И. С. Михельсон (1909), получивший высшее образование на Украине и весьма успешно работавший до войны в Сибири, в Кузнецком угольном бассейне, вел курс "Исследования скважин". Он был геофизиком, что называется, широкого профиля. И.С. мне покровительствовал: на кафедре я остался, по-видимому, по его рекомендации. И наши отношения не испортились даже, когда я, неопытный водитель, повредил его "Москвич" с ручным управлением, отгоняя машину по просьбе хозяина из-под нависшей весенней сосульки. Он попал на передовую в начале 1943 года. Вернулся с фронта на обеих ногах, но сильно израненный, с костылями. И затем он подвергался последовательному усекновению ног. Так вышло, что я пришел проведать И. С. за несколько дней до кончины в конце 60-х. Он держался, но по его щекам текли слезы от невыносимой боли. Я помог фельдшерице: снес его в карету скорой помощи на руках; он немного весил изъеденный раком и с культями почти под пах.
![[]](/img/p/professor_l_k/061108_koval_frontoviki/y.jpg)
Для меня - замшелого отличника (почти), озабоченного своей репутацией на кафедре, с которой я уже тогда связывал свое будущее, - это был тяжелый и, главное, незаслуженный удар. Преподавал нам радиометрию упомянутый выше Олег Валентинович Шишакин (около 1922) . Он пришел с войны искалеченным с отметинами тяжелых челюстно-черепных ранений. Специалистом он был замечательным, а преподавателем косноязычным. Студенты "надыбали" за ним слабину и измывались, как могли. А могли они принести на лекцию кошку и затем отлавливать животное все два часа. Особое удовольствие нашим шутникам доставляли его оговорки. Излагая, например, способы измерения интенсивности излучения с помощью преобразования счётов в фотоумножителе в электрический заряд (ток), он мог изречь: "И тогда стрелка электроскопа отклонится в ту или ДАЖЕ другую сторону!". В аудитории - смех и долгие обсуждения с предложениями альтернатив с бессмысленными ДАЖЕ. Шишакин почему-то невзлюбил меня. Я не участвовал в организации грубых шуток, но смеялся вместе со всеми. Но именно моя реакция показалась ему наиболее обидной.
Через некоторое время О.В. ушел с кафедры, работал очень плодотворно в отраслевой науке. Общались мы суховато. Кандидатскую он защищал в нашем Институте в возрасте под пятьдесят. Работа хорошая, никаких споров и подводных камней не ожидалось. При этом важно - для протокола - изобразить обсуждение по делу с участием остепененных. Минут за пятнадцать до начала защиты Олег Валентинович подходит ко мне. "Леон Аронович, может, выступишь или вопрос задашь?". "Вопрос задать могу. Только какой?". О. В. вытащил из папки бумажку с заранее написанным вопросом. И я его "озвучил", как теперь говорят.
Иван Петрович Кошелев закончил в 42 году химфак местного университета. Через год его призвали в армию. Вернулся без видимых признаков тяжелых ранений. Разговоров о своем военном опыте он не вел, но, случалось, излагал весьма горькие факты. Например, от него я услышал, что первого непогребенного немца, в отличие от наших, он увидел лишь в Литве, т.е. под самый конец войны. (И от него, коренного алма-атинца, как от очевидца, я услышал жуткие подробности голода, поразившего сотни тысяч сельских казахов в коллективизацию 30-х годов).
Если Михельсон был красивым мужиком семитско-кавказского типа, то славянин Кошелев был из тех, про кого в молодости говорят: "видный парень - бугай здоровый". При этом он имел очень хорошую голову. И обладал лидерскими способностями.
Вернувшись домой, он ушел в геологию, занялся ядерными методами исследования в скважинах и горных выработках. Этот раздел геофизики соседствует с радиометрией, которая изучает естественные излучения. В ядерных методах используются мощные искусственные источники, воздействующие на изучаемые объекты. В ряде случаев в ответ возникает заметное наведенное излучение, с помощью изучения спектра и интенсивности которого можно получать различные параметры рудных тел вроде состава вещества, содержания искомых компонент и др. Работая в этом направлении, И.П. и его сотрудники добились впечатляющих результатов на т.н. "всесоюзном" уровне. Они узаконили распространение своих методик на самый строгий этап оценки месторождений определенного класса - разведку с подсчетом запасов. Резкое - на порядок - сокращение объемов отбора проб (в скважинах) и химических анализов принесло многомиллионную экономию, а объективность оценок при этом повысилась.
Все годы, что я его знал, Иван Петрович менял по кругу три места работы на полную ставку: академический институт геологии - наша кафедра - отраслевой геофизический институт. Когда ему надоедали какая-нибудь рутина или начальство он легко снимался с места. При этом он сохранял за собой неформальное руководство своим научным направлением.
Итак, после Шишакина на курс радиометрии пришел Кошелев. Надо поделиться некоторыми шуточками И. П. Если ты впервые оказался с Кошелевым в одном полевом лагере, то будь начеку: он обязательно подложит под твой спальник или раскладушку радиоактивный эталон (конечно, безобидный, слабенький, который и в брючном кармане, говорят, неопасно носить - не путать с мощными источниками наводимого излучения). И обратит твое внимание на этот эталон в форме диска размером в советский полтинник, и полюбуется вместе с организованной по этому случаю публикой на твою реакцию. И посмеются над тобой, пока ты, наконец, не сообразишь, что урона твоему рыцарству (метафора принадлежит Искандеру) не нанесено.
Иван Петрович был симпатичным русским разгильдяем. Он так и не собрался написать и защитить докторскую. Ленился. Был треп на кафедре примерно году в 75-м. Мой друг напористый Гринбаум Иосиф Исакович, соперник И.П. в области анекдотов и розыгрышей, а также рыцарства, стал его теребить: "У тебя не одна докторская накопилась. Трудно только начать писать. Вот я уже начал, скоро кончу. Начинай и ты, И.П.". Ответ: "Ты прав, И.И. С годами все труднее - начать. Но уж если я начну, то непременно кончу". И тут остроумец Гринбаум неожиданно опростоволосился, подставился. Все смеялись, а он продолжал отстаивать свое утверждение всерьез. Смеялись уже над ним.
Заседания кафедры сопровождались ведением протокола. На этот раз очередь выпала на доцента Цветкова Дмитрия Венедиктовича, нашего главного сейсморазведчика и ровесника Михельсона. Он с неохотой вооружился бумагой и ручкой, вопрошая: "А какую дату писать?". Последовала мгновенная реакция Кошелева: "А ... без даты". (Прочтите последнюю реплику вслух). Преподаватели с резвым умом рассмеялись сразу. Другие, включая, увы, меня, - лишь после того, как побагровевший Цветков спросил: "Иван, за что?". История умалчивает: Цветков на самом деле обиделся или подыграл шутнику.
Скончался Иван Петрович как-то неожиданно лет, по-моему, шестидесяти. Очень рано для такого по природе здорового человека. Не исключаю, что в числе причин столь ранней смерти были контакты с сильными источниками в первые годы его работы, когда техникой безопасности пренебрегали.
После его кончины ученики И. П. распилили общую работу и очень быстро защитили пару докторских диссертаций. При нем - уперед батьки не лезли, защищали только кандидатские.
Теперь вернемся к Михельсону. Для И. С., мужчины высокого роста и с нарастающими физическими ограничениями, эксплуатировать "Москвичёк" становилось все мучительней. В одной из окрестных экспедиций пошли навстречу бывшему главному инженеру геофизического треста. И он сменил "Москвич" на "Уазик" в хорошем состоянии. Экспедиция продолжала обслуживать "джип" Михельсона.
Усекновения его ног продолжались, он работал, не ныл и даже подшучивал над собой и окружающими его людьми. Особенно ему нравилось разочаровывать инспекторов ГАИ, которые обращали пристальное внимание на необычный тогда "Уазик" с частными номерами. Довольно часто ему свистели, и инспектор торопился к автомобилю в расчете на некоторую поживу. И.С. открывал дверцу, на глазах мента обхватывал себя за культи и вываливал протезы вовне. И спрашивал: "Чего тебе, сынок?". Милиционеру ничего не оставалось, как сказать: "Езжай, езжай, батя, только осторожней".
На нашу свадьбу Илья Самуилович с женой привезли в подарок четыре простых стула с прямыми спинками. Это была первая мебель бесквартирной молодой пары: химлаборантки и аспиранта. Но, самое памятное, И.С. создал атмосферу, задал тон события. Собралась весьма разнообразная компания из родни, сотрудников кафедры и химлаборатории, сослуживцев тещи и отца. Илья Самуилович разрядил натянутую обстановку первых минут застолья. Он сказал тост:
"Родился принц, и на торжества без приглашения явилась злая фея. Она сказала: "Ко всему тому, что до сих пор желали и дарили принцу, я добавлю одно. Когда красивому, умному, храброму, сильному, богатому юноше исполнится 18 лет, он превратится в серого волка и будет одиноко до скончания века рыскать по просторам своего королевства".
Король и королева были в отчаянии. И тогда выступила добрая фея: "Я не могу отменить заклятие злой феи. Все произойдет так, как она сказала. Но через некоторое время он сможет вернуть себе человеческий облик. Для этого он должен встретить милую девушку, влюбиться в нее и исполнить три ее желания. Принц станет человеком, женится на этой девушке, и они будут жить долго и счастливо".
Прошло 18 лет, юноша оборотился в волка и несколько лет рыскал по горам, лесам и долам своего королевства. Однажды в светлую лунную ночь он повстречал Красную Шапочку. Она очень ему понравилась. Волк окликнул девушку и рассказал ей свою историю. Красная Шапочка благосклонно выслушала его. А когда принц предложил ей назвать три желания, молвила: "Зачем три желания? Ты выполни одно мое желание, но три раза". Первый раз принц выполнил желание Красной Шапочки, и второй раз - выполнил, а третий - не смог. И тогда волк поднял морду к яркой луне и завыл.
Так выпьем: пусть желания Красных Шапочек соответствуют нашим возможностям!".
После этого свадьба покатилась по веселым рельсам. Для моей бабушки Меры, которой тогда было, на минуточку, 78, сыскали еврейскую пластинку. И бабуля лихо отплясывала "Фрейлехс", а за ней, как могли, все гости разных национальностей.