Я уверен на все сто пятьдесят процентов, что истинным двигателем прогресса является не стремление к познанию нового, а стремление к халяве. Поманили Колумба дешевыми индийскими пряностями - и вот Америка уже открыта; не захотелось Гоме Сапиенсу истаптывать свои такие дорогие и привычные ему ноги по самые коленки в процессе прогулок по миру - и вот он изобрел колесо. Примерно так все и произошло в две тысячи пятьсот пятьдесят шестом году со мной и дорогими моему сердцу спутницами в городе Паттайе, между Пляжной и Второй улицами, на четвёртом этаже торгового центра "Фестиваль".
Пардон муа, как говорили во времена, когда девушка из приличной семьи чаще произносила слово "маменька", чем поминала чью-то мать, - я совсем забыл сказать, что по привычке считаю здесь года на тайский манер, со времён ухода в Нирвану глубокоуважаемого Будды, а не с рождества Христова, а это, всего-ничего, на пятьсот с лишним лет побольше. Всё-таки, есть в этом какая-то притягательная сладость - ощущать себя мудрым полутысячелетним старцем (хочется верить, что мудрым), который ещё совсем не дряхл, или кушать какой-нибудь творожок, срок годности которого заканчивается в двадцать шестом веке. Но я, кажется, слегка отвлекся...
Так вот, о халяве. Во время двухдневной поездки на остров Ко-Чанг нас внезапно одарили талонами на скидки в развлекательный центр на 4 этаже "Фестиваля". Скидки небольшие. Но, если в нормальном состоянии души за триста бат меня и трактором не затянешь в комнату страха и подобные этому развлекушки, то, имея скидочный талон в 50 бат, то есть уже за двести пятьдесят бат с носа, я стал бить копытом, словно боевой конь, и просить меня немного попугать. А так как одному пугаться неинтересно, пришлось уговорить и жену с подругой. Не скажу, что они страшно хотели этого, но с помощью калькулятора я доказал им, насколько все это выгодно. Экономический эффект от скидок достиг сумасшедшей цифры в сто пятьдесят бат = рублей.
Напряжение росло. Уже перед входом в этот генератор адреналина, из которого периодически доносились душераздирающие крики, уханье и визги, женщины попытались сбежать, но тщетно. Нам выдали стерео-очки и запихнули в пугающую темноту. Вспомнив посещение подобной Комнаты страха в Даляньском Диснейленде, подружки приняли решение, что первым буду идти я, и пусть на меня падают и кричат эти огромные пауки и мертвецы, а они потихоньку, с закрытыми глазами, уцепившись за меня, за свои двести пятьдесят бат дойдут до финиша. Но с закрытыми глазами идти не получалось - постоянно натыкались на что-нибудь. А с открытыми глазами эти чудо-очки показывали колонны и ступени там, где их нет - и наоборот, прятали препятствия, которые были в реальности. Этот лабиринт был бесконечным, я даже слегка притомился от выскакивающих отовсюду страшилищ, осязаемых и виртуальных, от леденящих душу криков и порывов ледяного ветра. Да ещё за нами безмолвно ползло какое-то полупрозрачное существо, обмотанное бинтами и изображающее Мумию из одноименного триллера. Ну, ползешь себе - и ползи, знаем мы эти голографические фокусы. На дворе-то, чай, двадцать шестой век стоит: нанотехнологии - и все такое. Все разительно изменилось, когда голограмма ухватила Ирину холоднючими руками за голую ногу. Мои боевые подруги с визгом крупными скачками понеслись по извилистым коридорам. Отбежав на достаточное по их разумению расстояние, они ОБЕ стали меня убеждать, что они должны идти посередине, потому что впереди внезапно появляются всякие ужасы, которых они пугаются, а сзади ползет и хватает их за организм страшная Мумия. Мои объяснения, что нас трое, и я никак не смогу поместить их в середине колонны, во внимание не принимались.
Все разрулилось само собой, когда из-за поворота выползла Мумия. Диспут мгновенно закончился, и подружки, тихонько подвывая и обсуждая пикантные подробности моей родословной, поскакали вперёд, к светлому будущему. Проблема размещения их посередине решалась с переменным успехом, потому что коридорчик был узкий, и по нему можно было бежать только друг за другом. То одна, то другая плавно перемещалась в середину колонны, вытесняя неудачницу на острие атаки. У меня выбора не оставалось - только прикрывать отход моего подразделения до последней капли крови, или чего там во мне ещё оставалось. Но скажу вам откровенно - так, как я смеялся, глядя на эти гонки, я не смеялся уже лет тридцать.
Живот болел от смеха, и силы таяли, а Мумия подкрадывалась все ближе и ближе, волоча за собой размотанные бинты. Насмотревшись на всяческие безобразия в шоу для взрослых на Волкинг Стрит, я старался не поворачиваться к ней, так сказать, спиной. Но это засушенное пугало восприняло мое поведение, как проявление слабости, и совсем сократило дистанцию, строя гримасы, которые должны были лишить меня возможности сопротивляться. Я не стал долго объяснять этому воплощению Зла свои намерения, а просто засучил рукав и, крепко сжав правый кулак, покачал им перед забинтованной головой.
Правильно говорят, что язык жестов универсален. Переводчика не потребовалось. Пугало, со всеми его бинтами и лохмотьями, снесло на два метра назад. Оно что-то обиженно ворчало, но подползать ближе не очень стремилось, поэтому последние метры пути давались намного легче.
Вот мы и выползли к Добру и Свету. Боевые подруги икали еще минут пятнадцать на скамейке у входа, а я только сейчас увидел табличку на столе у контролера с надписью на единственно возможном из всех языков "МУМИЮ НЕ БИТЬ".
Похоже, остальные народы мира так и не поняли, где находится рубильник ужасов у Мумии.