Аннотация: "Бернард, как и многие другие теологи, придал тексту песен, приписываемых Соломону, аллегорический смысл (взаимная любовь Иисуса Христа и Церкви)".
Нина Генриховна Елина (Википедия) в 1992 г. совершила алию в Израиль. С собой она привезла неопубликованную часть своей диссертации по исследованию работы Данте 'Пир'. Первая часть диссертации (V глава 'Пира Данте) была опубликована ещё в Москве, а неопубликованную (VI главу) Елина предполагала издать в Израиле. Но, увы, в Израиле научное исследование на русском языке не заинтересовало ни итальянское сообщество, ни университет.
Одна из её работ - Проза 'Пира' Данте. К вопросу о жанре и структуре была опубликована "здесь."
Эту публикацию перепечатали многие порталы.
В Израиле Елина занялась изучением истории своего народа. Выпустила две книги 'Василий Гроссман' и 'О давнем и недавнем'. Изучала историю своего
Не забывала и итальянскую тему, связанную с проблемами своего народа. Иудео-итальянская элегия.
http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer4/Elina1.htm
Но Нина Елина всегда помнила, что в её архиве хранится неопубликованная часть её диссертации по 'Пиру' Данте. Однажды, я по её просьбе скопировала неопубликованную часть 'Пира'. Один экземпляр я отправила в Питер указанным ею людям. Но там решили, что опубликовать её труд будет проблематично. Второй комплект вернула Елиной. В 2007 году Н.Г. Елина скончалась.
Прошло ещё несколько лет, пока я занялась вплотную архивом Елиной. Вниманию читателей предлагается первая часть неопубликованного труда Нины Генриховны Елиной. Хоть частично её мечта сбылась...
Заранее приношу свои извинения читателям. С трудом оцифровывала и правила итальянский текст. Язык абсолютно не знакомый мне. Да и тема не моя, если судить хотя бы по аннотации.
ГЛАВА VI
Сложность прозаической части 'Пира', охватывающей различные философские понятия, эклектичность воззрений автора, привели к тому, что ее рассматривали только как произведение философское. Эстетические достоинства за ней отрицали, ставя ее в этом отношении еще ниже, чем канцоны. Правда первые читатели, если судить по тому, что пишут Джованни Виллани и Боккаччо, оценивали ее иначе.
'И начал он комментарий к 14 вышеуказанным моральным канцонам, на народном языке, каковой комментарий из-за настигшей его смерти, завершен только в трех его частях; произведение это, судя по тому, что лицезреть можно, является возвышенным, прекрасным, остроумным и великим, ибо украшено оно высоким стилем и прекрасными философскими и астрологическими рассуждениями' .
Вслед за Джованни Виллани и Боккаччо упоминает 'прозаический комментарий на флорентийском наречии к трем его (т. е. - Данте - Н.Е.) пространным канцонам', называя его 'прекрасным и достойным похвалы сочинением' . Но эта оценка 'Пира', которая касается не только его содержания, но и формы, долго не разделялась последующий читателями. В дальнейшем дантологи считали прозу 'Пира' произведением второстепенным и рассматривали его лишь как комментарий к канцонам.
Показательно, что такой серьёзный ученый как Фосслер в начале века писал:
'Противоречие между личным воодушевлением и безличной ученостью делает "Пир" уродливым и безотрадным строением. В нём отражается переходное состояние, когда мыслитель нашёл уже свои идеи, а поэт ещё не нашёл нужной, ему формы' .
'Пир', по мнению Фосслера, '...не может занять определённого места ни в истории искусства, ни в истории науки' .
Это отрицательное суждение о 'Пире' зиждилось на крочеанском внеисторическом эстетизме, и преодолеть его оказалось нелегко, так как изменившийся способ мышления мешает увидеть произведение в его объективной значимости. Действительно ли 'Пир' - 'уродливое строение' или произведение, выросшее на основе исторической традиции и занимающее определенное место и в истории литературы и в самом дантовском творчестве? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо провести исследование жанра, структуры и образности прозы 'Пира'.
Монографий, посвящённых поэтике прозы 'Пира' в целом, до настоящего времени нет. Разрабатывались частные проблемы, в особенности привлекала синтаксическая структура этого сочинения. О ней в начале века писал Лизио , а в 50-х годах Скьяффини , и Валлоне , попутно касавшиеся и некоторых других стилистических вопросов. Лексика 'Пира' посвящена статья Террачини .
Для выяснения специфики произведения это необходимо, но недостаточно. В своем исследовании мы постараемся осветить некоторые аспекты художественной формы этого сложного произведения.
1. Жанр и структура 'Пира'
Приступая к анализу 'Пира', мы хотели бы, прежде всего, установить его жанр. Внешне это сочинение, в котором канцоны обрамлены прозой, как будто соприкасается с прозометрией научно-философского содержания. Но при непосредственном сопоставлении с произведениями подобного рода близость исчезает. Сам Данте разъясняет как в его сочинении соотносятся стихи и проза и в чем состоит функция прозы.
В первой главе 'Пира' Данте говорит, что он собирается сделать мудрость доступной людям неученым, т. е., выражаясь современным языком, популяризировать науку (I, I, 10), Для этой цели он приглашает всех, кто жаждет приобщиться к знаниям, на трапезу, которую он им готовит, т. е. предлагает им прочесть его сочинение.
Иными словами, Данте указывает, что прозаическая часть 'Пира' - это комментарий, необходимый для понимания канцон и определяет жанр своей прозы, которая таким образом не может быть поставлена в один ряд с настоящими прозометрическими произведениями. Влияние их - общее, они могли лишь натолкнуть Данте на мысль придать своей поэзии с помощью прозы философский характер и создать таким образом произведение смешанного типа.
Объясняя, почему комментарий написан не на латинском языке, а на вольгаре, поэт подчеркивает, что комментарий должен занимать подчиненное место по отношению к канцонам:
'Dunque, a fuggire questa disordinazione, conviene questo comento, che è fatto in vece di servo a leיnfrascritte canzoni, esser subiett a quelle in ciascuna sua ordinazione, ed essere conoscente del bisogno del suo signore e a lui obodiente'.
(I,V,6, см. также VI, I, VII, I) И тем не менее комментарий по существу имеет очень важное значение для автора, так как без комментария цель 'Пира' не была достигнута.
'Lo dono veramente di questo comento è la sentenza de la canzoni a le quali fatto è, la qual massimamente intende inducere li uomini a scienza e a vertu,..'M (I, IX, 7).
Это кажущееся противоречие между подчиненным положением комментария и серьезностью возложенной на него задачи вытекает из двойственности самого Данте: он поэт, и поэзию как литературный феномен ставит выше прозы, но, с другой стороны, он выступает как философ-просветитель и с этой точки зрения роль комментария чрезвычайно велика. И это не могло быть иначе. Не случайно он сам, говоря о языковом отличии своего комментария, упоминает о традиции:
'Ancora, dardi lo volgare dono non dimandato che non l'averebbe dato lo latino: che per comento e per chiose a molte scritture è già stato domandato sì come ne'loro principii si puó vedere apertamente in molte'.
Комментарии в учёной и религиозной литературе средневековья занимали видное и почетное место. Уходя корнями в библейскую древность, (уже в книге Эзры - V в. до н. э. - говорится о толковании закона божьего) и в греческую античность (комментарии к Гомеровским поэмам составлялись александрийскими филологами в III-II вв. до н. э.) экзегетика получила особое значение при слиянии этих культур. Не даром выдающимся экзегетом стал Филон Александрийский, стремившийся примирить греческую философию с иудейской религией, именно экзегетика и легла в основу этого примирения и, следовательно, сыграла первостепенную роль в развитии христианства. В дальнейшем всё средневековье занималось толкованием и комментированием; толковали библейские тексты, статьи римского права, философские сочинения Аристотеля, литературные произведения античных поэтов. Любая проповедь фактически являлась интерпретацией библейского текста. Без интерпретации неграмотным прихожанам этот текст, далекий от их бытия, остался бы непонятным. В школах при изучении латинских авторов комментирование было необходимо, так как иначе слишком резким казалось бы противоречие между языческим содержанием таких произведений как 'Энеида' и христианской верой. Словом, экзегетика была способом ассимиляции и модернизации древних культур и как таковая влияла определенным образом на способ мышления. Комментирование было настолько распространенным в средние века, что нет ничего удивительного, что Данте обратился и к этой традиции. Но обратившись к ней, он сразу же ее нарушил.
Сам он считал, что его комментарий отличается от комментариев предшественников только тем, что написан не на латинском, а на народном языке (I, IX, 10). Отличие действительно чрезвычайно существенное, хотя до Данте уже Брунетто Латинни снабдил перевод риторики Цицерона 'De invention' комментарием на вольгаре. Тем не менее, Данте считал, что именно он бросил вызов традиции.
'Grande vuole essere le scusa, quando a così nobile convivio per le sue vivande, a così onorevole per li suoi convitati, s'appone pane di biado e non di frumento; e vuole essere evidente regione che partire faccia l'uomo da quello che per li altriè stato servato lungamente, si come di comentare con latino' (X, I)
Признавая превосходство латинского языка над народным (I, V, I), Данте приводит три причины, заставившие его писать комментарий на вольгаре.
Первая причина эстетического свойства: канцона написана на вольгаре, и, следовательно, не подобает, чтобы комментарий, который должен стать 'слугой' канцон, был написан на латыни (I, V, 6-7, VI), так как в силу своего превосходства над народным языком (V, 12-15) она помогла бы комментарию затмить канцоны. Иными словами, билингвизм в данном случае - нежелателен, так как принизит достоинство канцон. Из этого рассуждения вытекает не только то, что Данте ценил поэзию, как уже говорилось, выше, чем ученую прозу, но и обратное, что латинская проза, независимо от ее содержания, рассматривалась с эстетической точки зрения:
'...quello sermone è piú bello, ne lo quale piú debitamente si rispondono [le parole; e piú debitamente si rispondono] in latino che in volgare, peró che lo volgare seguita uso, e lo latino arte: onde concedasi esser piú bello, piú virtuoso e piú nobile'. (V, 14).
Этот эстетический критерий, обусловленный с одной стороны, христианской онтологией, ищущей красоту в любом феномене, а, с другой стороны, риторическим образованием поэта, окажет свое влияние на формальные особенности итальянской прозы 'Пира'.
Вторая причина заключается в том, что латинский комментарий был бы понятен только ученым, т.е. меньшинству.
'Onde con ció sia cosa che molti piú siano quelli che desiderano intendere quelle non litterati che litterati, seguitasi che non averebbe pieno lo suo comandamento come 1 volgare, che da li. litterati e non litterati è inteso'.(VII,12). 'lo latino averebbe a pochi dato lo suo beneficio, ma lo volgare servirà veramente a molti' (IX, 4)
Именно для этих многих и написан 'Пир'.
Кто они эти многие? Сначала называются князья, бароны и рыцари в другие знатные особы, среди них и женщины (IX, 5), дальше к ним причисляются все те, кто обладает истинным, т. е. духовным благородством (IX, 8), и, наконец, в последней главе этого вводного трактата речь идет о 'тысячах', которых Дайте собирается накормить своим 'ячменным хлебом' (XIII, 12). Уже в 'Новой Жизни' проза носила просветительский характер в том отношении, что разъясняла читателям смысл стихов . Теперь эта разъяснительная функция стала основной, соответственно новой отчетливо поставленной цели - научить людей 'мудрости и добродетели'. Круг читателей должен был расшириться, хотя Данте и исключает из него недостойных (I, I, 12; IV, XХХ, 4). В связи с этим хочется подчеркнуть, что замысел Данте отнюдь не сводился к популяризации различных философских материй, как полагает Меерссеман , а приобретал социальное значение. Стремясь стать философом, он в первую очередь хотел преподать истину всем тем, кто в ней нуждался (I, I, 13), исправить людские заблуждения (IV, 1, 5) и таким об разом возродить справедливость и добрые нравы. Это стремление стать учителем истины объясняется рядом причин и субъективного и объективного свойства. Начиная с XII в. в Европе, по словам Ллойда, вспыхнула всеобщая страсть к учению , центральной фигурой, стал школяр, а важнейшим учреждением - университет . Страсть эта была вызвана быстрым развитием экономики и общественных отношений, которое сопровождалось расширением умственного кругозора, В Италии, помимо Салернской медицинской школы (XI в.) и Болонского университета (XII в.), в XIII в. открылись университеты в Падуе (1222) и Неаполе (1224). Но космополитические университеты культивировали только латынь - международный язык науки, а к знаниям стали стремиться не только школяры, но и те, кто оставался в стенах родного города, не имевшего своего университета, но нуждавшегося в людях с практическим образованием. Прежде всего, это было заметно в Коммунах с их демократическим устройством, так как здесь происходило выдвижение новых социальных слоев и, в частности, людей, занимавшихся умственной деятельностью как своей основной профессией. Именно в этой среде народный язык начал понемногу вытеснять латинский: в XIII в. нотариальные документы и счётные книги стали вестись на вольгаре и, следовательно, народный язык проник и в школы, а затем и в область более отвлеченную. Появились первые переводы: 'Риторику' Цицерона перевел Брунетто Латини, Боно Джанбони перевел или вернее переделал трактат; Лотария Дьякона (позднее папы Иннокентия III), 'De miseria humane conditionis'
Историю Павла Орозия и др. сочинения; на венецианский и тосканский диалект были переведены т.н. 'Дистихи Катона'; на тосканский (сиенский) диалект трактат Эгидия 'De Regimine Principum'.
Не позднее 1239 г. появился первый письмовник болонского грамматиста Гвидо Фаба 'Gemma Purpurea', а между 1254 и 1266 гг. сочинение, Fiore di Rettorica, составленное Фра Гвидотто и представляющее собой компендий средневековой риторики. Во 2-й половине XIII в. на диалектах писались хроники: Пизанская, Луканская, Флорентийская.
Просветительская деятельность развивалась вширь и те, кто ею занимался вынуждены были обратиться к народному языку. Так Боно Джамбони свой трактат 'Il libro dé vizi e delle virtudi' написал на флорентийском диалекте, а Ристоро Д'Ареццо 'Composizione del Mondo' (1928) энциклопедию - на аретинском.
Совершенно очевидно, что переход на вольгаре был вызван практической необходимостью, а также общим проявлением демократизации и обмирщением культуры в городах-коммунах . Данте - сын флорентийской Коммуны - стал 'просветителем' прежде всего потому, что он считал себя ответственным за других людей, их жизнь и нравы. Нельзя забывать, что когда он писал 'Пир', у него уже был опыт бурной политической жизни во Флоренции и первых лет изгнания. И хотя он и выделялся среди своих современников, корпоративность сознания была ему присуща в неменьшей степени, чем тем неизвестным флорентийским гражданам, которые через год после его рождения взялись за оружие, чтобы изгнать гибеллинов:
'...e incontanente si levó la terra a romore, e serrarsi le botteghe e ogni uomo fu ali arme'.
Но не только других людей хотел он исправить, та гармония или точнее связь с миром, которая так отчетливо слышалась в 'Новой Жизни', теперь нарушилась. Вырванный из своего города, из своей корпорации, ставший 'сам себе партией', он утратил это чувство связи и, как ему кажется, потерял уважение окружающих.
'...e sono apparito a li occhi a molti che forseché per alcuna fama in altra forma m'aveano imaginato, nel conspetto de'quali non solamente mia, persona invilio, ma di minor pregio si face ogni opera, sì già fatta, come quella che fosse a fare'. (I,III,5).
Философское сочинение было тем звеном, которое должно было установить эту утраченную гармонию, создать связь 'с хором' т. е. с людьми, жаждущими познания, людьми, составляющими 'братство влюбленных', но не в женщину, а в мудрость. Данте не кончит 'Пира' и не остановится на 'Монархии', так как сильнее чем философия и политика людей его времени связывала религия, которая была тогда всеобъемлющей, демократической формой связи. В результате появится 'Комедия', открывшая все стороны духовной жизни человека. Но пока что Данте пытается объединить своих современников, обращаясь к их разуму и избирая для этой цели свой родной язык вольгаре 'al quale tutti sono amici' (I,VI, 10).
И, наконец, последнее основание, которым руководствуется Данте, отказываясь от латинского комментирования, это - 'Lo naturale amore de la propria loquela' (I,X,5).
Сознательная любовь к своему языку впервые отчетливо выражена в литературе. Факт сам по себе чрезвычайно интересный в показательный. В разных областях медиевистики принято подчеркивать, что одна из отличительных: черт средневекового общества - космополитизм.
'Постоянной была еще одна черта средневековья - его универсализм. Еще не сформировались нации и того менее сознание их обособленности'.
- пишет Татаркевич .
Эта же мысль выражена и у Ллойда:
'...национальность была понятием совершенно неопределенным и сознательно его вряд ли воспринимали' .
На космополитические тенденции в культуре XIII в. указывает Де Вульф, связывая философский космополитизм с единым образом жизни в Европе, единой верой и единым искусством . Однако о пресловутом космополитизме средневековья надо говорить с известными ограничениями, 'В Европе XII-XIII вв. образование централизованных государств шло в соответствии с обособлением народностей' . Национальная обособленность проявлялась в определённой степени в искусстве , в быту, - Жак де Витри, историк XII в., говоря о Парижском университете, упоминает о различных национальных землячествах , - и особенно в языке.
Если латынь, как общий язык 'ученых' выражала космополитические тенденции, то народные языки помогали развитию чувства национальной принадлежности. Курциус пишет, что полярность на родных языков и латыни ощущалась на протяжении всего средневековья , но первый человек, который ясно осознал это, был Данте:
'...uno abituato di latino non distingue, s'elli è d'Italie, lo volgere (inghilese) de lo tedesco, né, lo tedesco, lo volgare italico dal provenzale. Onde è manifesto che lo latino non è conoscente de lo volgare' (l,VI,8).
Процесс обособления народностей сопровождался пробуждением того чувства, которое мы называем национальным самосознанием .
Подчеркнём, однако, что в Италии это пробуждение шло чрезвычайно медленно, ему мешали не только космополитический институт католической церкви, но и муниципальный партикуляризм городов. Итальянцев как народа в отличие от англичан или немцев в сознании людей, заселявших Апеннинский полуостров, еще не было (и долго не будет), но понятие Италии как земли, где обитают римляне, флорентинцы, пизанцы и т. д. появляется уже в XII веке. Об этом свидетельствуют латинские памятники эпической поэзии этой эпохи. В поэме Доницоне 'Vita Mathildis упоминается Италия как родина благородного Бонифация: 'Prebuit Italie Bonefacium generosum...' (L.I, Cap. IX, v. 43 - Or, p. (44).
В поэме 'Gesta Friderici' Италия наряду с Лигурией выделяется как земля, где царит хаос.
'Nullus inobs tutus sine vindice, nemo viator/ tutu eiter peragit; nam sunt tot ubique latrones/ furte doli fraudes, discordie regnat ubique. (Talis erat quondam Ligurum status Italieque' vv. 44‒47. -Or, p. 650).
В песне, прославляющей победы пизанцев, Италия перечисляется среди других земель, подвергшихся нападению сарацинов:
'Hic cum suis Saracenis devastabat Galliam (captivabat omnes gentes quae tenent Hispsniam), et in tota ripe maris turbabat Italiam...' ('Carmen de victoria pisanorum', vv. 25‒27-0r., p. 672).
Изредка называют обитателей Италии - италийцами:
'nam quos dampnabat Rex, pellebat, sooliebat/ pontifices, monachos, clericos, Italos quoque Gallos/ ad vivum fontem currebant funditus omnes...' ('Vita Methildis', L.II' Cap.II, vv.13‒15.- Or, p. 646).
В XIII в. Италия, как название земли, лежащей на Апеннинском полуострове, фигурирует в хрониках на вольгаре. Например:
'Questo imperadore Arrigo stando in Italia...' ('(Cronica Fiorentine'. Annè MLXXIII.-PrD P. 910) '...e molte chiese e monasteri distrusse nel regno di Cicilia, e di Puglie, e pei tutta Italie sottomise sente Chiesa molto' 'E alla detta coronazione del detto Federigo imperatore furono grandi e ricchi ambasciadori di tutte le citta d'Italie' (Ricordano Melispini, 'Istorie fiorentina' - PrD, pp. 952, 953).
Но Италия - это географическое понятие, а никак не политическая или национальная единица даже в средневековом смысле слова. Действительно, обратимся к той же хронике:
'...i ghibellini usciti de Fiorenza, con Pisani e Sanesi, fecioino lega e compagnia con donno Arrigo di Spagna,... con certi baroni di Pugliea e di Cicilia, con congiurazione di rubellargli certe terre ci Cicilia e di Puglie, e di mandare
nella Magna e sommuovere Curradino,... che passasse in (Italia per tórre Cicilia e Puglia a re Carlo...' '...e venne (Curradino, - Н.Е.) in Pisa di maggio, negia anni di Cristo MCCLXXVIII, e da'Pisani e da'ghibellini di Italia fue ricevuto ouasi come imperatore. E lo re Carlo sentendo come Curradino era passato in Italia,.. si partio di Toscana e tosto n'andó in Puglia' (Ricordano Malispini 'Istoria fiorentina', PrD, pp. 974‒975).
Куррадино призывают прийти в Италию, т. е. на Апеннинский полуостров, чтобы он отторгнул Сицилию и Апулию у короля Карла. Сицилия и Апулия - это области, принадлежащие королевству Карла Анжуйского, т. е. какие-то определённые единицы, Италия же никому не принадлежит - это понятие географическое и отчасти историческое. Особенно это чувствуется в сопоставлении с другими странами. О папе Григории говорится:
'...Mando in Francia due legati cardinali,... accio ricnie/dessi no lo Re Louis di Francia e quelio d'Ingailterra d'aiato contro a Federigo.... Per la quale cosa papa Ghirigoro mandoe a'Genovesi...' .(Ricordano Malispini. 'Istoria Fiorentina' - PrD, p. 961).
Для папы и для хрониста существуют страны Франция и Англия, где царят короли французский и английский, к которым можно обратиться за помощью, но нельзя посылать за помощью в Италию, помочь могут генуэзцы, ломбардцы и т. д. Это различие проявляется еще в большей степени в названии народностей. Во всех хрониках XIII в. упоминаются немцы, которые вступают в союз с различными городами или против них:
'Arrigo quarto re de Tedeschi'. ('Cronlca Fiorentina', Anni MC) 'masnada tedesca'; '...in questo anno furono isconfitti i
guelfi a Castiglione per li Pisani e Fiorentini e Tedeschi...'
'...i ghibellini con Tedeschi intrarono in Poggibonizi', (Gesta
Fiorentinorum, MCCLXV, MCCLXIII, MCCLXVII); 'Magioni degli Alamani' '...ora ch'abbiamo questi Tedeschi...' 'andò co'detti dov'era, tutto iL popolo di Siena a parlamento, e'Tedeschi e tutte l'altre emistadi...', '...misono, dinanzi al loro assoli to, i Tedeschi per la dette Porta di Sato Vito, che doveve a'Fiorentini essere date...', '...le Schiere de' Tedeschi...', '...e in San Germano mise assai di sua baronis Tedeschi e Pugliesi...' '...l'una fece di Tedeseni... l'altre di Toscani e Lombardi...', 'Molti altri Tedeschi e Pugliesi...', 'Ed essendo in mare sconosciuti, uno de'detti Frangiapani, veggendo ch'erano gran perte Tedeschi..(Ricordano Malispini. 'Istoria Fiorentina' Prd,
pp. 913, 931, 933, 959, 965, 969, 971, 973, 979). Совершенно явно, что немцы в сознании хронистов единая народность, имеющая свой язык:
'E mentre cne queste cose s'apparechiavano acció che le ente bene si svegliasse, cosi s'incominció canzoni in Tedesco. ('La sconitta di Monte Aperto' - PrD, p. 942).
Немцам противопоставляются французы:
'...alquanti Franceschi si misono dietro a quegli che fuggivano dentro...', ma pure vinsono i Francescni?..', '...incominció I'aspra battagiia de Tedesc i a Franceschni...', 'Il conte Giordano si diede delle mani nel volto, piangendo e gridardo: - Oimé, signore mio, - once molto ne fue commendato da Franceschi...', '...Cavalieri, francesehi e provenzali...', 'cavaliere franeesco'. (Ricordano Malispini. 'Istoria fiorentina' - PrD, pp. 970, 972, 974, 975, 977).
Конечно, Franceschi - это не современные французы: хронист перечисляет рыцарей отдельных областей Франции как самостоятельные народности; и это не только бретонцы, но и пиккардийцы и савояры:
'E cosi in poca d'ora ordinò tre schiere: le prime era di Franceschi, di mille cavalieri; la seconda della reina e di Provenza, e Romani e Campagnini, ch'erano viiij c, cavalieri la terza Fiaminehi, Brabansoni e Piccardi, e Savoini, quasi di vij c. cavalieri' (Ricordano Malispinì. 'Istoria Fiorentina', - PrD, p. 972).
Но все же слово Francesco выражает не отвлеченное понятие, в глазах других народов существуют не только пиккардийцы норманны, бургундцы и т. д., но и французы, Кстати, отметим, что все перечисленные группы получили свое наименование от названия областей, т. е. мелких феодальных княжеств в то время как в Италии, наряду с ломбардцами, сицилийцами, апулийцами, называют флорентинцев, пизанцев, сиенцев и т. д.; т. е. город вместе с его контадорами - в глазах людей XIII века - самостоятельная единица не только политическая, но в какой-то мере и этническая, (если можно приложить этот термин к средневековым представлениям). Но существуют ли в этом представления итальянцы? Рикордано Малиспини упоминает их, хотя гораздо реже, чем немцев и французов и несравненно реже, чем флорентинцев, пизанцев в т. д.
'E di fuori di queste schiere furono gli usciti guelfi di Fiorenza e d'altronde, con tutti italiani, e furono Quattro cento cavalieri...' '...e trovossi (Curradino - Н.Е.) in Roma con piu ci V m. cavalieri tra tedeschi e'taliani...' 'Curradino fece della sua gente tre schiere: l'una di Tedeschi ond' egli era capitano, col duca di
Storichi I'altra era d'Italiani e I'altra di Spagnuoli' (Istoria fiorentinar' - PrD, pp. 972, 976, 977-78).
Слово italiani в первом случае выступает как собирательное: жители итальянских земель. Во втором и третьем случае, становясь рядом с 'немцами' и 'испанцами', оно приобретает новый оттенок - значение национальной общности. И всё же это только оттенок, так как слишком редко употребляется это слово, чтобы можно было говорить о национальном самосознании хрониста и его любви к Италии. То же самое наблюдается и в более поздних хрониках Дино Компаньи и Джованни Виллани. Они, прежде всего флорентинцы, и Италия, итальянцы - понятие для них еще абстрактное, в первую очередь географическое. Иначе воспринимает это понятие Данте, но и в нем любовь к Италии пробуждается не сразу, вначале возникает любовь к родному языку, чувство, которое до него еще никто не выражал.
Основное достоинство родного языка, по мнению Данте - это способность выражать мысль:
'Ché per questo contento le gran bontade del volgare di si [si vedrá] pero che si vedrá la sua vertu, si comlé per esso altissimi e novissimi concetti convenevo-lemente, sufficientemente e acconcimente, quasi come per esso latino, manifestare;' (I, X, 12). 'E noi vedemo che in ciascuna cose di sermone lo bene manifestare del concetto si è piu amato e commendato dunque è queste la prim? sue bontede. E con cid sia cose che oueste sie nel nostro volgare'.., manifesto è ened ella é de le cagioni stata de'amore ch'io porto ad esso'. (I,XII,13)
Это объективное достоинство, присущее языку 'si', (т. е. итальянским диалектам), дополняется субъективными достоинствами, которые Данте высоко ценит. Прежде всего, этот язык близок ему не только потому, что возник в сознании раньше, чем все другие, но и потому, что связан с самыми близкими поэту людьми:
'con gàuntc coi le piú prossime persone, si come con li parenti e con li propri cittadini e con la proprie gente'. (XII,5).
Эта градация parenti - cittadini - gente - чрезвычайно показательна. Если первые два слова имеют четко выраженное значение, значение третьего слова гораздо более расплывчатое.
В комментарий, принадлежащем Буснелли и Ванделли, оно синонимично popolo:
'strumento ci unitá tra parenti, tre cittadini, tra tutti i formanti una sola gente o popolo'.
И, действительно, слово gente по словарю имеет значение народ, нация, и на основании этого, равно как и самой фигуры градации, предполагающей расширение понятия, И.Н. Голенищев-Кутузов переводит: 'родичей, сограждан и соплеменников' . Однако в комментарии юбилейного издания Данте вся эта часть фразы сравнивается с фразой в трактате эта часть фразы сравнивается с фразой в трактате
'De Vulgari Eloquentie' 'Chiamiamo volgare quelle lingue che gl'ìnfanti assimilano del loro tmbiente...' 1,1,2.
Следовательно, комментатор не выделяет gente как третью степень градаций, а считает, что все три слова означают близкую ребёнку среду, так как первое значение gente как 'род'.
В упомянутых выше хрониках - gente большей частью означает вооруженных людей:
'Tutta la migliore gente di Toskana d'arme...' ('Cronica Fiorentina', MCCLXXXIII). 'Esso tamburino vedeva tutta la nostra gente, e simple le gente de'Fiorentini' (La sco fitta di Monte Aperto'. - Prd, pp. 923, 946)
Формула 'Lo re Carlo (Manfredi и др.) e (con) la sua gente
повторяется с вариациями множество раз в значении 'король и его отряды'.
Иногда слово gente приобретает социальный оттенок:
'la buona gente di Firenze' ('Cronica Fiorentina', MCLXXXI, -PrD, pp. 915-916), т.е. достопочтенные граждане Флоренции. Эта формула c вариацией 'la gente bene' (la sconfitta di Monte
Aperto' - prD p. 942) тоже повторяется, хотя и не так часто. Встречается gente в значении 'рода': Lo non voglio generar figliuoli di gente traditore'. (Cronica fiorentina' MCLXXXI, PrD, p. 918) И лишь в единичных случаях gente употребляется в значении 'народности'. 'Ancora il detto papa fece il secondo concilio in Francia alla cittá del Torso, nel quale indusse e provocó quasi tutto l'Occidente, e spezialmente la gente di Francia' ('Croniсa fiorentina', Anni MLXXXVI - PrD, p. 911).Хронисты предпочитают употреблять Franceschi, Tedeschi или же, когда речь идет о горожанах - pоpolo: ilpopolo di Lucca, di Pisa, di Firenze, di Siene, di Roma и т. д. По сравнению с gente, popolo имеет более гражданственный оттенок: 'E preso il male cousiglio per lo popolo che l'oste si facesse, ricniesono loro amistá d'aiuto, Luccnesi, Bolognesi e Pistolesi,... i quali erano in taglia al popolo e Comune di Fiorenza...' 'E raus nata la gente, si parti l'oste all'uscita d'agosto, e menarono per pompa ii Carroccio e la campana chiameta Martinella in su in uno carro, e andóvi guasi tutto' I popolo con le insegne delle Compagnie,... '(Ricordano Malispini. 'Istoria Fiorentina'. PrD, p. 964).
В первом случае совершенно ясна связь между popolo и Коммуной, во втором - отличие между 'собравшимися людьми'. ('raunata la gente') и 'народом, вышедшем со знаменами' ('tutto' I popolo con le insegne'
Совершенно очевидно, что у Данте, изгнанного из Флоренции, слово ророlo должно было вызывать разноречивые чувства: когда речь идёт о флорентинцах, оно почти всегда приобретает отрицательную окраску.
Исключение представляет начало недошедшего до нас латинского послания, направленного флорентийскому другу, (XII, [4], 9), где это слово звучит нейтрально и XVII песнь 'Рая', где оно приобретает положительную окраску.
С положительной окраской или нейтральной оно употребляется, когда речь идёт о римлянах (см. 'Монархию') или древних евреях, но и тогда оно не обозначает национальную общность.
В цитируемой нами фразе 'Пира' ророlo, т. е. гражданский коллектив заменен более нейтральным cittadini, а gente стоит с определением propria, которое, по существу, его не слишком уточняет. В 'Комедии' gente в одном случае, когда опять-таки говорится о флорентинцах, становится синонимом ророlо 'Ma quelio ingrato popolo maligno...' ('Inferno' XV, v. 61) И ниже gente avara, invidiosa e superba...' (ibid, v.68).
Следовательно, и для Данте слово gente не слишком определенное. Когда он хочет прямо назвать жителей Италии, он обозначает Их 'Uomini d'Italia', но определение malvagi (I, XI, I) не разрешает придать и этому обозначению обобщающий смысл.
Название же - Италия, которое Данте в 'Пире' неоднократно упоминает (I, V, 9; 1, VI, 8; I, IX, 2; I, XI, 2; II, X, 8, 9; III, XI, 3) в общем ещё не приобретает принципиально нового значения по сравнению с хрониками. Лишь в IV трактате Данте горестно замечает, что несчастная Италия ('La misera Italia') предоставлена 'собственному управлению без всякой помощи' (IX, 10). Из всего этого вытекает что чувство национальной общности, которое у Данте уже пробудилось и проявляется в любви к родной речи, еще недостаточно оформлено. Пока акцент ставится не на сознании своей национальной принадлежности, а на защите родного языка от тех, кто его искажает (1, Х, 10) и особенно от тех, кто его хулит.
'Mossaimi ancora per difendere lui da molti suoi accusatori, li quali dispregiano esse e commendano li altri, massimamente quello di lingua d'oco, dicendo che è piú bello e migiiore quello; che questo; partendose in cìo de la veritade'.
(I, X,11) Предпочтение, отдаваемое чужому языку, в частности провансальскому, глубоко возмущает Данте и он обрушивается на всех тех, кто порочит родной язык,
'accusano le italica loquele' (I,X,14), кто 'fanno vile lo parlare italico e preziose quello di Provenze' (I,XI,14).
Впервые здесь называется италийская речь, впоследствии в сочинении 'О народном красноречии' будет подчеркнуто, что эта речь принадлежит всей Италии:
'...sic i stud quod totìus Italiae est latinum vulgare vocatur'
(I, XIX, 1). Но пока сделан только первый шаг в этом направлении. Зато уже появилось сознание того, что он, Данте всем обязан этому языку, вплоть до своего появления на свет (I, XIII, 4), не говоря уже о познаниях, которые он получил благодаря ему (I, XII, 5), и что со своей стороны он должен язык этот возвеличить:
'Mossimi prime per magnificare Lui'. (I, X, 7).
А возвеличивание языка состоит в том, чтобы создать на нем прозу, которая выявит его величие достоинства, не столь заметные в стихах, украшенных рифмой, ритмом и размером (I, X, 12). Совершенно ясно, что Данте уже отчетливо понимает роль писателя в создании литературного языка и считает, что народная речь вполне подходящий для этого материал. Это первый шаг на пути формирования национального чувства, которое получит дальнейшее развитие в трактате 'О народном красноречии' и в 'Комедии', где сильнее будет выражено представление о национальной общности людей, населяющих Апеннинский полуостров, и слово Италия впервые прозвучит как синоним 'Patrie' (Чистилище, (VI). В этом смысле действительно можно утверждать, что Данте был первым итальянцем, осознавшим, что он итальянец .
Обращение Данте к народному языку имело решающее значение для 'Пира'. Недаром сам Данте говорит, что изложение в 'Пире' более зрелое, чем в 'Новой Жизни' (I, I, 16), т. е. ставит эти произведения художественное и философское с точки зрения стилистической в один ряд. Язык становится определяющим моментом стиля, а в конечном счете и жанра. На вольгаре нельзя было писать так, как на латыни. Вольгаре в конце XIII века, - это язык художественной, публицистической я отчасти научно-популярной прозы. И то обстоятельство, что дантовский комментарий написан на народном, языке, не могло не наложить на него отпечатка, сблизить его с этими видами прозы и отдалить от комментариев предшественников.
Дантовский комментарий отличается от комментариев предшественников не только тем, что он написан на вольгаре, а не на латыни. Его второе не менее существенное отличие в том, что это автокомментарий. Некоторое влияние на его создание могли оказать прозометрические произведения, о которых шла речь, но в принципе это новый феномен, связанный с развитием самосознания Данте как писателя. Явление того же порядка, что и высказанное намерение прославить свой родной язык. О том, что такого рода самоосознание определяется общим развитием индивидуализма в конце XIII века, говорилось уже достаточно , поэтому останавливаться на этом вопросе здесь мы не будем.
Подчеркнем зато еще одну отличительную черту дантовского комментария: перед нами комментарий к светской лирике, написанной на вольгаре. Это первый случай в истории средневекового комментирования: обычно комментаторы ограничивались толкованием библии, философских сочинений, поэзии латинских авторов, которую они стремились христианизировать. Дантовский комментарий - важный шаг в развитии эстетического сознания. Значение светской лирики на народном языке, благодаря этому комментарию, резко возрастает, так как она тоже оказывается объектом изучения, Вполне закономерно, что именно в этот период Данте пишет трактат 'О народном красноречии', во второй части которого рассматривает поэзию на вольгаре, ее жанры и стили. Трактат представляет собой первую поэтику, основывающуюся на современной поэзии. Это новое отношение к светской лирике, знаменует собой начало Возрождения, столь высоко ценившего художественное творчество и поколебавшего каноны средневековой эстетической мысли.
Установив эти три отличительные черты дантовского комментария, мы, однако, далеко не исчерпали характеристики его особенностей. Перед нами встает еще один вопрос: насколько близко следовал Данте латинским образцам традиционного комментария.
Макленнан указывает, что Данте заимствовал всю технику среднелатинских комментариев: терминологию, пролог, классификацию, подразделения. Дайте не только первый, кто себя комментирует, но и первый, 'кто придает крепкую структуру и естественность комментарию, не существовавшую в традиции латинских комментариев, толковавших: Вергилия или Писание' . Все эти утверждения Макленнана необходимо уточнить.
Прежде всего, сам латинский комментарий не был раз навсегда застывшим жанром. Он развивался и изменялся на протяжении веков, в зависимости от общего развития культуры, не говоря уже о том, что его форма определялась характером сочинения, к которому он составлялся. Могли быть и некоторые индивидуальные отличия, если личность комментатора оказывалась достаточно яркой.
Известнейший из ранних комментаторов Вергилия грамматик Сервий (2-я половина IV в.) строит свой комментарий по следующей схеме: краткий пролог, где комментатор указывает, в чем состоит его задача, а затем толкование отдельных слов и синтагм, составляющих стихи 'Энеиды'. В прологе Сервий пишет:
'In exponendis auctoribus ìiaec (prius) consideranda sunt:Poetaë vita; titulus operis; qualitas carminis; scribentis intentio; numerus librorum; ordo librorum; explanation'.
Все пункты, кроме первого, т. е. биография поэта, название книги, достоинство песни, замысел автора, число книг, их порядок, рассматриваются в прологе. Сам же комментарий начинается с толкования первого стиха 'Энеиды' 'Arma virumque cano'. Сначала объясняется прямое значение слов, затем переносное:
Рег arma autem bellum significat et est tropus. 'Metonimie'.
Иногда Сервий отходит от буквального толкования слов и синтагм и 'раскрывает' их будто бы аллегорический смысл.
'Ergo per rаmum virtutes dicit esse sectandas, qui est у litterae imitatio, quem ideo in silvis dicit Latere, quia re vera in huius vitaè confusione et majore parte vitiorum; virtutis integritas lateat'.
Но и в этом случае структура 'грамматического', пословного комментария остается та же.
Иначе строится комментарий Тиберия Клавдия Доната (V в.) , для которого Вергилий прежде всего ритор. Основное для Доната - это объяснение общего смысла отдельных стихов 'Энеиды'. Толкованию предшествует более развернутый пролог, обращенный к сыну, излагается цель комментария: разъяснить смысл и содержание поэмы, а также защитить её автора от нападок. Более развернутыми оказываются и сами комментарии:
'Interpretabimus igitur quod diximus theme, cuius prima para est arme virumoque cano in hac brevitate et anguste propositione multe conplexus est; nam et proposuit et divisit et in eo ipso sese commendat, quod non ludiore vel turpia ut alii, sed spectate elegerit ad scribendum, arma sciliсet, hoc est scutum et alia quae Vulcanum febricesse perscripsit, et virum, non ut sexum significaret, sed virum qui telie arma, tam magna, tam pulcra habere vel gestare potuerit, virumq Romani imperii auctor et conaitor esse meruerit, virum qui Junonis inimicitias et factione deoгum omnium superavit, virum qui terra marique. ìactatua multa adversa tolerendo transmiserit'.
Вместо филологического пословного комментария Сервия у Доната - смысловая интерпретация, которая может стать канвой для ораторских упражнений. Она является подготовкой к более поздним комментариям, где толкование текста превращается в изложение собственных суждений. В дальнейшем при переходе к христианству комментарий к 'Энеиде' всё больше отдалялся от текста, толкователи придавали поэме аллегорический смысл и пускались в пространные рассуждения, доказывая, напр., что Вергилий в первых шести книгах 'Энеиды' излагает, как философ, сущность жизни:
'...scribit enim (Vergilius) in quantum est philosophus humanee vitae naturam Modus vero agendi talis est: aub integumento describit quid agat vel quid patiatur humanus spiritus in humano corpore temporaliter positus...'
Бернард Шартрский
Естественно, что форма такого комментария отличалась от филологического комментария Сервия. Тем более другую форму имел комментарий к библейским текстам. В этом отношении чрезвычайно показателен комментарий Бернарда Клервосского к 'Песни песней'.
Бернард, как и многие другие теологи, придал тексту этих песен, приписываемых Соломону, аллегорический смысл (взаимная любовь Иисуса Христа и Церкви) и использовал их для проповедей, которые фактически и представляют собой комментарий к отдельным стихам.
Первая проповедь заменяет пролог. Вначале Бернард обращается к слушателям с призывом вкусить премудрости небесной, заключенной в 'Песни песней':
"Vobis iratres alia quam aliis de seculo aut certé aliter dicenda sunt. lllis siquidem lac potum dat at non escam, qui apostoli formam tenet in docendo. Nam sioritualibus solidiora apponenda esse, itidem ipse suo docet ехеmplо. Loquimur, inquiens, non in doctis humanae sapientiae verbis, sed in doctrina inquritus spiritualiibus spiritualia comparantes. Item sapientiam loquimur inter perfectos, quales vob nimirum esse confido, ni si frustra forte iam ex longo studiis estis coelistibus occupati, esercitati sensibus, et in lege dei meditantes die ас nocte. Iteque parate famces non lacti, sed pani. Est panis apud Salomonem, isque admodum splendidus sapidúsque, librum dico Cantica canticorum inscribitur (I.A.)
Далее следует объяснение названия книги и ее особенности:
'Titulum talis est, Incipiut Cantica canticorum Salomonis. Obserua in primis pacifici nomen quod est Salomon, couenire principia libri qui incipit á signo pacis, id est ab osculo, similque aduerte huiuscemodi principiis solas ad hanc intelligendam scriptura mentes inuitari pacificas, quae sese iam á vitiorum vendicare perturbationibus et curarum tumultibus praeulent. Dehinc ne hoc quoque ociosum putes, quod non simpliciter cātica, sed cantice canticorum habet inscriptio. Multa quippe legi cātica in scripturis, et nullum illorum memini taliter appellari'. (I, D.E.).
И, наконец, охарактеризовав книгу, о которой пойдёт речь, Бернард говорит о её создателе Соломоне Премудром и раскрывает истинный смысл:
'At veró rex iste Salomon sapiētia singularis, sublimis gloria, rebus affluens, pace securus, nullius taliú eguisse cognoscitur pro quo accepto ista decantare libuerit. Sed nec scriptura ipsa sui uspiam tale aliquid significare videtur. Itaque diuinitus inspiratus, Christi et ecclesiae laudes, et sacri amoris gratiam, et aeterni connubij cecinit sacraimēta, simúlque expressit sanctae desiderium animae, et epithalamij carmen exultās in spiritu, iucunao composuit eulogio, figurato tamen'. (I.E.)
Таким образом, схема пролога имеет следующий вид: обращение к слушателям (ср. обращение к сыну у Доната), характеристика сочинения и его название (ср. у Сервия), ее автора, раскрытие истинного смысла сочинения (ср. у Доната), Если в этой схеме и есть структурные совпадения со схемой пролога у поздне-римских комментаторов, то существо ее совершенно отлично. Достаточно отметить, что Донат обращается к сыну, а Бернард к целой группе людей. Сервий сообщает некоторые биографические данные Вергилия, а Бернард произносит краткий панегирик Соломону. Общий смысл или замысел сочинения у Сервия и Доната рассматривается на основе буквального значения текста. Бернард же сразу раскрывает его аллегорическое значение. Эти отличия - принципиальны. Они обусловлены разницей между поздне-римской культурой с её резко выраженным индивидуализмом, с её трезвым реалистическим восприятием мира и человеческих творений, и средневековой культурой XII века с ее мистичностью, спиритуализмом, с заложенным в ней стремлением к общности и символическими представлениями о действительности.
Еще более резкие отличия чувствуются в комментарии. Один и тот же стих повторяется в проповеди несколько раз: Бернард толкует его и в прямом и в аллегорическом смысле. Ему важно задержать на нем внимание слушателей и в то же время осветить его со всех сторон с дидактической щелью. Сначала стих вставлен в простое изложение факта:
'Ecce quod dixerem in sermone, quìa aemuiis lassetibus sponsa respondere cogafcur, quae corpore quidem de numero adolescentularum esse videntur, animo autem longe sunt. Ait nempe: Nigra sum, sed formosa riliae Hierussalem'.(XXV.H)
Затем в это изложение проникает нравственная оценка:
'Pater quod detranerent ei, nigredinem improperantes. Sed aduerte sponsae patientiam ac benignitatem'.
Дальше морализирование усиливается, опытный проповедник, оратор и публицист вносит страстность в свою речь, патетически обличая 'дщерей Иерусалимских' и восхваляя невесту:
'Non modo enim non reddidit maledictum; pro maledìcto, sed insuper benedixit, filias Hierussalem vocams quae magis prj sua nequitia filiae Babylonis vel filiae Baal: aut si quod aliud nome improperii occurrisset, appellari meruerant' (XXV, 7)
После этого лирического отступления Бернард снова возвращается к исходному стиху, рассматривая его содержание с эстетической точки зрения:
'Videamus iam quid illud fuerit dicere: Nigra sum, sed formosa Nulla ne in his verbis repugnantia est? Abait, Propter isimplices dico, qui inter colorem et formam discernere non nouerunt, cum forme ed compositionem pertineat, nigredo color sit. Non omne denique quod nigrum est, continuo deforme est. Nigredo (verbi causa) in pupille non dedecet. Et ingredi quidam lapilli in ornamentis placent. Et nigri capilli candidis vultibus etiam decorem sugent et gratiam. Sic tibi quoque facile aduertere est in rebus innumeris. Quanquam sine numero sunt quae in superficise quidem reperies decoloria: in compositione vero decora' (XXV, I).
В этом отрывке выражены некоторые эстетические взгляды Бернарда. Его представление о красоте черного цвета (черные глаза, черные драгоценные камни, черные волосы) противоречат общепринятому идеалу красоты, в котором преобладают светлые краски. Наряду с этим Бернард как все цистерцианцы придает важное значение не цвету, а форме предмета. Конечно, это рассуждение навеяно стихом 'Песни песней', но оно имеет вполне самостоятельное значение и выражает воззрения комментатора, которые вовсе не присущи древнему поэтическому памятнику.
За буквальным истолкованием стиха следует аллегорическое, причем не единственное, сложность философской аллегории в том и заключалась, что одно ж то же могло символизировать разные понятия. Опять вначале произносятся ключевые слова:
nigrā, formosa 'Sed audiamus unde nigrā unde formosam se dixerit. An nigram quidem ob tetram conuersationem quam prius habuit sub principe huius mundi, imaginem terrestris nominis adhuc portans: formosam vero de coelestis similitudine quam
postea commutauit ambulans iam in nouitete vitae?' (XXV K)
Эта же мысль о двойственности человека развивается и варьируется дальше, но перед тем, как продолжить своё рассуждение, Бернард снова повторяет стих, на этот раз уже полностью, как бы желая придать ему особое торжественное мистическое звучание:
'Nigra est, sed formosa, filiae Hierasalem. Nigra vestro, formosa diuino angelicó, iudicio. Et si nigra est, forinsecus est... Homo siquide videt in facie, deus autem intuetur cor. Propterea etsi nigre foris, sed intus formose, ut ei placeat cui se probauit. Non enim vobis, quibus si adhuc placeret. Christi seruus non esset. Foeiix nigredo, quae mentis candorem parit, lumen scientiae, conscientiae puritate'. (XXV M).
Заключительное предложение с его ритмичными и рифмующимися словами scieiitiee-coiiscieтtiae, ассонансами parit-puritate приближается к стихам и звучит как эмоциональный возглас в лирической поэзии. Так, комментарий к поэтическому памятнику сам оказывается на грани художественной литературы.
Совсем другой характер носит комментарий Альберта Великого к 'Этике' Аристотеля . Пролог отличается своей краткостью: в нем дается определение той материи, о которой пойдет речь в сочинении Аристотеля и соответственно в комментариях' Необходимым 'опорным' элементом структуры пролога являются цитаты, от которых автор как бы отталкивается
Ptolemaeus in Almagesto: 'Disciplina hominis sui intellectus socius est et apuá nomines intercessor'.
Далее идёт классификация этики как науки:
'Circa moraIem scientiam tria nic tanguntur: materia filis, utilitas...'
И в строгой последовательности рассматриваются все три пункта:
'Materia ibi: disciplina, quie sicut dicit Basilius, discipline est eruditio morum'
Определив, какова материя этики, Альберт дает определение нравам:
'Mores autem sunt materia Ethicae qui consistunt in actionibus' (Prologus, 1)
и так анализируется каждое последующее понятие, получается нечто вроде логической цепочки, за которой должен следовать читатель.
Комментарий открывается вступлением, указывается название сочинения и его содержания:
'Titulus talis est: Liber moralium. Aristotelis stagiritae ad Nicomachum. In quo tangitur materia ibi moralium;...'
После чего сообщается, что латинское слово мораль имеет греческий эквивалент - этику, так как греческое слово etnos соответствует латинскому mos (Liber primus, 7, 1-5). Затем начинается собственно толкование, оно строится следующим образом: берется абзац из 'Этики' и подразделяется на части. Напр.
'Omnis ars et omnis doctrina' etc. (Arist. 3th., ic.1,1.1094) 'Dividitur autem in duas partes. Primo tradit scientia moralem, secundo determinet de morali per comparatio, nem aò alius duas partes ostendens, quoa ista non suificit, in altimo capitulo X libri, ibi: Utrum igitur etsi de his'. (I, I, 15)
Стремление всесторонне осветить то или иное понятие проявляется в многочисленных перечислениях: первое, второе, третье и т. д. Средневековая научная мысль развивалась именно в этом направлении, вслед за расчлененными, но часто не связанными или случайно связными представлениями шло сознательное логическое расчленение понятия, при котором сохранялась формальная связь между отдельными его сторонами. В комментарии Альберта это очень заметно:
'Deinde cum dicit: De felicitete ponit diversitates. it primo enumerat opinions eorum qui locuti sunt de moribus moraliter, secundo, qui de moribus non moraliter, ibi Quid autem existimaverunt, tertio ostendit suffientians enumeretionis, licet non om nes enumeravit, ibi: omnes quidem igitur' (I, III, 17, 10-15).
(подчеркнутые слова - цитаты из Аристотеля - Н.Е.).
Схоластический комментарий Альберта преследовал цель не только интерпретировать в католическом духе 'Этику' Аристотеля, но и научить читателя логически мыслить, упорядочить его мышление; этой цели и соответствует сама форма комментария.
Итак, первый комментарий Сервия дает главным образом филологические сведения и строится как современные комментарии на толковании отдельных слов и словосочетаний; комментарий Доната, предназначенный для ораторов, напоминает по форме образцы риторического искусства; комментарий Бернарда, рассчитанный на эмоциональное воздействие на слушателей, приближается к поэтической речи; и, наконец, комментарий Альберта развивает логическое мышление, являясь далеким прообразом учебника. Во всех комментариях кроме Бернардовского, образность развита слабо.
Первый комментарий на вольгаре, принадлежит, как уже упоминалось, Брунетто Латини, который включил его в свой перевод сочинения Цицерона 'De Inventione', озаглавленный 'Rettorica'. Комментарий начинается с пролога. За очень кратким вступлением, в котором утверждается, что изучение риторики полезно людям и государствам, 'так как немало вреда проистекает от людей, говорящих безо всякого умения' (Пролог, I), следует определение риторики как науки, излагаются способы ее преподавания, проводятся различие между ритором и оратором, использующим эту науку в разных целях (1-5). После этих предварительных замечаний Брунетто Латини называет двух авторов сочинения: Марка Туллия Цицерона и себя.
'Il secondo è Brunetto Latini cittadino di Firenze, il quale mise tutto suo studio e suo intendimento ad isponere e chiarire ció che Tullio avea detto;...' (7, Prd), p. 135).
Далее он указывает, в чем цель книги (8) и из скольких частей она состоит (9), а затем делает отступление автобиографического характера, сообщая читателям, что причиной возникновения книги послужило его изгнание из Флоренции (10). После отступления Брунетто вновь возвращается к книге, подчеркивает ее полезность (11), останавливается на ее заголовке (12), указывает, как Цицерон использовал цитаты древние философов (13), затем излагает содержание Цицероновского пролога (15-16), объясняет смысл высказываний римского автора (16-17) и в заключение хвалит его риторические приемы (18). Весь пролог Брунетто Латини складывается из отдельных маленьких разделов, которые связаны между собой общностью темы и некоторыми формальными связками, напр.
'Ora hae detto lo sponitore che è rettcorica, e dei suo artifice, cioè di colui che le mette in opera, l'uno insegnando l'altro dicendo. Omai vuole dicere chi è l'autore, cioè il trovatore di questo libro, e che fue la sua intenzione in queste libro, e di che tratta, e la cagione per che lo libro è fatto, e che utilitade e che titolo ha questo libro'. (6 ,PrD p. 135.
Или:
'E ìn questo punto si parte elli da questa materia e ritorna al propio intendimento del testo' (12).
Или:
'In questo parte dice lo sponitore che Tulio' (l3. PrD, p. 136).
Иными словами, автономность отдельных частей пролога выражена еще отчетливее, чем в латинском комментарии Альберта: схоластичность построения ослаблена, логическая цепочка не так ощущается, и потому особенность средневекового мышления выступает в неприкрытом виде.
Сам комментарий строится по следующей схеме: приводится перевод периода из Цицерона, затем толкуется общий его смысл, после чего уточняется значение отдельных слов.
'Poi cne Tulio hae divisati li mali che sono per eloquenzie, su divise in questa parte li beni, e conta piú bani che mali perció che piú intende alle lode. E nota che dice "eloquenzia congiunta con sapienzia", però che sapienzie dá volontade di bene fare ed eloquenzia il mette a compimento (1). L'altre parole che sono nel testo, cioè "a edifficare cittadi, a stutare molte battaglie" ecc. son messe ordinatamente, acciò che prima si raunaro gli uomini insieme a vivere ad una ragione e a huoni costumi e e multiplicare d'avere; e poi che furo divenuti ricchi montó tra loro invidia, e per la Invidiae le guerre e le batteglie. Poi li savi parladori astutaro le battaglie, appresso gli uomini fecero companie u stando e mercatando insieme; e di queste compagnie cuminciaro a fare ferme amicizie per eloquenzie e per sepienzia (2). Ma sì come dice e significano queste parole, per piú chierire l'opere e bene convenevole di dimostrare qui che è cittade e che è compagno e che è amico e che è sapienzia e che è eloquenzia, perciò che lo sponitore non vuole lasciare un solo motto donde non dica tutto lo 'ntendimento (3). Che a cittade. Cittade èe uno raunamento di gente fatto per vivere a ragione; onde non sono detti cittsdini d'uno medesimo Comune perché siano insieme accolti dentro ad uno muro, ma quelli che insieme sono acolti a vivere ad una ragione'
По сравнению с латинскими комментариями, комментарий Брунетто Латини носит более популяризаторский характер: попутно с толкованием смысла текста, он сообщает читателю сведения самого разнообразного свойства. Цель Латини не узко схоластическая - научить правильно мыслить, а расширить кругозор читателя; соответственно комментарий соприкасается с энциклопедией. При этом Латини сохраняет схоластическую манеру изложения с её бедной образностью, но четким синтаксическим построением, в котором важную роль играют перечисление и симметрия:
Новое в этом сочинении - появление личности самого комментатора 'Sponitore' и не только в прологе, но и в комментариях:
'Ora ha detto lo sponitore sopra I testo di Tulio, le cagioni per le quali eloquenzia cominciò a parere. Omai dicerai in che modo appario e come si trasse innanzi'. (15-PrD, p. 143)
Это указывает на отход от традиций схоластического комментария сознательно безличного, и опять-таки на общее развитие индивидуализма, о котором уже неоднократно говорилось.
Насколько нам известно, дантологи не обратили должного внимания на комментарии Брунетто Латини, а между тем он, несомненно, был известен Данте и можно предположить, что он имел влияние на структуру 'Пира'.
Структура 'Пира' в самом общем виде совпадает со структурой других комментаторов: пролог и комментарии к отдельным стихам канцон. Но для того, чтобы по-настоящему произвести сопоставление, необходим более детальный анализ.