После ужина Пантелеевич дал Протасу домино, и за столом собралась большая компания. Из палат вылезли зеки, Потрошитель и Упырь, и начали играть в "козла" на вылет. Я играть отказался и пошёл ходить в коридор. К вечеру я расходился и практически забыл о сере, но бульканье стерилизатора напомнило мне об уколе. Медсестра выкрикнула мою фамилию, и я побрёл на вечерние процедуры. Получив укол в правую ягодицу, я вернулся в коридор и продолжил прогулку. Ходьба отвлекала меня от реальности, но пациенты, лежащие в коридоре, возвращали меня обратно. Когда я проходил возле них, они съёживались или дрожали от страха, а некоторые просто укрывались одеялом с головой, чтобы меня не видеть. Сначала я обращал на них внимание, но потом перестал их замечать.
До отбоя в холле не утихал стук "костей" и крики то "козёл", то "рыба". Пантелеевич всё это время сидел на посту и читал книгу, время от времени поглядывая за играющими. За столом происходила постоянная ротация. Упырь играть в домино не умел, поэтому он стоял у Коли за спиной и болел за него всей душой. Лучше всех играл в "козла" Потрошитель. Он долго сидел на одном месте и мешал "кости". Около десяти часов вечера Пантелеевич забрал домино и все играющие разошлись по койкам. Перед отбоем я сходил в туалет и выдавил из себя всю жидкость. Вернувшись в кровать, я укрылся одеялом с головой и быстро уснул. Проснулся я через несколько часов с полным мочевым пузырём. Слегка приподняв одеяло, я взглянул на санитарский пост. Пантелеевич продолжал читать книгу. После отбоя он снял туфли и надел домашние тапочки. По его манерам и лицу было видно, что он брезговал сидеть за санитарским постом. Во время генеральной уборки он собственноручно вымыл стол и сиденье, но этим не удовлетворился и постелил на столик газету, а на сиденье - плоскую подушечку. Вся мебель в отделении была липкая и копчённая и мойке не поддавалась, но больше всего был залапан санитарский пост. Туда частенько летели из туалета фекалии, и стенка была грязная и замытая.
Терпеть было больше невозможно, я стянул одеяло и сел на кровать. Пантелеевич оторвался от книги и взглянул на меня. Я кивнул головой в сторону туалета, а он в ответ беззвучно сказал, что дверь не заперта. Я встал с кровати и пополз в уборную.
Спустя несколько минут в туалет зашёл Пантелеевич и достал из кармана пачку сигарет "Ява".
- Закурить хочешь? - выбил он из пачки пару сигарет.
- Не откажусь, - слез я с толчка и подошёл к нему.
- Ты под сульфазином?
- Ну да, - вытащил я сигарету.
- Уже плохо? - щёлкнул он зажигалкой и дал мне прикурить.
- Да нет, кризис завтра начнётся, - раскурил я сигарету. - Но я ещё от первого укола не отошёл.
- А-а-а, понял, - кивнул Пантелеевич головой и прикурил.
- А чё вы интересуетесь?..
- Да ты только не подумай, что я шпион какой-то, - выпустил он дым в отдушину. - Хотя я тебя понимаю. Такое подозрение может закрасться.
- Конечно, может. Вы же знаете, почему я здесь нахожусь.
- Да-да, знаю, - взглянул он на повязку на моей руке.
- А што вы читаете?
- Достоевского.
- Подходящее место для чтения такого автора, - заметил я.
- Ты читал Достоевского? - удивился Пантелеевич.
- Ну да. "Преступление и наказание" прочёл с удовольствием, "Братья Карамазовы" осилил с трудом, а на "Идиоте" застопорился. Потом пробовал другие его вещи читать, но не смог. По-видимому, я ещё не созрел для его романов.
- Да-да, ты прав, для них надо созреть...
- А вы не знаете, в этой больнице есть библиотека?.. Я ведь новенький.
- Библиотека-то есть, но она не всем доступна. Надо иметь свободный выход из барака, чтобы туда сходить.
- Ага, понятно, капкан, - покивал я головой.
- Ты любишь читать?
- Люблю. У меня дома была хорошая библиотека: классики, современники и фантасты.
- А кто твой любимый писатель?..
- Из не наших, наверное, Ремарк, мне его стиль нравится, а из наших даже не знаю, - задумался я. - В детстве я много читал. Зачитывался и Макаренко, и Шолоховым, и Булгаковым. Потом перешёл на фантастику: братья Стругацкие, Пьер Буль, Воннегут. А в семнадцать лет я на авторов потерянного поколения присел.
- Мне тоже Ремарк нравится. Он реалист и мастер пера. Его книги несут смысл и раскрывают суть вещей.
- Ага, особенно о войне и патриотизме, - взглянул я на Пантелеевича.
Он понял, что я имел в виду и потупил взгляд.
- Но всё же, я предпочитаю русскую классику, - раскурил Пантелеевич сигарету. - Она мне ближе, родней...
- Классику надо читать в классическом возрасте, - подметил я. - В детстве вы ж классику не читали?
- Нет, конечно. Ты прав. Всему своё время.
- Можно прикурить, а то потухла, - показал я сигарету.
- Да-да, конечно, - клацнул он зажигалкой.
- Хотя мой дружок в шестнадцать лет Драйзера читал, - затянулся я. - Хотел стать финансистом, но не стал.
- Такое тоже бывает. А ты не пробовал писать?..
- Нет, не пробовал, но сочинения в школе писал хорошо. Правда, темы там были заезженные, не интересно писать.
- Какие темы?
- Ну, например, как вы провели летние каникулы или ваш любимый герой. Нам эти темы постоянно подсовывали. Один раз я не выдержал и написал, што мой любимый герой Квазимодо. Из-за этого мою маму вызвали в школу и отчитали за неправильное воспитание сына.
- А что плохого в Квазимодо?..
- Да ничего. Просто у нас было положено Павку Корчагина или Олега Кошевого выбирать. Ну а на крайний случай - Максима Перепелицу...
- О-о, да-да-да, смешной фильм, - посмеялся Пантелеевич.
- Не актуален он в наше время. Сейчас зеков в армию забирают, а его хотели за баловство - не взять. Видели, какие у Коли картинки? Новобранец. Я был в шоке, когда его увидел.
- Да-да, это ужас, ходячий иконостас, - покачал он головой. - А ты "Собор Парижской Богоматери" весь прочёл?
- Да нет, даже не начинал читать. Я фильм по телику посмотрел. Вот и написал о Квазимодо.
- А что ты о нём написал, если не секрет?..
- О нём как о персонаже ничего особенного. Суть моего сочинения была в том, што люди вешают ярлыки и судят человека, не зная его вообще. Ну и в пример я привёл Квазимодо. Сочинение у меня получилось краткое, но сочное и взбудоражило педсовет.
- Значит, полностью раскрыл тему, - улыбнулся Пантелеевич. - Зачёт!
- Ага, а они мне двойку поставили...
- А я вот пробую писать. Уже два небольших рассказа в Самиздате опубликовал.
- О чём рассказы?
- О жизни в провинции...
- А вы сами, откуда родом?
- Из Подольска, но живу в Чехове. Извини, я не представился. Меня зовут Михаил Пантелеевич Погорелов.
- Очень приятно. А меня зовут Боря Басов. Я родом из Ростова.
- На Дону?
- Ну да, - кивнул я головой.
- Ты ничего плохого не подумай, Борис, но я хочу у тебя о сульфазине спросить. Какая боль под этим препаратом? Что ты чувствовал? Я у многих ребят спрашивал, но все как-то по-разному её описывают. Трудно понять...
- А зачем вам это знать?..
- Видишь ли, не знаю, как и сказать, - замялся Пантелеевич. - Я пишу роман про одного человека, который побывал в тюрьме, а потом - в психушке.
- Для этого вы сюда устроились работать?..
- Ну и для этого тоже. Но, а вообще у меня двое детей и жена с запросами. Да и свободного времени много. Я работаю сутки через двое.
- Вы инженером работаете?
- Нет, я мастер смены в депо...
- А я слышал, что наш главврач ваш родич какой-то, - затянулся я.
- Да-да, моя жена его двоюродная племянница. Но ты не волнуйся, я ему ничего не расскажу. Мы с ним не очень дружны...
- Знаете, я на слово людям не верю. В детстве часто обжигался. Но свои ощущения я вам расскажу, не вижу в этом ничего плохого, даже если о них узнает главврач.
- Он ничего не узнает, Боря, я тебе обещаю.
- Ну, ладно, значит так, всё начинается с повышения температуры и появления пота. Потом начинают болеть конечности и место укола. Ну а приход наступает примерно через сутки после укола.
- Что ты имеешь в виду, приход?..
- Ну, апогея серы.
- А-а, понял. А как она проходит?
- Температура под сорок и пот из всех щелей льётся. Конечности сводит судорогами, а место укола пульсирует как вулкан.
- Это как?..
- Ну, как вулкан перед извержением. Боль оттуда исходит. Там основная сера сидит.
- Почему?
- Ну, туда ж укололи. Какая-то часть серы гуляет по организму, а основной заряд сидит в жопе...
- Так-так-так, интересно, - задумался Пантелеевич. - А сейчас как ты себя чувствуешь?
- Та никак - дубняк конкретный. Задница окаменела, а боль спряталась и иногда даёт о себе знать, посылая судороги и мигрени. Надо больше двигаться, ходить, выгонять серу из организма. Мне Протас посоветовал это делать, и мне стало легче. Он ведь специалист в этих вопросах. Вы бы с ним поговорили.
- Я с ним неоднократно говорил. Он не чувствительный к боли. Описать толком ничего не может. В нём ненависть кипит и серу он не чувствует. Он за температуру и пот мне ничего не говорил. Хотя все другие пациенты об этом твердили.
- Из него пот весь вытек давно...
- Может быть. А как ты спал под серой?..
- Ой, это ужас, задраивайте люки. Дрейфовал в потной дрёме и проваливался в бездонную бездну, но не паниковал, как в детстве бывало.
- Что ты имеешь в виду? - заинтересовался Пантелеевич.
- Ну, это когда от страха падения просыпаешься. Разве у вас такого не было?..
- А-а, да-да-да, было пару раз, помню.
- Так вот, такого страха и паники нет. Погружение проходит плавно-спокойно, и ты понимаешь, что ничего сделать не можешь. Дрейфуешь как корабль-призрак по спирали в темноте.
- Так-так-так, дрейфуешь как корабль-призрак по спирали в темноте, - подивился Пантелеевич. - Как красиво сказал. Я как будто эту картинку увидел. Но я бы сказал - во тьме...
- Не-е, тьма это другое. Там были оттенки серого.
- Так-так-так, значит не тьма?
- Нет, темнота, как перед бурей.
- А ты там был один?
- Да, один, я больше никого не видел. Только лампочка мерцала в голове.
- Какая лампочка?..
- Я думаю, это мой мозг сигналы подавал. У меня было ощущение, што я нахожусь глубоко под водой. Как знаете, есть такие светящиеся глубоководные твари с фонариками в голове?
- Да-да-да, знаю.
- Лампочка была маленькая и тусклая как от карманного фонарика, - затянулся я.
- И ты отчётливо её видел?..
- Нет, сначала я увидел слабый луч, пробивающийся сквозь серые тучи-мозги.
- Тучи-мозги?
- Ну да. С завитушками такие, а потом я напрягся и разглядел лампочку. Она стояла в грозовых мозгах и мигала как маяк.
- Так-так-так, значит, мигала как маяк, - поразился Пантелеевич. - Как загадочно...
- Вот таким чудищем я был на дне, - прицыкнул я.
- Очень интересно ты рассказываешь, Боря, красочно. А звук туда доходит?
- Конечно, доходит, словно сидишь под водой. Шум и голоса возвращают в реальность. Я просыпался во время еды из-за галдежа и суеты в холле. Есть совершенно не хочется, а от запаха баланды мутит.
- А боль там есть?..
- Нет, там я боли не чувствовал. Состояние невесомости и пустоты. Но как только я всплывал на поверхность - сразу же оживали судороги, и начинала пульсировать задница, отдавая гулким эхом в голове. А-а, ещё мигрень бьёт молниями по вискам и из глаз льются слезы-салюты. Короче, караул, полундра, спасайся, кто может. Лучше не выныривать - лежать на дне.
- Так-так-так, слезы-салюты, молнии мигрени, тучи-мозги. Ты не возражаешь если я твои некоторые выражения позаимствую?
- Нет, конечно.
- А почему слёзы-салюты?..
- Честно сказать, я не мог понять - толи это были слёзы, толи - пот со лба. Меня заливало, и в глазах пестрил фейерверк...
- Да уж, странный препарат, - задумался Пантелеевич. - Кромешный ад какой-то.
- Пережить серу можно, - почесал я место укола. - Завтра буду бороться.
- А как с ней бороться?..
- На этот вопрос я пока ответить не могу. Не знаю, как объяснить. По-моему, с серой бесполезно бороться, если получил укол. Её надо просто пережить и забыть о боли.
- А это возможно?..
- Я думаю, што возможно. Когда я ночью полз в туалет, я боли не чувствовал. Значит можно о ней забыть. Просто не у каждого это получается...
- Очень интересные мысли у тебя, Боря, очень. Мне такого никто не говорил. Ты меня вдохновил и открыл новую страницу.
- Я думаю физическую боль одолеть можно, а вот ментальную - сложней, - вздохнул я. - Порой даже невозможно.
- Что ты имеешь в виду?..
- Ну, например, когда на чёрное говорят белое и заставляют в это поверить. Я этого терпеть не могу. Если оно говно - то оно говно, а не икра кабачковая.
- Тоже хорошо сказал, - посмеялся Пантелеевич. - Тебе надо в литературе себя попробовать. Ты так смачно мне про серу рассказал, что меня аж до костей пробрало, а потом бросило в жар. Мне никто её так красочно не описывал.
- Ну, это мои личные впечатления. У другого всё может быть иначе.
- Да-да, я знаю, - покивал он головой. - Просто ты можешь литературно описать. Видно, что много читал. Многие пациенты этого сделать не могут. Говорят, про спазмы, пот и столбняки.
- Столбняк у меня тоже был.
- Как долго?..
- Несколько минут. Очень неприятное состояние.
- Многие ребята говорили, что по часу находились в столбняке. Это просто ужас какой-то... средневековье.
- По часу? - усомнился я. - Может они преувеличивают...
- Да нет, не думаю. Бывали такие случаи. Сам лично видел не раз. А как ты из столбняка вышел?..
- Не помню, само по себе отпустило...
- Борь, а почему у тебя проскальзывает морской жаргон?
- Я был кадетом, а точнее яхтсменом.
- Правда? А я подумал, что ты в Морфлоте служишь. Кстати, а кем ты в армии был?..
- Вы, пожалуй, не поверите, - усмехнулся я. - Писарем...
- Да нет, поверю. По тебе видно, что ты не солдафон. А чем ты пишешь?
- Всеми видами плакатных перьев и рисую неплохо.
- А ты что-то оканчивал?
- Техникум, но не профилю. Рисование было моё хобби. Мои рисунки несколько раз посылали на выставку "Буратино".
- А как же ты сюда попал, Боря?! - подивился Пантелеевич. - Ох, не пойму я вас, новое поколение. Зачем вы это делаете?..
- На этот вопрос я вам ответить не смогу. По-видимому, у каждого есть на это причины, - затушил я сигарету об раковину. - Извините, но я, пожалуй, пойду, попытаюсь заснуть.
- Да-да, конечно, Боря. Возьми парочку сигарет.
- Да нет, спасибо. Я завтра курить не буду.
- Возьми, Боря, от чистого сердца прошу, - протянул он пачку. - Я же знаю, что у вас с этим плохо.
- У нас со всем плохо, Михаил Пантелеевич.
- Ты извини, я может что-то не то ляпнул?.. Возьми, пожалуйста, возьми.
- Благодарю, - взял я две сигареты и пополз на выход. - После третьего укола поговорим.
- Да-да, конечно, огромное тебе спасибо, Боря, - улыбнулся Пантелеевич. - Я буду дежурить через неделю.
- Хорошо, - кивнул я головой и пополз на выход.
Положив сигареты под матрас, я улёгся на койку и быстро заснул. Пантелеевич закрыл дверь в туалет и пошёл спать в процедурную комнату на кушетку.