Аннотация: Рапсодия не успевает начаться, как уже кончилась.
Боря РОЙТБЛАТ
ГОРОД, ЯПОНКА И Я
рассказ
1.
В Германии - много городов.
Но крупное впечатление на меня тут произвел один город: Швэбиш Халь.
Он красив. Он уютен. Он похож на старинную шарманку. Он - как игрушечный.
Когда я приехал сюда, мне казалась, что тут на каждом шагу должны продаваться игрушки. Так много тут старинных, теплых, обжитых домов. Острые крыши, красная черепица и много цветов: на окнах, на стенах, на дверях.
Вторая мировая война не потрогала его железными пальцами. Авиация союзных войск ни разу не бомбила его. Штутгарт, в часе езды отсюда, был почти разрушен, весь в обломках кирпичей. А на Швэбиш Халь - не упала ни одна бомба.
В старые века в Швэбиш Хале впервые появилась монета под названием таллер. Потом это дало название доллару. Но, конечно, не это стало причиной, почему американцы не бомбили Швэбиш Халь. Просто тут не было ни одного военного завода.
Этот город - столица швабов. В Германии над швабами исконно посмеивались. Называли их скупыми и туповатыми. Но - странное дело! Те швабы, с которыми я контактировал в разное время, не были ни скупыми, ни тупыми. Один - сдал мне квартиру за символическую плату: 100 марок в месяц. Другой, под Штутгартом, неделю оплачивал мне номер в отеле, потому что я оказался без денег. И не я просил его об этом, а он сам предложил. Одна швабка бесплатно перевела на немецкий мою детскую повесть для радио, а потом даже гонорар не хотела брать. Хотела подарить свою часть гонорара мне, хотя сама была совсем не богатой. Я видел ее два раза, не больше десяти минут, и оба раза - на главной площади Швэбиш Халя, у церкви. Первый раз - когда я отдавал ей рукопись. Второй раз - когда получил от нее готовый перевод. И еще один раз я говорил с ней по телефону. Вот и все знакомство.
Когда северные немцы иронично говорят о швабах - мне это неприятно.
Швабы - это немцы, но у них свой диалект. Я до сих пор его с трудом понимаю. Да и то - не всегда. Так, вероятно, коренной петербуржец понимает жителя Прикарпатья, который говорит с ним на литературном украинском языке.
В Швэбиш Халь меня, свежего эмигранта, привела мадам Судьба. Не могу сказать, что я люблю эту мадам. Скорее - так, терплю. Что делать, от нее никак не отвязаться.
Но в тот раз мадам Судьба сделала мне подарок. В Швэбиш Хале я восемь месяцев изучал немецкий в Гете-Институте. Тут я был - как в раю. Тут со мной происходили разные чудеса.
О некоторых чудесах - этот рассказ.
2.
Начну с того, что преподаватели в Гете-Институте были старательные. Но не им я обязан своим более-менее средним знанием немецкого.
Эти преподаватели ни слова не знали по-русски. Всю грамматику они объясняли только на немецком. Падежи, склонения, какие-то артикли: der, die, das.
Ужас!
Я был на грани обморока.
В школьные годы такой же ужас наводили на меня уроки русского языка. Все диктанты я писал правильно. Но когда меня вызывали к доске, с моей спины начинали стекать океаны холодного пота. Мои штаны были - мокрыми. До сих пор не уверен, что могу отличить наречие от прилагательного. Или - деепричастный оборот от причастного. А про сложноподчиненность, как и про сложносочиненность предложений - лучше не спрашивайте у меня. А то прямо на ваших глазах - помру от страха.
И вот я дарю вам готовый эпизод для кинокомедии. Неграмотный Боря, ни бум-бум в немецком, сидит в Гете-Институте на уроке немецкой грамматики. В центре города Швэбиш Халь. Преподаватель что-то говорит. Я - не понимаю ни слова. Вдруг преподаватель смотрит на меня и радостно произносит:
- Борис! Битте!
Я встаю. Лихорадочно пытаюсь понять: что он хочет от меня?! Что я сделал ему плохого? Я тихо сидел, никому не мешал и думал, какой сорт пива лучше. Так за что же он поднял меня с места?!
- Что он хочет? - шепчу одними губами.
- Назови все формы этого глагола! - шепотом подсказывают соотечественники.
- Какого глагола?
- Того, что на доске!
Я смотрю на доску. Кто мог знать! Там действительно что-то написано! Но откуда мне знать формы немецкого глагола, если я до сих пор не очень понимаю, что такое русский глагол!
Мои штаны становятся мокрыми. Я всегда был уверен, что грамматика - это опиум для народа. Но теперь этот опиум решил доконать меня и в Германии!
- Не... знаю, - говорю я преподавателю.
- Подойдите к доске, - говорит он. - Пишите, я диктую!
Он диктует, я пишу мелом на доске. Все формы этого чертова глагола. По пять ошибок в каждом слове.
- Ну, Борис? - говорит он. - Теперь вы поняли?
- Что? - спрашиваю я.
- Что это - формы глагола!
Я молчу. В школе с меня тек холодный пот, а тут - ледяной. Мне приходит мысль: завтра меня выгонят из Гете-Института. С волчьим билетом. В этом билет будет написано: "За невероятную тупость".
- Борис, кто вы по профессии? - спрашивает он.
- Журналист! - отвечает кто-то.
- О, Господи! - говорит преподаватель.
Я плетусь на место. Мои штаны такие мокрые, такие тяжелые, что вот-вот упадут.
- Борис, вы работали в газете?! - со стоном спрашивает преподаватель.
- Работал, работал! - отвечает кто-то. - Он даже немножко писатель!
- О, Господи!!! - говорит преподаватель.
У него больше нет сил что-то еще сказать. После траурной паузы - урок продолжается. Преподаватель старается не смотреть в мою сторону. Надо сказать, немцы очень боятся холестерина и инфаркта. Я для этого преподавателя - хуже инфаркта с холестерином. Поэтому он вообще перестает меня замечать.
После обеда я прихожу домой. Выпиваю банку пива. Начинаю думать: не пора ли повеситься? Пора. Но перед смертью - надо бы написать рассказ. О чем угодно, и желательно с юмором. И я срочно пишу рассказ на несколько страниц.
Рассказ готов. Куда его посылать? Может, на радио "Свобода"? Ха, зачем им нужен мой рассказ, они про меня никогда не слышали даже! Но - иду на почту и отправляю рассказ на радио "Свобода". Принципиально! Тем более что рассказ написан в непривычной для меня манере. Раньше, в Таллинне, я вообще редко писал рассказы, больше писал повести и радиопьесы. А рассказы мне вообще не удавались. Значит, на радио "Свобода" мне откажут. Зря потратил деньги на почтовую марку. Вот идиот!
Теперь надо зайти в магазин. Купить веревку - и тихо повеситься.
Выхожу с почты - и навстречу мне идет японка по имени Май.
3.
Впрочем - японка ли она? Может, китаянка с острова Тайвань? Как ее звать по паспорту - понятия не имею. Май - это у нее такое прозвище. Ладно. Будем считать, что она японка с острова Тайвань.
Эта Май - тоже студентка Гете-Института. Она уже почти свободно говорит по-немецки. Хорошо владеет английским и немножко русским. Она приехала в Германию довести свой немецкий до полного блеска. Она хочет стать переводчицей.
Эта японка явно благоволит ко мне. Она очень добра. Но я не очень мечтаю с ней переспать. Поэтому стараюсь держать дистанцию. Говорю с ней на полу-английском русском языке.
- Борис! - говорит она. - Что случилось? На тебе лица нет!
Я начинаю объяснять ей свою трагедию. Что немецкая грамматика - это уже выше моих сил. Что я хочу купить веревку и повеситься. Что чем жить так - лучше совсем не жить. Потому что немецкий - это труднее, чем даже Божья кара!
- Ах, Борис! - говорит она. - Пойдем выпьем коньяк, и мы найдем решение!
И мы идем в кафе: пить коньяк и находить решение.
Денег у этой японки - куры не клюют. Деньги ей присылает японский любовник. У него там собственная строительная фирма. Он мечтает жениться на ней - так она мне рассказывала. Но она не спешит за него замуж. Потому что в постели его хватает - ровно на 30 секунд. Тоже трагедия. Рапсодия не успевает начаться, как уже кончилась. Кто горит желанием купить билет на такой короткий концерт?
Поэтому мы с ней оба - друзья по трагедии. У нее богатый, но короткий любовник. А у меня - пустой карман и непреодолимая немецкая грамматика. Поэтому за коньяк опять будет платить она, а не я.
Мы выпиваем по четыре рюмки. И тут Май прагматично вспоминает, что она - не строительный магнат, а всего лишь любовница строительного магната. Это справедливо. Завтра магнат найдет себе другую и перестанет посылать Май деньги. А своих денег у нее сроду не было.
И мы приходим к выводу, что кафе - это слишком дорого. Поэтому, чтобы продолжить вопрос о немецкой грамматике, мы успеваем зайти в магазин. Чтобы купить там коньяк или какой-нибудь брэнди, но подешевле. Я предлагаю купить всего лишь три бутылки, но Май говорит:
- Это мало. Купим пять. Он обещал мне, что будет присылать деньги еще три месяца. Пока я тут не закончу курс.
Мы идем к ней домой: пить коньяк и находить решение - как спастись от немецкой грамматики. Май не пьяница, но две бутылки коньяка - это для нее не самая большая проблема. Она снимает квартиру в частном доме. За квартиру тоже платит японский любовник. Вероятно, это хороший парень.
Мы пьем коньяк и беседуем о немецкой грамматике. Заедаем устрицами с лимоном.
4.
После третьей бутылки Май садится ко мне на колени и делает гениальное заявление:
- Борис! Немецкий надо учить по бульварной газете "Бильд". Это ужасная газета. Но они пишут короткими фразами, простым языком.
- О! Я тоже так пишу! - говорю я.
Она достает из-под кровати газету "Бильд". Я начинаю читать, и мне вдруг становится приятно. Потому что - понятен смысл. По крайне мере - смысл!
Мы садимся на кровать - и выпиваем четвертую бутылку. Нам уже так хорошо, как никогда раньше. Потому что раньше я целомудренно избегал пить с ней, сидя на кровати. У меня есть слабость: когда не хочу - не могу себя заставить захотеть. Есть мужчины, которым это удается. А мне почему-то нет.
- Дома я учила немецкий, - говорит Май. - Преподавательница была - немка. И она мне сказала: "Читай газету "Бильд" - и немецкий у тебя в кармане!" И это действительно так! Борис, а почему ты со мной не хочешь переспать? Ты импотент?
- Пока нет, а что?
- Ничего! - говорит Май. - Просто спросила. У меня на кухне еще четыре бутылки брэнди.
Мы допили пятую бутылку коньяка. Потанцевали. Поцеловались. Помню, что потом приступили к брэнди. А вот количества - не помню. Это было в пятницу вечером. Трудный день.
А в субботу, где-то к обеду, я неожиданно проснулся в ее постели. Май причесывалась у зеркала.
- Как жаль, что я через три месяца уезжаю, - сказала она печально. - Неужели мне придется выйти за него замуж? Где мне там найти русского любовника?
- Зато будешь богатой! - рассудительно ответил я.
Нам обоим стало печально. Так печально, что мы купили в дешевом супермаркете целую сумку брэнди. Это помогло нам до понедельника рассуждать о проблемах немецкой грамматики. Май понравилась мне. Так понравилась, что я почти влюбился. Я даже дал ей советы, как сделать японского любовника более длительным. Теперь я этих советов не помню. Но помню, что это было, кажется, после четвертой бутылки брэнди. Кто мог знать, что японские девушки так здорово умеют рассуждать о немецкой грамматике!
5.
Но эти проклятые глаголы мне все-таки пришлось вызубрить. Хочешь не хочешь, а - надо! Я зубрил их с помощью газеты "Бильд" и отксеренных шпаргалок. Клянусь вам: через две недели я уже говорил с Май по-немецки. Особенно хорошо это получалось в субботу вечером, когда мы допивали пятую бутылку брэнди. В такие вечера я так здорово говорил по-немецки, что Май кричала:
- Борис, после курсов тебе надо стать преподавателем Гете-Института!
Это был мой успех. Самый тупой студент Гете-Института вдруг открыл рот - и заговорил по-немецки. Я записался в студенческий театр. Вдруг - стал писать скетчи на немецком языке. Мы ставили их в актовом зале, и публика даже аплодировала! И все это - благодаря бульварной газете "Бильд".
Но это было еще не все. Чудеса продолжались.
Однажды я позвонил родителям в Бердичев. Они ждали визу. Отец сказал радостно:
- Мы слушали твой рассказ по радио!
- По какому радио? - не понял я.
- По радио "Свобода". Все соседи это слушали. Нас поздравляли. Всем понравилось!
Я подумал - и написал еще один рассказ. И опять послал его на радио "Свобода". А потом - еще. А потом - опять. И мои рассказы шли в эфире, их читал актер Юлиан Панич. У этого радио, к сожалению, нет привычки сообщать автору, когда пойдет его рассказ. Поэтому мои рассказы слушали мои родители, а не я сам. Я был тогда очень занят немецкой грамматикой. Но из телефонных разговоров с ними сделал вывод, что работать в жанре рассказа - это не так уже плохо.
А кто в этом виноват? Преподаватель, которого удивляла моя тупость. Веревка для повешения, которая до сих пор не куплена. Японка Май, которая нашла правильный путь в дискуссии по немецкой грамматике. И, конечно, бульварная газета "Бильд", которую с тех пор я некогда больше не читал. Как только стал говорить по-немецки, так перестал читать эту газету. Конечно, это с моей стороны - черная неблагодарность. Но - что поделаешь! Люблю бульвары, но читать бульвары - не люблю.
А японка Май уехала в Японию. Вышла там замуж за своего строительного магната. Сообщила мне об этом короткой открыткой, и внизу написала: "P.S. Твои советы нам помогли. Но теперь это у нас так долго, что опять хочется коротко!" И больше никогда не писала мне.
С ее отъездом закончились наши дискуссии на тему немецкой грамматики.
А потом я уехал из Швэбиш Халя. Но поверьте - о, как тепло я вспоминаю об этом прелестном швабском городке. На полпути между Штутгартом и баварской землей. Вообще-то, пора стать миллионером - и поселиться в Швэбиш Хале. В красивой квартире с видом на городской почтамт.