Аннотация: юмор сам втискивается в мою тихую жизнь. Причем именно в те моменты, когда он мне даже за гонорар не нужен.
Боря РОЙТБЛАТ
А ВИНОВАТ БЫЛ ДОЖДЬ!..
Рассказ
1.
Не люблю юмора.
Ну, не люблю!
Но юмор сам втискивается в мою тихую жизнь. Причем именно в те моменты, когда он мне даже за гонорар не нужен.
Этой осенью я имел - о, ту еще субботу! В ратуше мэр должен был вручать памятные знаки четверым новым почетным гражданам города. В том числе российскому немцу-переселенцу господину N.
Хорошее событие.
Ничего против не имею. Тем более, что с господином N я давно знаком. За последние несколько лет, наверное, раз десять брал у него интервью.
На торжественный прием в ратуше он пригласил редакторшу русской газеты. Но оказалось, что в последний момент у нее появилось другое срочное дело. Она позвонила мне и сказала:
- Кто-то из нас обязан там присутствовать. И на сей раз это будете вы, Боря. Передайте мои поздравления господину N!
Хорошо.
Я не против.
Я культурно оделся. Крепко завязал шнурки на своих светло-бежевых летних туфлях. Прошу особо обратить на этот факт внимание! Повторяю: туфли - светло-бежевые, с туго завязанными шнурками.
Но по дороге в ратушу меня застал проливной дождь. Мои тонкие туфли промокли. Причем - по закону подлости: не полностью, а только спереди. Если бы они промокли и спереди и сзади, я бы мог делать вид, что они всегда были тёмно-мокрого цвета. А так - они стали двойного цвета: сзади - светлые, а спереди - не только тёмные, но и абсолютно мокрые.
Когда идешь по городу - конечно, это не трагедия. Но когда в таких туфлях ты заходишь на торжественный прием в немецкую ратушу - о, это уже проблема!
Все приглашенные дамы и господа были в лакированных черных туфлях. А я?!
Все господа были при галстуках. А господин Ройтблат?! Один господин Ройтблат был в пуловере! Потому что ни одного галстука в моем гардеробе просто нет!
Но если относительно галстука я был относительно спокоен, то относительно туфлей мое спокойствие было совершенно неотносительным.
Конечно, я затесался в последий ряд, на самое крайнее место. Говорят, Бог таких любит - и вознаграждает. Это хорошее правило касается всех, но не меня. Всю жизнь сижу в последнем ряду и ни разу не имел за это награду!
Но была надежда. Вдруг мэр на этот раз по воле Бога ошибется и назовоет меня почетным гражданином города?
Не назвал.
После награждения мэр пригласил всех гостей подняться этажом выше. Там уже стояли угощения - в сопровождениии симпатичного джаза. Ну, вы знаете: господин Ройтблат никогда не отказывался перекусить. Но - не в таких же туфлях туда идти! И передо мной встала, строго по Чернышевскому, совершенно мучительная проблема: что делать? А также - строго по Шекспиру: to be or not to be?
О, как я хотел вразумительно перекусить и м-м-медленно осушить бокал шампанского!
Но сила воли подсказала мне: господин Ройтблат, не делайте этого, а то опозоритесь!
Но ведь надо было передать от газеты поздравление господину N. Пока дамы и господа выходили в фойе, я незаметно пробрался ближе к сцене: к господину N. Протиснулся к нему бочком-с и сердечно сказал:
- Поздравляю, господин N! Не встретиться ли нам завтра-послезавтра на предмет интервью?
- Почему завтра-послезавтра? - удивился он. - Можно и сейчас!
Но, во-первых, сейчас я никак не мог. Из-за мокрых туфель. В таких туфлях - ну, не принято брать интервью на торжественном приеме в ратуше!
А во-вторых, вокруг меня раздвинулось пространство - и все почему-то посмотрели на мои туфли!
Я - тоже посмотрел. И эта картина удивила меня вдвойне. Мои туфли были не только наполовину мокрыми! Нет, на них еще и шнурки были развязаны - и болтались концами по полу!
Как они ухитрились развязаться?! Когда они это успели сделать, эти шнурки! Я же их час назад очень-очень крепко завязал! За последние десять лет со мной такого казуса ни разу не было!
Ох, Господь, не слишком ли усердно ты любишь меня?!
В двух шагах от господина N стоял мэр - и тоже с интересом бросал взгляды на мои мокрые туфли с напрочь развязанными шнурками! И дамы - тоже смотрели!
Позор - крупным планом!
Но я вам твердо говорю: господин Ройтблат - это всегда господин Ройтблат. И я спокойно подумал: а шо такое? Был дождь? Был. А шнурки развязались, потому что был дождь. Значит, все претензии - к дождю, а не к господину Ройтблату!
Кроме того, награжденный господин N известен тем, что успешно занимается трудными подростками. А я кто - легкий подросток? Нет, я тоже трудный! И если я сейчас мудро исчезну из ратуши, то господи N имеет полное право сказать мэру обо мне - исчезнувшем:
- О, это был мой самый трудный подросток! Он просто решил меня тоже поздравить!
Вот и все, и никаких проблем!
И я - молниеносно исчез из ратуши.
2.
Я выскочил на площадь.
Дождя уже не было. Только с мокрых деревьев на голову господина Ройтблата что-то капало. Я присел на скамейку, рядом со старинным фонтаном. Стал зашнуровывать мокрые шнурки.
Как всегда, мои мысли были спокойными и мудрыми. Ну, что случилось? Революция? Нет. Мировая война? Опять нет. Не скушал один-два-три бутерброда с икрой? Нет проблем! Сейчас пойду в магазин, куплю баночку икры и булочку - и скушаю немедленно! Раз в год - это даже полезно!
Эти мысли меня еще больше успокоили. И я уже готов был идти в магазин покупать икру. Я был переполнен радостным ожиданием счастья.
Но именно в этот момент ко мне подошел Саша Бегемот. И тоже сел на скамейку. И вся моя радость, связанная с ожиданием баночки икры, начала исчезать. Даже с большей соростью, чем я сам исчез из ратуши.
- Да-а, - сказал Саша. - Погода шепчет, и в ушах приятно, а выпить - не с кем! Что у меня в сумке? Отвечаю без всякой сентиментальности: бутылка водки, полкило краковской колбасы, баночка соленых огурчиков и три платмассовых стаканчика. Разве это не повод отметить 25-ю минуту с момента окончания дождя? Разве это не юбилей?
Я деликатно молчал. Водку - не пью давным-давно. Коньяк - только по случаю, да и то - чуть-чуть. Вино терпеть не могу, а пиво - раз в месяц. Надо уходить!
- Да-а, - повторил Саша. - И женщины какие-то пошли несусветные. В будние дни я этим вопросом не занимаюсь. Только по субботам - с ночью на воскресенье. И что ты думаешь? В прошлую субботу я тут имел роман с одной немкой. Та-акая деловая баба! Сентиментальности - ни на йоту! После каждого моего подвига, она меня заставляла принимать ванну. И я был вынужден одиннадцать раз принимать ванну!
Конечно, я бы ушел. Но цифра одиннадцать меня смутила. Кто мог знать, что этот Саша - такой гигант! Врет, наверное!
Саша получил кличку Бегемот на Невском проспекте. Согласно комплекции, зубам и физиономии в целом. В детстве он занимался классической борьбой. Ничего не добился, кроме неприятностей: сломал руку тренеру. После этого Саша ушел торговать на Невский проспект. Торговал всем подряд, вплоть до ананасов. Однажды - если можно верить Саше! - он за бутылку водки купил у одного алкаша томик Державина с дарственной надписью Пушкину. А потом - продал за 4 тысячи долларов какому-то "новому русскому". Саша плакался мне, что - продешевил.
Собственно, этого Сашу Бегемота я раньше видел только один раз. Это было, когда я приезжал в соседний небольшой город читать свои рассказы. Он в том городе живет, что-то комбинирует и всегда при деньгах. Тогда, после читки, я выпил с ним по кружке пива и сел в поезд. С надеждой, что больше никогда не увижу этого сверхговорливого Сашу Бегемота.
А теперь - опять встреча! Он уже сюда приехал!
- Небольшой город - это так утомительно! - сказал Саша. - Нет размаха Питера. Нет Невского. Нет Аничкова моста, на котором я сделал первый поцелуй - так сильно, что упал с моста и чуть не утонул! Маленький город - это конец моей громкой судьбы. Есть квартира. Есть машина. Есть комбинации - но нет размаха! Широты нет! Боря, за что я люблю Петра Великого?
- За широту, - предположил я, чтобы что-то ответить.
- Правильно! - закричал Саша и по-братски обнял меня. - Вот поэтому я провожу уикэнды не в родной какашке, а в большом городе. Вот. Опять приехал. Хожу, туда-сюда, а навстречу - ни одной сентиментальности, ни одной широкой женской натуры! Неужели мне придется опять звонить этой подруге?! Неужели мне сегодня опять придется одиннадцать раз принимать ванну?! Это просто зверство! Если б ты знал, как после ванны хочется поспать! Но она не дает мне спать. Она требует - и я опять совершаю подвиг. А после этого - опять принимаю ванну! Это даже страшно рассказывать!
Я внимательно молчал. Мудрость моих мыслей начала продвигаться в сторону покушать, но уже иначе. Зачем тратиться на баночку икры? Саша Бегемот - это симпатичный шанс хорошо покушать в симпатичном ресторане. Ничего, что он сверхговорливый, это можно перетерпеть. Хотя... трудно! Нет, я все-таки куплю баночку икры. Я не железный, чтобы весь вечер терпеть этот словесный ураган!
- Вот приезжал ты к нам, помнишь, да? - сказал Саша. - Ну, слушал я твои рассказы. А какой с них толк, если тебя почти никто не знает? Я тебя очень жалею, но себя - еще больше!
- Не надо меня жалеть! - попросил я. - Мне срочно надо в магазин. Ну, я пошел. Жалей сам себя!
- Нет, посиди еще чуть-чуть - обнял меня Саша. - Пожалей меня! Говорят, на планете кончается запас пресной воды. А ведь на планете уже кончился запас сентиментальных баб! Их просто нет! Они все такие деловые, такие жёсткие по характеру, что мне просто хочется умереть! Вот покажи мне сентиментальную бабу - и я выкладываю на вечер все, что у меня есть в кармане!
- А сколько это в цифрах? - спросил я.
- Кажется, четыре сотни. А что, у тебя есть на примете сентиментальная фрау-мадам? Хоть посмотреть на нее!
Мне вдруг стало интересно. Не люблю юмора, но что делать, если юмор сам находит меня! Не скрываться же от него в бомбоубежище - он меня и там найдет! У меня возник план. Я рассказал этот план Саше. Он поклялся мне, что прослезится от счастья, если наш план получится.
И мы отправились на поиски сентиментальности.
3.
В ратуше в это время кушали бутерброды, пили шампанское, слушали джаз. А мы с Бегемотом, после нескольких неудачных попыток, встретили на улице сентиментальную молодую даму. Она была так хороша - как три бутерброда с икрой! Летом она окончила филфак на Украине и теперь сумела найти в Германии временную работу на должности домашней прислуги. Суббота - это был ее выходной день.
Согласно плану, я отвел ее в сторону.
- Наденька! - проникновенно сказал я шёпотом. - Саша - это мой близкий друг и тонкая душа. Он стеснительный, но хорошо зарабатывает. Не обращайте внимания на его застенчивость. Его тонкая душа рвется на части от безуспешных поисков сентиментальной девушки - и это вы! Наконец-то!
- Он тут на ПМЖ? - сентиментально спросила Надя. - Если тоже по временной визе, то мне таких даром не надо!
- На ПМЖ, на ПМЖ! - прошептал я. - Уже семь лет он тут на ПМЖ. Но за эти семь лет у него не было ни одной женщины. Ему от вас ничего не надо - кроме сентиментальности!
- Что, даже и трахаться не надо?! - искренне удивилась Надя.
- Ничего не надо - только быть сентиментальной. За это он вам сразу, прямо тут подарит сто евро.
- Просто так?!
- Да. Мы вместе поужинаем в ресторане. Потом он вызовет вам такси - и вы уедете.
- Я... согласна! - прошептала Надя.
- Саша! - громко сказал я. - Дай этой сентиментальной девуше сто евро. Она согласна облагородить своим тонким присутствием наш совместный ужин!
Саша вздохнул. Молча дал ей сто евро - и мы пошли в ресторан.
4.
Не знаю, что в это время было в ратуше. Вероятно, там играл хороший джаз. Конечно, я охотно послушал бы. Но и в ресторане тоже было вкусно! Жаль, что без джаза. Но вместо джаза там была Надя. Как только она открыла рот - я перестал думать о джазе! Такого джаза я еще никогда не слышал!
Саша, согласно плану, почти молчал.. Я, согласно плану, кушал. А Надя, согласно плану, была сентиментальной.
- Саша, вы слышали когда-нибудь о таком писателе - Николае Васильевиче Гоголе? - певуче спросила Надя.
- Были контакты, - кротко ответил Саша Бегемот.
- Так я оттуда, - сказал Надя. - С Полтавщины. С вечеров на хуторе близ Диканьки. С детских лет я была увлечена поэзией нашего маленького сентиментального городка. Бывало, выйду к реке, и вокруг - одна сентиментальная природа. Камыши на том берегу... синева неба... тихий шелест плоскодонок по воде. Я садилась на траву - и радостно читала сентиментальные стихи. Саша, вы любите стихи?
- Были контакты, - кивнул головой Саша. - Помню, на Невском хорошо шли старые журналы с прижизненными стихами Некрасова. По сто баксов за один журнал, а у меня их было семь годовых подшивок!
- Ой, да перестаньте вы о баксах, - сказал Надя. - Например, вслушайтесь в эти возвышенные слова: "Рэвэ тай стогнэ Днипр широкий, сэрдытый витер завыва, додолу вэрбы гне высоки, горами хвыли пидийма"! Где и за какие баксы это можно купить?!
- Не могу знать, - честно ответил Саша. - На Невском таких не встречал.
- За баксы - не встречали? - вдруг с неприязнью спросила Надя. - А он много раз ходил по Невскому, наш Тарас Григорьевич Шевченко. Он жил в Петербурге - в полу-жизни, в полу-ссылке от Украины. И - медленно там спивался. Потому что его тело было в Петербурге, а душа - в Украине! Но и Петербург он любил - странной любовью, но любил. Может, его душа иногда, на короткое время прилетает сейчас на Невский - бродит она, бродит, бродит, и вспоминает прошлое нэзлым тыхым словом. Это сентиментально, Саша, правда?
Мы помолчали.
- Хотели бы вы остаться в Германии? - спросил Саша Бегемот.
- Конечно, хочу, - сказала Надя. - Но не по временной, а на ПМЖ. Найти тут хорошую работу, зарабатывать. Отец у меня инвалид, а мама почти ничего не зарабатывает. А я единственная дочь, кто еще им будет помогать деньгами, если не я? Это сентиментально, Саша, правде?
Мы опять помолчали.
- Надя, давайте с вами подружимся, - сказал Саша Бегемот. - Может получится?
- Давайте попробуем, Саша, - согласилась Надя.
5.
Таким был у меня тот странный осенний вечер. И юмор, и сентиментальность, и крик души.
Я ушел, а они остались разговаривать в ресторане. Опять шел дождь, и мои летние туфли опять промокли.