Аннотация: Раньше все дни начинались одинаково. В семь утра назойливо вопил будильник. Дима зевал, бездумно-задумчиво разглядывал потолок. Потом его ноги сползали вниз.
Раньше все дни начинались одинаково. В семь утра назойливо вопил будильник. Дима зевал, бездумно-задумчиво разглядывал потолок. Потом его ноги сползали вниз.
Перелом в утреннем ритме происходил после завязывания галстука, который заводил его, как шнурок лодочный мотор. Не успевал затянуться узел на диминой шее, как его движения становились быстрыми и решительными. Он торопливо скреб бритвой щеки, надевал костюм, заглатывал бутерброд с сыром и бежал на работу.
Теперь все это осталось в прошлом, теперь Дима был старым пенсионером, а, если и посещал свое бывшее присутствие, то лишь в качестве волонтера, неторопливого, степенного, никуда не спешащего и никуда не боящегося опоздать.
Сегодня, тем более, торопиться не приходилось - совещание у шефа, на которое его пригласили, начиналось только в 3 часа дня. И вообще сегодняшний день был особенным, это был его (их) День рождения.
Когда-то, чуть ли не полвека назад, он отмечался прибавлением по именинной свечке каждый год. Они тогда с Митей вперегонки неслись к праздничному столу и изо всех своих мальчишеских сил, стараясь передуть друг друга, гасили эти знаки своего взросления.
Но после того, как их число достигло 12, прибавление прекратилось, и традиционный "ленинградский" торт стал удовлетворяться только двумя свечами. И давно уже не их мама и не его Вера, а он сам протыкал ими карамельную корку сладкого песочного коржа.
Сегодня вечером, он, старый никому не нужный вдовец, как обычно, в полном одиночестве задует эти два тонких сиротливых огонька - печальную память об истекшем времени, растаявших надеждах, об ушедших близких людях, матери, отце, брате, жене, друзьях.
Дима подошел к холодильнику, достал из коробки пару яиц, разбил над сковородкой. Когда глазунья-двойняшка созрела, он скинул ее на тарелку, посыпал пармизоном и подцепил вилкой кусок запекшегося белка. Но до рта не донес, вздрогнул, замер от неожиданности - ему показалось, что сзади него кто-то стоит. Затылком, теменью головы, кожей спины он почувствовал присутствие чего-то странного, непривычного, незнакомого.
Оглянулся, посмотрел и, конечно, никого и ничего не увидел. Сунул в рот яичницу, пожевал немного, но вдруг снова ощутил что-то за своей спиной. Он опять резко повернул голову назад, и тут ему почудилось, что он нечетко видит какую-то фигуру, какое-то бледное лицо, необычное, замкнутое, закрытое. Оно промелькнуло мгновенным чуть обозначенным образом и сразу исчезло. Кто это был, что это было?
"Чушь собачья, дурацкое наваждение, - ругнулся Дима, - вот как откликается мне паршивость снов последних нескольких ночей. Плохо ты стал спать, старик, надо бы подлечиться, таблетки попринимать, к невропатологу сбегать".
Почему-то перед глазами, как и в тех постоянно повторявшихся сновидениях, возник ушедший из жизни брат Митя, еще тот, давнишний - щуплый коренастый мальчик, его двойник, его двойняшка, его близнец.
Они были очень похожи друг на друга: по росту и ширине плеч, по соломенному цвету волнистых волос и зеленовато-синих глаз, по неуклюжей лопоногой походке и даже по имени - оба были в паспорте Дмитриями. Хотя характером, способностями и предпочтениями сильно отличались. Практичного Диму больше интересовали иксы с игреками и вирусы с бактериями, а романтичного Митю - стихи с метафорами и ямбы с хореями.
Все годы их детства они были неразлучны, вместе ходили в школу, на волейбольную площадку, на каток, сидели за одной партой и подсказывали друг другу на экзаменах по алгебре и литературе.
Пока не произошла та ужасная катастрофа.
Это случилось давней советской зимой, когда у дворовых мальчишек, появилась опасная мода - гоняться на коньках за автомобилями. Движение на улицах было тогда не слишком большим, машины ходили не быстро, и ребята часто цеплялись за задний бампер легковушки или кузов грузовика, лихо прокатываясь на коньках по мостовой несколько десятков метров, а то и целый квартал. Более изобретательные пользовались особыми проволочными крюками, которые для этой цели были очень удобны.
В тот злополучный день Митя выпросил у одного из уходивших домой соседских мальчиков именно такой крюк. Он был длинный толстый, изготовленный, наверно, каким-нибудь взрослым умельцем, слесарем. Митя бережно взял крюк в руки, протер варежкой, очистив от налипшего снега и сказал его владельцу:
- Ты не дрейфь, ничего с ним не будет, я его не потеряю. Покатаюсь немножко и сразу тебе верну.
- Смотри, осторожнее, не сломай, а то меня папка заругает, - предупредил тот.
Митя выкатился на оледенелую мостовую и стал ждать. Вскоре на дороге показалась порожняя полуторка со старым дощатым кузовом. Митя заехал ей в тыл и, выбросив крюк вперед, зацепил его за кузов.
Под завистливые взгляды мальчишек и восторженные возгласы девчонок он горделиво проехал мимо их дома, потом соседнего, потом еще одного, второго, третьего. Вот уже проплыли мимо магазины "Булочная" и "Продтовары". Хватит, пора было возвращаться.
Но вот какой случился ужас! Крюк застрял в щели между досок кузова машины, и Митя никак не мог его выдернуть. Чем больше он его дергал, тем больше тот застревал. Что делать? Бросить было нельзя. И отцепиться никак не получалось.
А машина уходила все дальше. Прохожие на тротуаре провожали Митю косыми укоризненными взглядами и восклицаниями типа:
- Безобразие. И куда это милиция смотрит?
Но она как раз не только смотрела, но в лице некого милицейского лейтенанта вдруг появилась перед ветровым стеклом грузовика и замахала руками. Автомобиль остановился, водитель вылез из кабины, поняв в чем дело, подошел к кузову и выдернул крюк из досок. Без лишних слов он протянул его Диме, а настроенный менее миролюбиво милиционер, наоборот, играя на публику, громко закричал:
- Ты, паршивец, понимаешь, что делаешь ? -ругался милиционер. - Ты подводишь под статью честного труженика, водителя автотранспорта! Я сейчас акт составлю и тебя в колонию отправят, тогда будешь знать, как хулиганить.
Митя сильно испугался, сунул крюк подмышку и бросился наутек к противоположной стороне улицы. И вот тут произошла та страшная катастрофа - из ближайшего перекрестка на большой скорости выскочил зеленый армейский джип. Митя стремительно рванулся от него в сторону, быстро побежал прочь, но вдруг зацепился носком конька о камень, споткнулся, потерял равновесие, и упал, сильно стукнувшись головой о покрытый ледяной коркой асфальт.
Бешено взревел клаксон, заскрипели тормоза, передние колеса машины ткнулись в грудь мальчика, и она застыла на месте. А Митя то ли от шока, то ли от сотрясения мозга и ушиба легких сразу задохнулся и потерял сознание.
Скорая помощь отвезла Митю в ближайшую больницу, где в бессознательном состоянии он пролежал несколько дней в реанимационном отделении. И несмотря на все старания врачей терапевтов, невропатологов, отоларингологов, спасти его не удалось. Он умер на руках матери и брата, так и не открыв глаза и ни с кем не попрощавшись.
Совещание проходило в кабинете зава лаборатории Молекулярной биологии Миши Клепова, физика-оптика, осваивавшего когда-то генетику под диминым руководством. Ныне он был солидным метром с чуть поседевшими висками и небольшим животиком, оттягивавшим полы серого двубортного пиджака.
К Диме он относился с дежурной почтительностью и уважением - ведь тот многие годы руководил здесь работами по биохимической генетике животных. Именно благодаря ему в клетках лаборатории до сих пор бегали клонированные жуки, мыши, и несколько лет прожила серая крольчиха-клон. Теперь, как опытный профи, Дима помогал сотрудникам отдела своими знаниями.
После заседания, когда все разошлись, Клепов задержал Диму в своем кабинете.
- Поздравляю еще раз с днем рождения, - сказал он, пересев из-за своего стола на стул рядом с Димой. - Спасибо за помощь в познании хромосомной теории наследственности, очень она нам помогает. Многого уже достигли и по закрытой тематике. - Клепов помолчал немного потом проглотил хитринку и добавил: - Но без вас и кое-какие другие дела продвигаем. Одно из них вы сегодня, надеюсь, увидите у себя дома. Пусть он будет для вас сюрпризом.
Выйдя из Института, Дима заскочил в супермаркет и прихватил с собой бутылку трехзвездочного. Надо было соблюсти давнишнюю традицию - как обычно в этот день, он наполнял коньячком две граненные рюмки. Поднимал одну, чёкался с митиной и выпивал в печальном одиночестве. Всегда ему в этот момент было очень грустно.
Дима подъехал к своему дому, поднялся лифтом на этаж и, повернув ключ в замочной скважине, вошел в квартиру. В прихожей снял туфли, влез в тапочки и невзначай бросил взгляд в настенное зеркало. Под тусклым сороковаттным светом коридорного бра в нем возникла его помятая усталая физиономия с заемом редких волос на лысине, с темными мешками под глазами и плохо выбритыми щеками.
Но что это еще за чудо? Его лик был в зеркале не один. Чуть поодаль в полутьме виднелся еще такой же, тоже димин. "Опять какая-то чертовщина, - сказал он себе. - Теперь, наверно, это от утомления двоится в глазах".
Он закрыл их, подождал минуту потом снова открыл. Ничего в зеркале не изменилось - его портретов по прежнему было два. Дима замотал головой - влево, вправо, вверх, вниз. Но к удивлению увидел, что второе его отражение этих кивков не повторяет и остается неподвижным. Он показал зеркалу свой профиль, помахал несколько раз руками. Результат был тот же.
Мысли-догадки роем взвились в его голове, он немного подумал и уцепился за одну из них: "Так, это же тот самый подарок к дню рождения, о котором говорил Клепов, - объяснил он себе. - Ну, и молодцы, ребята, наконец-то, достигли, смогли, сработали... Но почему я ничего не знал? Почему от меня скрыли? -Диме долго думать не приходилось: - Так это же та самая закрытая тема. И правильно, никто пока о ней знать не должен. Иначе всякие крючкотворы такой хай поднимут, не дай боже".
Он повернулся к своему клону, к своей копии, хотел было пожать ему руку, обнять, но, увы... никого не увидел - двойник исчез. Ничего не понимая, Дима направил взгляд в комнату, пригляделся, и вдруг увидел уже там нечетко очерченную фигуру. Подошел ближе. У стола прямо перед ним стоял пожилой человек с тем же только что отражавшимся в зеркале лицом, с таким же, как у Димы, редким пучком седых волос на лысой голове.
"Кто это, разве не тот же мой клон?", - Дима встрепенулся, замер в недоумении, а потом, затаив дыхание, подошел еще ближе. Сощурил глаза, вгляделся в бледное лицо и вдруг узнал родные зеленовато-синие глаза. Сердце его бешено забилось.
- Митя, Митя! - закричал он. - Митенька, братанчик, дорогой! - В мгновенном порыве он бросился к нему, протянул руки - быстрее обнять, зажать в объятиях, поцеловать, крепко прижаться к теплой мягкой коже брата. Но пальцы свободно вошли в его прозрачное тело и прошли насквозь, не встретив, не нащупав, не ощутив ни его плеч, ни головы, ни груди, ни спины.
"Ну, что за нелепость, что за обида! - Дима опустил голову, отвернулся, и слезы защипали у него в глазах. - Никакой это не Митя, не клон, а порожняя, пустая оболочка, волновое изображение, цветная картинка. Немая мертвая голография".
Он достал из сумки бутылку армянского и, не наливая рюмки, глотнул прямо из горла.