В этот город я влюбился сразу и окончательно, и было это очень давно, уже больше сорока лет назад.
Питер, Ленинград, Санкт-Петербург - это всё о нём и не о нём. Для каждого он свой, особенный, непохожий на другие и одновременно сочетающий в себе черты родного города. Не того, привычного, даже где-то набившего оскомину домашнего города, который знаешь, как свои комнатные тапочки и уже не видишь в нём секретов, а города, приходящего к тебе в снах, знакомого и одновременно незнакомого, скрытого дымкой тайны и открывающегося каждому какой-то своей, личной, только ему одному видной стороной.
И сторон этих множество, "число им миллион", как писали в одной очень древней и очень мудрой книге.
Со времени моей первой встречи с городом я побывал здесь уже не раз. Конечно, город менялся все эти четыре с лишним десятка лет, да и я совсем не тот, но осталось главное - душевное родство, теплота, возникающая где-то в глубине тела, когда идёшь по Невскому - и всё вокруг знакомо, несмотря на вывески на чужом языке, рекламу и современные машины. Это всё шелуха, а город - он никуда не делся, вот он проглядывает из-под всего искусственного, наносного. Это и дворы-колодцы, куда попадаешь, всего лишь свернув в арку, и величественный Казанский собор, раскинувший крылья своей колоннады как руки, принимающие тебя под сень веры, и собор Исаакиевский, со своей высоты присматривающий за любимым городом, встречая вместе с ним рассветы и провожая закаты. И, самое главное, это его белые ночи, которые и не ночи совсем, а долгие-долгие сумерки.
Я люблю этот город и не стыжусь в этом признаться. Почему люблю - не знаю, но любовь - всегда чувство иррациональное и, чаще всего, одностороннее. Так вот, мне кажется, что я этому городу тоже не безразличен. Не зря же он старается показать себя с лучшей стороны и иногда даже для меня прихорашивается, несмотря на свой достаточно приличный возраст.
Сколько бы я ни смотрел на эти прекрасные скульптурные изображения коней и людей, их укрощающих (а смотреть на них можно бесконечно), ничего, кроме восхищения и преклонения перед талантом скульптора, не испытывал. Казалось бы, мост как мост - ну, широкий, ну, длинный. Но встали на нём четыре группы бронзовых фигур, и заиграл мост совсем другими красками. Отними их, и пропадет вся магия совершенства, всё волшебство застывшей в бронзе жизни. Ведь они, действительно, живут, каждой своей жилкой, каждым мускулом, дрожащим от напряжения и нетерпения.
Царь Николай I, открывая мост еще не в том, знакомом нам виде с четырьмя ныне знаменитыми скульптурными шедеврами, а еще только с двумя - остальные две группы были только гипсовыми копиями первых - похлопал скульптора по плечу и похвалил, - Да, Клодт, коней ты делаешь даже лучше, чем жеребец.
Я видел этих волшебных коней в разное время дня и ночи: это было и утро, омытое дождём или поливальными машинами, жаркий полдень, прошитый лучами этого не по-питерски бешеного солнца лета две тысячи восемнадцатого и поздняя ночь-раннее утро, когда мы пешком возвращались по Невскому с ночной прогулки на катере на развод мостов. Странная штука, одни и те же скульптурные группы выглядели совсем не одинаково, каждый раз это были другие люди и другие кони, обладающие своими чертами и характерами, игра света как бы оживляла их и давала возможность прожить кусочек какой-то новой жизни.
Кстати, не знаю, в курсе ли вы, но один из этих коней попал в историю благодаря пикантной особенности. Его жеребячье достоинство Клодт изваял в форме человечьего лица, и, судя по месту расположения портрета, человек этого по мнению скульптора заслуживал. Историки до сих пор спорят, то ли это был Наполеон, то ли любовник жены самого Клодта, но из песни слов не выкинешь - увековечил его Петр Карлович. Видел я тот портрет, не поленился заглянуть коню под брюхо. Насчет похожести не знаю, но факт наличия засвидетельствовал. Если что, он по нечетной стороне, ближе к Гостиному двору - можете проверить.
Это не единственный шедевр, созданный рукой Петра Клодта. Кони в колеснице на Нарвских триумфальных воротах и памятник Николаю I, первый в Европе конный памятник на двух опорах, тоже его работы. Но в памяти он останется творцом коней на Аничковом мосту, и, по-моему, это справедливо.
Карелия.
За свою - не такую уж и короткую - жизнь я часто встречал описания волшебных красот Карелии, и убеждённость ярых сторонников этих красот в том, что краше них ничего нет и быть не может. Скептически хмыкая, я оставался при своём мнении, что так в жизни просто не бывает, и надо бы когда-нибудь всё же в этом убедиться и проверить.
Убедился, и что?
Не скажу, что я исколесил Карелию вдоль и поперёк, двух дней, конечно же, для этого мало. Но даже перечисление таких магических слов, как Сортавала, Рускеала, Лахденпохья, Хаапалампи и Ахвеноски вводит меня в некий магический транс и заставляет мысленно перебирать и перекладывать картинки в собственном мозгу, пробуя их на вкус и раздражая рецепторы, ответственные за получение эстетического наслаждения.
Этот край, вынужден повторить чужие, избитые истины, красив своей изначальностью. Может, это неправильно грамматически, но верно по сути. Глядя на эти леса, где-то темные и мрачные, а где-то светлые и какие-то возвышенные, как звенящие медные струны, тянущиеся к небу, начинаешь верить, что именно отсюда, от этих озёр, похожих на зеркала, и пошла Древняя Русь. Что шевельнётся сейчас лапа еловой ветви и выйдет из-за неё старик-ведун, а за ним такой же седой и древний волк или огромный медведь. Здесь начинаешь верить в сказку и даже где-то потихоньку в ней жить.
Я думаю, у нас очень много красивых мест в России, и каждое красиво по-своему. Есть места, красивые сладкой красотой - зелёная до искусственности трава, аккуратненькие избы из новеньких брёвен, кокошники-гармошки-балалайки. Мне кажется, этот образ уже затёрли, засахарили. Меня это уже не трогает, особенно, когда, в паре с этим упоминают Есенинскую Русь. Да не была она такой сладко-медовой, уверен на все сто процентов. Он любил свою Русь, не всегда с ядовито-зелёной травой и речкой за околицей, чаще с покосившейся, почерневшей избушкой и пахнувшую не медовым пряником, а скотом и свежевспаханной землёй. Но в этой избушке жила матушка, и каждый уголок родного села был близок и знаком. Вот такую родину он любил, как мне кажется.
А мне ближе красота Карелии, суровая и лаконичная. Всё в ней до того уравновешено и гармонично, что ни убавить, ни прибавить. Вот, странная вещь, бывал в разных странах, видел много морей и озер, но это всё не сравнимо с глубокой зеркальной синевой озёр Карелии, окруженных высокими елями.
Валаам, место силы.
Начну с Ладожского озера. Оно большое и пресное. Но это не море, и этим все сказано. Понятно, что я застал Озеро в благодушном настроении: солнце светило по-южному, и стоял штиль. Естественно, в бурю оно не такое белое и пушистое, но и наше Японское море в шторм - это вам не кот чихнул. И хотя моряк из меня, мягко говоря, фиговенький, в штормах я успел побывать, пока три месяца упорно пытался побороть морскую болезнь. Правда, мои попытки одолеть её методом нахождения в полном покое и горизонтальном состоянии не нашли взаимопонимания у моих непосредственных командиров. Им почему-то хотелось видеть меня бодрым и работающим. Из этого ничего не вышло. Мой вестибулярный аппарат вместо того, чтобы благоразумно смириться и подавать мне правильные сигналы, что буря давно кончилась и сейчас не шторм, а совсем наоборот, упрямо толкал меня к лееру, где я печально и с завидным постоянством звал Ихтиандра.
Короче, мореплавателя из меня не вышло. Похоже, мы с адмиралом Нельсоном одной крови, он тоже до самой старости качку не переносил. Поэтому путешествие по зеркальной глади Онежского озера на стремительном "Метеоре" мне доставило только удовольствие.
Я уже писал неоднократно, что моё коммунистическое прошлое вытравило из меня веру целиком и полностью. Печально, но факт - так уж меня учили. Я смотрю на храм совсем другими глазами - с позиции его красоты и созвучности моему душевному состоянию, поэтому мне всё равно, к какой вере или конфессии он принадлежит, главное, чтобы мы с ним звучали в одной тональности.
Многие рассказывают, что их охватило какое-то благоговение сразу после выхода на эту святую землю. Чего не было, того не было. Уж больно коммерческим стало всё здесь сейчас. Думаю, когда на Валаам добирались только паломники, которых гнал сюда зов сердца, причем путь этот был весьма труден, тогда там действительно было ощущение святости этого намоленного места. Сейчас же это просто очередной станок по печатанию денег. Даже в Никоновской бухте свободно продается пиво и сигареты, хотя, как мне кажется, там этому совсем не место. Толпы туристов сплошной цепью от пристани идут по острову, мешая даже друг другу услышать экскурсовода, не говоря о том, чтобы просто посидеть в тишине и подумать о вечном, глядя на этот прекраснейший уголок России.
А места, и в самом деле, не просто красивые, а уникальные. Поражает глубина синего неба, раскинувшегося над куполами и колокольней самого Спасо-Преображенского монастыря. На небе ни малейшего облачка, и только синева оттеняет белоснежные стены. И всё вокруг заполнено звуками колоколов, перекрываемыми гулом главного, стопудового, колокола.
Многим кажется, что сейчас, когда монастырь стал пользоваться покровительством верховной власти страны, монахи зажили незаслуженно привольно. Я так не думаю. Очень многое на острове делается только трудом живущих там монахов и трудников. Нас водили в монастырскую трапезную, где угощали обедом. Еда небогатая, но вкусная и приготовленная с любовью. Рыбу для стола ловят и разводят они сами. Я их копченую форель не пробовал, а только видел, но запах от неё шёл непередаваемо вкусный, это я могу подтвердить. И сады яблоневые, выращенные на почти голых скалах тоже видел и проникся уважением к людям, которые даже в таких северных широтах умудряются урожаи яблок снимать.
А какие там ели! Юбки из мохнатых ветвей спускаются до самой земли, не зря их так и называют "ель юбочная". Я больше нигде не видел таких елей и никогда не дышал таким чистым и вкусным, отдающим медом воздухом, кроме как на Главной Монастырской дороге.
Место это, действительно, не простое, и каждый в нем находит что-то своё, близкое и понятное только ему. Но одно является общим для всех - поездка на Валаам остается событием, которое не забывается.
Кронштадт и его форты.
Кронштадт - город, непохожий на другие. Он не велик, но совсем и не мал. Все его достопримечательности и памятные места связаны с историей военного флота, и это сразу же, как призма, сводит разные цвета радуги, каждый из которых характеризует определённое качество или свойство, в единый, чисто белый цвет, для меня олицетворяющий честное служение Родине и верность своему долгу, даже если для этого требуется пожертвовать жизнью.
Здесь даже главный собор не такой, как другие православные храмы, ведь это не просто церковь, а главный морской собор России. Его форма скорее напоминает византийскую базилику, а купол, серебряный, а не золотой, как у других, окаймлён переплетением золотых якорей и спасательных кругов. И даже крест его больше похож на штурвал, а на площади перед храмом выложен плиткой огромный якорь. Я думаю, душам погибших моряков, чайками прилетающим сюда, этот храм нравится. Нет, неправильно, это их дом, а родной дом не может нравиться или не нравиться - он такой, какой есть, и за это его и любишь.
На стенах собора висят доски черного мрамора, на которых золотом выбиты списки моряков, отдавших жизни за свою Родину. И что еще отличает этот храм - это не просто списки, а также и описание подвигов, совершенных погибшими.
Вообще, в этом городе практически всё, так или иначе, связано с флотом. Здесь им гордятся, невзирая на то, корабль ли это последней модификации, почти невидимый для радаров, благодаря технологии СТЕЛС, знаменитый футшток, от которого ведет отсчет вся геодезическая сеть России, или старинные форты, разбросанные по акватории.
Кстати, о фортах. Всего их семнадцать, все они расположены в Финском заливе и обеспечивают защиту города с моря. Эти крепости-острова сейчас в разной степени сохранности, от некоторых остались только развалины, окруженные морем. Но некоторые до сих пор выглядят очень мощно, и круче всех выглядит форт "Император Александр I". Он почти двойник известного Форта Байяр (так мне кажется правильнее, ведь в французском буква d в конце слова не читается), на котором проводится знаменитая игра, но наш форт больше французского по размерам раза в полтора. Одно время там располагалась противочумная лаборатория, потом, после какого-то происшествия, его вообще закрыли для посещения. Мы его видели только с моря.
Форты мы рассматривали с борта широко известного в узких кругах прогулочного судна "Репербан", на котором в своё время побывали и всемирно известные "Роллинг Стоунз", о чем и свидетельствуют нарисованные на синей скамье белые незагорелые попки (подписанные, чтобы никто не спутал, где какой из "Роллингов" восседал в 1970 году).
Изображений своих пятых точек мы не оставили, но я думаю, что там хватит и этих.
Выборг - город особенный.
Все произошло неожиданно. Памятник очередному историческому персонажу, гордо выпятившему грудь и опиравшемуся на шпагу где-то на задворках Выборга, совершенно нас не впечатлил, и мы пошли вверх по горбатой улочке, мощеной старыми камнями и ведущей прямо в бездонное синее небо. Солнце стояло высоко, колодец был далеко, а есть хотелось совсем не по-детски. Начало совпадало с началом сказки про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, и нам вдруг захотелось дочитать её до конца. Согласно закону жанра, в разрыве между кривенькими домишками тут же возникла потемневшая от старости деревянная дверь, висевшая на больших кованых петлях, и вывеска "Таверна", написанная готическим шрифтом.
Шагнув внутрь, мы убедились, что приключение продолжается, и мы действительно попали куда нужно. Точнее, в КОГДА НУЖНО. Мы словно провалились в какую-то дыру во времени: тяжелые дубовые столы и лавки, старинная печь-камин, обвешанная связками лука, перца и каких-то сушеных трав, девушки-официантки в средневековых одеждах... и запах. Запах совсем не современный, не запах общепита и не запах китайской кухни, нет, это был запах настоящей еды. Здесь нужно было есть мясо и стучать тяжелой глиняной кружкой по дубовому столу, требуя еще эля, доброго, старого и обязательно темного эля. Именно это я и собирался сделать, следуя своей гастрономической традиции пробовать всё, что встречается мне на моём многотрудном пути гастрономического познания Вселенной.
История эта началась задолго до этой поездки. При планировании путешествия мы решили посмотреть максимум того, что до этого не видели, и в этот максимум входил и Выборг. Этот древний город стоит на Королевской дороге, ведущей в Хельсинки и дальше в Стокгольм. В программе экскурсии написано, что Выборг необычен, он пропитан духом старой Европы, в нем словно до сих пор слышен звон рыцарских лат и цокот лошадиных копыт. Старые каменные стены башен еще помнят времена крестовых походов и т.д., и т.п. Люди, не верьте. Город вполне современный, тот, кто хотел увидеть тут древность и историю, обратился не по адресу. Из старины здесь остались только Круглая башня и Рыцарский замок.
Но вернемся снова в этот солнечный день. Мы заглянули в таверну на Крепостной улице совершенно случайно, и об этом ни капли не пожалели. Солнце, пойманное в ловушку узкой улочкой, не попадало сквозь окна внутрь таверны, поэтому в ней царил полумрак. На побитом временем тёмном столе лежало меню, оно звучало, как песня. Прислушайтесь: "Ароматная похлебка из лесных грибов с нежным сливочным вкусом", "Пивная похлебка с копченостями". Или вот это - "Тушеный поросенок в темном эле".
Заметьте, это всё из кулинарного сборника XI века.
Это всё не просто красиво звучало и выглядело, еда была безумно вкусной. Похлёбку подавали в выпеченных из хлеба горшках, ими можно было её заедать, а потом забрать их с собой, пропитавшиеся грибным духом и запахом сливок. Нежное мясо поросёнка с брусничным соусом и моченым яблоком манило запить его тёмным элем, сваренным по рецептам монаха Валентиуса, и я ни в чем себе не отказывал.
Это был праздник еды, не хватало лишь фейерверка и маленькой драки. Но это была бы уже совсем другая история.
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9868.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9931c-1.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9858n.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9847o.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9859d.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9937.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9932d-1.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9932y.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9968f.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9968g.jpg)
![[]](/img/p/popow_a_s/peterburg-1/img_9968e.jpg)