Банкет был скромный. В греческом ресторане. Нас было несколько человек, и мы сидели за круглым столом. Тихо шелестела греческая музыка.
Мы отмечали юбилей крошечной русской фирмы.
Мне было приятно с этими людьми. Я редко бываю в компаниях. Чем старше становлюсь, тем больше люблю одиночество. А с людьми мне иногда бывает - больно. У людей - страсти, раздоры, погоня за престижем.
У меня - свой престиж. За день до банкета нашел теплое черное кепи. Оно лежало на мусорном ящике. Мне престижно: я сэкономил 30 евро. Потому что новое кепи ни за что не купил бы. Дорого, пардон.
Я одеваюсь - в магазине Second Hand. Таких сэкондов много. Я нашел самый дешевый. Мне это - престижно. Раньше брал одежду бесплатно в Красном Кресте. А теперь - могу сам платить. И одеваюсь - модно. Абсолютно престижно. Как лорд на барахолке.
Но эти люди за банкетным столом - не были озабочены престижем. Поэтому мне было с ними вдвойне приятно. Во-первых, потому, что они сами по себе приятны. А во-вторых, потому, что я престижен, а они - нет. Приятно ощущать себя престижным человеком среди простого интеллектуального народа.
Ну, кто они? Так, два доктора наук с двумя красивыми женами. Мало того, что красивыми, так еще и умными. Мистификация природы. Эти две мистификации тоже работают на фирме. На этой крошечной фирме. Я у них на фирме - пятый сотрудник: в роли уборщицы. Раз в неделю пропылесосил, пыль протер, и 20 евро в кармане.
- А что у них? Так, трехкомнатные квартиры с автомобилями. Пашут - как зэки на Магадане. Раз в год банально ездят загорать в Испанию. Никакого престижа.
А я? Это совсем другое дело. Живу под чердаком - как художник в Париже. Десятый год подряд пишу роман - как Лев Толстой. Начало есть, конца не видно. Днем твердо работаю: то с метлой, то с лопатой, зато на природе. Эти два доктора наук недавно умоляли меня съездить на уикэнд в Брюссель и Амстердам. За их счет. Но я - не согласился. Не хочу терять девственность престижа.
Но вернусь к банкету.
Эти четверо пили вино с острова Кипр и разговаривали про классическую музыку. Я - молча ел греческие котлеты из баранины и крестьянский салат. За счет фирмы, конечно. И запивал это дело пивом. А греческий официант с подозрением смотрел на мой свитер.
По моим понятиям, это совершенно престижный свитер. Я нашел его на заборе, и с тех пор ношу восемь месяцев. Через месяц кто-то из нас двоих будет рожать. То ли свитер, то ли я.
Но официанту мой свитер был чем-то подозрителен. Я строил догадки: почему так? Может, этот грек впервые увидел в своем ресторане человека в таком роскошном свитере? Может, остальным клиентам его ресторана такие свитера - не по карману? А может, он тогда повесил этот свитер на забор у своего дома для просушки - а я его спер?!
Эта мысль навела на меня холодный пот. Это ужасно! Да! Сейчас он вызовет полицию! Сейчас он закричит полиции:
- Это мой свитер! Арестуйте этого клиента - вместе со свитером!
О, Господи, я же не знал, что это чужой свитер!
2.
У меня от страха пропал аппетит.
Я нервно закурил.
Эти четверо за столом спорили, кто лучше: Шостакович или Ростропович? Ну, интеллектуалы, что с них взять! Лично мне до лампочки: что Шостакович, что Ростропович. Я знаю только тех, с кем лично знаком.
Например, знаю Шайновича: это крохобор.
Осенью он уговаривал меня совместно печь русские блинчики и продавать их у входа в 5-звездочный отель "Шелтон". Как экзотику. Он уверял меня, что их будут покупать нарасхват - как семечки в Шепетовке.
Я был согласен.
Но мы не сошлись на сметане.
Я говорил, что блинчики надо продавать со сметаной. А Шайнович кричал:
- Нет, нет, с вагеньем! Сметана - это слишком догого!
Ну, крохобор!
Он приехал сюда год назад и совершенно не знал рынка. Кого тут удивишь немецким вареньем? Только крохобора Шайновича. А вот сметаны тут нет. Вообще нет, представляете? Представляете, в какую страну мы попали? Ни сметаны, ни чебуреков, ни пирожков с ливером за 4 копейки по ценам 1965 года! От одного этого - надо застрелиться.
Но я твердо разъяснил Шайновичу, как тут надо делать русскую сметану. Надо купить самый дешевый немецкий творог. Размешать его хорошенько тремя бутылками немецкой минеральной воды. А потом спокойно торговать блинчиками у отеля "Шелтон" и кричать:
- Руссише сметана! Руссише сметана!
А этот Шайнович ответил:
- Минегальная вода - это слишком догого! Надо бгать воду из-под кгана!
Ну? Можно с таким крохобором иметь совместный бизнес?!
Конечно, я решительно отказался. Чтобы я, человек в роскошном свитере, продавал воду из-под крана под видом русской сметаны? Ни-ког-да! Вот если б с минеральной водой - да, я согласен. А так - нет. Не люблю крохоборов.
И вот представьте себе ситуацию. Идет красивый банкет в греческом ресторане на немецкой территории. Четверо интеллектуалов с еврейскими глазами пьют вино с острова Кипр и спорят про Шостаковича с Ростроповичем. При этом греческий официант смотрит на меня так, будто он Сталин, а я - Чемберлен, и он вот-вот вызовет полицию. И в самый разгар этой мистификации природы в ресторан вдруг заходит шепетовский крохобор Шайнович - и демонстративно садится за соседний столик!
Назло мне!
Был бы у меня пистолет - я бы застрелился на месте. А перед этим написал бы записку: "В моей смерти прошу винить крохобора Шайновича!"
3.
И в этот совершенно душераздирающий момент ко мне подскочил официант и прохрипел сквозь зубы:
- Прекратите стряхивать пепел на паркет! Это ресторан, а не свинарник!
Он сказал это так, будто я свинья, а он - председатель шепетовского колхоза!
Но я твердо извинился из последних сил, и сказал, что я больше не буду. При этом Шайнович за соседним столом злорадно хихикнул.
Люди, как вам нравится эта мистификация природы?! Как вам нравится этот банкет?! Как вам нравятся эти греческие фокусы с шепетовским акцентом? Тут хочешь, не хочешь, а вспомнишь бессмертные слова Аркадия Райкина: "В грэческом зале, в грэческом зале!" В тот раз, в музее, Райкин тайно пил водку и был возмущен, почему его не понимают. А теперь я, в греческом ресторане, открыто пил пиво - но мне было в сто раз хуже, чем тогда Райкину!
И в этот момент к нашему столу подходит крохобор Шайнович и радостно говорит четверым интеллектуалам:
- Извините, что не вмешиваюсь, но тоже хочу сказать. В детстве, когда я жил в Ленинграде, моим соседом из дома напротив как раз был Шостакович.
- Да-а?! - ахнули четверо интеллектуалов.
- Да! - скромно ответил Шайнович. - Когда он выходил на прогулку, я подбегал к нему и говорил: "Дмитрий Дмитриевич, а не поговорить ли нам о футболе?" И мы по два, по три, по четыре часа вместе прогуливались и хорошо беседовали.
Две дамы опять ахнули, а два доктора наук молчали - как убитые. Раньше они думали, что они доктора наук. А теперь они поняли, что на свете есть Шайнович. А Шайнович сделал паузу и сказал:
- Однажды к Шостаковичу в гости приехал Ростропович. Они пошли на прогулку. Шостакович увидел меня и сказал Ростроповичу: "Славик, без этого мальчика я не способен гулять. Этот мальчик играет за детскую команду "Зенита" и завтра он будет Пеле. Славик, ты не против, если мы погуляем втроем?" Конечно, Ростропович согласился, и мы до вечера гуляли втроем. Как три родных брата по таланту.
Стало так тихо, что даже тихую греческую музыку было уже не слышно. И тогда Шайнович сказал двум докторам наук:
- Краем уха я слышал в синагоге, что ваша фирма идет наверх. Конечно, я не напрашиваюсь. Но счастье само катится вам в руки, потому что я талантливый доктор физико-математических наук. Без меня - вы не доедете. Четыре тысячи в месяц - и я уже почти согласен с вами работать.
Так и сказал.
И что вы думаете? Они пригласили его за наш банкетный стол. И стали говорить про науку. Я в науке не совсем понимаю. Поэтому не понял из их разговора - ни слова. Но я понял, что Шайнович убил их всех - и надолго.
Но потом они с науки перешли на русскую речь, и я стал что-то понимать. Шайнович сказал, что немцы его идей пока не понимают, но постепенно поймут. Он сказал, что его идеи перевернут мир математики, а заодно и физики.
И я понял, что пора принимать меры. Иначе этот крохобор Шайнович доведет нашу фирму до краха. И тогда мой подработок - 20 евро в неделю - будет плакать горькими слезами.
Я тихо встал. И тихо подошел к стойке бара.
4.
Там, у бара, стоял тот самый греческий официант. И я сказал ему:
- Видишь того клиента в красном галстуке за нашим столом? Это самый страшный русский мафиози, который недавно поселился в Штутгарте.
- Миллионер? - шепотом спросил официант.
- Миллиардер! - ответил я. - Его теперь ищет вся русская полиция вместе с КГБ. Я уверен, что при нем сейчас два пистолета и бомба. Он убил пол-Москвы и пол-Петербурга. Ты меня понял?
- Понял! - шепотом ответил официант.
Я вернулся к нашему банкетному столику. Я был уверен, что официант понял меня правильно. Сейчас он стукнет в полицию, те приедут, и Шайнович проведет замечательную ночь на тюремных нарах. А потом Шайнович будет еще долго убеждать полицию, что он совсем не верблюд.
Я был счастлив, что сумел спасти свои 20 евро подработка в неделю.
Люди! Что, вы думаете, сделал этот греческий официант? Стукнул в полицию? Нет, люди. Нет! Этот грек с острова Кипр принес крохобору Шайновичу бутылку вина и сказал с большим почтением:
- Это вам - скромный подарок от нашего ресторана! Лучшее греческое вино 1985-го года. Наш ресторан открыт для вас - всегда!
Он сказал это по-немецки, и крохобор Шайнович не сразу понял, о чем идет речь. Но когда понял, то ответил:
- Спасибо. Очень рад.
И он выпил это вино 1985-го года с четырьмя интеллектуалами. А я пил пиво, потому что от вина у меня - извините, происходит запор. Кроме того, этому мерзавцу принесли - и тоже в подарок - большую тарелку с греческими крабами в греческом соусе. Которых мне тоже пришлось есть. И я опять подумал про слова бессмертного Райкина: "В грэческом зале, в грэческом зале!" И я окончательно понял, что на Земле правды нет, но ее можно сделать - и надо сделать.
И когда банкет был закончен, я шепнул Шайновичу:
- А не продолжить ли нам беседу с пивом в ночном танцклубе "Петербург"?
- Можно, - шепнул мне в ответ Шайнович.
5.
Четверо интеллектуалов уехали спать, а я с Шайновичем пошел в "Петербург". Это почти рядом с греческим рестораном.
В ночном "Петербурге" кружка пива стоит чуть ли не 4 евро. Это разорение. Но я пошел на это, чтобы напоить мерзавца крохобора Шайновича и установить правду на Земле. Тем более что Шайнович любит пиво, а денег у него было - на одну кружку. А у меня, спасибо метле и лопате, денег было больше. И после первой кружки угощать стал, конечно, я.
Мы выпили по четыре кружки русского пива "Балтика". Я посмотрел на Шайновича. Я понял, что Шайновичу стало хорошо. Я заказал пятую кружку и сказал твердо:
- Не понимаю, Шайнович. Ты родился в честном городе Шепетовке. Ты там честно окончил школу. Ты мой лучший друг и защитник природы. Но я хочу знать: каким образом ты в глубоком детстве ухитрился жить в Ленинграде? Каким образом ты играл там за детскую команду "Зенита"? Каким образом твоим соседом стал композитор Шостакович?
Было уже 2 часа ночи. Вокруг нас все пело и плясало под русские песни. Было суббота, ночь на воскресенье, и местная русская публика самоотверженно танцевала с большим удовольствием. И подпитый Шайнович вдруг сказал мне:
- Какой кайф! Как давно я не был на танцплощадке! Как жаль, что моя жена в четвертый раз подала на развод! Мы уже три раза с ней разводились и три раза женились опять. В этот раз мы впервые разведемся в Германии, но через месяц поженимся опять. Но как жаль - ох, как жаль, что она не захотела сегодня пойти со мной в греческий ресторан! А ведь я приглашал! С кем теперь мне танцевать? Неужели с тобой?
- Ну, потанцуем, - твердо сказал я.
И мы потанцевали. Спасибо, что не в обнимку. А потом я заказал по шестой кружке и сказал:
- Шайнович, и все-таки? Расколись!
- Не было Ленинграда, не было Шостаковича, - раскололся Шайнович в экстазе эйфории.
- А Ростропович?
- Не было.
- А ты доктор физико-математических наук?
- К сожалению, да. Меня семь раз выгоняли с работы по причине моих сумасшедших идей. Но семь раз принимали обратно. И это было, как назло, в Ленинграде, а также в Петербурге. Как здесь прекрасно, в этом танцклубе "Петербург"! На будущей неделе меня разведут с женой, но мы по привычке останемся в одной квартире. А через две недели она успокоится, и мы пойдем танцевать сюда - до утра! До утра! До утра!
Я помолчал. А потом я сказал:
- Шайнович, ты в самом деле чокнутый. Выпьем еще?
- Выпьем - но я тебе потом верну, - ответил он.
Мы выпили еще. Клянусь вам, я не пьяница! Раз в год способен выпить больше двух кружек пива. Дорого, пардон. Но мы с Шайновичем выпили намного больше, и нам стало очень хорошо.
Мы вышли из танцклуба, обнялись посреди немецкой ночи:
- Город родной, Ленинград! Город нашей славы трудовой!
Мы пели, и вдруг я понял, что на моей голове нет черного теплого кэпи. Того кэпи, что я нашел на мусорном ящике. И я понял, что Шайнович украл мое любимое кэпи.
- Крохобор! - закричал я. - Это твой ответ на мою доброту?! Ты, блинчик с русской сметаной! Верни мне мое любимое кэпи!
Люди, вы думаете, мы с ним подрались? Нет. Мы вернулись в танцклуб "Петербург", и я увидел свое кэпи на столе. Чокнутая русская публика радостно стряхивала пепел в мое любимое кэпи! Я вытряхнул пепел. Я надел кэпи. Мы с Шайновичем выпили еще по кружке пива - за мой счет, черт возьми этого шепетовского крохобора!
И мы ушли гулять по ночным немецким улицам. В обнимку. Как лучшие друзья детства по Ленинграду и Петербургу. Как лучшие приятели Шостаковича и Ростроповича.
- Шайнович! - сказал я. - Мерзавец, крохобор, математический физик и авантюрист! Ты нашел работу за 4 тысячи. Нашлись люди, которые хотят понять тебя. А что делать мне - с метлой, с лопатой, с рассказами, на которые не проживешь? Шайнович, мерзавец, у меня никогда в жизни не было письменного стола. Шайнович, я хотел тебя сегодня сдать в полицию, хотя бы на одну ночь. К сожалению, меня не понял официант. Шайнович, я тебя люблю. А ты меня - любишь, крохобор шепетовский?
- Люблю! - закричал Шайнович.
- Хорошо, - сказал я. - Когда я помру - поставь на моей могиле письменный стол из розового мрамора. В память о нашей сегодняшней немецкой ночи.
- Договор дороже денег! - поклялся мне Шайнович.
И мы до утра в обнимку бродили по улицам. Куда-то еще заходили, где-то еще пили пиво. Два чокнутых. Два нищих. Два человека не признанных планетой Земля.
- У тебя все будет хорошо! - клялся мне Шайнович. - Ты скоро станешь очень богатым!
- А пошел ты к черту! - отвечал я. - Хочу письменный стол на своей могиле. Письменный стол из розового мрамора.
- Нет, к тебе придет удача при жизни! - кричал Шайнович. - Я это вижу! Я никогда не ошибаюсь! И мы еще откроем свой русский гешефт в отеле "Шелтон". С блинчиками! Со сметаной!
Мы обнимались
Мы целовали друг друга в щеки.
Нам было хорошо вдвоем.
6.
Сейчас он работает на этой крошечной русской фирме, которая становится уже не крошечной.
Я там уборщица, как и раньше, раз в неделю, по 20 евро за раз. Хороший подработок.
И банкет был тогда хороший. В греческом ресторане. Шайнович теперь там регулярно бывает с женой. Они развелись уже в пятый раз, но опять поженились. Я туда тоже хотел бы зайти, но... дорого, пардон, сами понимаете.
А тот банкет в греческом ресторане был хор-р-роший!