Аннотация: Трехтысячелетняя история попыток ћокончательного решения еврейского вопросаЋ знает не только силовые методы Т.Флавия, Б.Хмельницкого, А.Гитлера, но и более умеренные, ассимиляцинные, технологии. Среди них на первом месте всегда была еврейская христианизация. В наше время ею непристойно назойливо занимаются различные миссионерские секты, типа ћЕвреи за ХристаЋ, ћСвидетели ИеговыЋ и другие. К сожалению, в их компанию попала известная российская писательница (еврейка, принявшая православие) Л.Улицкая с ее очередным романом ћДаниель Штайн, переводчикЋ.
Геннадий РАЗУМОВ
Лос Анджелес
ХРИСТИАНСТВУЮЩИЕ ЕВРЕИ
Трехтысячелетняя история попыток "окончательного решения еврейского вопроса" знает не только силовые методы Т.Флавия, Б.Хмельницкого, А.Гитлера, но и более умеренные, ассимиляцинные, технологии. Среди них на первом месте всегда была еврейская христианизация. В наше время ею непристойно назойливо занимаются различные миссионерские секты, типа "Евреи за Христа", "Свидетели Иеговы" и другие. К сожалению, в их компанию попала известная российская писательница (еврейка, принявшая православие) Л.Улицкая с ее очередным романом "Даниель Штайн, переводчик".
Прилавки и витрины русских книжных магазинов пестрят обложками-завлекаловками женских детективов. Маринина, Устинова, Донцова,... Имена, названия, тиражи множатся, растут, а темы, сюжеты, образы мельчают, тускнеют, скучнеют. В этом многоводном потоке отдельной яркой струей выделяется блестящая проза Л.Улицкой. Ее ранние рассказы, "Казус Кукоцкого", "Медея и ее дети" читаются и перечитываются, экранизируются, выходят на театральную сцену.
И вдруг - "Даниель Штайн, переводчик". Книга необычная, странная, требующая внимательного, даже напряженного чтения. Нет-нет, это попрежнему превосходная беллетристика с изящным стилем и яркими образами, легко перемещающимися в пространстве и времени многопланового повествования. Однако, совершенство формы и увлекательность содержания резко снижаются, когда Улицкая-писатель трансформируется в Улицкую-публициста.
Написанная в эпистолярно-документальном стиле, книга густо насыщена публицистическими сентенциями и философскими размышлениями. Автор с удивительной храбростью ввязывается в споры по поводу наиболее сложных (часто неподьемных даже для специалистов) религиозных, богословских и этнических проблем христианства, его связей с иудаизмом и современным еврейством. Одни из этих тем имеют давнюю многовековую дискуссионную историю, другие яростно, до словесного мордобоя, муссируются в сегодняшних мировых, а больше всего в израильских и еврейских СМИ.
Может ли христианин еврейского происхождения считаться евреем? Безупречен ли израильский "Закон о возвращении"? Не пора ли вернуться к ценностям раннего христианства, тесно связанного с иудаизмом? Какова ответственность христианской Церкви перед евреями? Эти и другие труднорешаемые вопросы автор "Штайна" рассматривает далеко не с произраильской и проеврейской позиции.
Самое большое недоумение вызывает отношение Л.Улицкой к стародавней проблеме "евреи и христианство". Сколько было в человеческой истории старателей "окончательного решения еврейского вопроса". Ничего не получалось ни у Тита Флавия и Богдана Хмельницкого, ни у Гитлера и Сталина. Поэтому время от времени появлялись более умеренные методики ликвидации раздражающего всех богоизбранного народа - обращение его в христианство. С последней четверти ХХ века этим стали активно (если не сказать, агрессивно) заниматься различные миссионерские христианские секты, такие, как "евреи за Христа", "свидетели Иеговы" и другие. Их платные функционеры стали бродить по улицам Бруклина, Хайфы, Марьиной рощи, совать прохожим еврейской внешности книжицы с венигретным цитированием "Писания", кидать их в почтовые ящики, заходить в квартиры, агитировать, уговаривать.
Л. Улицкая, хотя и более тонко (а значит, и более эффективно) фактически занимается тем же самым делом. Герои ее романа, евреи, один за другим принимают христианство. И вовсе не по какому-то принуждению, как часто бывало в истории еврейских гонений, а просто так. Крещенная еврейка Л.Улицкая рассказывает о принятии христианства героев романа с воодушевлением, одобрением, поощрением.
Вот главное действующее лицо романа - Даниель Штайн, в довоенной Польше носивший немецкое имя Дитер (в СССР, скорее всего, был бы Даниилом или Данилой). Во время немецкой оккупации он попал в гетто, бежал, работал в гитлеровском гестапо, потом в советском НКВД, партизанил, снова был на волосок от смерти. Наконец, он чудом спасся, попав к монахиням католического монастыря. Тут-то он и крестился, повторив, казалось бы, естественным образом то, что вынуждены были делать его предки в средневековой Испании и дореволюционной России.
Однако, Л.Улицкая не дала права своему герою обьяснить его поступок возможностью спастись от гибели. Как раз, наоборот. Не дождавшись конца войны, Д.Штайн ушел из монастыря и через много лет подчеркнул, что "не хотел после крещения оставаться у сестер, чтобы не выглядело так, будто крестился из-за убежища, которое они предоставили".
Каким же путем пришел Д.Штайн к Христу? "Первое, что я взял в руки, - рассказывал он, - был католический журнал". Вслед за этим ему подвернулся "Новый Завет". Почитав его, он "пришел к мысли, что должен принять крещение". Какой мысли, почему, зачем - понять нельзя. В действительности же, герой романа оценивает свой поступок через много лет, когда те давние события могли в его глазах выглядеть совсем по-иному. Вместе с тем, нет сомнения, попадись молодому парнишке впервые не Евангелие, а Коран или Дхарма, он стал бы мусульманином или буддистом.
В религиозном рвении Л.Улицкая идет дальше простого крещения своего героя - она делает его католическим священником. И не простым ксендзом, а активным проповедником, сторонником пересмотра канонических церковных постулатов. Благодаря врожденной еврейской неуемности, Д.Штайн, поселившись в Израиле, ведет многостороннюю благотворительную, просветительскую и предпринимательскую деятельность. Он с публичным скандалом добивается израильского гражданства, создает в Хайфе "еврейскую христианскую общину", строит церковь и ночлежку для нищих, водит экскурсии по святым местам и даже встречается с папой римским.
Вместе со своим героем Л.Улицкая обращается к старой богословской проблеме христианства - возврату иудаистского начала и отказу от поздних наслоений. При этом подвергается сомнению неизвестный раннему христианству постулат Троицы, непорочного Зачатия, критикуется преувеличение культа Богоматери. Вместе с тем, оставляются необсуждаемыми абсурдные поверья в Воскресение, Вознесение и прочие сказки, появившиеся при распространении христианства среди идолопоклонников..
Если уж рожденный евреем Д.Штайн и хотел вернуться к своим еврейским религиозным корням, то ему вместе с автором естественнее было бы взять Тору, почитать Танах, посмотреть Талмуд, наконец, просто пойти в синагогу. А не заниматься вопросами христианского богословия и, тем более, не миссионерствовать на земле еврейского государства.
И все-таки, не хочется видеть основную идею книги в еврейской христианизации. Вряд ли она могла быть главной целью умудренной опытом писательницы, внимательно прислушивающейся к сегодняшним запросам читающей публики. А, может быть, Л.Улицкую все же привлек привкус некой скандальности темы, показавшейся ей, почему-то, оригинальной? Хотя ведь, на самом деле, никакой новизны в ней нет. Русская литература давно уже пропахала эту борозду.
Взять, хотя бы, стихотворение Б.Слуцкого: "Еврей священник! Видели такое? Нет, не раввин, а настоящий поп ... Еврей мораль читает на амвоне, из душ заблудших выметая сор. Падение преступности в районе себе в заслугу ставит прокурор". Этот образ предварил появление и в реальной жизни известного православного священника отца А.Меня, еврея, просветительскими книжками которого зачитывалась в свое время советская нтеллигенция.
Не исключено также, что Л.Улицкой, в качестве известной русской писательницы-прозаика, не терпелось занять еще одно место в ряду знаменитых русских поэтов евреев, подчеркивавших время от времени свои христианские приоритеты. Но они-то, как раз, христианствовали по не зависевшим от них причинам. Отец Б.Пастернака, наряду с художником И.Левитаном, композитором А.Рубинштейном и другими выдающимися евреями царской России крестились, чтобы легализоваться в русской культуре. А И.Бродского без ведома его родителей опустили в церковную купель двухлетним ребенком. Другое дело, наши современники Н.Коржавин, А.Кабаков, М.Арбатова и другие.
Каждый живущий в этом мире человек волен исповедовать любую религию, какая ему по душе. Кроме еврея. Для него принимать христианство, буддизм или ислам не просто личный грех. Это еще и осквернение памяти сотен миллионов его предков, погибших на камнях Мосады и полях Малороссии, сожженых в кострах испано-португальской инквизиции и крематориях гитлеровских концлагерей. Это преступление перед народом, который своим трехтысячелетним существованием в значительной степени обязан своей религии, иудаизму.
Трехтысячелетняя история попыток "окончательного решения еврейского вопроса" знает не только силовые методы Т.Флавия, Б.Хмельницкого, А.Гитлера, но и более умеренные, ассимиляцинные, технологии. Среди них на первом месте всегда была еврейская христианизация. В наше время ею активно занимаются различные миссионерские секты, типа "Евреи за Христа", "Свидетели Иеговы" и другие. Но как не странно, в их компанию попала известная российская писательница Л.Улицкая с ее очередным романом "Даниель Штайн, переводчик".
Прилавки и витрины русских книжных магазинов пестрят обложками-завлекаловками женских детективов. Маринина, Устинова, Донцова,... Имена, названия, тиражи множатся, растут, а темы, сюжеты, образы мельчают, тускнеют, скучнеют. В этом многоводном потоке отдельной яркой струей выделяется блестящая проза Л.Улицкой. Ее ранние рассказы, "Казус Кукоцкого", "Медея и ее дети" читаются и перечитываются, экранизируются, выходят на театральную сцену.
И вдруг - "Даниель Штайн, переводчик". Книга необычная, странная, требующая внимательного, даже напряженного чтения. Нет-нет, это попрежнему превосходная беллетристика с изящным стилем и яркими образами, легко перемещающимися в пространстве и времени многопланового повествования. Однако, совершенство формы и увлекательность содержания резко снижаются, когда Улицкая-писатель трансформируется в Улицкую-публициста.
Написанная в эпистолярно-документальном стиле, книга густо насыщена публицистическими сентенциями и философскими размышлениями. Автор с удивительной храбростью ввязывается в споры по поводу наиболее сложных (часто неподьемных даже для специалистов) религиозных, богословских и этнических проблем христианства, его связей с иудаизмом и современным еврейством. Одни из этих тем имеют давнюю многовековую дискуссионную историю, другие яростно, до словесного мордобоя, муссируются в сегодняшних мировых, а больше всего в израильских и еврейских СМИ.
Может ли христианин еврейского происхождения считаться евреем? Безупречен ли израильский "Закон о возвращении"? Не пора ли вернуться к ценностям раннего христианства, тесно связанного с иудаизмом? Какова ответственность христианской Церкви перед евреями? Эти и другие труднорешаемые вопросы автор "Штайна" рассматривает далеко не с произраильской и проеврейской позиции.
Самое большое недоумение вызывает отношение Л.Улицкой к стародавней проблеме "евреи и христианство". Сколько было в человеческой истории старателей "окончательного решения еврейского вопроса". Ничего не получалось ни у Тита Флавия и Богдана Хмельницкого, ни у Гитлера и Сталина. Поэтому время от времени появлялись более умеренные методики ликвидации раздражающего всех богоизбранного народа - обращение его в христианство. С последней четверти ХХ века этим стали активно (если не сказать, агрессивно) заниматься различные миссионерские христианские секты, такие, как "евреи за Христа", "свидетели Иеговы" и другие. Их платные функционеры стали бродить по улицам Бруклина, Хайфы, Марьиной рощи, совать прохожим еврейской внешности книжицы с венигретным цитированием "Писания", кидать их в почтовые ящики, заходить в квартиры, агитировать, уговаривать.
Л. Улицкая, хотя и более тонко (а значит, и более эффективно) фактически занимается тем же самым делом. Герои ее романа, евреи, один за другим принимают христианство. И вовсе не по какому-то принуждению, как часто бывало в истории еврейских гонений, а просто так. Крещенная еврейка Л.Улицкая рассказывает о принятии христианства героев романа с воодушевлением, одобрением, поощрением.
Вот главное действующее лицо романа - Даниель Штайн, в довоенной Польше носивший немецкое имя Дитер (в СССР, скорее всего, был бы Даниилом или Данилой). Во время немецкой оккупации он попал в гетто, бежал, работал в гитлеровском гестапо, потом в советском НКВД, партизанил, снова был на волосок от смерти. Наконец, он чудом спасся, попав к монахиням католического монастыря. Тут-то он и крестился, повторив, казалось бы, естественным образом то, что вынуждены были делать его предки в средневековой Испании и дореволюционной России.
Однако, Л.Улицкая не дала права своему герою обьяснить его поступок возможностью спастись от гибели. Как раз, наоборот. Не дождавшись конца войны, Д.Штайн ушел из монастыря и через много лет подчеркнул, что "не хотел после крещения оставаться у сестер, чтобы не выглядело так, будто крестился из-за убежища, которое они предоставили".
Каким же путем пришел Д.Штайн к Христу? "Первое, что я взял в руки, - рассказывал он, - был католический журнал". Вслед за этим ему подвернулся "Новый Завет". Почитав его, он "пришел к мысли, что должен принять крещение". Какой мысли, почему, зачем - понять нельзя. В действительности же, герой романа оценивает свой поступок через много лет, когда те давние события могли в его глазах выглядеть совсем по-иному. Вместе с тем, нет сомнения, попадись молодому парнишке впервые не Евангелие, а Коран или Дхарма, он стал бы мусульманином или буддистом.
В религиозном рвении Л.Улицкая идет дальше простого крещения своего героя - она делает его католическим священником. И не простым ксендзом, а активным проповедником, сторонником пересмотра канонических церковных постулатов. Благодаря врожденной еврейской неуемности, Д.Штайн, поселившись в Израиле, ведет многостороннюю благотворительную, просветительскую и предпринимательскую деятельность. Он с публичным скандалом добивается израильского гражданства, создает в Хайфе "еврейскую христианскую общину", строит церковь и ночлежку для нищих, водит экскурсии по святым местам и даже встречается с папой римским.
Вместе со своим героем Л.Улицкая обращается к старой богословской проблеме христианства - возврату иудаистского начала и отказу от поздних наслоений. При этом подвергается сомнению неизвестный раннему христианству постулат Троицы, непорочного Зачатия, критикуется преувеличение культа Богоматери. Вместе с тем, оставляются необсуждаемыми абсурдные поверья в Воскресение, Вознесение и прочие сказки, появившиеся при распространении христианства среди идолопоклонников..
Если уж рожденный евреем Д.Штайн и хотел вернуться к своим еврейским религиозным корням, то ему вместе с автором естественнее было бы взять Тору, почитать Танах, посмотреть Талмуд, наконец, просто пойти в синагогу. А не заниматься вопросами христианского богословия и, тем более, не миссионерствовать на земле еврейского государства.
И все-таки, не хочется видеть основную идею книги в еврейской христианизации. Вряд ли она могла быть главной целью умудренной опытом писательницы, внимательно прислушивающейся к сегодняшним запросам читающей публики. А, может быть, Л.Улицкую все же привлек привкус некой скандальности темы, показавшейся ей, почему-то, оригинальной? Хотя ведь, на самом деле, никакой новизны в ней нет. Русская литература давно уже пропахала эту борозду.
Взять, хотя бы, стихотворение Б.Слуцкого: "Еврей священник! Видели такое? Нет, не раввин, а настоящий поп ... Еврей мораль читает на амвоне, из душ заблудших выметая сор. Падение преступности в районе себе в заслугу ставит прокурор". Этот образ предварил появление и в реальной жизни известного православного священника отца А.Меня, еврея, просветительскими книжками которого зачитывалась в свое время советская нтеллигенция.
Не исключено также, что Л.Улицкой, в качестве известной русской писательницы-прозаика, не терпелось занять еще одно место в ряду знаменитых русских поэтов евреев, подчеркивавших время от времени свои христианские приоритеты. Но они-то, как раз, христианствовали по не зависевшим от них причинам. Отец Б.Пастернака, наряду с художником И.Левитаном, композитором А.Рубинштейном и другими выдающимися евреями царской России крестились, чтобы легализоваться в русской культуре. А И.Бродского без ведома его родителей опустили в церковную купель двухлетним ребенком. Другое дело, наши современники Н.Коржавин, А.Кабаков, М.Арбатова и другие.
Каждый живущий в этом мире человек волен исповедовать любую религию, какая ему по душе. Кроме еврея. Для него принимать христианство, буддизм или ислам не просто личный грех. Это еще и осквернение памяти сотен миллионов его предков, погибших на камнях Мосады и полях Малороссии, сожженых в кострах испано-португальской инквизиции и крематориях гитлеровских концлагерей. Это преступление перед народом, который своим трехтысячелетним существованием в значительной степени обязан своей религии, иудаизму.