Коваль Леон: другие произведения.

Алма-Ата. Музыкальный и другие моменты: казахи и евреи

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 5, последний от 28/03/2007.
  • © Copyright Коваль Леон (leonko@walla.com)
  • Обновлено: 31/12/2010. 22k. Статистика.
  • Эссе: Израиль
  • Иллюстрации: 7 штук.
  • Оценка: 5.80*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Олжас сказал: "... возвысить степь, не унижая гор". Его обозвали пантюркистом, казахским националистом, сионистом и просто фашистом.


  •    Из одной школы. Пришла пора пройтись по улицам Советской и Пролетарской, примыкающим к парку 28 панфиловцев, соответственно, с юга и востока. На Советской против парка в 50-х в старом здании мужской верненской гимназии располагался университет, где на одном курсе набора 54 года учился на нефтяного геолога Олжас Сулейменов, а на химика учились - Арарат (Арик) Машанов и моя будущая жена.
       С двумя первыми я учился (на класс старше) в образцово-показательной 28-й мужской школе им. Сталина, которая размещалась западнее на углу Советской и Фурманова.  
       Личных контактов с будущим поэтом Сулейменовым у меня не было. Потом-потом до меня дошло, какая он величина в русско-казахской культуре. Я старался покупать все его книги и посещать публичные выступления. По занудной привычке все классифицировать и объяснять собственные предпочтения я так определял четырех самых-самых поэтов моего поколения: Евтушенко - самый лиричный, Вознесенский - самый виртуозный, Сулейменов - самый образованный, Рождественский - самый никакой. А кроме всего прочего у Сулейменова была явная симпатия к книжникам (есть у него замечательные стихи о погибающих от набегов степняков древних книгах, он представляет себя одним из нукеров Батыя, он допускает свою измену, которую называет святой, ради этих книг) и к евреям вообще. Это свое тяготение к нашему брату он подчеркивал в непростые антисемитские времена. Иногда по серьезному поводу, иногда по мелкому. Он считал, что телефонное слово "алло(hallo)" восходит к еврейскому "элоим" - обозначению имени Бога.
       Очень хороший текст "Шалом, Олжас Сулеймен!" написала Шуламит Шалит - http://berkovich-zametki.com/2006/Starina/Nomer6/Shalit1.htm .
       Носители соввласти могли по причинам не всегда ясным привечать внутренне свободных деятелей культуры. По-видимому, партократу Кунаеву было важно иметь в своем окружении такого человека как Олжас. И он последовательно оборонял поэта и от нападок квасных патриотов (особенно усилившихся после "Аз и Я"), и от патриотов кумысных, которым шибко не нравилось, что пишет он на русском. Кунаев вывел Олжаса из-под огня, сделав его республиканским министром кино, а в этом ведомстве членом коллегии (на экономической должности) был мой старший брат.
       Пришла перестройка - Кунаева сняли, произошли декабрьские 1986 года события, в разжигании которых обвинили в числе прочих и Олжаса, а потом стали прикапываться к деятельности его конторы. Сулейменов был министром необычным. А тут его обложили, началось что-то вроде следствия, приятели и покровители - испарились. Олжас был вынужден тайком с автомата звонить домой Марату и советоваться с ним - как правильно отвечать на тот или иной вопрос.  
       После 91 года две соседних молодых страны держат на дипломатической работе в Западной Европе двух очень значительных писателей, творящих на русском: Киргизия - Чингиза Айтматова, Казахстан - Олжаса Сулейменова. 
       С возрастом во внешности Олжаса родовые черты проявляются все сильнее. Стал не так задирист, но и в 50 мог публично ехидно пошутить над честью и совестью эпохи. А в молодости у высокорослого Олжаса была романтическая внешность, он носил длинные волосы, любил яркие красные рубашки и заграничные штаны. Последний раз я его видел в нашем институте на выступлении в актовом зале корпуса военной кафедры. Ответственный от парткома принимал и фильтровал записки (анонимные кумысные патриоты из числа студентов не стеснялись в выражениях). Олжас вспоминал свою молодость, иронизировал над собственным тогдашним обликом, рассказал, как его тянули в партию. Один старый местный письменник советовал ему постричься, сменить рубашку и обещал такую рекомендацию, что его "в какую хочешь партию примут".

     []

       Он сказал: "... возвысить степь, не унижая гор". Его обозвали пантюркистом, казахским националистом, сионистом и просто фашистом. (Из интернет-издания "Аргументы и факты" - Казахстан)
       Мастер. В 66(?) году в Алма-Ате прошла первая c 20-х или 30-х годов публичная выставка скульптора Иткинда. Три мощных российских художника в XX веке много работали с деревом. Это русский Сергей Тимофеевич Коненков (1874-1971), мордвин Степан Дмитриевич Эрьзя-Нефедов (1986-1959) и еврей Исаак Яковлевич Иткинд (1871-1969).
        

     [] Из журнала "Лехаим"

       Все трое, несомненно, принадлежали культурной европейской традиции. При этом каждый подпитывался от соответствующих национальных корней. Коненков, вернувшийся из американской эмиграции в Россию в 45 году, был обласкан властью. Эрьзя тоже вернулся после войны домой, но ему все время доставалось от правоверной критики и партийных вседержителей, которых он чем-то крепко раздражал. Иткинд Советскую Россию не покидал, хотя легко и с большой для себя пользой мог это сделать в 20-е, жил и творил в Питере. И высказывался, что только при советской власти он может спокойно проживать в бывшей столице империи, а до революции постоянно подвергался ограничениям в выборе места жительства. За несколько лет до 37 года Иткинда, выполняя план, замели при одной из чисток Ленинграда. Сослали - в северный Казахстан. И забыли. Это спасло ему жизнь. В конце войны мастеру удалось перебраться в пригород Алма-Аты и продолжить свою жизнь и художественную работу в более или менее терпимых условиях. Его скульптуры казахстанского периода были по-прежнему навеяны библейскими сюжетами, а современные персонажи (Робсон, Джамбул) органично вписывались в эти сюжеты. Его изваяния мудрецов постепенно обретали черты одновременно казахской и еврейской натуры.
      []
     
     []
     []
     []
    Искусствовед Анисимов называет Иткинда "Ван Гогом в скульптуре". Не могу судить - не специалист, но что-то в этой метафоре есть.
       Я несколько раз побывал на его выставке. Она элементарно воспитывала неискушенного потребителя искусства. Не сразу, но был убежден свободой и властью Мастера над материалом. Например, в библейском сюжете - мечте о мире, где козленок мирно возлежит рядышком со львом - ему потребовалась выразительно-стариковская фактура коры карагача. И он попросту приколотил гвоздями в нужном месте кусок коры.
       На выставке Иткинд, которому в то время было, на минуточку, 95 лет, с детской непосредственностью наслаждался атмосферой, публичностью, обожанием посетителей. Он так и не научился толком русскому. Предпочитал идиш, да с очень немногими мог поговорить на родном языке. Когда я подошел к нему, он спросил "Ты еврей?" и добавил "Я люблю евреев". Он подарил мне машинописную копию перевода на русский своих воспоминаний о годах юности и молодости - одновременно благопристойных и эротичных. Где-то затерялись... Найти и опубликовать бы. И вообще еврейскому государству стоит позаботиться о наследии Иткинда. Неужто нельзя договориться с казахами об организации в Стране его циклически обновляемой экспозиции? Скорее всего, многие его работы нуждаются в реставрации. Перед отъездом я заглянул в республиканскую художественную галерею. Экспонировалась лишь одна работа Иткинда, а в закутке под открытым небом сохла (или мокла) другая - большая очень.

       Я учился в 9-м классе, а Арик Машанов - в 8-м. С ним мы были знакомы со времен летних пионерских лагерей в Катыр-Булакском ущелье. Я уже год был комсомольцем, и Арик попросил у меня рекомендацию. Прошло с тех пор 55 лет, я не помню тех, кто ручался за меня, но свое единственное поручительство - почему-то запомнил. Арарат Машанов закончил химфак университета и отправился в Москву за вторым - киношным - образованием. Вернулся домой, занялся документальным кино. В 1966 году он в качестве режиссера снял фильм "Прикосновение к вечности" про скульптора Исаака Иткинда.
       После кончины патриарха фильм показали по республиканскому телевидению. Скорее всего это кино я пропустил, в памяти никакой зацепки. Но хорошо помню взволнованный голос отца в телефонной трубке. Почти сразу Арон Моисеевич перестал следить за русскими субтитрами, но при этом все понимал в речи Мастера. Двуязычный отец не сразу сообразил, что Иткинд говорил на идиш.
       Не исключаю: "Прикосновение к вечности" - единственный после 48 года советский фильм, снятый, по-существу, на "маме лошн" Мастера. Отдадим должное Машанову: это был смелый по тем временам шаг, симпатичный и художественно оправданный. На имперской окраине местные интеллигенты могли позволить себе собственное суждение иметь по "еврейскому вопросу".
       Музыкальный момент. Свернем на улицу Пролетарская у восточной границы парка. Здесь находится историческое здание архитектора Зенкова. До революции в нем размещалось собрание - казачье и/или офицерское. После войны там был ОДО - Окружной Дом Офицеров. А когда штаб нового - супротив китайцев - Средне-Азиатского военного округа на самом деле обосновался в Алма-Ате, рядом построили несуразную современную громадину ОДО, а старое здание уже в конце 80-х богато отреставрировали и разместили в нем музей казахской музыкальной культуры.
       Олжас Сулейменов сетовал: "Кочевник скачет, время - стоит". Все так, да имеются исключения. Протоказахи погуляли по просторам Евразии. И у народа сложилась очень богатая музыкальная традиция - и ориентальная, и с европейским ладом. Не только песенная, но и, что уникально, - инструментальная (кюи). Народ же помнил не только сами произведения, но и имена их авторов, не знавших нот.
       (Казахи, плотно соприкасавшиеся с джунгарами-китайцами, не попали под их музыкальное влияние. А вот на генезис казанских татар, по-моему, указывает их народная музыка - китайская по строю. Так что в вопросах происхождения народов иногда стоит следовать указанию персонажа Шварца из "Золушки". Министр балета советовал в спорной ситуации - танцевать. А можно - и петь).
       С образованием Киргизской (Казахской) автономии в 1920 году в ее тогдашнюю столицу Оренбург приехал этнограф и композитор Затаевич Александр Викторович (1869-1936). За несколько лет он сумел записать около 2300 произведений казахского музыкального фольклора. И издать в 20-х годах "1000 песен казахов", а потом еще "500 казахских песен и кюев". Затаевич в казахской музыкальной культуре сыграл выдающуюся роль, как Даль в русском языкознании. После него алма-атинским музыковедам осталось заниматься комментариями, перелистывая книги и архивы Александра Викторовича. А композиторы, я надеюсь, по сей день роются в них в поисках вдохновения. В своих оценках Затаевич иногда становился на позиции исконно-посконного в музыке. И если обнаруживал у бардов второй половины XIX века инородные влияния, то морщился. Досталось даже Абаю за несколько его популярных в народе песен со следами влияния русского городского романса.
       Сразу после казахского музыкального Даля пришло время фигурального Глинки-Петипа. Им стал Евгений Борисович Брусиловский(1905-1981), выпускник Ленинградской консерватории, которого в 1933 году командировали в Алма-Ату. С тех пор он главный казахский композитор, автор национальных опер "Кыз-Жибек", "Ер Таргын" и др., ряда симфоний, государственного гимна Казахстана, профессор и завкафедрой композиции алма-атинской консерватории. Среди его учеников известные казахские, уйгурские и русские композиторы Байкадамов, Тулебаев, Кужамьяров, Зацепин и др. Плюс ко всему он напрямую продолжил дело Затаевича, на его счету около 250 впервые зафиксированных народных песен и кюев.
       Большинство источников называют Брусиловского казахским композитором, для иных он - композитор русский. Некоторые его произведения можно считать русскими. В качестве примера - знаменитый романс "Две ласточки", написанный в годы войны. В шутку, а может и всерьез, говорили, что это единственное музыкальное произведение, посвященное эвакуированным евреям. Романс исполняют по сей день, его можно послушать в Сети, но мой компьютер с этим заданием не справился. Поэтому изложу по памяти стилизованный сентиментальный текст(автора установить не удалось): две ласточки торопятся на север к девочке-подружке; "они спешат к себе домой встречать на родине весну"; "но здесь, как видно, враг прошел"; ласточки учуяли, что "в другом конце родной земли певунья-девочка живет"; птички полетели к ней "и сели на её/Я плечА" и т. д. Замечательный романс, который равноуспешно исполняли и выдающаяся оперная дива Дебора Пантофель-Нечецкая, и народная любимица Куляш Байсеитова.
       В 90 или 91 году гости из Москвы попросили меня показать им город. Забрели в музыкальный музей. Он оказался изощренно антибрусилОвским. Ни одного замеченного упоминания. В то же время рубрикатору музыки, членкору местной Академии Ерзаковичу (еврею тоже) был посвящен большой стенд. Пояснения давал картинно красивый, как из персидской миниатюры, но с монголоидными чертами, молодой человек, скорее всего выпускник консерватории - теперь Института искусств. Я спросил парня: "А куда девался Брусиловский?". Наглый ответ: "А кто это?".
       Старая, очень старая история... Вот пашет человек поле, поднимает целину, весьма плодородную в данном случае, а все - чужой. Обидно, досадно, не ладно ...
       Унижения Брусиловского начались в достопамятные 52-53 гг. Но продолжились и даже усилились после смерти Усатого. Сперва Евгения Борисовича удалили со всех его многочисленных руководящих постов. Затем уязвили посильнее: публично лишили авторства опер: довольно долго на театральных афишах значилось: "Казахская народная музыка в обработке Е. Брусиловского".
       В начале 60-х стали распространяться слухи, что Брусиловский давит местные таланты, не дает им пробиться. Особое сочувствие вызывал талантливый мелодист Шамши Калдаяков, автор нескольких очень популярных песен того музыкального направления, которое высокомерно не жаловал Затаевич. Парень долго пребывал в качестве студента консерватории, которую так и не одолел. Говорили, что Шамши толком не может записать нотными знаками свои мелодии, вынужден по любому поводу обращаться к грамотным музыкальным неграм. Определенно Калдаяков пил. Так или иначе консерваторию он покинул. Несмотря на всю народную любовь, он после долгих лет бесквартирных скитаний был удостоен лишь камышитовой хрущебки в самом непрестижном промышленном районе города - на север от Ташкентской улицы за кладбищем. Взлет, несомненно, талантливого человека был кратким, после середины 60-х Калдаякова не было слышно. Умер он 62 лет отроду. Если бы Калдаяков не загулял, преодолел себя и получил приличное образование, он мог сделать много.
       В 63 году мне довелось провести время в казахской компании. Главным человеком в ней был 31-летний проректор нашего института Джолдасбеков Умирбек Арсланович. После московской аспирантуры в университете по специальности "механика" он вернулся домой. И началась его стремительная административно-академическая карьера. Толковый человек, умница и, чего таить, хитрый политикан. Потом он станет республиканским академиком, ректором университета. После декабрьских событий 86 года его с должности ректора уберут: студенты университета были активны в демонстрациях на Новой площади. Но все остальные регалии останутся при нем.
       Так вот, после нескольких рюмок чая речь зашла о Шамши. Часть компании осуждала Брусиловского, который, якобы, в очередной раз поставил Калдаякову двойку по специальному предмету, что привело к исключению из консерватории ее старожила. "Уймитесь, - сказал Джолдасбеков, - получать двойки у великого мастера - это немалая честь. На самом деле доценты, за которыми он числился, не помогли способному человеку".
       Музыкальные чиновники разных национальностей продолжали гнобить Брусиловского, и он в 65 лет оставил Алма-Ату и поселился на заблаговременно приобретенной подмосковной даче уже в качестве пенсионера. Последние 11 лет своей жизни он практически безвылазно прожил там. Работал, но его время завершалось.
       Я полистал в Интернете многочисленные ссылки на Брусиловского. Все статьи, все упоминания о нем успешных казахских деятелей культуры выдержаны в самом почтительном тоне, употребляются высокие эпитеты. Чиновные же бездари в открытую не выступают, они насладились унижениями ненавистного Брусиловского - втемную.
       Состоявшиеся казахские мастера отнюдь не стыдятся того, что два великих инородца - русский Затаевич и еврей Брусиловский - так много сделали на ниве музыкального казахского чернозема - великого национального достояния.
       Приходится признать, что и на партийных верхах случались недураки и справедливые люди. В 80 году Брусиловскому исполнилось 75 лет. Юбилей национального значения. Союз композиторов как бы о нем подзабыл. Но те, кто почитал Мастера, - помнили. Из ЦК цикнули. И в Москву срочно отправилась чиновная делегация уговаривать старика. Его привезли на пару дней домой, почествовали, как положено. Через год Брусиловский умер. Прошло еще несколько лет, власть ослабла, и кумысно-квасные патриоты отыгрались на экспозиции музея. Но время, надеюсь, все ставит на свои места.
       Карту Алма-Аты лучше разглядывать по оригиналу: http://infokz.com/city/rmpall.htm . На ней легко обнаруживаются улицы, которые носят теперь названия в честь трех персонажей настоящего очерка. Вот улица Калдаякова -довольно престижная быв. 8-го марта(а до революции Казначейская). Она примыкает к музыкальному музею с востока. Шамши умер в 92 году, о нем вспомнили, а в это время в городе, как я понимаю, поднялась волна переименований, избавления от идеологизированных идентификаторов (типа им. Второго издания третьего тома сочинений Гениалиссимуса, см. Войновича). В 99 году скончался Джолдасбеков. И ему отрезали от ул. Тимирязева небольшую улочку в окрестностях университетского кампуса. Широкая, протяженная, шумная улица Руднева обозначилась на карте Алма-Аты при Хрущеве. Промышленный район, рядом домостроительный комбинат. Не знаю когда, но явно недавно, в независимые времена ее переназвали в честь Брусиловского. (Справедливости ради следует сказать, что алма-атинская мэрия и в 60-е годы в вопросах именования новых улиц отличалась широкими взглядами. Кому интересно - могут отыскать на местности или карте полукилометровые улочки Шолом-Алейхема, Исаака Левитана и, не хухры-мухры, Вильяма нашего - Шекспира).
       В Сети обнаружилось немало изображений Брусиловского. Но я решил процитировать из Википедии марку, выпущенную к столетию композитора. "Кол а-кавод!" - это в адрес казахского правительства.
     []
       Обратите внимание на надписи, отражающие двуязычность республики. Сверху - название страны по-казахски и латинскими буквами. Про героя - на русском, но его звание народного артиста указано снова на казахском.
          См. также http://berkovich-zametki.com/Avtory/Koval.htm
       http://koval-ron.tripod.com
       Газета "Новости Недели"(Израиль), 23 и 30 ноября 2006 г.
      
  • Комментарии: 5, последний от 28/03/2007.
  • © Copyright Коваль Леон (leonko@walla.com)
  • Обновлено: 31/12/2010. 22k. Статистика.
  • Эссе: Израиль
  • Оценка: 5.80*8  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка