканский. Прямо перед собой мы видим в южном углу площади светло-бежевое трехэтажное здание с высокими окнами и представительным входом. Это краковский Магистрат - место работы президента Кракова, городского правительства и Президиума Рады Народовой ("совета народных депутатов", если переложить на наш язык). Зная это, мы, конечно же, и не помышляем войти сюда: наверняка там полицейские с автоматами, рамки-металлодетекторы, видеокамеры на каждой стене... Оказывается, нет. В одном из путеводителей я прочитал следующее: "В отличие от наших административных знаний (с пропускной системой), в Кракове вы можете свободно пройти в мэрию. Хотя это и не туристический объект, но при наличии свободного времени и делового вида вы можете осмотреть это шикарное здание".

Магистрат [] Краковский магистрат (фото из польского интернета)

Надо ли сюда входить? Ответ напрашивается сам собой: если не знать истории этого дворца, то - зачем, собственно? Ну, разве что поглазеть на бюсты польских королей в Зале заседаний городского совета, заглянуть в кабинет президента Дитля - врача, профессора, ректора Ягеллонского университета, памятник которому стоит возле Магистрата. Зайти в "купеческую избу" (звучит очень уж по-русски, на самом же деле это зал для решения торговых вопросов), осмотреть галерею портретов всех президентов Кракова (неужели будет открыто?), полюбоваться массивной лестницей, ведущей на второй этаж, обратить внимание на огромный холл - бывшую оружейную... В городе, где дворцы, музеи и храмы на каждом шагу, здание Магистрата вряд ли нас заинтересует. Повторяю, если ничего о нем не знать...

Поэтому для начала расскажу пару историй.

До Второй мировой войны на верхнем этаже этого административного здания размешалась "городская касса" (казна, банк - в общем, хранилище денег). День и ночь это помещение охранял полицейский. Однажды ночью (на первый взгляд, абсолютно без всякого повода) часовой устроил пальбу из пистолета по двери зала и, израсходовав всю обойму, сбежал со своего поста. Когда его нашли, он не смог ничего объяснить, бормотал что-то несусветное; в глазах его бесились огоньки смертельного ужаса. Беднягу поместили в психиатрическую лечебницу. А следы от пуль ещё долго были заметны в нише двери, пока в здании не сделали ремонт.

А вот ещё одна история. В 1952 году в этом дворце проходила выставка китайского искусства. Ценные экспонаты были размещены на втором этаже (в нашем понимании, очевидно, всё-таки на третьем). Тогда ещё не было никакой сигнализации и камер слежения, поэтому сотрудники Магистрата были вынуждены оставаться на рабочем месте и ночью, чтобы никто ничего не украл с выставки.

Рассказывает старый швейцар, работавший когда-то в этом здании:

- Однажды ночью (а было это в июле) я остался на службе. Мы дежурили вместе с ночным сторожем. До полуночи играли в карты в дежурке, потом он отправился в ночной обход, а я остался один. Почувствовав усталость, лёг на скамейку, накрылся зеленым сукном, приготовленным для того, чтобы постелить на стол по случаю какого-то торжества. Решил хоть немного вздремнуть, пока не вернулся сторож. Но едва закрыл глаза, услышал, что кто-то вошел в комнату. Это была высокая черноволосая молодая женщина. В первую минуту подумал, что это дочка сторожа принесла ему ужин, но когда присмотрелся, понял, что она на нее совсем не похожа. Она была очень бледна, но больше всего меня поразило то, что, несмотря на лето, на ней был черный плащ. Эта дама показалась мне настолько реальной, что я совсем не испугался. Хотел к ней обратиться, но тут она исчезла. И только тогда мне стало страшно. Я понял, что это та Черная Дама, о которой рассказывали старые работники Магистрата. И вроде бы это дочь маркграфа Велёпольского. Её будто бы здесь убили, а потом, говорят, замуровали в подвале... (цит. по книге Б. Верниховской и М. Козловского "Польские привидения" - B. Wernichowska, M. Kozłowski. Duchy polskie czyli krótki przewodnik po nawiedzonych zamkach, dworach i pałacach, 1987).

Убили дочь маркграфа, замуровали в подвале... Что ещё за бредни? - удивимся мы. Но, оказывается, в 1903 году, когда в здании устанавливали центральное отопление, в подвале пробивали стены и обнаружили нишу, где были замурованы кости молодой женщины. Всем, кто стал тому свидетелем, запретили об этом рассказывать (почему? - непонятно), отвезли кости на Раковицкое кладбище и там похоронили, а нишу в подвале опять замуровали. Но всё тайное когда-то становится явным. Позже, гораздо позже об этой страшной находке рассказал старик-архивариус, которой в начале XX века работал в Магистрате.

Итак, Велёпольские... Когда-то дворец принадлежал этому семейству. Сначала, правда, здесь жил великий гетман коронный Ян Тарновский. Это было в середине XVI века. Именно для великого гетмана и был построен дворец, адрес которого сегодня значится так: площадь Всех Святых, 3/4. Удивительно, но знаменитых Янов Тарновских в Польше множество: Ян Феликс Тарновский - историк, Ян Феликс Тарновский - воевода, Ян Спытек Тарновский - коронный подскарбий, Ян Тарновский - львовский епископ, Ян Тарновский - каштелян, Ян Тарновский - польский первосвященник и т.д. Их сложно не перепутать. Ну так вот: в этом дворце жил Ян Амор Тарновский (1488-1561), военачальник, теоретик военного искусства, краковский каштелян, краковский воевода, каштелян войницкий, староста сандомирский, стрыйский, хмельницкий и прочая, прочая. Тот, кто читал роман Г. Аудерской "Королева Бона", хорошо знаком с этим персонажем. Человек это был мужественный, решительный, держал своё воинство в крепких руках, но... слаб был, любил всяческие должностишки, посты, упорно сражался за них, скандалил даже с королем Сигизмундом Старым и враждовал, соперничал со знаменитым маршалом Петром Кмитой из Виснича, тоже каштеляном, воеводой, старостой и тоже рубакой отчаянным... Королева Бона Сфорца, жена Сигизмунда, любила Кмиту, а Тарновского не любила, но его, великого гетмана, нельзя был не воспринимать всерьез: ведь именно он разбил молдавского господаря Петра Рареша при Обертыне (битва в польской истории знаменитая!), и именно он, Тарновский, полководец, аристократ, государственный деятель, надежда и опора трона, написал книгу "Consillium rationis bellicae" (правила организации войска и лагерной тактики), на которой воспитывались потом ещё многие военные того времени... Так что человек это заслуженный, должность занимал видную, пышный дворец на площади получил по праву.

Тарновский [] Тарновский в кино []

Ян Амор Тарновский

Е. Камас в роли Яна Тарновского (сериал "Королева Бона", реж. Я. Маевский, 1980)

После смерти Тарновского в 1561 году зданием владели Острогские, Замойские, а с середины XVII века дворец перешел в руки семьи Велёпольских. Зачем я их всех перечисляю? Судите сами: вдруг в начале XX века в подвале здания находят кости человека, сколько времени они там лежат - неизвестно, криминалистическая экспертиза не проводится, останки девушки, судя по всему, тайно закапывают на кладбище, всем велено молчать... Ясно, что во дворце Велёпольских произошло ужасное преступление. Но когда? Почему? Подозревать можно кого угодно...

Велёпольские были весьма влиятельны в Польши: всё это, как правило, можновладцы (магнаты), занимавшие высокие посты в государстве. То ли при них, то ли ещё при гетмане Тарновском дворец на площади Всех Святых стал крепостью: зубчатый аттик с бойницами, маленькие окошки с решетками на первом этаже, толстые стены... Велёпольские владели им до 1850 года, когда во время сильного пожара дворец сгорел (как, впрочем, и костёл доминиканский) и хозяева решили его продать. В середине XIX века у здания появился новый владелец - хирург Войчех Ковальский, потом - гражданин Вены Фердинанд Винтер. Здесь была элегантная кофейня Винтера (одна из первых в Кракове), проводились музыкальные вечера, литературные чтения, балы, работала фотостудия Игнацы Мажека и Наполеона Гросса, а художник-романтик Петр Михаловский имел в этом здании мастерскую. Знали бы все эти танцующие, рисующие и музицирующие, какая страшная находка спрятана в подвале дворца...

В 1864 году здание было выкуплено городскими властями и вскоре отреставрировано. Здесь разместились учреждения Магистрата. За несколько лет до Первой мировой войны на находящейся поблизости улице Посольской снесли несколько обветшавших домов и освободилась обширная территория. Там-то и построили новые корпуса Магистрата. Строительные и реставрационные работы продолжались и позже: например, после очередного пожара в 1926 году, когда сгорел Зал заседаний городского совета... В конце 90-х годов XX века был сделан ещё один капитальный ремонт.

Но вернемся к Черной Даме. Сразу скажу, что в этом вопросе много путаницы. Например, в одном путеводителе я прочитал, что в Магистрате обитает... Белая Дама, которая бродит по замку в белых одеждах и иногда появляется у стен Мариацкого костёла - то как призрак, то как обычная для многих городов Европы "живая скульптура", развлекающая туристов. Да и Черных Дам в польской истории, откровенно говоря, известно несколько. Например, пользуется популярностью легенда о том, что такое привидение замечено... в замке белорусского города Несвиж. Там стоит огромный замок с прекрасным садом и костелом Божьего Тела. Когда-то всем этим владели некоронованные правители Литвы - князья Радзивиллы. С Польшей это связано хотя бы тем, что красавица Барбара Радзивилл, сестра князей Радзивилла Черного и Радзивилла Рыжего, была супругой короля Сигизмунда Августа. И будто бы Черная Дама Несвижа - это и есть Барбара Радзивилл. И вроде бы появление призрака Барбары в коридорах замка предрекает несчастье...

Но есть ещё одна Черная Дама и в Кракове. Её призрак появляется во Дворце Под Кшиштофорами на Рыночной площади (сегодня там Исторический музей). От Магистрата, впрочем, не так уж далеко, минут семь-восемь пешком... Понятно, что привидения - никому не в радость, но с этой дамой тем более не следует встречаться: кто ее увидит, узнает тайну своего последнего дня, тайну смерти. Читаем в книге М. Рожека "Нетипичный путеводитель по Кракову": "Черная Дама любит пройтись по комнатам, но объявляется редко. Она предсказала смерть королю Яну Казимиру, когда он развлекался во дворце после отречения от престола, и епископу Каетану Солтыку, который бродил по дворцовым залам, ожидая избавления от душевных мук. Эта матрона появляется внезапно и предрекает скорую смерть" (M. Rożek. Nietypowy przewodnik po Krakowie. - Kraków, 2005).

Я уже упоминал о Епископском дворце на улице Францисканской. В другой своей книге ("Мистический Краков") М. Рожек рассказывает вот о чем: "Епископ Людвик Лэнтовский (умер в 1868 г.), один из наиболее оригинальных, интересных персонажей культурной жизни XIX века, поведал в "Miscellanea" <что-то вроде альманаха, сборника произведений>, что в Епископском дворце появляется Белая Дама. Это, по всей видимости, Уршула Морстин (Дембиньска), известная в свое время женщина, дружившая с краковским епископом Яном Павлом Вороничем (умер в 1829 г.), поэтом и патриотом. По мнению Лэнтовского, она явилась Вороничу в 1825 году, попросила его отпустить ей грехи. Её призрак то и дело появляется по ночам в комнатах епископской резиденции. И надобно вспомнить о том, что пани Уршула, дочь Яна Морстина, каштеляна из Вищлицы, появилась на свет в 1746 году, а уже в 1762 г. ее выдали замуж за Франчишека Дембиньского, вольбромского старосту. Супруга старосты была женщиной начитанной, основала несколько костёлов <...>, преуспела в политике и интригах. Презирала короля Станислава Августа Понятовского, поддержала Конституцию 3 мая и восстание под предводительством Костюшко. Отличавшаяся интеллектуальными и душевными достоинствами, "краковская царица", как ее называли, была особой набожной..." (M. Rożek. Mistyczny Kraków. - Kraków, 1991).

На мой взгляд, этот рассказ о Белой Даме Епископского дворца немного путанный. Дружила с епископом, основала несколько костёлов, поддержала народное восстание, была женщиной набожной... Так о каких же грехах Уршулы Морстин идет речь и почему ее привидение появляется во дворце? Может быть, это она является горожанам у стен Мариацкого костёла?..

О дух суровый,

то ли призрак ты всесильный,

то ли ты упырь могильный,

не пойму я ничего.

Или это просто чары?

(С. Выспяньский. Свадьба)

Упомянул я об Уршуле только потому, что краковский экскурсовод наверняка побалует вас ворохом историй о всевозможных дамах-призраках - черных, белых... Но мы не дадим себя запутать. И постараемся как-то закончить наш рассказ о Черной Даме из краковского Магистрата.

Дворец Велёпольских пользовался дурной славой. Епископ Лэнтовский в своем сочинении усматривает связь этого здания с убийством каштеляна и подкомория Анджея Ваповского гетманом Зборовским во время рыцарского турнира по случаю коронации Генриха Валуа (1574 г.), а также гибелью Анджея Тенчиньского, о которой я рассказал чуть раньше. А тут ещё загадочная смерть девушки, ставшей Черной Дамой... Удивительно, но в книгах, повествующих об этом (в тех, которые мне удалось найти), причину убийства внятно не объясняют. В буклете "Привидения Кракова" (M. Kozioł. Duchy w Krakowie) сформулировано коротко и без подробностей: "Это, по всей видимости, дух барышни Велёпольской, казненной по воле родственников за неподобающие планы замужества и тайно похороненной где-то в стенах здания". Точка.

Итак, убита за то, что выбрала себе в мужья не того, кого следовало бы... Остается только порыться в источниках, чтобы узнать, как это было. Задача не из лёгких. Но кое-что разыскать всё же удалось - всё в тех же упоминаемых мною раньше книгах, посвященных краковской мистике.

В 1896 году во Львове вышел анонимный трактат под названием "Господа Велёпольские в Кракове". Там рассказывается о том, что лет за пятьдесят до издания трактата жил при костёле Пресвятой Девы Марии старичок-миссионер. И рассказывал он о том, как однажды позвали его, молодого священника, причастить умирающего. Карета ждала возле костёла. Там уже сидел кто-то другой, но ночь была темной и они друг друга не разглядели. Карета долго кружила по городу, выезжала и за город, а потом остановилась, наконец, на широком подворье перед каким-то высоким домом. Оба в темноте поднялись по лестнице в большую комнату, где на полу была расстелена красная ткань. Через минуту в боковые двери вошёл важный старик, а за ним - девушка в белом. На сукно поставили стол, и старик сказал:

- Милый ксёндз, исповедуйте девушку.

Барышня опустилась на колени и стала исповедоваться, а потом приняла причастие.

- А теперь ваша очередь, - обратился старик к мастеру <к палачу>, которого привезли вместе со священником.

Мастер вытащил из-под плаща меч и ударил им девушку. Мертвое тело завернули в красное сукно. Старик подал знак, и слуга <в трактате его называют гайдуком> принес на подносе бутылку вина и две рюмки.

- Ну что ж, - сказал старик, - после трудов хорошо бы подкрепиться, испить вина.

Палач выпил, а ксёндза спасла милость Божья: со страху он опрокинул напиток на свое облачение. Подъехала карета, туда сели ксёндз и мастер, священнику завязали глаза, и опять их долго возили по городу. Палач вышел первым, а ксендза высадили возле его жилища. Чуть оправившись от страха и уже собираясь лечь отдыхать, ксёндз почувствовал жжение на теле. Причиной тому было вино, вылитое за ворот облачения и окропившее ему грудь от бороды до живота. Видно, тот важный старик хотел отравить ксёндза... "Это были псы - не люди, // пролилась рекою кровь" (С. Выспяньский. Свадьба).

Через много лет священника пригласили во дворец Велёпольских, и, поднявшись по лестнице, он понял, что это тот самый дом, где он исповедовал казненную девушку. Теперь в доме не было хозяев, одна только прислуга...

Позже этот рассказ ксёндза подтвердил Пётр Белиньский, сенатор, воевода, председатель суда на сейме 1827 года, человек честный и известный своими добродетелями. Ещё мальчиком гостил он во дворце маркграфа как раз в то время, когда произошли описанные события. Да и некая графиня Велёпольска из Живеца назвала рассказ священника правдивым. Она заявила, что с тех пор, как произошло это убийство, членов семьи Велёпольских преследуют несчастья, как будто на них (да и, как считают популяризаторы краковской истории, на многих других, кто позже работал в этом здании) наложено проклятье... К примеру, можно вспомнить об известном польском государственном деятеле Александре Велёпольском (1803-1877) из рода Гонзаго-Велёпольских - депутате сейма, реформаторе, образованном человеке, основателе Варшавской главной школы, авторе известных памфлетов и трактатов, касающихся политической и хозяйственной жизни страны, "польском Гамлете" (таким изобразил его художник Яцек Мальчевский - молодым мужчиной в компании с двумя женщинами: Польшей старой, угнетенной и Польшей молодой, новой, свободной). Неудачи А. Велёпольского, связанные с восстанием 1830 года, два покушения на его жизнь, нововведения, предложенные им и послужившие толчком к Польскому восстанию 1863 года, на закате карьеры - увольнение со всех занимаемых должностей, эмиграция... Разве этого мало?

Мальчевский []

Я. Мальчевский. Польский Гамлет. Портрет Александра Велёпольского (1903)

Пора уходить с этой "площади Весны Народов" - уходить легко, тихо, без сожаления, но с убеждением, что сюда следует непременно вернуться. Здесь сегодня шумно от городского транспорта, толп туристов и праздничных шествий. На первый взгляд, обычная для Кракова площадь, но тут интереснее, чем, скажем, в собрании сочинений Александра Дюма. Эта небольшая, распахнутая для всех любознательных людей, словно jesienny pan <осенний пешеход, персонаж известной песни> в легком незастегнутом пальтишке, площадь Всех Святых исподволь, тактично и интригующе раскрывает свои секреты, и сколько ещё тайн хранят эти древние стены - одному Богу известно.

...Когда я начинал эти записки, думал так: подберу штук двадцать самых интересных фотографий, к каждой напишу комментарий строк на тридцать - и всё. Лаконично, точно, без утомительный подробностей и описаний. Но, как видите, у меня это не получается. Мэрия на городской площади превращается в замок великого гетмана, потом там совершается жестокое убийство (а ведь всё было как раз наоборот - сначала замок, дворец, фотомастерская, кафе, а потом уже мэрия), и тогда появляется на сцене и в моем воображении Черная Дама, и я, как сыщик из детективной повести, который никогда не выходит из своей квартиры (не выходит он, сыщик - я-то выхожу, конечно), но, тем не менее, упорно пытается распутать загадочное преступление, роюсь в самых разнообразных источниках информации, обращаюсь к тайнам, покрытым пылью библиотек, читаю комментарии и примечания к малоизвестным статьям и очеркам, гуляю по интернету, иду по следу книг, указанных петитом в сносках и литературных списках, и ищу ответы на свои вопросы. Чем это кончится, неизвестно пока даже мне самому. Краков тревожит и услаждает мою память.

Невеста:

Там сердце. Ни меньше, ни больше.

Поэт:

Вот это и есть... Польша.

(С. Выспяньский. Свадьба)

Комментарии: 2, последний от 10/06/2012. © Copyright Петров Алексей Станиславович (aspetr2002@mail.ru) Обновлено: 07/10/2013. 68k. Статистика. Очерк: Польша	Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта

"Заграница"

Путевые заметки

Это наша кнопка