Аннотация: В начале 70-х соцлагерь решил создать Единую Систему Компьютеров (ЕС ЭВМ), совместимую с западной IBM - 360/370. Были "цельно стянуты" огромные наработки IBM в области операционных систем, компиляторов и другого обеспечения.
Четыре сионистских впечатления
Привет, Шломо!
В начале 70-х соцлагерь решил создать Единую Систему Компьютеров (ЕС ЭВМ), совместимую с западной IBM - 360/370. Были "цельно стянуты" огромные наработки IBM в области операционных систем, компиляторов и другого обеспечения. Некоторые проницательные советские академики понимали опасность перехода на общемировые информационные рельсы, ЕС-проект они называли успешной диверсией Запада. И, правда: после принятия международных стандартов и подключения к халявному, но надежному информационному резервуару возвращение к состоянию изоляции стало невозможным.
В кинофильмах тех лет мы часто видим магнитофоны ЕС выше человеческого роста и магнитные ленты в движении - свидетельства прогресса у советских милиционеров, военных, ученых. Полуметровые в диаметре бобины содержали примерно такой же объем информации как дискеты, которые можно теперь спрятать в кармашек пиджака. И все же спецотделы не смогли проконтролировать движение информации на этих носителях. Железная дамба дала первые промоины. Вольнодумцы любили изготовлять на широкой алфавитно-цифровой печати и развешивать над рабочими столами идеологически вредные заграничные изображения Иисуса, идущего на Голгофу, и игривой Мэрилин Монро.
До того времени самиздат тиражировался с помощью машинописи и аудиозаписей. Существует высокая поэзия о машинке "Эрика" и магнитофоне "Днепр" - средствах общения с народом поверх барьеров. Власть старалась пресекать перепечатки недозволенных текстов. Копировальные устройства строго контролировались. Машинки в учреждениях на праздники опечатывались, с них снимались (и хранились где надо) образцы печати для отождествления. Нарушители строго наказывались и, случалось, даже гибли... Но с изготовлением и размножением текстов на цифровых носителях власть бороться так и не успела научиться. А еще были в мутном цифровом потоке элементы сионистского заговора. Многие, несомненно, помнят изображение примата, испытывающего муки программиста при поисках ошибок в программе. Обезьяна скребет потылицу, а подпись большими буквами гласит: "Think! (Думай!)". Заговор заключался в том, что программист подписался аппаратными маленькими буквами: Shlomo Mintz, IBM, Israel.
У каждого путь на историческую родину обставлен разного рода вехами. И эта вешка - привет от коллеги Шломо из Израиля - сыграла свою роль, особенно для тех, кто жил вдали от Москвы и других мест еврейской активности. Экстремисты же понимали текст из больших букв как призыв к нашему брату поразмыслить вообще. Вот какой резонанс имело учебное упражнение студента или молодого специалиста, которому в 70 году было лет 20-25, и он работал в израильском отделении IBM. Интересно, как сложилась жизнь парня, ставшего невольным участником сионистской агитации. И как же ему удалось включить свой зловредный файл в документацию IBM?
"Штофадхор".
Считанные журналы в Советском Союзе в т.н. застойные времена составляли пространство порядочности, легкой оппозиции и одновременно высокого литературного качества. Цензоры пили кровь у Твардовского (и у его верных читателей), на месяцы задерживая журнал. Но каким удовольствием было вытащить, наконец, из почтового ящика очередной "Новый мир" в голубоватой бумажной обложке! И сразу, отложив все дела, погрузиться в освоение вкусного материала. А потом приступить к сладостной редакторской забаве - отбору самого-самого по собственному усмотрению. Эти тексты извлекались и переплетались - в твердые обложки. Получались антологии домашнего составления.
С возрастом теряется интерес к чтению (или перечитыванию) беллетристики. И когда я теперь листаю собственноручно составленные до 91 года сборники, то, в основном, обращаю внимание на тексты Non fiction (непридуманное). На этот раз я перечитал впечатливший меня 15 лет назад очерк Сергея Баруздина "Юный полпред Корнея Чуковского в Израиле" ("Дружба народов", 4, 1989). В нем приводится письмо Шалома Якира из Хайфы. Вот отрывок из него (пропуски не отмечаются, вставки по смыслу даются в косых скобках):
"В 1972 году я приехал в Израиль из /Кишинева/. Отец мой Яков Якир, еврейский писатель, был репрессирован в 1949 году, освобожден в 1955. Он умер в Израиле в 1980 году. В Израиле я женился, и здесь родились две мои дочки. Старшей Адас /теперь/ 13 лет, и младшей Эйнат 11 лет. Эйнат начала писать стихи на иврите и публиковать их с 7 лет. Когда ей минуло 8 лет, вышла в свет первая книга ее стихов, и в прошлом году - вторая книга. Моя жена и я пытаемся делать все, чтобы дети наши знали русский язык. Родилась идея дать моей дочке попробовать перевести "Мойдодыр" /"Штофадхор"/ и "Муху - Цокотуху" на иврит. Эйнат работала с громадным удовольствием. Я разъяснял ей нюансы русского текста, и в течение четырех месяцев Эйнат завершила переводы. Адас, которая проиллюстрировала две предыдущие книги Эйнат, /работает/ над иллюстрациями к переводам. Я и моя жена Александра решили послать Вам переводы на иврите, а также магнитофонную запись, где Эйнат читает эти две поэмы на русском и иврите...".
Что же такого впечатлило меня тогда в этом обычном по нынешним понятиям очерке? Не следует забывать, что это было время зыбкое, власть колебалась, а евреи созревали перед рывком. В печати появлялись сигналы разного свойства. И каждое человеческое сообщение из Израиля или про Израиль - обнадеживало. Теперь же у меня прорезалось детское желание заглянуть за последнюю страничку истории, узнать, что было дальше с ее героями, как сложилась судьба сестер и переводов Эйнат. И еще: моей младшей внучке два года, а я сторонник использования параллельных текстов в воспитании двуязычных детей. Очерк Баруздина включал фото милой переводчицы и факсимиле первых рукописных страниц переведенных поэм. Там же можно было разобрать адрес и телефон семейства Якир. Заглянув в телефонный справочник, я убедился, что за 15 лет ничего, кроме номера телефона, у них не изменилось. Можно звонить? Я так и не собрался с духом побеспокоить незнакомых людей как бы без серьезного повода, а только из любопытства и желания завершить сюжет. Мало ли что ... Впрочем, не исключено, что я все-таки соберусь с духом. Или этот текст когда-нибудь попадется Якирам на глаза ...
P.S. Дочери сообщили мне, что в Израиле пользуется популярностью молодая литературная звезда по имени Эйнат Якир... И я все-таки связался с отцом Эйнат, живущим попрежнему в Хайфе, переговорил с ним и послал на его факс этот маленький текст.
Да здравствует Наоми Шемер!
Ничего доброго от израильского государственного телевидения я обычно не жду. Но на исходе праздника Шавуот в 2002 году Первый канал показал концерт в честь Наоми Шемер - и это было хорошо. Наоми не мелькает на экранах. За одиннадцать прожитых здесь лет это, наверное, третий ее большой концерт. И всякий раз все делается просто, без фейерверков, дымов, громов и молний, а выходит - сильно. Ибо она замечательный мастер: композитор и поэт.
В ХХ веке три песенные цивилизации - американская, русская и, понятно, израильская - приняли мощный ток идишской мелодики. В этом процессе участвовало много композиторов, но мы отметим три равновеликих музыкальных имени - Берлин, Дунаевский, Шемер.
Песня состоит из стихов и мелодии; в израильской песне, в отличие от двух имперских, на первом месте стоят стихи. Для Наоми Шемер это не принципиально: она создает и то, и другое, устанавливая пропорции по известным ей законам.
Если мастер делает нечто здорово, а ты вдруг понимаешь это, то эгоистично радуешься, прежде всего, росту собственной квалификации. Так было со мной в первые ульпанные годы, когда я осознал, как хорошо сделала Наоми песню, посвященную охране окружающей среды. Основной текст был вполне по делу, в нем говорилось о том, что и как в живой и неживой природе надо хранить, надо беречь. Зато в припеве совершался переход к прямой речи от имени лирической героини, которая мечтала: "Эх, поберег бы, посохранял бы кто-нибудь меня!".
На концерте, на исходе Шавуот эта песня не исполнялась, но зато я открыл для себя удивительную, гениальную песню о двух товарищах из одного поселка. По-моему трудно придумать что-нибудь лучше и трогательней в память о погибшем друге. Для коренных израильтян это не новая песня, а для нас - израильтян новых - открытия в богатствах Наоми Шемер будут продолжаться.
Вначале я процитировал - это было хорошо. Это было очень хорошо, а лучше всех была сама Наоми Шемер. И все же было бы нечестно не отметить наезды камеры на двух персонажей в зале, певших вместе со всеми "Ерушалаим шель загав": одна - сильно мной нелюбимая политическая отставница А., второй - очень крупный военно-политический шлимазл Б. Сидели они рядом, а мне хотелось проморгаться.
Завершу настоящий дифирамб так: да здравствует Наоми Шемер - на славу Страны Израиля и на страх нашим врагам!
НАОМИ ШЕМЕР - зихрона ле-враха
Прошло 2 года после того памятного концерта. И случилось то, что когда-нибудь происходит с каждым - великим и малым. 26 июня 2004 года - заин бэ-тамуз тав-шин-самех-далет - скончалась великая Наоми Шемер. Ей было 73 года. Про таких как она говорят - соль Земли Обетованной. На исходе субботы израильские телеканалы срочно сменили программы и дали передачи в ее честь. А на другой день по всем каналам транслировалось погребение Наоми в ее родном киббуце на берегу Кинерета. Это было светское, это было еврейское, это было всенародное прощание.
Наоми сама определила порядок своих похорон, запретив официальные речи. Народ пел песни Наоми. А все израильское начальство скромно держалось в тени.
И здравица Наоми, написанная в 2002 году, после ее кончины обрела иной, духовный смысл. Она относится к ее наследию - поэзии на дивном иврите и замечательной музыке.