Давно это было, когда был я еще молод и кудряв. Решило наше советское государство подготовить некоторое количество переводчиков для того, чтобы помочь кубинским морякам в трудном для их разума деле - судоремонте. Правда, мало кто задумался над тем, что, вообще-то, Куба - это испаноговорящая страна. Поэтому учили мы английский язык.
Было нас шестеро, а преподавателей целых трое. Поэтому можно легко представить, степень охвата нас английскими заморочками с трех сторон. Заходили мы на кафедру иностранных языков в половине девятого утра, а выползали - в половине третьего. А во временнОм промежутке между входом и выходом, наливались знаниями до самых ушей, пока в них не начинало булькать, потому как обучение производилось методом погружения, модным в ту пору. Заключался этот метод в том, что ни слова по-русски за смену у педагогического станка ты просто не мог услышать. Даже между собой запрещалось разговаривать, не то что с преподавателем.
До сих пор я с трепетом отношусь к сонетам Шекспира на языке оригинала. Иностранные стихи даже на современном английском языке плохо переводятся, а уж на староанглийском звучат вообще как китайская грамота - что там автор хотел сказать, сейчас все равно никто не понимает. Но одна из наших англичанок просто мёрла от звуков шекспировской поэзии, особенно от Сонета #17, поэтому и нам пришлось поднапрячься и прочитать ей стих о вечной любви Поэта, с произношением, достойным выпускника Оксфорда или Кембриджа, которое, кстати, она нам сама и ставила. Так и проходила наша боевая юность где-то между Шекспиром, топиками (рассказами) о бессмертной семье Паркер( которые, наверное, изучали еще наши предки до революции) и "тысячами", вырезанными из газеты английских коммунистов "Morning star" (для тех, кто не знает, "тысячи" - это общественно-политический текст, измеряемый в тысячах печатных знаков).
Но все когда-то кончается, закончились и наши курсы. Оставалась какая-то жалкая пара дней, и перед нами - широкая дорога на тропические кубинские пляжи с крутобедрыми мулатками, жарко танцующими самбу (или румбу?), гаванскими сигарами толщиной с руку, тропическим пробковым шлемом и кремовым тропическим костюмом. А в свободное от всех этих важных вещей время - чуточку судоремонта в гомеопатических дозах.
Внезапно закончилось золотое детство, вместе со скрипом двери, закрывшейся за человеком среднестатистической внешности, среднего роста и обладающего невыразительным голосом. Он тихо вошел и представился: "КОмрад Найгель". Это, конечно, звучало слабее, чем общеизвестное "Бонд. Джеймс Бонд", но все сразу поняли, что Товарищ - ОТТУДА. От него пахло героическими ветрами шпионской романтики, он был одет не по-нашему, в клетчатый пиджак, что было просто невозможно в общей серо-коричнево-черной гамме нашего соц.реализма.
Два дня он раскрывал нам профессиональные тайны мастерства судоремонтника. Начал он просто: - Забудьте все, чему вас учили. Никто в доках Англии не говорит на том языке, на котором разговаривали с вами ваши преподавательницы. Если не верите - пойдите на наш завод и поговорите с рабочими о поэтах Эпохи Возрождения. Вы узнаете о них и об их родителях много нового (я имею в виду поэтов). Или еще, попробуйте объяснить языком инженера рабочему- корпуснику, как ему согласно технологии правильно соединить эти две детали, в названиях которых вы не совсем уверены. Уверен, что все будет сделано скорее и точнее, если этот рабочий возьмет ***, и к ней при*** другую ***. Вот тогда все будет ***.
Правда, как человеку интеллигентному, ему было ужасно стыдно разговаривать языком лондонских докеров с людьми, читающими САМОГО ШЕКСПИРА!! Поэтому перевод некоторых особо хитро закрученных словосочетаний ему приходилось, краснея, писать на доске и тут же стирать тряпкой.
За два дня наши, не сильно отягощенные профессиональными знаниями мОзги, разбухли, как губка от воды, поглощая новые выражения, которые могли оказаться весьма полезными в следующей жизни. Словарный запас рос невероятными темпами, и было безумно жаль, что мы не могли продемонстрировать этот кладезь знаний, этот, не побоюсь этого слова, родник народной английской мудрости нашим уважаемым преподавательницам. Не думаю, что им бы понравился вольный перевод сонетов Шекспира на язык лондонского дна.
Английский язык не приспособлен к построению сложносочиненных конструкций из людей, животных, их органов, интимных процессов и родственных отношений. И дело совсем не в анатомическом строении их языка, все дело - в загадочной русской душе. Англичан убивает их заорганизованность и педантичность. Все, что у русского льется, как песня, у англичанина носит какой-то вымученный характер и демонстрирует отсутствие полета фантазии и художественных изысков. Максимум, на что хватает их ущербной фантазии - это "отмотать столько-то футов колючей проволоки и засунуть в нужное место". Да и то умудряются такой хороший посыл испортить предваряющей вежливой просьбой - "не соизволите ли ...". Ну что это за подход к серьезному делу, братцы-англичане. Уж посылать, так посылать!
Теперь-то я вижу с высоты прожитых лет, что никакой английский докер не сравнится по квалификации даже с пятиклассницей Катей с первого этажа нашего подъезда. Благодаря своему отцу - виртуозу языкового жанра - и информационной поддержке своей матери, она достигла необычайных высот в лингвистике и филологии.
И это еще не предел. Так что - учите филологию, мать вашу...