Разумов Геннадий Александрович: другие произведения.

Старый Вопрос В Новом Свете

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Разумов Геннадий Александрович (grazumov@yahoo.com)
  • Обновлено: 20/04/2008. 18k. Статистика.
  • Статья: США
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ћЛистья желтые над городом кружатся...Ћ, - какая старая песня. И также старо, что падать они на землю не спешат, поэтому и кружатся - знают, ничего хорошего их там не ждет, только тлен, небытие, забвение. А молодые зеленые поросли, приходящие им на смену, и думать о них не думают, они им совершенно безразличны.
    •   
      
       "Листья желтые над городом кружатся...", - какая старая песня. И также старо, что падать они на землю не спешат, поэтому и кружатся - знают, ничего хорошего их там не ждет, только тлен, небытие, забвение. А молодые зеленые поросли, приходящие им на смену, и думать о них не думают, они им совершенно безразличны. Как подметил Евг.Винокуров:
       Весною новой новая трава
       Не знает ничего о прошлогодней
       Ей память для чего? Она жива,
       Ей хорошо без прошлого, свободней.
       Такова жизнь, такова природа, так устроен мир. И с этим ничего не поделаешь. Однако, легко рассуждать вообще, философски, легко смотреть со стороны, с позиции уличного прохожего. А если это касается непосредственно тебя самого, если ты тот самый пожелтевший лист с облетающего дерева? Ты кружишься, кружишься, ищешь попутного ветра, чтобы хоть еще немножко задержаться в воздухе, не упасть на землю, не исчезнуть под землей.
       И тебе намного хуже, чем бездушному осеннему листу. У тебя пухнут мозги от мыслей, и сердце ноет от переживаний. Ты постоянно чего-то расстаиваешься, огорчаешься, обижаешься.
       На кого ты дуешься, на кого сердишься? Конечно, на него, на своего ребенка, на своего мальчика. Вот какой он черствый, невнимательный, за целую неделю не удосужился даже позвонить. Видите ли, занят очень. Если б захотел, нашел время, а то ведь... Но потом решаешь: ладно уж, чего там, сама позвоню, не переломлюсь. И ты набираешь выученный наизусть номер, а в ответ получаешь:
      - Чего ты трезвонишь? Я сейчас никак не могу говорить, у меня люди. Я тебе позже сам позвоню.
      И ты ждешь, ждешь. Бесполезно. Вечером снова нажимаешь кнопки телефона и опять слышишь:
      - Ой, я так, замотался. Готовлюсь к завтрашней деловой встрече с клиентами, вот только закончу и сразу же тебе перезвоню.
      И ты снова сидишь перед мертвой безмолвной коробкой, смотришь на черные глухонемые цифры и ждешь, ждешь. Бесполезно - вот уже 9 часов, потом 10 и 11, глаза у тебя слипаются, а звонка так и нет. И не будет. А бессонной ночью пережевываешь мысленную жвачку. Ну, почему он такой сухой, бессердечный? В кого уродился? Может быть, ты сама виновата, что он к тебе так по-свински относится?
       Может быть, его раздражают твои нравоучения, он сердится, что ты пытаешься его учить жизни, в которой, по его мнению, ни ухо, ни рыло? Но ты же из самых добрых побуждений, ты просто беспокоишься за него. Как он этого не понимает?
      Да, конечно, он думает, тебе уже ничего не надо, что здесь, у Тихого океана, ты закончила свой поход, это твой конец. Он в мыслях не держит, что тебе тоже хочется пойти на вечеринку к соседям, на концерт в Голливуд Боул, поехать на Гавайи и в Париж. Ему и в голову никогда не приходит взять тебя с собой куда-нибудь.
      А ведь понимаешь, что обида - плохое чувство, и, тем более, по отношению к детям. На них обижаться пустое дело. Все равно, что злиться на свою спину за то, что она сутулая или на свой нос за то, что он кривой. Но никакие самоуговоры не помогают, и ты все грустишь, печалишься, куксишься.
      И вдруг сквозь эту пелену печали, сквозь мрак грусти пробивается яркий луч света. Он зажигает веселые огоньки в твоих глазах, растягивает губы в улыбке, распрямляет плечи. Нет, еще не все кончено, еще не все потеряно. Ты еще держишься на попутном ветре, еще летишь на крыльях надежды.
      Эти крылья, эта надежда - твой внук, тот самый "луч света в темном царстве", тот самый "свет в окошке". Вот кто не дает тебе упасть, сгинуть, исчезнуть. Это маленькое нежное существо, тянущее к тебе свои ручонки, расплывающееся в улыбке, заполняет всю твою жизнь.У тебя с ним особая, в некотором роде интимная, связь, какой, кажется, не было даже когда-то с сыном. Пусть тот теперь покрикивает "не вмешивайся, мама, не лезь с советами", пусть ревнивая невестка бросает на тебя косые взгляды - ничто не может испортить твою дружбу с внуком.
      Ты идешь с ним зоопарк, в цирк, едешь в Диснейленд, катаешь мальчика на пони или хотя бы качаешь на качелях в детском парке! Какое счастье с ним встречаться, с какой радостью он бежит тебе навстречу, бросается на руки, сколько нежности, преданности в его добрых улыбчивых глазках!
      Твой внук начинает занимать основное место в твоей жизни, он становится твоей главной любовью, главной привязанностью. Нет ничего для тебя важнее, чем посидеть у его постели, покачать на руках, помочь помыться и поесть, отвести в детский садик, взять из школы. Ты снова востребована, снова нужна.
      Внуки - вот что больше всего греет усталые обидчивые души стариков.
       И это, повидимому, одна из самых гуманистических милостей, дарованных Богом человеку, пребывание которого на белом свете так коротко. Его жизнь после смерти именно внуками уносится в даль будущих десятилетий. Поэтому-то на старости лет людей интуитивно так сильно тянет к внукам. И нередко больше, чем к детям. Тем более, что у тех, увы, нехватает на стариков времени.
      
      Наши пожилые - люди ХХ века. Они рождены в СССР, воспитаны в социалистической системе, взращены в советской культуре. Так сложилась их судьба, и это данность, от которой никуда не денешься. Пожилые русские евреи-эмигранты, переступив в Америке порог столетий и чуть было о него не споткнувшись, попали не только в Новый Свет, но и в новую эпоху, в новый для них мир. Здесь все непохоже на то, с чем они прожили свою жизнь - не тот хлеб и вода, помидоры и огурцы, трава и деревья. Даже, казалось бы, знакомый серп луны на ночном небе упирается рогами не в ту сторону.
      И почти все новое, что теперь их окружает, представляется им чужим, а нередко и враждебным. Взять, хотя бы, этот серый ящик с цветастым экраном, на котором можно смотреть не только то, что показывают, а то, что хочешь. "Разве это не безобразие? - ворчит некая бабушка. - Любую срамоту глядеть детям позволено". Ее возмущение нетрудно обьяснить - прожив жизнь в тоталитарной несвободе, она противится любой, даже иногда безобидной, вседозволенности. Впрочем, ей вообще претит вся эта компьютерная всеохватность.
      И ее можно понять. Действительно, как нашей бабушке пробиться сквозь непроходимую чащу онлайновских премудростей, как не утонуть в необьятном интернетовском океане? Эта проклятая коробка вместе с другой, телевизионной, оказывается вовсе не окном в мир, как для ее детей и внуков, а стеной, отгораживающей ее от них суматошными компьтерными играми и нелепыми виртуальными знакомствами.
      А еще этот тяжелый неподьемный американский язык, где даже знакомые английские слова в устах внука сливаются в такую невообразимо густую и плотную кашу, что ее смысл не только раскусить, понять, но и услышать невозможно. Тем более, что и слуховые возможности у бабушки теперь уже далеко не слишком блестящие.
      Многое и другое начинает неумолимо отдалять ее от внука. Он взрослеет, растет, меняется. Уже давно не просится на руки, перестал, затаив дыхание, слушать сказки Пушкина, и на уличном переходе вырывает руку из бабушкиной ладони. Всем своим существом она с тоскою ощущает, как медленно, но безвозвратно тает былая их доверительность и откровенность.
      И вот наступает момент, когда внук начинает ее стесняться, не хочет, чтобы его сверстники слышали ужасный бабушкин акцент, уходит с ними в другую комнату или совсем перестает их приглашать домой. И ее все чаще посещает грустная мысль: а не кончится ли это тем, что они вообще перестанут со временем понимать друг друга и будут в прямом и переносном смысле разговаривать на разных языках.
      Что делать? Неужели только успокаивать себя мыслью, что теперь у ее любимца новая роль, он - ее достойный представитель в 3-м тысячелетии, ее надежный посланец в ХХ1 веке. Ведь, действительно, им можно гордится, он радует бабушку своими успехами в учебе, спорте, она рассказывает соседям и знакомым какой у нее внук умный, толковый, деловой. Однако, абстрактные надежды мало утешают. К сожалению, их пути все дальше расходятся, бабушка внуку уже не нужна. Он вежливо целует ее в щеку и быстро убегает по своим важным и неотложным, непонятным делам.
       Ну, конечно, печально все это осозновать... Но грустить непродуктивно, надо стараться не вешать нос, держать его морковкой. Может быть, и ничего, что пришла уже к бабушке осень - ведь еще не зима, неважно, что наступил вечер - ведь еще не ночь. Не стоит тушеваться - наверно, будет еще у нее и бабье лето, будут и звезды на ее небе. И кто знает, вдруг это случится даже очень скоро, уже в этом году. Подарят ей ее ребята еще одного внука, и она снова будет при деле, снова воспрянет духом. А, может быть (может быть!), появится Некто, кого она возьмет под руку и, презирая завистливые взгляды соседок-кумушек, пройдется в новой кофточке под зелеными фикусами бульвара к яркой вывеске ресторана.
       Однако, старый вопрос можно решить и по-другому. Сначала отбросить уверенносить в том, что телевизоры и компьютеры играют роль бабушкиных разлучников. На самом деле, излишняя приткнутость к ним внуков - просто досадная отрыжка их многолетнего мозгового перекармливания. Ведь это сами папы-мамы с раннего детства приобщают детей к своему безотказному помощнику - телевизору. Они усаживают малышей у голубых экранов, служащих такими же сосками, какими успокаиваются грудники.
       Поэтому вряд ли стоит обижаться на электронные игрушки. Они, действительно, не более чем железные ящики, набитые платами и проводами. Ничего они от бабушек-дедушек не отгораживают, и те зря их воспринимают, как неких киднеперов, похищающих внуков. Наоборот, превратили бы они эти домашние развлекалки в своих помощников, и, если уж им так недоступен Интернет, то научились хотя бы компьютерным играм. И тогда они вместе с внуками будут проникнутся бейсболом и регби. А в награду, внуки согласятся играть в бабушкины и дедушкины игры - ходить в парк, в гору, на пляж, ездить на рыбалку,.
      Конечно, труднее с языком. Тут действительно нужны недюжинные усилия, чтобы преодолеть барьер, чтобы взять планку, чтобы оказаться с младшим поколением, если не на одном уровне, то хотя бы на одной ступени понимания. И что тут предосудительного и постыдного, если новому способу общения старикам придется учиться у этих маленьких профессоров, которые в отличие от своих бабушек и дедушек быстро становятся ассами в трудном для тех деле? Пусть с ними в этой области наладится этакий обмен-"бартер": они им - английский язык, а те им - русский.
       Кажется, все это просто. Почему же так сложно?
      
       Что нужно пожилому человеку, чтобы быть довольным жизнью и чувствовать себя счастливым? Крупная сумма денег на счету в банке или толстая пачка банкнот в кожаном портмоне? А, может быть, новый мерседес или черный фрак с белой манишкой? Нет, нет и нет. Ему нужно внимание его близких, детей, внуков. Он ждет их звонка, часами вглядываясь в мертвое зево телефонной трубки. Он сидит на вилчере у дверей своего дома для престарелых и, напрягая слезящиеся глаза, всматривается в лица прохожих - не к нему ли это идут? Не внук ли решил навестить деда, не дочка ли нашла время приехать к отцу? Нет, не они. У них свои важные неотложные дела, свои сложные необьятные заботы.
       А он все продолжает огорчаться, обижаться, переживать - жевать свою мысленную жвачку: ну, почему они, эти дети и внуки, такие черствые, жесткие, жестокие? Наверно, что-то такое в той своей прошлой жизни он сделал неправильно, а, может быть, что-то в ней не доделал, не дожал, не додумал.
       Взять хотя бы ту их пятиметровую кухню в Кузьминках.
      Это было так давно и так недавно. "Папа, мама и я" сидели за столом. Папа вдруг обратился к дочке:
      - А, ну-ка, Ира, встань, принеси мне ложку.
      Но шестилетняя Ирочка не торопилась отрывать попу от стула. Поерзала на нем и застыла. А вот ее нетерпеливая мама детским олимпийским спокойствием не обладала. Она тут же вместо дочери быстро выполнила папин заказ - не вставая, протянула руку к кухонной полке (благо, все было так близко в этой клетухе) и подала мужу ложку. Тот вскипятился:
      - Для чего ты это? Я же не тебя просил, я и сам мог бы повернуться к буфету. Всегда ты лезешь "наперед батьки"...
      А маленькая Ирочка, быстро постигавшая нехитрые приемы увиливания от неинтересных ей заданий, и на этот раз просекла, "что такое хорошо и что такое плохо". И кто есть кто. Вот папа вечно заставляет ее делать то одно, то другое, ругается, когда она сидит без дела - значит, он плохой. А мама - добрая, хорошая, она ничего не заставляет, ничего не требует.
       Прошли годы, пробежали десятилетия, теперь эта девочка уже не Ирочка, а Ирэн. Она благополучно живет в благополучной Америке, и имеет уже свою шестилетнюю Сонечку. И тот же самый уже постаревший ирин папа, теперь согбенный дедушка, приносит внучке белокурую длинноногую куклу. А внучка недовольно морщит носик:
      - Зачем мне она нужна? Разве ты не знаешь, дед, что у меня уже есть много таких же Барби.
       А мама Ира, услышав дочкино невежливое заявление, "очень педагогично" поучает:
      - Это ничего, что у тебя уже есть, пусть будет еще. Но ты обязательно должна сказать дедушке спасибо - иначе в другой раз он не принесет тебе еще подарок.
       Вот так - спасибо, оказывается, надо говорить не для чего-то там, а для дела. Этой маме и невдомёк, что учит она свою дочь не вежливости, а притворству. Не благодарности, а потребительству. Кажется, ну подумаешь, сказала и сказала, это же мелочь, ерунда. Но нет, из таких вот мелочей состоит быт ребенка, их постоянное повторение и есть воспитание.
       Кстати, тот немудреный презент дедушка купил внучке на деньги, скопленные им буквально по центам за несколько месяцев. Все его денежное пособие дочь у него забирает и выдает ему по одному доллару в день на карманные расходы.
       - Зачем папе деньги? - обьясняет она, если кто-то удивляется. - Ему они совершенно не нужны, он живет как при коммунизме: в "дедовском садике" его кормят-поят, за квартиру не платит. А что его пособие? Оно все на жилье уходит.
       Как типичны эти бытовые сцены применительно ко многим нашим старикам. Ведь в отношениях с их подраставшими детьми именно так все начиналось и так же кончалось. Там, на тех тесных хрущевских кухнях, рождалась их нынешняя черствость и эгоизм. Постаревшие теперь папы и мамы тоже тогда делали то, что они должны были делать за себя и за них. Стоит ли теперь удивляться отсутствию их внимания к своим старикам - они же с детства к нему не приучены.
      А теперь можно лишь утешаться (?) некой недоброй мыслью, что внуки когда-нибудь отплатят уже своим папам-мамам тем же. История повторится, и через внуков этакое "отомщение" придет.
      Конечно, все могло бы быть иначе, если бы семья была другая, ну, хотя бы, вон как та, благополучная.
      В такой же панельной пятиэтажке, на такой же маленькой кухне, когда все пообедали, мама подозвала шестилетнюю дочку к кухонной раковине:
      - А ну-ка, Милочка, иди сюда, давай посмотрим, кто быстрее помоет тарелки после обеда, ты или я ?
      Заинтригованная девочка тут же проворно сползла со стула и подбежала к водопроводному крану. Пусть не так чисто, как хотелось бы, пусть намочив и испачкав рукава только что поглаженной кофточки, но с увлечением и старанием она помыла почти всю посуду. Маме помогла.
      В другой раз та же дочка Мила спросила маму :
      - Можно мне пойти погулять ? Я уже уроки сделала.
      А мудрая мама ответила:
      - Спроси папу, если он разрешит - иди.
      Дочь побежала к отцу, и он, выдержав педагогическую паузу раздумья, милостиво разрешил:
      - Пойди, погуляй, только не далеко.
       Лишь через много лет, повзрослев, девочка по разным сторонним признакам сообразила, что папа-то ее был не веущий, а ведомый, и в их семье мама была всему голова. И это она, молодец, приучала дочь с детства уважать отца и ценить его советы.
       Эта вторая девочка тоже стала взрослой тетей и эмигрировала в Америку, обзавелась семьей, у нее самой уже растут дети. Живет она недалеко от своих постаревших папы с мамой, разумно рассуждая, что с родителями полезно и приятно жить рядом. Пусть не вместе, но рядом. Дедушка с бабушкой целый день возятся с внуками, гуляют с ними, учат русскому языку. Каждый вечер после работы Мила с мужем приходит к родителям, все вместе садятся за обеденый стол, обсуждают частные житейские дела и общие мировые проблемы. Любовь, дружба, доброжелательность царят в этом доме. И нет во всей округе человека, который не замечал бы и не радовался их добрым, заботливым друг к другу отношениям.
       А особую радость, особенно деду, доставляет старший внук, восьмиклассник, большой знаток и любитель компьютерных премудростей. Как-то в каникулы он даже подрядился поработать "partial time" в одной компании на опробовании компьютерных игр, где зарабатывал, в буквальном смысле играючи, целых 50 долларов в день. Именно благодаря внуку дед тоже проникся интересом к компьютеру, и стал вместе с ним часами просиживать у монитора.
       Перед нами две поучительные житейские истории. Чему они учат? Ничему. И вообще, вряд ли, есть инструкции или учебники, по которым можно научиться стать счастливым.
       Счастливым надо просто быть.
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Разумов Геннадий Александрович (grazumov@yahoo.com)
  • Обновлено: 20/04/2008. 18k. Статистика.
  • Статья: США
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка